Империя чувств

Элейн

Я никак не могу избавиться от мыслей о нём. А ведь Тавхид совсем не такой ужасный. Послушать моего отца народ Хантиана просто чудовища, жаждущие взять нас в рабство. Выходит, всё это ложь?

За главными трёхметровыми воротами окружающими дворец меня перехватывает Кристофер. Иногда, глядя в его профиль, я путаю Кристофера с дядей. Уж очень сын похож на отца. Те же рыжие волосы, форма лица и носа, те же голубые глаза и горделивая осанка. Если не бородка, что носит Дерек, я не смогла бы их отличить.

– Что с твоей ногой? Где твоя обувь? Что случилось? – Кристофер берёт меня на руки и широкой походкой несёт меня по вымощенной плиткой дороге, под кронами фиолетовых деревьев прямиком к лестнице.

– Я могу сама идти. Это лишнее.

– Где ты была?

– В городе. Я подвернула ногу, упала и поцарапалась. Но мне уже лучше. Правда.

Кристофер поднимается по прямому маршу и ставит меня на широкую площадку. Я поправляю вуаль и в нерешительности смотрю на ещё пять маршей. По водяным каналам вдоль лестницы с журчанием течёт река. Когда мы ещё были детьми, нашей забавой было мастерить из виноградных листьев и сухих прутиков кораблики, которые мы пускали по каналам и бегом мчались к воротам, чтобы увидеть, чей кораблик вырвется вместе с потоком воды из канала через стену и полетит в реку с пятиметровой высоты. Нас за такие игры часто ругал Дерек. Особенно меня, так как считал, что дочери князя вместо того, чтобы дурачиться с мальчиками, нужно сидеть в вышивальном кружке. Но как я могла лишить себя веселья? А с Кристофером всегда было весело. Это сейчас он думает только о войне и браке на дочери графа Флабера в финийской империи. Я знакома в Линси, мы вместе учились в академии. Она слишком заносчива и избалована. Зная характер Кристофера, я уже ему сочувствую. Но может, ему удастся её перевоспитать?

– Ты так и будешь стоять? Вижу, ты не уверена, что способна миновать эту лестницу, – Кристофер снова подхватывает меня на руки. Я смеюсь и обвиваю его шею.

– Когда ты женишься я, наверное, уже не смогу приезжать к тебе в гости.

– Почему ты так решила?

– Твоя жена будет считать себя здесь хозяйкой.

– Но не ей решать, перед кем открывать двери дворца. А для тебя они всегда будут открыты. Да и не уверен, что в ближайшее время состоится помолвка. Вооружённый отряд из двух тысяч воинов идёт на границу Хантиана. Думаю, близится война, а значит, вскоре здесь будет небезопасно.

– Война? Когда, зачем? – я спрыгиваю с рук Кристофера и оглядываюсь на главные ворота, которые за час до захода солнца наглухо запирают. А если этот Тавхид прибыл в город с войском? Но тогда война уже разразилась. Мне стоило его расспросить. Теперь я всю ночь не смогу спать.

– Так решил император и твой отец. Я пока не всё знаю. Но солдаты Хантиана, завидев движущийся на них полк, немедленно придут в боевую готовность. Сам не хочу эту войну, почему так сложно жить в мире и согласии? – отвечает он с понурым видом.

– А что говорит твой отец?

– Он тоже не рад этому. Императору хорошо, он там, а мы здесь. Если не выдержим, то Мали станет первым городом кровожадных суми. Папа говорит, что если начнётся война, нам придётся взять под защиту народ города. А ведь их там больше десяти тысяч. Как дворец сможет всех вместить и обеспечить продовольствием? Мужчины, конечно, будут защищать детей и женщин, но всё равно, наши попытки будет просто смехотворными.

– Почему ты думаешь только о плохом? – сжимая и разжимая кулаки, я поворачиваюсь и решительно преодолеваю последние десять ступенек. Странно, но после мази Тавхида, я не ощущаю никакой боли. Узнать бы из чего она делается.

– Но ведь только плохие мысли и лезут в голову.

– Но зачем императору нападать на Хантиан через наше княжество? У него с суми есть своя на юге граница, вот пускай и там с ними воюет.

– Я тоже об этом думаю. По мне, император Димитрий ещё тот мерзавец. Прикрывается нашим княжеством, как щитом. Это слабость. Две тысяч, пф... почему не двадцать тысяч, чтобы при виде такого войска, суми бросились в бегство.

– А ты тоже против наших соседей?

– Они же варвары. Ты видела, во что они одеваются? А как они ведут себя... точно животные.

– Животные? Варвары? – я весело хохочу. Да, вот насчёт одежды я согласна. Кажется, уж слишком откровенно, но... я с трудом отводила глаза от его груди и торса. А его мускулистые руки и эта бронзовая кожа...

– Элейн, ты меня слышишь?

– А? Что?

– И что ты делала в городе?

– Гуляла. Ладно, я пойду к себе. Скоро ужин.

– Тебе точно не нужна моя помощь? Дойдёшь? Всё же добраться до покоев, тебе нужно миновать ещё две сотни ступеней.

– Я вижу, ты бездельничаешь.

– В каком это смысле? – хмурится Кристофер.

– Нашёл время считать ступеньки.

– Это мои рёбра их пересчитали в детстве.

Смеясь, мы расходимся по сторонам. Я безболезненно поднимаюсь в покои. Во дворце много красивых комнат, но эту я считаю исключительной, так как большие арочные окна с широким балконом позволяют мне встречать рассвет, любуясь, синим стозерским морем. Кессонный потолок с растительной лепниной подпирают белые мраморные колонны с резными из чёрного дерева капителями, девять вокруг имплювия под открытым небом и двенадцать вдоль стен. Множество зелени в больших вазонах создают приятное ощущение, точно находишься в лесу. Огромная кровать, завещанная полупрозрачным шёлком, может вместить четырёх человек. Пол из мрамора застилает белый шерстяной ковёр, привезённый из Найомадзуанской империи. Коврами редко застилают пол, но в дождливый сезон дворец остывает и ходить по мраморному полу не очень приятно.

При моём появлении Клэр, придерживая руками золотистый шёлк и иглу с серебристыми нитями, поднимается с кресла.

– Моя госпожа, что с вашей ногой?

Я снимаю с головы вуаль и перевожу дыхание.

– Всё в порядке, нет причин для беспокойства.

Я ухожу в уборную и умываюсь, снимаю повязку и оглядываю порез. Ничего серьёзного, думаю, завтра уже и не вспомню. Его мазь, кажется волшебная. И почему у нас такой нет? Она отлично бы лечила любые раны и порезы. Если мне удастся завтра с ним встретиться, я куплю у него эту мазь. А почему я думаю, что встречусь вновь с Тавхидом? Откуда такие мысли или скорее желание? Но я, правда, этого хочу. Ох, это такое искушение. Правильно ли я поступаю? Но если я чего-то хочу, разве меня может что-то остановить? Одно то, что общение с мужчиной суми для женщины лаури неформально под запретом уже подтачивает меня к решительным действиям. И откуда во мне такая жажда нарушать правила, идти поперёк всему?

После ужина я принимаю ванну, надеваю шёлковую рубашку для сна и позволяю Клэр расчесать волосы.

– Ходят слухи, что грядёт война.

– Я не хочу об этом говорить.

– Вам страшно?

– Скорее охватывает чувство сожаления и отрицания. Так не должно быть. Разве мы не можем быть дружными странами?

– Мне кажется, всё дело в культуре и вере. Суми жестокие люди. Они перерубят все наши деревья и оставят нас без надежды.

– И ты тоже считаешь их жестокими. Неужели, я так мало о них знаю?

Клэр улыбается.

– Моя госпожа, нежная и романтичная натура.

– Да ну?

– Я вижу вас такой, какой вы показываете себя. Не знаю, что у вас в душе, но вы не та, кто думает как все.

– Спасибо Клэр. И всё же, неужели суми для тебя все на одно лицо?

Клэр в задумчивости склоняет набок голову и по неосторожности дёргает мне волосы.

– О, госпожа, простите меня. Я забылась. Извините. Вспомнила историю, может она и выдуманная, но мне её мама рассказывала, как в одно очень далёкое время, женщины лаури предпочитали выходить замуж за суми. Даже поговаривали, что именно мужчины суми приезжающие сюда за невестой, были первооткрывателями золотых рудников. Знаете такого поэта суми Маруана?

– Конечно. Его стихи самое лучшее, что я читала о любви.

– А вы знали, что он жил в Малетрайи и его жена была лаури?

– Нет, – округляю глаза.

– Возможно, не все суми жестокие варвары. Не скажу, что наши мужчины идеальны, есть и негодяи. А вы что думаете?

– Так же, – мысли снова уносят меня к Тавхиду. Звучит невероятно, но я хочу вновь оказаться в его объятиях. Так крепко, как он меня не обнимал ни отец, ни Кристофер. А эта его заразительная улыбка и жгучий взгляд. Я кусаю губу и желаю скорейшего рассвета.

Клэр расправляет постель, убедившись, что мне удобно и больше ничего не нужно, она уходит. Но спать я ещё не хочу. Что-то вынуждает меня встать. Я выхожу на балкон и, взявшись за балюстраду, смотрю туда, где в порту стоят корабли. Берег и главные улицы города подсвечиваются маслеными фонарями. Со вздохом прижимаюсь к колонне и наблюдаю за голубыми светящимися бабочками, что кружат вокруг белых цветов. Тишину нарушает чириканье одинокой птицы. Поднимаю взгляд к звёздному небу, особо ярко сияет спутница планеты Кариос. Её холодный голубой свет любят цветы, особенно Эрола, что распускаются раз в год в ночь весеннего равноденствия большими жёлтыми цветками и источают нежный сладковатый аромат. К утру они закрываются, точно бабочки в кокон и опадают. Цветок Эрола считается символом Малетрайи, он на флаге и гербе, а свадебный наряд невесты обязательно украшают вышивкой этого цветка.

Я вздыхаю, мысли вновь возвращают меня к Тавхиду. Желая не забывать образ понравившегося мне мужчины, я выхожу из покоев и спускаюсь в библиотеку. Миновав несколько лестничных пролётов, я подхожу к угловой двери и тихонько её приоткрываю. На столе, где обычно сидит Вениамин Олсо, занимающимся переводом книг, горит лампа, но мужчины нет. Я закрываю за собой дверь и подхожу к столу. Словно тень Вениамин выплывает из-за полки с книгами.

– Ах, это вы госпожа Элейн. Что вас привело в библиотеку в столь поздний час? Уже темно.

– А вы чем занимаетесь?

– Да вот ищу словарь, потерялся опять. Эти прислуги, прямо несчастье какое-то. Сколько раз им говорил, не убирать на полки книги со стола, всё без толку, – Вениамин высокий, но горбившийся мужчина за шестьдесят с белоснежными волосами и бледной кожей, шаркая обувью, семенит к столу и через оправу круглых очков вопросительно глядит на меня?

– Мне нужна рисовая бумага. Я хотела порисовать.

– Бумага на полках, – показывает он пером за стол. – Простите за любопытство, а что вы хотите нарисовать?

– Мужчину, – лукаво улыбаюсь и поворачиваюсь к полке.

– Очень интересно, – Вениамин усаживается за стол.

– Можно у вас ещё взять угольные карандаши?

– Бери всё что нужно. Погоди, я сам их найду.

Пока он ковыряется в столе, я разглядываю книги, которые он взялся переводить.

– А что это такое? – я беру со стола смятые пергаменты с нотами. – Никогда не видела таких нот. Чья это музыка?

– Это музыка дудки. Занимаюсь переписыванием нот со старых пергаментов ради удовольствия.

– Впервые слышу про дудку.

– Эта музыка пришла к нам из Хантиана. В основном их музыкальные инструменты, это духовые и барабанные инструменты.

– А откуда они у вас?

– Купил в Эрихо.

– Вы были в столице Хантиана? Я не знала и как там?

– Красиво и совсем не так, как рассказывают о ней те, кому ненавистен народ суми. Мне говорили, что там грязно, пустынно, а люди, точно звери. Но я встретил добродушных, весёлых, добрых людей, готовых прийти на помощь в любом случае.

– Правда? – я сажусь в кресло, как это знакомо. – А какая у них столица?

– Её нужно увидеть собственными глазами. У них также много зелени, цветов и красивых женщин, не скрывающих свои лица. На рынках можно купить всё что угодно. Но нужно быть внимательным, так как торговцы не прочь и брать хитростью.

– А это правда, что когда наши народы дружили, то женщины охотно выходили замуж за суми?

– Если читать историю Аванской эры, князь Малетрайи Аврелий III отдал дочь в жёны принцу Аль-Фарани. Да, наши народы дружили, а потом началась череда войн, появились охраняемые границы и упрямая вражда. С тех пор минуло три века, и помирить нас может только чудо. Ты кстати, знаешь, когда король Омар предлагал брак сестре твоего отца? Но твой дед ему отказал и через неделю выдал её замуж за императора Димитрия.

– Да, я слышала об этом. Тётя Камилла до сих пор славится неповторимой красотой. А что на этот раз? Зачем император отправил в Мали войско?

Вениамин пожимает плечами и заворачивает в лиственную бумагу жёлтого цвета угольные карандаши.

– Приоритетом каждой развивающейся страны, кроме юнумийской конфедерации является развитие военной мощи. Вот как ты думаешь, будешь ли ты как княжна со своим войском в миллион солдат нападать на империю насчитывающая десять миллионов солдат?

Я смеюсь. Вениамин кивает и улыбается. На этом наш разговор заканчивается. Я поднимаюсь.

– Доброй ночи, госпожа.

– Спасибо, и вам доброй ночи, не засиживайтесь долго.

Я возвращаюсь в покои, зажигаю лампу и рисую по памяти лицо Тавхида.

Тавхид

Страстно желая вновь увидеть рыжеволосую Элейн, я сразу после отбытия Харуна, отправляюсь к скалистому берегу. Ещё утром, я купил в городе местную одежду, она немного непривычная, но мягкая и воздушная. Продавец неохотно показывал товар, но под конец мы с ним разговорились и он даже сделал мне скидку, если я куплю две рубашки. Никогда не носил рубашки, и с непривычки, казалось, что я не могу свободно двигать руками, и при резких движениях швы начнут рваться. Но я быстро привык.

Шагая по песку, я закатываю рукава по локоть и перевязываю волосы. Поднимаю голову и улыбаюсь при виде Элейн, что пробирается через скалы. Неужели там есть проход? Но не в гроте же она живёт. Я подбегаю к ней и ловлю в объятия хрупкое, мягкое тело девушки. Она вскрикивает от неожиданности. Ненавистная вуаль не позволяет мне заглянуть в её глаза. Я прижимаюсь носом к её щеке и вдыхаю полюбившийся аромат. Сегодня на ней платье нежно-розового цвета с перламутровой вуалью.

– Элейн, ты пришла. Я просто несказанно рад.

– Я тоже, – выдыхает девушка. – Ты переоделся?!

Я выпускаю Элейн из объятий, отступаю и развожу руки.

– И как я тебе? Похож на лаури?

– Гм..., – кажется, она едва сдерживается от смеха. – Совсем непохож. Тебе стоило застегнуть пуговицы, – слышу в её голосе нотки смущения и смотрю на распахнутые края рубашки.

– Ах да, но так мне больше нравится. Как твоя нога?

– Замечательно. Я бы хотела купить у тебя эту мазь.

– Купить? Зачем? Я тебе её даром отдам, идём сюда, – я беру Элейн за руку и завожу за большой камень ближе к морю. Здесь нас с берега никто не увидит. Мы садимся на песок у камня, я снимаю с пояса сумку, открываю и протягиваю ей бумажный пакетик с кусочками чёрного шоколада. – Может, снимешь вуаль, я ведь уже видел тебя.

Она поднимает края вуали и набрасывает мне на голову. Зелёные глаза, игривая улыбка и сладко-цветочный аромат вынуждают меня забыть обо всём. Я точно в первый раз очаровываюсь её красотой. Набросив на меня вуаль, она невольно пригласила меня в свой запретный мир, предельно сблизив нас. Лишившись дара речи, я наблюдаю за тем, как она отправляет кусочек шоколада в рот и рассасывает его.

– Вкусный шоколад, – следующий она подносит к моим губам. Я, не отводя от неё пылающего взгляда, беру в рот шоколад. Замечаю, как пылают её щёки, она облизывает губы и внимательно рассматривает меня. – Мне стоило тоже что-нибудь принести.

– Главное, что ты пришла. Я шёл сюда с надеждой увидеть тебя ещё раз. Не знаю, как это объяснить, но у меня такое чувство, словно я тебя уже очень давно знаю. Даже что-то подсказывает, что ты тоже обо мне думала.

Она очаровательно улыбается и кивает. Я беру её за руку и перебираю тонкие пальцы с нежной, гладкой кожей.

– Мне вчера сказали, что император привёл к нашим границам войско. Что ты об этом скажешь?

Дёргаю головой, совсем не хочу обсуждать с ней эту тему.

– Ты тоже будешь сражаться? – добавляет она чуть тише.

– Я не хочу этой войны с твоим народом. Но мне придётся защищаться, если солдаты начнут убивать мой народ.

– Ты прав. Нам обоим придётся убивать друг друга по решению одного человека. Это неправильно. Так не должно быть, – в её глазах заблестели слёзы, я подсаживаюсь к ней чуть ближе и обнимаю девушку за плечи.

– Не будем думать о плохом, может это не больше чем защита империи. Сменим тему. Поговорим о тебе. Как думаешь, твой отец даст добро, если я буду просить отдать тебя мне в жёны?

Она в изумлении смотрит на меня, но вот её губы трогает улыбка.

– Он откажется.

– Почему? Потому что я не лаури? Но я готов принять твою культуру, праздновать все ваши праздники и поклоняться вашей нимфе или богине...

– Мы называем её Элия и считаем, что её душа живёт в дереве, что находится в графстве Нимфисия. Это огромное в своём роде дерево. Самое большое, что я когда-либо видела. В первый день весеннего равноденствия мы должны совершить поломничество к Элии и...

– И принести кого-то ей в жертву?

– Нет, – смеётся Элейн. – Мы просто молимся, просим у неё защиты.

– Я слышал, что вокруг этого дерева огромный сад из разного рода деревьев.

– Да. При рождении ребёнка мы сажаем корень дерева или семечку и считаем, что после смерти наша душа продолжает жить в этом дереве.

– Ага, поэтому у вас запрещено рубить деревья. И поэтому у вас в стране такая бурная растительность, – я не в силах скрыть улыбку.

– Если кому-то так хочется, пусть рубит своё. Мы любим и почитаем нашу богиню.

– А где вы берёте дерево на строительство кораблей? На мебель и на многое другое?

– Закупаем в Норумии мебель, а корабли заказываем в герцогстве Иемонари.

– Хм. У нас, куда всё проще. Мы верим в реинкарнацию души. Верим, что рождаемся снова и снова. Но это не мешает нам сажать и рубить деревья. У нас правило, вырубил дерево, посади два новых. Но я не буду трогать деревья в вашей стране, это я тебе обещаю.

Элейн отвечает на мою улыбку, зажигательной улыбкой. Её глаза блестят, как трава по утру тронутая росой.

– Я вчера разговаривала с библиотекарем. Он рассказал, что ещё в Аванской эре, женщины лаури выходили замуж за мужчин суми.

– И это правда. Но потом началась война из-за золотых рудников на границе Хантиана и империи. А после находили любую причину, чтобы нападать друг на друга. Сейчас на меня в твоём княжестве смотрят как на врага.

– А разве в вашей стране на меня не будут коситься и забрасывать гнилыми овощами?

Я крепко сжимаю её руку и внимательно гляжу в необыкновенно зелёные глаза.

– У нас никто и ни в кого не бросается овощами и не нападает без причины, – заметив в уголке её губ шоколад, я наклоняюсь, она упирает руку мне в грудь, но не отталкивает. Я слизываю шоколад, она вздрагивает и приоткрывает губы. Нет, я буду жалеть, если её не поцелую. С жадностью завладев сладкими губами, я прижимаю Элейн к себе и запускаю пальцы в копну мягких волос. Она не сопротивляется. Я усиливаю натиск на её пухлые губы и скольжу языком в сладкий рот. Элейн стонет и становится мягкой и податливой, она льнёт ко мне, изгибаясь в пояснице. Жажда обладания этой девушкой сводит меня с ума. Я едва сдерживаюсь, знакомый прилив возбуждения развязывает мне руки. Но я боюсь спугнуть Элейн, она такая наивная и неопытная, что любое неосторожное движение может положить конец нашим встречам, а я ещё не настаивал на решении отправиться со мной в Эрихо. Мне нужна эта девушка. Если я её потеряю, то никогда не прощу себе этого. Она откидывает голову и с тяжёлым сбивчивым дыханием смотрит на меня, точно не верит своим глазам.

– Это был твой первый поцелуй?

– Да, – переводит дыхание и прячет пылающее лицо у меня в плече. Я с тайным наслаждением отвожу её волосы в сторону, обнажая бледно-розовую кожу шеи.

– Ты так прекрасна, – покрывая поцелуями её кожу, чувствую, как она дрожит, кажется, я перегибаю палку, как бы не оставить на ней синяки. – Прости, тебе больно?

– Нет... это так странно, мне нравится и в то же время пугает. Не знаю, правильно ли поступаю.

Я посылаю ей добродушно-ласковую улыбку. Она поднимает руку и принимается изучать пальцами лицо, волосы, избегая моего взгляда, кусает губу. Её робкие прикосновения к шее щекочут. Под вуалью я чувствую себя отделённым с ней от всего мира, словно мы одни и никто не посмеет нам помещать. Впервые я испытываю такое вожделение. Дыхание учащается. Она ласкает кожу на груди, возвращается к плечам, обвивает руки вокруг шеи и заползает мне на бёдра. Я начинаю терять над собой контроль. Встречно обнимаю её за тонкий стан и припадаю к её губам с голодной страстью. Как же сложно сдерживаться. С рабынями куда проще. Но с ними я не испытывал такого удовольствия. Сейчас же я на пределе и вот-вот взорвусь. Она как огонь, что готов меня поглотить, и я готов вечно упиваться её сладкими губами. Я крепче обнимаю девушку, боясь, если отпущу, то потеряю. Она вновь прерывается и переводит дыхание.

– Элейн, если это любовь, то я готов отдать за неё жизнь. Скажи, где ты живёшь, я хочу поговорить с твоим отцом.

– Он скажет «нет». Это невозможно.

– Тогда ему придётся меня убить, потому что яне намерен отступаться.