Мармарис

— Так не бывает! — насупившись, швыряет в воду камушек семилетний Кио, чем вызывает у Феликса редкую в эти дни улыбку. — У всех есть мечта. Мама говорит, что без мечты люди не могут жить. Так, какая у тебя мечта? — поворачивается к омеге мальчишка и ждет ответа.

— Кио, твоя мама прекрасная женщина, и все ее слова про мечту — правда, — пытается успокоить его Феликс. — Просто не все люди выбирают мечтать.

— Но почему? — Кио явно недоволен ответом и, зная характер этого упертого мальчугана, Феликсу пора бы сдаться.

— Потому что не все мечты сбываются, — поникшим голосом произносит омега. — Не все люди заслуживают того, чтобы их мечты сбылись.

— Ты не заслуживаешь? — грустнеет сразу же Кио и садится рядом с ним на камень.

— Я натворил много плохого, — вздыхает Феликс. — Я не принимал вовремя пищу, не слушал маму, плохо учился и много времени проводил с планшетом. Но ты ведь не такой, — тянет его к себе парень. — Ты слушаешь маму, и оценки у тебя отличные, значит, продолжай мечтать, и все твои мечты сбудутся, — ерошит его по голове.

— Еда готова, — подходит к друзьям миловидная женщина лет сорока и, на ходу утирая руки о фартук, кивает в сторону небольшого домика невдалеке. Кио первым срывается в дом, ведь мама обещала ему на обед тарелку картошки фри, а Феликс и Мелисса, так зовут новую подругу омеги, разговаривая, идут за ним.

Контакты Мелиссы Феликсу дала Мия, сказала, что какое-то время он может пожить у нее и попросить у нее работу, а потом решит как быть дальше. Сперва Феликс не хотел обременять незнакомую ему женщину, но после двух недель в городе, где никто его на работу из-за отсутствия опыта брать не захотел, он все-таки постучался в ее дверь. На деньги, переданные ему Мией, Феликс мог бы позволить себе не работать пару месяцев, послушаться ее и отдыхать, приходить в себя после трагедии, но этих недель было достаточно, чтобы понять, что оставаться наедине с собой — смертельно опасно. Феликсу необходима работа и максимальная нагрузка, ему нужно быть постоянно занятым и не давать грызущим его мыслям, объявить в его голове абсолютную монархию. Феликс готов делать что угодно, лишь бы не скучать по тому, кто одним своим присутствием рядом вселял в него желание жить, а сейчас каждое воспоминание о нем отдает запахом дыма, который поднимается от сгоревших надежд. Феликс безумно сильно скучает по нему, много плачет, сам поражается тому, как в нем это слезохранилище никак не иссякнет. Одного имени любимого достаточно, чтобы Феликса выворачивало наизнанку от острой боли, контролировать которую не в его власти. Феликс рад, что он не один, что рядом с ним Мелисса с Кио, и пусть по ночам он и задыхается от слез, днем рядом с ними он хотя бы издали напоминает человека. Мелисса оказалась замечательной женщиной с теплой улыбкой, которая, услышав имя Мии, сразу же позвала омегу в дом, и пока ее сын, пытался сделать гостю бутерброд, освободила ему комнатку. Мелисса не просто дала Феликсу дом, она взяла его помощником в свой зоомагазин и даже научила, как работать с кассой и с поставщиками товаров.

— Не устану благодарить тебя за гостеприимство, — садится за стол на открытой кухне Феликс и сразу тянется за миской с лапшой. Каждый раз, когда омега приступает к еде, он думает о том, успел ли Хенджин со всеми его заботами поесть, а потом мысленно благодарит его. Если бы не Хенджин, то Феликс так бы и не стал учиться выстраивать правильные отношения с едой.

— Мия подарила мне смысл жизни, принять ее друга меньшее, что я могу сделать, — накладывает на его лапшу кусочки жареной в кисло-сладком соусе курицы Мелисса. — И если совсем честно, нам хорошо с тобой, будто бы ты всегда тут жил.

— Ты все время повторяешь про смысл жизни, и я, кажется, понимаю, кого ты так зовешь, но может все же расскажешь, — набив рот, предлагает омега.

Кио, наевшись, уже носится по двору с одним из щенков, которых Мелисса подобрала на дороге, и взгляд женщины, устремленный на сына, отвечает на вопрос Феликса.

— Чтобы рассказать, мне нужно сделать тебе кофе, а себе чай, — улыбается женщина и, поднявшись, идет к плите. Феликс тем временем убирает со стола, достает вазочку с персиковым вареньем, которое они варили вместе, и раскладывает блюдечки. Через десять минут они снова сидят за столом, попивают ароматный напиток и общаются.

— Я появилась в неблагополучной семье, — начинает Мелисса, макнув печенье в варенье. — Если такие семьи делят по категориям, то я бы сказала, что в самой неблагополучной из них. Деньги у родителей конечно же были, ведь как иначе они позволили бы себе двоих детей. То, что они решили завести детей, было самой большой ошибкой матери и первой из тех, за которые я ее не прощу, — дрогнувшим голосом продолжает женщина. — Ее муж еще тогда не скрывал, что у него замашки абьюзера, вдобавок ко всему он всегда любил выпить, но она, как и большинство женщин с синдромом спасателя, решила, что после свадьбы все поменяется. Поменялось, только в худшую сторону. Она не сдалась, — нервно усмехается Мелисса, — она решила завести ребенка, ведь ребенок, понимаешь ли, изменит отца. С этим разговором нам явно надо было виски глушить, — смеется, только смех натянутый. — Отец совсем ушел в загул, мать вместо того, чтобы прекращать этот нездоровый брак, настояла, чтобы они завели еще одного ребенка. Отец страшно пил, избивал ее, меня, брата. Когда мне было четырнадцать, то у нас уже не было даже кровати, потому что он пропил все состояние и перешел на продажу мебели и домашней утвари. Нам было нечего есть, но на выпивку отцу мы должны были отдать все. Это вторая причина, почему я никогда не прощу мать, — снова делает паузу и отпивает из чашки. — Заметь, не отца, хотя по сути виноват он, но на него мне просто плевать, и я даже не знаю, жив он или сдох. Я не прощу мать, потому что она не уходила от него, потому что из-за своего эгоизма и страха остаться одной она заставила нас — своих детей, прожить почти половину своей жизни в этом аду. Некоторым людям нельзя становиться родителями, — шумно сглатывает, взгляд устремлен куда-то вдаль. — Конечно, я с моей сломанной психикой решила, что никаких детей или семьи у меня никогда не будет, сам понимаешь почему, такой пример перед глазами. Плюс к этому из-за того, что я с раннего возраста вынуждена была тащить на себе все, и пока другие дети учились или гуляли, убирала, готовила и еще следила за братом, я сильно устала и была уверена, что я свое в рамках семьи отпахала, — Мелисса поднимается со стола, чтобы проверить, как во дворе Кио, и, вернувшись, продолжает. — Так мы и жили, я плохо спала, находилась в состоянии постоянного страха и напряжения, переживала за брата, за маму и не могла убежать. Я боялась, он навредит им, будет бить, а вмешаться будет некому, вот и выбрала себе роль защитницы. Иронично, что меня защищать было некому. Я была и отцом, и матерью этой семьи, приносила домой еду из столовки, заклеивала скотчем разбитые окна, залатывала дыры, и так бы я, наверное, и сдохла бы, если бы как-то случайно десять лет назад не встретила молодую, даже зеленую девчонку с глазами как океан, — теплая улыбка озаряет лицо Меллисы. — Мия Каро тогда пришла поужинать в рыбный ресторан, где я работала, и пока я обслуживала ее, мы разговорились. Она сказала, что у меня печальные глаза. Я ответила, что радоваться нечему, и попросила прощение, что не притворяюсь и фальшиво не улыбаюсь, на что она усадила меня рядом и зыркнула на менеджера, собравшегося вмешаться. Вопрос, который она задала мне, я никогда не забуду. Она спросила у меня: «Эта печаль твоя вина?». Я вопрос не поняла и переспросила, на что она повторила: «Ты причина этой печали? Твои поступки?».

Мелисса доливает чай и продолжает.

— Мне на тот момент было очень плохо: отец снова избил мать, я получила пару синяков, прятала брата в кладовке, и придумывала сотый сценарий того, как можно безболезненно уйти из жизни. С другой стороны, я даже умереть не могла, потому что боялась за них, — с горечью добавляет женщина. — Мия просто задала вопрос, а меня прорвало. Ты ведь лучше всех знаешь, каково это носить в себе все, что тебя мучает, и не иметь возможность с кем-то поделиться. Мы же привыкли быть сильными и никогда при своих рот не откроем. А тут чужая девчонка, тем более говорит, что здесь проездом, вот я и излила ей душу с уверенностью, что больше никогда ее не увижу. Я все рассказала, не стеснялась плакать, уже знала, что меня и так уволят. Она внимательно меня выслушала и сказала следующее:

«Дам тебе совет, и ты можешь не прислушиваться, ведь ты старше, но ты постарайся, потому что человеческие годы не показатель возраста души. Мы слишком многое на себя берем. Ты слишком многое на себя берешь. Почему ты решила, что ты единственный взрослый в этой семье и ты должна за все отвечать и все контролировать? Почему ты из-за беспокойства о своей семье не можешь выбрать себя? Люди отвечают за свой выбор и поступки. Ты не должна отвечать за выбор матери. Ты не должна думать, что и твой выбор будет таким. Наоборот, ты прошла тяжелую, но школу, ты осознала, что люди не меняются на горьком опыте. Перестань считать себя ответственной за выбор других. Поэтому я тебя спросила, ты ли виновата в печали в твоих глазах. Нет. Тогда зачем ты грустишь? Зачем страдаешь? Если бы твое нынешнее состояние было последствием твоего выбора, то я бы поняла твою грусть. За свои поступки и выбор мы обязаны платить и платим сполна. Но в том, что тебя убивает виновата не ты, это не результат твоих действий и выбора. То, что ты хоронишь себя заживо — твоя вина. Остальное можно исправить. Поэтому скинь с себя этот груз «должна» и отделись. Плевать на кровь, семейные узы и все остальное, подумай, почему никто из тех, кто делает твою жизнь невыносимой, не думает так же? Почему твой отец выбирает бутылку и кутеж, хотя знает, что ты рыдаешь и страдаешь? Почему твоя мать прилипла к нему как банный лист, хотя видит, как он бьет тебя? Потому что им плевать. Уходи от них, создай себе условия и тогда поможешь и брату. Поверь, никто без тебя не умрет, а ты умрешь, так и будешь считать свой мрачный уголок с оплеухами всем миром, когда весь мир — за пределами вашей лачуги, и он прекрасен. Запомни раз и навсегда: никто не обязан тащить на себе последствия выбора других. Никто никому этого не должен».

Мелисса вновь поднимается с места, в этот раз, чтобы убрать контейнеры с оставшейся едой в холодильник. Феликс понимает, что ей тяжело говорить, видит это по тому, как она ищет повод вставать, как прячет глаза, и жалеет, что спросил. При всем при этом он не хочет, чтобы она останавливалась, жадно вслушивается в ее слова и чувствует, как в нем уснувшее в порту Мармариса желание жить просыпается.

— Она оставила мне свой номер и ушла, — возвращается к столу Мелисса. — После этого диалога я много думала. Меня не уволили, но в тот же вечер я собрала вещи и съехала в общагу. Ты бы видел лицо моей матери, когда я уезжала, — снова этот непроницаемый взгляд. — Она не говорила мне, мол, куда ты едешь и как ты будешь жить, она сказала «ты меня бросаешь, оставляешь все на мне», и я поняла, что поступаю правильно. Поняла, что Мия была права. Понемногу я доучилась, не спала, много работала, потом взяла в аренду старый магазин украшений и превратила его в зоомагазин, потому что в этом районе их нет, и все едут в центр. Как видишь, он процветает, — улыбается Мелисса. — Я помогла брату с учебой, он тоже съехал, оставил эту токсичную семью. Отец приходил за деньгами для выпивки пару лет назад, я вызвала полицию, и больше я его не видела, потому что он понял, что мне плевать, родня не родня, я никому ничего не должна и терпеть такое отношение к себе больше не буду. Но это не все, что сделала Мия, — набирает в легкие побольше воздуха Мелисса. — Я поняла, что ту семью я не выбирала, и именно поэтому она оказалось такой ужасной, и решила, что создам свою. Альфы у меня были, но из-за того, что мне нужно было встать на ноги, надолго рядом никто не оставался, хотя вот мясник Джо, к которому я тебя посылаю, мне очень нравится, и кто знает, может я пойду с ним на свидание, — отвлекается женщина на шум со двора. — Я начала копить деньги, чтобы завести ребенка, того, кому отдам всю нерастраченную любовь. Я набрала нужную сумму, но меня кидали в конец списка, сам знаешь, как тут сложно, и тогда я осмелилась найти Мию. Один звонок ее друга Минхо, и мне вложили в руку моего кроху. Поэтому да, Мия Каро подарила мне смысл.

— Я скучаю по ней, — всхлипывает Феликс, которого до глубины души тронула история женщины. — <i>И по нему, </i>— не добавляет.

<center><b>***</b></center>
Солнечные лучи целуют веснушки сидящего на берегу Феликса, он щурится, но уходить в тень не торопится. Свет, заливающий улицу, дарит ощущения радости, а она так непривычна для одичавшего и ноющего без любимого сердца, что Феликс хочет еще немного продлить это чувство. Внизу под ногами плещется море, из-за сильного блеска невозможно смотреть на воду, но омега все равно тянется к нему. Море было, есть и навсегда останется вечным в жизни Феликса. Куда бы он ни пошел, куда бы его ни закинула судьба, в итоге он всегда находил себя на берегу. Море, как молчаливый слушатель, чуть ли не с самого детства слушало монолог парня и оставалось ему верным. Сейчас между прошлой жизнью Феликса море и еще две страны. Возможно, он трус, который сбежал не только от альфы, но и оставил родину и место, ставшее родным в самый разгар войны. Возможно, он совершил ошибку, и это противное сожаление в нем никогда не рассеется, но он вряд ли бы смог поступить по-другому. Каждый день Феликс переживает за Хенджина и родителей, проверяет новости. Он был счастлив, что война закончилась, и стороны сели за стол переговоров. Также Феликс узнал о смерти брата по новостям, сразу понял, что это не самоубийство, ведь Кристофер был слишком влюблен в себя, и мысленно поблагодарил Хеджина. Что шокировало омегу больше всего, так это то, что облегчения весть о смерти главного врага ему не принесла. Все эти годы он думал, что смерть Кристофера лишит его всех проблем, даже сам пытался его убить, а потом, смотря на бегущую строку, осознал, что ошибался. Феликс не обретет покоя, пока не разберется с личными демонами, и не достигнет освобождения, пока не победит себя. Кристофер отлично постарался, он вспахал и перепахал израненное нутро парня, и Феликсу понадобится много времени, чтобы на этой посыпанной солью земле что-то выросло.

Сегодня, после диалога с Мелиссой за обедом, Феликс покидать моря не хочет. Он так и сидит, всматривается в даль и никак не привыкнет, что теперь, стоя на берегу, он не видит ни белых стен владений Хенджина, ни очертания Кале. Море как и всегда прекрасно. Ему не важно, сколько будет войн и сколько крови прольет человечество, оно колышется, дарит кому-то покой, кому-то место последнего пристанища. И Феликса оно манит.

<i>«Ты ни в чем не виноват»</i>, повторяет про себя слова Хенджина омега, пресекая чудовищную мысль, и вновь анализирует разговор с Мелиссой.

Получается, она права, ведь если применить ее слова к Феликсу, то они его оправдывают. Как такое вообще возможно? Феликс ведь привык, он сросся с мыслью, что это именно он плохой, ущербный, расколотый на два, это он принес горе Мармарису и поставил свой народ перед войной. Феликс разбил сердце Хенджину. Это все то, в чем все это время омега не сомневался, а сейчас сидит перед покрывшейся рябью водой и чувствует, как внутри скребется новое чувство. А что, если Мелисса права? Что, если это все не его выбор? Феликс не виноват, что его брат был больным ублюдком, считающим, что влюблен в него. Феликс не виноват, что его родители так сильно пострадали, ведь они сами выбрали не видеть проблему, пока она не вылилась в человеческие жертвы. Он не виноват, что психопат развязал войну, что погибло столько людей, что он потерял ребенка... Феликс всхлипывает и прикрывает ладонями лицо. Он бы его уберег, отдал бы свою жизнь за него, но он правда ни в чем не виноват. У него не спросили. Каждый человек, которого Феликс встретил на своем пути, делал выбор сам, и только омега выбирал отвечать за все, взваливал на себя и считал себя основой всех проблем.

<i>«И где ты виноват?»</i>

Снова мигает в голове омеги голосом Хенджина. И правда. Где он виноват? Что он сделал, чтобы навлечь на себя и на дорогих ему людей беду? Родился. Влюбился. Поверил. Это все, что сделал Феликс и ошибочно считал, что виноват во всем. Только уже слишком поздно. Губы дрожат, вместо безмолвных всхлипов из перетянутых легких срывается свист, и слезы разъедают глаза. Феликс сделал выбор, он ушел, а Хенджин... Ему нужно поднимать страну, зашивать раны, объявить всему региону о возвращении Морского волка и процветании Мармариса. Хенджину вряд ли будет до него, и пусть Феликс был готов к такому раскладу, более того, все еще боится с ним увидеться, в глубине души он надеется, что Хенджин не забыл, что все еще смотрит на море и вспоминает его.

<i>Тишина, только тишина и безлюдье — вот что нужно было ему для того, чтобы все самые слабые и спутанные голоса внутреннего мира зазвучали понятно. </i>

Очередной камешек отправляется рисовать круги на воде, а Феликс, положив подбородок на колени, следит за узорами. Поступки других людей отразились на Феликсе, сделали его таким, какой он есть, и очень жаль, что вокруг него все это время были неправильные люди. В Мармарисе все было по-другому. Там Феликс учился жить по-новому, менялся, распутывал собравшиеся в клубок мысли и, даже несмотря на тени прошлого, справлялся. Феликс скучает по городу, по его улочкам, по друзьям, по вечно недовольному Азуру, который любил ложиться прямо под ноги, но больше всего по Хенджину. Как же сильно он скучает по нему. Порой, когда он думает о Хенджине, ему кажется, что от того, как сильно сжимается его сердце, он услышит его хлопок и почувствует, как горячая кровь зальет полое нутро. Это парадоксальное чувство, когда из-за воспоминаний о нем он одновременно захлебывается от счастья и горечи, и не может понять, чего больше. Сейчас он еще в порядке, пытается держать себя в руках, а в первые дни он все рвался вернуться. Феликс даже думал плевать, как-то справится, заглушит свои травмы, проглотит страх, лишь бы они будут рядом, но потом удерживал себя, представляя их первый разговор. Феликс пока не готов, он не может предстать перед ним, не залечив все раны, не приняв себя и, главное, не полюбив себя. Он больше не будет утрамбовывать травму травмой, накладывать одну на другую и терпеть. Он уже работает над собой, старается ради себя и ради него, ради их общего будущего, надежду на которое все еще лелеет в душе. Феликс сейчас не готов, а потом, возможно, он уже Хенджину нужен не будет. От последней мысли все внутри покрывается толстой коркой льда.

<center><b>***</b></center>

Мия обводит пальцами ободок чашки, тянется за зажигалкой, но не щелкает. Курить не хочется. Работать тем более. Хочется так и сидеть, смотреть через окно офиса на торопящихся за делами горожан. Хочется вернуться в Мармарис до войны, перестать видеть летающий в воздухе пепел и не думать о тех, кто до сегодняшнего рассвета не дожил. Война прошлась не по всем, напрямую коснулась только солдат и тех несчастных, кто во время первых дней бомбежки находился близко к морю, но оставила отпечаток поголовно на всех. Она доказала, что нет чужих дочерей и сыновей, что когда она сносит все двери залповым огнем — цель не спастись, а спасти, а народ — становится единым организмом. Мия благодарна Хенджину за быструю реакцию, благодарна даже отцу Феликса, который пошел против сына и остановил то, что еще немного осталось бы в истории бойней с сотнями, а может и тысячами жертв.

Хочется увидеть Феликса, посидеть с ним за кофе, а еще лучше за долгим ужином, и говорить обо всем. Хенджин Мие поиски Феликса не поручает, знает, что она и искать не будет. Мия скучает по другу, но, как они и договаривались, на связь пока не выходит. Она знает, что он в порядке и в надежных руках. Мие больно смотреть на страдания Хенджина, но она не может подвести Феликса, не может нарушить данное ему слово и все ждет, что омега восстановится и сам попросит ее сообщить альфе его местоположение. В то же время Мия знает, что если это не произойдет в ближайшие месяцы, ей придется заставить их поговорить, потому что Хенджин заслуживает хотя бы нормального прощания. Она и так старается с ним не видеться, не может выносить его полный печали взгляд и все надеется, что альфа сам найдет омегу. Мия знала о чувствах альфы к Феликсу, но даже не представляла, насколько сильно его может подкосить его уход.

Мие тоже плохо без Феликса, ведь пусть их дружба только началась, ей казалось, что они знают друг друга вечность. Феликс похож на нее, он такой же весь обложенный шипами наружу, а внутри все полое, потому что что-то сам уничтожил, что-то другие выкачали, обескровили, обесточили. Мие бы давно пора запомнить, что самые колючие и грубые — самые израненные, но с Феликсом она все равно сразу этого не поняла, а сейчас сидит в одиночестве и жалеет, что они провели так мало времени вместе. Вот бы он был рядом, дал бы ей совет с Минхо, потому что после войны Мия больше не хочет тянуть, хочет поставить или точку, или начать. Война доказала, как хрупка человеческая жизнь и как то, что многие принимают как должное, может в одно мгновенье испариться. Мия не будет тратить жизнь на недомолвки, обиды, попытки задушить свои чувства. Она будет честна — перед собой, перед ним, и не важно, каким будет его ответ.

Мия приезжает домой к десяти, забирает оставленную для нее у консьержа посылку с заказом и поднимается к себе. Она скидывает каблуки, наливает вина и, взобравшись на диван, открывает выдвижную полку столика, в которой красиво разложено оружие. Все эти пистолеты ей подарил Минхо. К каждой коробочке альфа всегда прикладывал короткую записку, в которой обязательно было «для самозащиты». Завтра у нее день рождения и у нее будет еще один пистолет, и так иронично, что Минхо дарит ей пистолеты для защиты, а убивает ее сам и без оружия. Выпив вино, Мия распаковывает посылку и, достав струящееся платье на тонких бретелях цвета лаванды, примеряет. В этом году Мия праздновать не будет, хотя обычно Хенджин с Минхо бронировали для нее ресторан, и вся светская тусовка Мармариса приходила ее поздравить. В этот раз Мия не захотела никакого праздника из-за войны, и сама намекнула об этом друзьям. Платье она все равно купила, завтра она наденет его, включит песни Ланы и будет пить вино в одиночестве.

Утром Мия просыпается от настойчивого стука в дверь и, обматерив нежданного гостя последними словами, ищет под кроватью свои тапочки. Мия доходит до двери, видит по видеофону, что это Минхо и снова бежит в спальню. Он точно приехал поздравить ее первым, а у нее на голове гнездо и из-за вина отекло лицо. Мия быстро меняет футболку с бронированным титаном на шелковый халат, кое-как приводит в порядок волосы и идет открывать, потому что Минхо грозится снести дверь.

— Чего так рано? — распахивает дверь недовольная и сонная девушка, которая якобы не пыталась привести себя в порядок за пять минут.

— Завтракать хочу, — отодвинув ее, проходит в квартиру пахнущий свежестью альфа, а Мия, скрестив руки на груди, все ждет, что он ее поздравит.

— Давай одевайся, поедем позавтракаем, — пьет воду прямо из графина Минхо.

— Ты из-за этого притащился? — кажется, поздравлять он ее не будет.

— Ты же знаешь, я не люблю есть один, а Хенджин только водой питается, притом морской походу, — усмехается Минхо и опускается на стул.

— Ладно, — не показывает ему, что обижена, Мия и возвращается в спальню.

Неудивительно, что он забыл, ведь война, побег Феликса и восстановление пострадавших районов кого угодно с ума сведут. С другой стороны, может, обижаться ей рано, может, Минхо ведет ее на праздничный завтрак, а она уже разыграла трагедию. Мия решает подыграть, она надевает свободные брюки, топ и, прихватив пиджак, ищет подходящие лоферы. Краситься времени нет, поэтому Мия наспех просто рисует стрелки и утюжком выпрямляет волосы. Через полчаса они сидят в бмв Минхо, который уже в пути вслух выбирает, что он будет есть. Завтрак во французском кафе проходит отлично. Они уже вкусно поели, допивают кофе, но Минхо так и молчит про день рождения, а Мия все больше расстраивается. Ее уже поздравил сообщениями весь офис, даже Хенджин написал и намекнул, что подарок будет вечером, а тот единственный, чьих поздравлений она ждет, просто напросто забыл.

— Может плюнем на работу, махнем к озеру, порыбачим, отдохнем, — вдруг заявляет альфа и заводит автомобиль.

— Делать мне нечего, — бурчит девушка, удобно устроившись на сиденьи, старается не смотреть на руки на руле, которые предпочла бы видеть на себе.

— Ну серьезно, мы после войны пахали как ломовые лошади, не отдыхали, давай поедем, что поймаем, то и зажарим, не поймаем, поголодаем, — заговорщически подмигивает Минхо.

— У тебя же дом у озера и набитый холодильник небось, — усмехается Мия.

— Это будет план б, — смеется альфа. — Давай как раньше, уйдем в отрыв, может и Хенджин подтянется.

— Да как хочешь, мне все равно делать нечего, — смиряется девушка.

С чего Мие отказываться от еще пары часов в компании любимого мужчины, и пусть она занимается саморазрушением, она сделает себе лучший подарок: максимально побудет с ним. К озеру они приезжают через два часа, пока парни Минхо заняты удочками, Мия, скинув лоферы, гуляет по траве, а потом, присев у воды, начинает ждать улов. Как и было предсказуемо — они ничего не поймали. Минхо, который завтракал четыре часа назад, уже завывает от голода, но Мия запрещает идти к дому и требует добыть себе еду. В конце концов зря что ли парни устанавливали гриль и принесли все необходимое. Наконец-то судьба улыбается Мие, и она достает первую рыбку. Минхо искренне рад за нее, носится вокруг, злит девушку тем, что отпугивает рыб. Поймав еще четыре, Мия ловко разделывает их, а Минхо с фартуком, на котором вышито «самый горячий повар», становится у гриля. На часах уже четыре, они сытые и разморенные лежат на пледе, смотрят вдаль и думают каждый о своем.

— Как думаешь, он вернется? — спрашивает, повернувшийся на бок Минхо, который сменил рубашку на белую футболку. Его идеальная обычно укладка давно испортилась, но Мия любит его таким даже больше, хотя куда больше. Она обожает обычно серьезного, одетого в дизайнерские костюмы альфу, но лохматый Минхо в оверсайз футболке, открывающей татуированные руки — ее личный фетиш.

— Он не сможет, даже если очень захочет: он боится себя, — Мие не нужно спрашивать, о ком говорит Минхо.

— Тогда нам точно надо вернуть его самим, иначе Хенджин никогда больше не будет счастлив, — твердо говорит альфа.

— Потерять любимого больно, потерять истинного любимого, должно быть, невыносимо, — вздыхает девушка и смущается, поймав устремленный на ее губы взгляд. Опять она представляет то, чего на самом деле нет. У них с Минхо все слишком сложно. Они оба всегда в центре внимания и почти всегда получают то, чего хотят. Мия никогда не обесценивала себя рядом с ним и не считала, что это она — ее внешность или характер — причина его незаинтересованности в ней, как в женщине. Напротив, Мия прекрасно знает себе цену и даже любит себя. Просто так сложилось, что пресыщенный вниманием самых красивых и успешных женщин и омег города Минхо видит в ней только друга, и она понимает, что это абсолютно нормально. Чего она не понимает, так это того, почему для нее весь свет сошелся клином именно на нем. У Мии были мужчины куда красивее и не менее успешнее, были и те, с кем ей реально было хорошо, но она всегда тянулась именно к Минхо. Есть в нем нечто, что она никогда не найдет ни в ком, и от этой мысли ее снова накрывает тоска. Минхо потрясающе ярко смеется, он ест всегда, как в последний раз, у него абсолютно нет каких-либо комплексов, и он относится к жизни так легко, что порой даже выбешивает девушку. Минхо любит детей, обожает их баловать, не экономит на них свое время, он отличный друг ей и Хенджину, и всегда, стоит только намекнуть, окажется рядом и поможет. Мия старалась, она правда пыталась смириться и начать воспринимать его только как друга, но вся ее выдержка крошится, стоит увидеть его улыбку, поймать взгляд или просто вот так лежать рядом, но не сметь прикоснуться.

— Я бы не ставил различий, это у физической боли есть дозы, мне кажется моральная всегда огромная, иначе уже не боль, — цокает языком альфа.

— Ты чего стал философом? — выгибает бровь девушка.

— Нет, я просто боюсь когда-то быть на месте Хенджина, — приподнимается Минхо. — Хенджин сильный, он сильнее нас всех, но смотри, как его это подкосило. От меня же тогда вообще ничего не останется, — альфа отвлекается на звонок. Он, нахмурившись, слушает собеседника, а потом выругавшись, вешает трубку.

— Что случилось? — обеспокоено смотрит на него Мия.

— Я забыл, что Хенджин поручил поехать на праздник семьи Квон от его имени и передать подарок, — ерошит волосы Минхо.

— Квоны? — удивленно смотрит на него девушка. — Хенджин обычно лично занимается всем, что их касается, они же партнеры, — удивленно смотрит на него девушка.

— Да, но ты сама видишь, что ему сейчас ничего не интересно. Короче, у их старшей день рождения, в Маркуизе празднуют, — поднявшись, стряхивает с брюк траву альфа. — Слушай, может пойдешь со мной? И я не умру от скуки, и ты классно проведешь время, потому что там очень хорошо и в плане выпивки, и в плане музыки.

<i>«Мой день рождения ты, скотина, забыл», </i>— насупившись, думает Мия.

— Не хочу, вообще отвези меня домой, — встает недовольная девушка.

— Прошу, не бросай меня, — не отстает Минхо и хватает ее за руку. — Пойдем, покажем молодежи, как надо отдыхать. Тебе бы не помешало, ведь ты после войны не отдыхала, да и уход Феликса сильно задел тебя. Как раз оденешь какое-нибудь красивое платье, убьешь всех там своей красотой.

— Это я могу, — вспоминает про платье Мия, почему бы его и не выгулять.

Дорога домой занимает больше времени из-за вечерних пробок, поэтому у Мии остается ровно час на то, чтобы собраться. Минхо уезжает к себе переодеться, заверяет, что приедет через час, а девушка приступает к макияжу. Оставшись довольна своим образом, Мия берет крохотную сумочку и отправляется в коридор, где ее уже ждет вломившийся пять минут назад Минхо.

Мия выглядит роскошно в струящемся платье, ее короткие волосы объемно уложены и убраны с лица за уши, тем самым открывая вид на тонкую шею. Минхо подтверждает это взглядом, который оторвать от нее не в состоянии.

— Будешь сегодня моей парой, — заявляет альфа, протягивая ей руку. — Ты слишком красива, боюсь, уведут.

— Я не твоя лига, красавчик, — хохочет Мия и поправляет его галстук. Девушка задерживает руки на его груди, на пару секунд забывает, что делает, а потом, резко смутившись, идет к лифту. Минхо следует за ней, а потом внизу придерживает для нее дверцу автомобиля, но сам садиться не торопится. Мия чувствует, что он хочет что-то сказать, но альфа в итоге захлопывает дверцу и проходит на место водителя. Маркуизе шикарный клуб, в котором Мия была всего один раз до войны. Она знает, что у них теперь работает ее любимый бармен, и решает, что после двух бокалов коктейля выскажет Минхо все, что чувствует к нему, а потом пару раз врежет за то, что он забыл про ее день рождения. Всю дорогу она мысленно готовит речь, заметно нервничает и обещает себе, что если струсит, сама себя не простит. Минхо замечает, как напряжена девушка, но ничего не спрашивает, молча кладет руку на ее ладонь, и в Мие снова эта дурацкая вера в них просыпается.

Минхо, выйдя из автомобиля, сам торопится открыть дверцу для нее, а потом, взяв ее за руку, ведет ко входу. Мия теряется, когда они заходят в абсолютно темное помещение, в котором, кажется, ни души, и не успевает возмутиться, как резко включаются ослепляющие своим светом прожектора и из колонок льется «С днем рождения».

— Ах ты сволочь, — смеется Мия, смотря на Минхо. Клуб абсолютно пустой, но при этом украшен в ее любимом фиолетовом цвете, повсюду белые лилии, шарики, за пультом стоит известный диджей, а столик на балкончике ломится от закусок.

— Серьезно, как бы я мог забыть про день, когда родилась самая сильная и самая красивая девушка во вселенной, — подхватывает ее на руки альфа и кружит.

— Дурак ты, — крепко обнимает его прячущая блестящие глаза Мия.

— Хенджин не придет, но прислал подарок и попросил прощения, — ставит ее на пол Минхо. — Подаришь мне первый танец?

— Кроме тебя и некому, — подкалывает его девушка и позволяет ему обнять ее за талию.

Они медленно двигаются под спокойную музыку, но внутри у Мии шторм поднимается. Она задыхается от слез, потому что знает, что после будет этот вечер по крупицам в памяти восстанавливать, снова и снова переживать то, что ей выдается только в день рождения.

— Надеюсь, я не омрачу твое счастье, — Минхо отпускает девушку, как только песня заканчивается, и Мие хочется метнуть что-то в диджея, который мог бы продлить ее счастье.

— Почему? Что случилось? — обеспокоено всматривается в лицо Мия.

— Я насчет подарка, — прокашливается альфа. — Я столько подарков тебе дарил, но в твой день это всегда было оружие. Я не осмеливался подарить тебе то, что правда хотел, потому что боялся твоей реакции. Видишь, мне не стыдно признавать, что я тебя боюсь, только Хенджину не говори, — нервно усмехается. — Мне не нужно было дарить тебе оружие с пометкой, что это якобы для твоей защиты, ведь есть я, и я буду защищать тебя всегда. Я хотел дарить тебе камни. Я их покупал, собирал, но ни разу так и не осмелился отдать тебе. Сегодня я отдам тебе все, что я купил за последние пять лет для тебя, — альфа кивает в угол, и только сейчас Мия замечает столик, на котором одна на другую сложены коробочки из разных ювелирных домов. Коробочек там не меньше пятидесяти, и девушка, которая все еще не до конца осознает, что происходит, подходит к столику и в шоке смотрит на гору явно дорогих украшений.

— Ты с ума сошел? — поворачивается она к остановившемуся позади Минхо, а потом, протянув руку, открывает первую бархатную коробочку, в которой оказывается красивое кольцо с бриллиантом.

— Там все кольца, — опускает глаза Минхо. — Я покупал каждый раз новое, потому что думал, что предыдущее тебе не понравится.

— Ты реально сошел с ума, — подряд открывает коробочки девушка, — тут колец на пару миллионов.

— Они все твои, — твердо говорит альфа.

— Но почему? — оставляет на столике очередную коробочку девушка и внимательно смотрит на мужчину.

— Потому что я идиот, — пожимает плечами Минхо. — Мне надо было не думать, а действовать. Сперва я думал, что у нас не может быть ничего взаимно, потому что ты тогда была с другими, и я сравнивая себя с ними, решил, что я не в твоем вкусе. Да я до сих пор считаю, что ты слишком крута для меня, и да, ты права, ты не моя лига. Я не жалею о женитьбе, это был мой выбор и на тот момент я правда любил его, — не дает девушке перебить себя альфа. — Он как раз таки стал тем, кто помог мне забыть тебя и попробовать на вкус счастье. Я так думал. Ты знаешь, что у нас пошли разногласия, но я никогда его не винил, мы просто недостаточно любили друг друга, чтобы прощать или давать второй шанс.

— Не понимаю, что происходит, — шумно сглатывает девушка.

— Я знаю, что у меня за спиной брак, есть дети, я не умею ловить рыбу, много шучу, много ем, хотя я все равно красавчик, — цокает языком Минхо, — но я должен сказать тебе. Я должен попробовать, потому что я не хочу быть Хенджином. Я не хочу быть тем, кто не успеет и навсегда потеряет, — он берет руку, явно шокированной девушки и подносит ее к губам. — Я люблю тебя тысяча восемьсот пятнадцать дней, и буду любить и дальше. Поэтому я прошу тебя ответить на один вопрос, — отступает альфа и смотрит на шокированную девушку. — Мия Каро, не хотите ли вы подавать мне пули, пока я буду стрелять в наших врагов?

— Нет, — отшатывается назад девушка, которая сама удивлена тому, что все еще на ногах. Огонь в глазах Минхо тускнеет, а в клубе наступает тяжелая тишина, которая сдавливает грудь.

— Я бы согласилась, но при условии, что подавать пули будешь ты, а дырявить их головы буду я, — вновь делает шаг вперед Мия и с улыбкой наблюдает за тем, как горячо любимый ей огонь в глазах Минхо вспыхивает с новой силой.

— Будет сделано, — притягивает ее к себе альфа и, обхватив ладонями лицо, долго целует.

<center><b>***</b></center>

Хенджин плохо спит. Ложится скорее по привычке и так же по привычке встает. Он сам напрямую не участвует в переговорах, но каждый день встречается с Чонином, а также помогает с финансированием для восстановления города. Хенджин ничем не интересуется, не ездит к детям, не занимается любимыми боями и фактически не живет. Его день начинается обязательно с доклада людей, высланных на поиски Феликса, а заканчивается оседающей на языке горечью, пока он пытается заставить себя заснуть на пустой постели. Хенджин невыносимо скучает. Он впервые в жизни поставлен против врага, с которым справиться не в состоянии, и проигрывает этому выскабливающему его душу чувству. Азур чувствует настроение хозяина, поскуливая, укладывается рядом, и альфа благодарен четвероногому другу, который пытается спасти его от тоски. Минхо и Мия по-прежнему грызутся, но теперь они еще и целуются. Хенджин искренне рад за друзей, желает им счастья, а мысленно роет себе могилу, в которую он без Феликса ляжет еще живым. Это оказывается так странно, вот так вот взять и полюбить человека, отдать ему сердце, которое он, уходя, забирает с собой. Мия говорит, что тут только два варианта: прожить всю жизнь с дырой в груди или вырастить новое. Хенджин выберет первое, потому что он даже мысли не допускает, что взрастит в себе другое сердце, которое не сможет отдать Феликсу. Зачем оно ему тогда? Хенджин будто бы потерял себя. Он застрял в том дне на пороге особняка, когда Феликс сказал про ребенка, когда светился от счастья, когда осчастливил Хенджина не новостью, а тем, как радовался ей сам. Сейчас он проживает одинаковые дни, вспоминает о часах по отправляющемуся спать солнцу и думает, как бы продержаться до его следующего пробуждения. Любить человека больно, но Хенджин бы повторил, только при условии, что любить он будет всегда Феликса. Он ничего бы не поменял, не отказался бы от прошлого, чтобы не страдать в настоящем, он бы переживал с ним эти редкие минуты покоя и счастья снова и снова, ведь оказалось, что это и была настоящая жизнь, а все остальное фарс, который был призван создавать видимость нормальности.

Сегодня он опять у моря, завидует его покою, ведь у самого в душе смертельное цунами, и верит, что оно объединяет их. Хенджин спускается к воде, снимает обувь и мочит ноги в согревшейся за день воде. Он не торопится возвращаться в особняк, потому что не услышит в нем смех омеги, он не поднимается на одинокий Арэс, пришвартованный в порту, потому там все еще гуляет запах Феликса. Хенджин не может есть, потому что все безвкусно, не радуется, потому что тоска сжирает его живьем, он будто бы насильно тащит себя изо дня в день и гаснет на глазах. Только здесь, у моря, он может быть честным, снять маски, расслабиться, позволить тени печали лечь на непроницаемое лицо. Хенджин взрослый альфа, сталкивался и с проблемами, и с потерями, но он прекрасно понимает, что после Феликса он не восстановится, что у него даже желания нет на это «после». Также он понимает, что на него рассчитывают, что есть еще столько людей, которым он нужен, но хочет быть нужен только одному, который с ним даже не попрощался. Хенджин скорбит по их малышу, но жалеет, что не смог донести до Феликса то, как он поменялся. Как сменились его приоритеты, как ребенок, которого он считал апогеем их отношений, отошел на второй план. Хенджину нужен только Феликс.

<center><b>***</b></center>

Хенджин заканчивает слушать Чонина, вешает трубку и выходит в коридор офиса, где видит агрессивно машущего руками Минхо, который что-то объясняет его телохранителю. Альфа проходит мимо друга, спускается на парковку, где его уже ждет шофер, и застает рядом с автомобилем еще и Ариэля. Хенджин не видел омегу с той ночи в его квартире, куда поехал с ним расстаться. Снова болезненные воспоминания, но вовсе не из-за расставания с Ариэлем, а из-за того, что было после. После он помчался в особняк, ездил с Феликсом по магазинам, где выбирал ползунки их малышу, увидел детей, а главное почти сказал, что носил в себе.

<i>«Я хочу быть с тобой. Не из-за ребенка. А из-за тебя. Тебя, такого поломанного, но такого прекрасного, тебя, такого сильного и слабого...»</i>

— Как у тебя дела? — подходит к омеге Хенджин, с трудом прогнав дорогие сердцу воспоминания. — У тебя все хорошо?

— А у тебя? — смотрит на него внимательно Ариэль, поправляет соскользнувший с плеч дизайнерский платок. — Хотя я вижу, что нет.

— Мы восстанавливаемся после войны, забот много, вот и устал немного, — вроде отвечает честно альфа.

— Хенджин, я беспокоюсь о тебе, — подходит ближе омега и кладет руку на его плечо. — Что бы ни произошло, ты мне дорог и я хочу быть тебе другом.

— Прости, Ариэль, я не дружу с теми, с кем делил постель, — мягко убирает его руку альфа.

— Ты не так понял, — не отступает Ариэль, — я правда хочу помочь. Позволь пригласить тебя поужинать, можем съездить к морю, или давай на бои сходим как раньше! Я знаю как тебя растрясти!

— Ты так ничего и не понял, — с горечью улыбается Хван. — Как раньше уже не будет.

— Я просто хочу помочь, — тускнеет улыбка омеги.

— Мне не нужна помощь, — тянется к ручке дверцы альфа.

— Тебе нужен только он, — цедит сквозь зубы парень, не смотрит на него.

— Мне нужен только он, и я желаю тебе найти того, кто соберет в себе все, что тебе нужно, но не потерять. Ты хороший парень, Ариэль, не трать время на тех, кто не хочет тратить на тебя свое, — пристально смотрит на него Хенджин.

— Это было грубо, — зло отвечает Ариэль.

— Это честно. Я люблю Феликса и я буду любить его, даже если он не будет рядом. Даже если я его никогда не увижу, — твердо говорит альфа и садится в автомобиль.

<center><b>***</b></center>

Хенджину не удалось сдержать слово, и не возвращаться в особняк, потому что Азур рвался домой и начал грустить. Альфа понял, что не может лишать любимое животное комфорта из-за своего эгоизма, и поэтому, спустя две недели после побега Феликса, вернулся в место, которое домом пока называть не будет. Он с улыбкой следил за тем, как радостный пес носился по лужайке, и долго не решался войти внутрь. В этом доме он был счастлив, пусть и счастье его было коротким. Феликс вернется в этот дом, к нему, будет сидеть по ночам перед холодильником и философствовать о еде, будет оставлять мокрые следы после душа на полу, носить его рубашки, часами лежать, уставившись на огонь в камине, и будет делать Хенджина счастливым. Взамен Хенджин сделает его самым счастливым в мире. Иначе никак. Иначе нет смысла. А пока, раз уж альфа вернулся в их дом, то он должен приготовить его к возвращению омеги и своей семьи. Поэтому Хенджин сразу же вызвал своего помощника и, раздав поручения, ушел с головой в переделку особняка. Три недели назад все работы по дому были закончены, и Хенджин, оставшись довольным результатом, пригласил дизайнеров интерьера. Сегодня утром альфа не поехал в офис, прогулялся по этажам, осмотрел дом, над которым работали больше двух месяцев, и отправился в приют. Дети, как и всегда, радостно встречают Хенджина, но расстраиваются, когда оказывается, что альфа снова приехал один.

— Он нас не любит, да? — бурчит устроившийся на скамейке Пузырь, пока Хенджин завязывает его шнурки.

— Он вас очень любит, — заверяет его мужчина и просит Хену поторопиться. Девочка, которая не понимает, почему она должна собирать свои куклы, все равно подчиняется, только Зеус стоит угрюмым в стороне.

— Когда любят, не бросают, — всхлипывает Пузырь. — Он оставил нас, все оставляют.

— Я тебе уже говорил, он ушел, потому что думал, что мы его не любим, — берет его за руки альфа и внимательно смотрит в грустные глаза.

— Очень любим, — подскакивает на ноги Эйден, возмущенный словами мужчины. — Мы все его любим!

— Я знаю, а пока пойди проверь, ничего не забыл, — ерошит его волосы Хенджин и идет к Зеусу. — Почему грустишь?

— Я не буду собирать вещи, — робко говорит мальчуган, который немного побаивается самого грозного альфу побережья. — И Хене не надо. Нас все равно всех троих не возьмут или же сразу вернут, а Пузыря мы не отдадим.

— Я бы отнял у вас Пузыря? — выгибает бровь Хенджин.

— У меня есть план, я еще четыре года потерплю и смогу работать, — с мольбой смотрит на него Зеус. — Пусть только из приюта не выгоняют, я буду работать, мы переедем жить в квартиру, нам больше не нужны будут родители.

— Отличный план, ты молодец, но у меня план получше, — улыбается Хенджин. — Так что иди и собирай вещи, — уже серьезно говорит альфа.

Зеус больше не спорит и покорно отправляется к себе.

Через полчаса автомобиль въезжает во двор особняка Хенджина, и удивленные дети липнут к окнам.

— Они заберут нас отсюда? — спрашивает вышедшая из автомобиля Хена, пока Пузырь, выскочивший до нее, носится по лужайке с Азуром.

— Никто вас никуда не заберет, — усмехается Хенджин и останавливается напротив старших. — Это конечная остановка. Вы дома.

Пару секунд дети растерянно смотрят друг на друга, переваривают информацию, и Хенджин видит, как по мере осознания у обоих меняется выражение лица.

— Не может быть, — подходит ближе Зеус, все всматривается в глаза, взгляда которых обычно не выдерживает, ищет намек на шутку.

— Я серьезно, — опускается на корточки перед ним Хенджин. — Это теперь ваш дом. Я не могу просить вас принять меня как своего отца, но я готов быть вам лучшим другом.

— Эйден, мы больше не уедем, — срывается к младшему визжащая Хена, а Зеус, глаза которого блестят от слез, неловко обнимает мужчину. Хенджин прижимает его к себе, чувствует, как бьется крохотное сердце мальчугана и, кажется, впервые после ухода Феликса слышит стук и своего.

— Я не удивлен, — усмехается только приехавший Минхо и, подойдя к другу, хлопает его по плечу. — Они всегда были твоими детьми.

— Я это всегда и знал, но не решался, — наблюдает за детворой, кувыркающейся на траве, альфа. — Феликс все изменил, он дал мне понять, как ценно время с теми, кого любишь. Я собираю свою семью по крупицам, осталось найти ее сердце.

— Хена еще не видела комнату? — подходит к ним запыхавшаяся Мия, которая зла, что детей привезли без нее, но ругаться ей не дают, потому что Минхо сразу обнимает ее и кладет подбородок на ее плечо.

— Надеюсь, ей понравится, — с улыбкой смотрит на них Хенджин.

— Еще бы не понравилось! — все-таки возмущается Мия. — Я столько сил в нее вложила.

— О, поверь, она будет в восторге, — подбадривает свою девушку Минхо.

Минхо предложил Мие переехать к нему следующим же утром, но девушка заявила, что или они живут у нее, или каждый у себя. В итоге, Минхо, только недавно закончил перевозить свои вещи в крохотную квартиру девушки, вынужден обустраивать свой спортзал на балконе. Минхо готов на эти жертвы, лишь бы Мия была довольна. Если ей не хочется расставаться с квартиркой, то они потеснятся, а потом, когда закончится строительство, Минхо покажет ей их новый дом, и они либо переедут, либо он останется жить у нее. У Минхо большая квартира в центре, дом после развода он, как и полагается, оставил бывшему супругу и детям. Дом у моря остался у него, но Минхо не хочет, чтобы Мия жила там, где он успел побывать с бывшим. Он достроит новый дом, а потом отвезет туда Мию, и если она захочет, то сама займется дизайном интерьера и обустройством.

<center><b>***</b></center>
Дни для Хенджина теперь пролетают быстро, но ночи все также тянутся бесконечно. После работы он спешит домой, старается успевать до сна детей, часто с ними ужинает, а потом, уложив их, идет в сад, где придается мыслям о любимом омеге. Скоро Хенджин займется школами детишек, но без Феликса ничего не хочется, он по-прежнему ждет его и мысленно планирует все с ним. Омегу не могут найти, и в Хенджине растет страх, что он так и не найдет его. Этот страх умножается, когда альфа думает, что Феликс не захочет вернуться. И кажется, все так и есть, ведь омега явно не хочет быть найденным. Хенджин не представляет, как он будет жить без надежды его увидеть. Как он смирится с тем, что не успел подарить ему даже толику всей той любви, которую его мальчик заслуживает? Хенджин с Феликсом фактически не жил, не ухаживал за ним, не баловал, а сейчас каждый день представляет, как будет из кожи вон лезть, чтобы улыбка с его лица не сходила. Проезжая мимо новых и интересных мест, он уже на автомате делает в голове пометку, что привезет его сюда, увидев что-то красивое, решает, что обязательно подарит это Феликсу. Хенджин нашел свой смысл, и осталось показать его и Феликсу.

Так длится еще один мучительный месяц, который Хенджин переживает только благодаря смеху детей, а потом в один из дней он находит в тумбочке в ванной, оставленную Феликсом резинку для волос, с которой тот дома собирал пряди с лица, и там и остается. Хенджин Феликса и не забывал, ни на секунду не переставал думать, надеяться, ждать, и, по сути, оставленная омегой вещь ничего нового в нем не включила. Но почему тогда альфа, вцепившийся обеими руками в тумбу, чувствует, как в нем и так уже почти не бьющееся сердце по стенкам вниз сползает. Больно терять любимого, но со временем эта боль выравнивается, перестает накрывать волнами, не приходит и не уходит. Она замирает в человеке густой массой, срастается с ним, даже кажется тем, с чем родился. А потом, когда ты с ней уже свыкся, стал единым целым, ты находишь отпечаток прошлого, и внезапно это прошлое становится настоящим. Эта часть тебя, названная болью и вроде бы притихшая, возрождается, заставляет проходить все стадии с нуля, своего рода ад на земле. Все раны разом открываются, пульсируют, из тех, которые сам без анестезии прижигал, вместо давно почерневшей снова алая кровь хлещет, и тогда ты осознаешь — не заживет, не залечится, не забудется. Люди людей не забывают, они их в себе закапывают, накладывают на них новых, утрамбовывают событиями, чувствами, но всегда знают, что они в них, что от этого не убежать, что каждый человек носитель второго, дом для паразита, прозванного любовью. И Хенджин его жертва, которая пошла своими ногами, сама сдалась, и сделала бы это снова и снова ради одного дня рядом с его личным светом, пусть потом все, что ему останется — это вечная темнота. Хенджин сжимает резинку в ладони, отталкивается от раковины и выбегает из ванной, которая грозится похоронить его под воспоминаниями.

<center><b>***</b></center>

— И что это значит? — смотрит на покрытую пленкой свежую надпись на запястье Феликса Мелисса. — Нет, то есть я понимаю, что значит фраза «и на суше, и на море», но какой смысл ей придаешь ты?

— Всегда. Она означает, что я всегда буду... — осекается Феликс, мешкает пару секунд и продолжает: — Я всегда буду любить его.

— Ты же говорил, вы с тем альфой расстались? Что у вас все кончено, — хмурится женщина и откладывает в сторону футболку сына, которую до этого гладила.

— Да, мы расстались и, возможно, никогда больше не увидимся, — опускается на стул Феликс и, подперев ладонями подбородок, смотрит бесцветным взглядом. От этого «никогда» хочется завыть. Он не рассказал Мелиссе ничего про Хенджина, просто сказал, что в Мармарисе жил с альфой, но из-за недопониманий, а потом войны, они расстались. Он даже его имя ей не говорил, оставил Хенджина своим самым большим и самым дорогим сердцу секретом.

— Тогда прости, что лезу, но зачем набивать татуировку, посвященную тому, с кем у вас все кончено? Люди же вроде должны двигаться дальше, строить новое, а ты застрянешь на пепелище прошлого, — искренне недоумевает Мелисса.

— Потому что люди не забывают, — прикусывает губу Феликс. — Я никогда не забуду тех, кто причинил мне боль, обидел, мучал, так почему ты думаешь, я смогу забыть того, кто сделал меня счастливым? Я его никогда не забуду, я буду носить его в себе вечность и буду любить его и на суше, и на море.

— Расскажи про него, — улыбается Мелисса, заметив, как озаряется его лицо, когда он говорит о нем.

— Он очень красивый, — прикрывает веки омега, рассматривая выбитый под ними образ. — Заботливый, нежный, с огромным сердцем. Но таким он был только со мной. Ты даже не представляешь, каково это, когда человек, которого ты любишь, ни в чем тебя не обвиняет. Когда он сразу на твоей стороне. Вот такого альфу я любил. Люблю, — опускает глаза Феликс. — Когда он приходил домой, мое сердце бешено стучало, когда он касался меня, оно успокаивалось, когда мы расстались — оно остановилось. Я буду любить его всегда, и я солгу, если скажу, что забуду, что даже буду стараться. Зачем вынимать из меня то, что оставляет меня живым. Он и воспоминания о нем — это то, ради чего я держусь.

— Любить людей тяжелое дело, — садится рядом с ним тронутая его словами Мелисса.

— Любить людей больно, но эта боль заставляет чувствовать себя живым.

— Почему тогда ты не вернешься к нему? Вы плохо расстались? — спрашивает женщина. — Не подумай, мы сильно привязались к тебе, и я бы не хотела, чтобы ты уходил, но видеть то, как ты страдаешь без него, я тоже не хочу.

— Я боюсь, — шумно сглатывает парень и поднимает на нее блестящие глаза. — Боюсь, что я сделал глупость, и он меня больше не примет.

— Судя по тому, что ты рассказал об этом альфе, он явно не поступит так, — подбадривает его Мелисса.

— В глубине души я тоже так думаю, но мне все равно страшно, — нервно усмехается Феликс. — Я понял себя и принял, что во многом ошибался, неправильно мыслил, и в этом мне, кстати, очень помогла ты и твой рассказ о встрече с Мией. Я готов вернуться к нему, но не готов увидеть хотя бы тень сомнения в его глазах.

Больше Феликс не говорит, Мелисса, прихватив мобильный, возвращается к глажке, а омега идет во двор поменять воду собакам.

<center><b>***</b></center>

Хенджин сидит в беседке во дворе, разговаривает по телефону, параллельно наблюдая за играющими детьми. Через полчаса ужин, в доме уже накрывают стол. Хенджин приехал раньше, чем обычно. Эти дни он ни минуты лишней в офисе не остается, срывается домой, потому что только здесь, рядом с детьми, ему дышать немного легче и воспоминания не пытают с той интенсивностью, как когда он не с ними.

Хенджин убирает телефон, предупреждает Пузыря, что отнимет у него водяной пистолет, если он не перестанет заливать сестру водой, и оборачивается в сторону ворот, в которые въезжает бмв Минхо. Дети сразу бегут к вышедшим из автомобиля Мие и Минхо, но парочка, судя по всему, в ссоре, потому что Мия с недовольным видом остаётся с детьми, а альфа быстрыми шагами идет к беседке.

— Не надоело ругаться? — усмехается Хенджин, смотря на друга. — Вы так долго друг к другу шли, а сейчас тратите драгоценное время на глупые ссоры. Иди и попроси прощения. В любом случае виноват ты, потому что Мия идеальная женщина, — журит друга альфа.

— Нашли, — выпаливает Минхо и продолжает что-то второпях говорить, но Хенджин уже ничего не слышит.

Одного слова достаточно, чтобы кто-то врубил источник питания в почерневшей душе. Хенджин только сейчас понимает, что его «нормально» все это время было видимостью, и чувствует, как наконец-то разрываются путы, обмотавшие его грудь и не дающие дышать. Он ничего не переспрашивает, рассеянно шарит по столу в поисках пачки сигарет, не видит ее, лежащую прямо перед глазами. Минхо достает ему сигарету из своей пачки, прикуривает и, подойдя к арке, прислоняется к ней. Минхо не радуется, он боится, потому что самое страшное еще впереди. Потому что если Феликс не вернется, то Минхо потеряет друга.

Хенджин скуривает сигарету за три затяжки, так и сидит в беседке напротив застывшего Минхо и не может совладать с чувствами. Радость Хенджина с привкусом горечи, ведь найти не значит вернуть. Альфа не знает, чего ему это будет стоить, но твердо осознает, что готов приползти к омеге хоть на коленях, лишь бы он вернулся. Тот, кто ничего не знал о любви, полюбил настолько сильно, что забыл как дышать без объекта любви. Тот, кто всегда все контролировал, свои чувства в первую очередь, сдался без боя, сразу выставил белый флаг. Он наконец-то поднимается с места, собирается к детям, которых Мия увела в дом покормить, и, проходя мимо друга, кладет руку на его плечо.

— Спасибо.

— Это не я, — усмехается Минхо. — Это она.

К большому удивлению друзей, Хенджин за омегой не торопится. Следующим утром он забирает детей и уезжает с ними в порт на весь день. То же самое повторяется почти неделю. Минхо и Мия, которые первые дни не могли добиться какого-либо ответа от детей, как-то утром сами отправились к Арэсу, на котором Хван с семьей и проводит все время. Прибыв на место, друзья поняли все сразу и стали молча помогать.

<center><b>***</b></center>

Проснувшемуся солнцу скучно, оно продолжает ломиться в окно Феликса, не дает омеге досмотреть сон, в котором Хенджин играл с Азуром. Феликс просыпается с улыбкой, но она сразу же тускнеет, когда вместо ставшего любимым белого потолка, он видит звездное небо. Мелисса сама красила стены и потолок и не отказывала себе в креативности. Феликс поворачивается на живот, снова закрывает глаза, отказываясь возвращаться в реальность, в которой между ним и его альфой тысячи километров. Ничего не получается, потому что теперь на помощь солнцу приходит с утра раскричавшийся Кио. Феликс подскакивает на ноги и бежит в коридор, испугавшись, что с мальчуганом что-то случилось. Запыхавшийся Кио стоит на террасе напротив улыбающейся матери и отчаянно машет руками. Он настолько возбужден, что ему с трудом даются слова, и женщина, легонько встряхнув его за плечи, просит успокоиться.

— Да что случилось? — останавливается рядом лохматый Феликс.

— Он красный! Весь красный! Я думал он горит! — у Кио глаза из орбит чуть ли не вылезают.

— Ну перестань, это солнце просто так на него падает и все, — ерошит его волосы Мелисса и собирается пойти готовить завтрак.

— Нет, мам, не солнце, — хватает ее за руку мальчик. — Этот корабль огромный, и у него алые паруса!

Феликсу приходится отступить и прислониться к стене, потому что услышанное в составленную им картину мира не укладывается. Он инстинктивно прикладывает ладонь к груди, боится, что то, что в нем прямо сейчас пробудилось, в него не поместится, с таким трудом наложенные швы распустит и вырвется наружу. Не может быть. Кио точно показалось. Не бывает кораблей с алыми парусами. И если Феликс хотя бы на секунду позволит себе поверить в реальность слов мальчугана, ему придется заново своими руками задушить никак не желающую смириться в нем надежду.

— Где? Где ты его видел? — с трудом отлепляет язык от неба омега, который, пошатываясь, вновь подходит к мальчику. Феликс хорошо знает, что люди любят сказки, но не верят им. Феликс их тоже любит, и он один раз ошибся — он поверил, так почему его измученное сердце снова заставляет его ее повторить, так ничему и не научится.

— На нашей пристани, — выпаливает Кио, со страхом смотря на бледного парня.

— Давайте за стол, я тосты нажарила, — приказывает Мелисса, которая видит, как реагирует на разговор про корабль Феликс. Кио понуро плетется на кухню, Феликс рассеянно кивает ей и, глотнув отяжелевший воздух, двигается к ступенькам. Мелисса его не останавливает, следит за тем, как он лихорадочно натягивает, брошенные вчера на крыльцо кеды, как, держась за перила, спускается вниз, а потом срывается к калитке.

Феликс ни о чем не думает, не решает, он просто подчиняется ногам, которые несут его к месту, где он на мгновенье почувствует жизнь или окончательно перестанет верить. Может Кио показалось, но Феликс посмотрит, он побежит к мечте, ставшей чужой, глянет краешком глаза и вернется. Феликс любит гулять на той пристани, всю душу именно на ней волнам выкричал, слезы с каплями морской воды там глотал, ничего страшного, если еще разок на ней ими захлебнется. Привыкшему умирать смерть не страшна. Феликс не добегает, он уже видит его: громадную махину, которую недаром назвали грозой морей. Еще один шаг, пристальный взгляд, и перед глазами омеги корабль с алыми парусами, на котором написано имя их так и не родившегося сына. Феликс врастает в землю, из глаз брызгают слезы, которые обжигают лицо, но в чувства его не приводят. Он так и застывает на пыльной дороге, теряет ориентацию, потому что все направления сбиты, и, не веря, смотрит на корабль, который привез его смысл. Это продолжение сна, не было ни солнца, ни криков Кио, Феликс все еще спит, и даже во сне молит небеса никогда не просыпаться. Он останется здесь, в этом сне, где перед глазами корабль с именем бога войны, а на самом деле Надежда. Феликс делает первый вдох, потом второй, снова и снова и понимает, что наконец-то перестал дышать в одиночестве. Морской воздух бьет в лицо, отрезвляет, Феликс поднимает глаза, солнце внезапно яркое и оранжевое, приходится жмуриться, небо голубое, море синее, у каждого, покрытого пылью цветочка на обочине, оказывается, свой цвет. Феликс думал весь его мир выцвел, что привычная уже черно-белая картина — это все, что он будет видеть день ото дня. Оказалось, Феликсу нужно было увидеть алый, чтобы вспомнить и другие цвета.

Утренний туман наконец-то рассеивается, предъявляет стоящим на берегу с разинутым ртом горожанам очертания огромного корабля, на мачте которого развевается флаг Мармариса. Его паруса напоминают расправленные крылья, скрывшегося за ними монстра из глубин, который давно стал ручным. Ветер лениво теребит паруса, солнце, с каждой секундой разгорающееся все ярче, воспроизводит нужный эффект и алым покрывается все вокруг. Даже вода, омывающая корабль, стала розового цвета. Пробуждающий желание жить яркий цвет снял черноту, на которую были обречены две души.

Феликс больше не мешкает, бежит к морю изо всех, злится, что расстояние между ним и алым пятном не сокращается, перескакивает через кочки и не реагирует на болящие легкие. Ему нельзя останавливаться и нельзя закрывать глаза, в обоих случая он потеряет корабль, поверит в нереальность картинки и тут же испустит дух. Он падает на колени, поднимается, находу стряхивая с себя пыль, уносится дальше, ничего кроме пылающего алого шара впереди себя не видит.

Наконец-то он на пристани, расталкивает зевак, вырывается вперед и, замерев перед тем, кто спустился вниз, пытается отдышаться.

— Ты пришел, — выдыхает Феликс, лихорадочно бегает глазами по такому родному и любимому лицу, убеждает себя, что это не выдумка, не фикция, что тот, кого прозвали Морским волком, не растает вместе с туманом.

— За тобой.

Говорит два слова, а смысла в них на несколько жизней хватит. За Феликсом. За Феликсом, который никогда никому нужен не был. За тем, кто всегда оставался за бортом и вылезал только за счет своих ободранных до костей рук. За тем, кому никто в ответ свою не протягивал. Слезы брызгают из глаз раньше, чем он успевает что-то сказать, Феликс судорожно ловит ртом воздух, и все равно ни одно слово не срывается с побледневших губ. Хенджин нашел, приплыл, протянул руку и ждет, а Феликс готов прямо здесь свою грудную клетку вскрыть и в нее свое скукожившееся сердце вложить. Вместо этого он продолжает смотреть блестящими глазами в темную пропасть, в которую шагнул бы сам. Хенджин тоже смотрит и не верит, что он стоит перед ним. Его хрупкий родной мальчик, веснушки на лице которого были картой его поцелуев, осунулся, совсем похудел. Его волосы выгорели под солнцем, губы покрыты ранками из-за дурацкой привычки омеги их кусать, а в глазах, устремлённых в душу, кроме печали мелькает надежда. Хенджин не знает, на что омега надеется, но мечтает, что, как и он, на право настоящей жизни. Хенджин безумно сильно хочет его обнять, почувствовать в руках, но не решается, боится, что Феликс его не примет, и мысленно предлагает все свое состояние высшим силам, лишь бы он сказал «да».

— Ты говорил, что алые паруса на корабле — это бред, — наконец-то нормализует дыхание Феликс, топчется на месте, балансирует на грани между уродливой истерикой на его плечах и достойной выдержкой.

— Я понял, что чудеса делаются своими руками, — улыбается альфа. — А еще они нужны были мне, чтобы, как ты и говорил Эйдену, ты мог бы меня заметить издалека.

— Зачем? — кусает губы еле удерживающий себя на ногах Феликс. — Почему ты это делаешь?

— Потому что люблю тебя.

— Хенджин...

— Мы семья, Феликс, та самая, которой не было ни у тебя, ни у меня, — осмелев, берет его за руку альфа, надеется успеть сказать все, выговориться, ведь все эти долгие часы только с ним у себя в голове и говорил. — У нас есть семья, и тебе пора возвращаться домой. Дом там, где тебя любят, и каждый обитатель нашего особняка любит тебя. Даже Азур. И потом, я больше не справляюсь один с Мией и Минхо. Они объединились, — пытается пошутить, вызвать улыбку, которая может вернуть его даже с того света.

— Я ведь не смог... — Феликс столько раз обдумывал, что скажет ему при встрече, а сейчас ком в горле и в голове пустота. Просто хочется, чтобы он держал за руку, и молчать. Ему ведь и говорить не надо, его любовь к Хенджину выбита на всей поверхности его кожи и горит на дне его глаз. — Мы столько пережили, Хенджин. Мы потеряли ребенка...

— У нас их трое, — Хенджин кивает на палубу, с которой им машут Зеус, Хена и Эйден, и глаза омеги снова слезятся. — У меня четверо, — утирает большим пальцем слезу с его щеки альфа и, забыв о всех приличиях, тянет его на себя и позволяет омеге зарыться лицом в его грудь. — Ты мой маленький, самый капризный и самый непослушный. Я готов на все, лишь бы ты был со мной, — целует в затылок, вдыхает любимый запах. — Мой дом там, где ты, поэтому или поехали в Мармарис, или я останусь здесь с тобой, потому что без тебя и меня нет.

— И на суше, и на море? — поднимает зареванное лицо Феликс.

— И на суше, и на море я буду любить моего Беллу, — Хенджин целует татуировку на его запястье, которая сказала ему то, что альфа от самого Феликса еще не услышал.

— Я люблю тебя, Морской волк, и я обещаю, что со всем справлюсь, потому что впервые в жизни я не чувствую себя одиноким, — снова прячет лицо на его груди омега и чувствует, как вокруг него смыкаются оберегающие его руки.

Много на свете слов на разных языках и разных наречиях, но всеми ими, даже и отдаленно, не передашь того, что сказали они в тот день друг другу.

Феликс ловит в объятия спустившихся детей, обещает все им рассказать и их послушать, а потом идет к остановившимся невдалеке Мелиссе и Кио.

— Буду ждать вас в гости, — объявляет омега. — Познакомлю тебя с Азуром, а еще тебе будет весело с моими сорванцами, — присев на корточки, тянет к себе Кио.

— Он посадит тебя в лодку, отвезет на корабль, и ты уедешь навсегда в блистательную страну, где всходит солнце и где звезды спустятся с неба, чтобы поздравить тебя с приездом, — напевает сияющая от радости за друга Мелисса.

— Ты все-таки читала? — смеется Феликс.

— Конечно, я же должна была знать, что эта за книжка, которую ты прячешь под подушкой, — обнимает его женщина.

Попрощавшись с друзьями, которые дают слово приехать на первые же каникулы, Феликс идет к стоящему на пристани альфе и останавливается напротив. Ветер развевает его волосы, плечи выпрямлены, в глазах решимость, и та самая теперь окончательно пробудившаяся сила, которая передавалась и Феликсу. Они так и стоят: белое против притворного черного, и сверлят друга друга взглядом, в котором сотни неозвученных слов о понимание ломаются. Ни вдохнуть, ни выдохнуть. Столкновение длиной в пару месяцев, а кажется, что они прожили вместе не первую по счету жизнь. Феликс видит, как мрак высшей концентрации, нашедший покой в глазах напротив, за пределы переливается, как темнота, от которой он сломя голову прочь бросался, в этот раз цветами вокруг его запястий обвивается, а руки он сам протягивает. Для Хенджина в этих глазах напротив потонувшие давным-давно в его любимом море звёзды на поверхность всплывают, в воде плескаются, переливаются, а где-то меж ребер просыпается яростный шторм. Он поднимает морду в самых глубинах души, потягивается и, обнажив клыки, объявляет всему миру о желании защитить. В этой проклятой богом дыре, над которой вечность висит черное облако человеческих грехов, он находит в белокуром омеге то, что последние десять лет искал по всему миру. И больше никогда не потеряет.

Так, — случайно, как говорят люди, умеющие читать и писать, — Морской волк и Белла нашли друг друга утром летнего дня, полного неизбежности.