Мармарис

— Война и так начнется рано или поздно, зачем тогда отдавать Феликса, — Хенджин вытягивает ноги и ждет, пока ему дольют кофе. Шесть часов утра, первые лучи солнца только окрасили небосвод в нежно розовый цвет, а в Хенджине уже третья чашка любимого черного кофе. Выйдя из особняка, он не искал себе компанию, но Минхо нашел альфу сам, и теперь они сидят в закрытом кафе на причале, и оба смотрят вдаль, где лучи солнца переливаются на воде.

— Феликс не причина войны, никогда ей не был, все прекрасно знают, что обе стороны наращивают мощь, да и столкновения в водах не прекращались, — трет переносицу Хван, то ли себе говорит, то ли к собеседнику обращается. Минхо молча слушает, покуривает любимую сигару, запивает эспрессо.

— Еще до Феликса Кале напал на рыболовное судно Мармариса, ты сам помнишь, как долго шли переговоры по заложникам, и, благодаря медиаторам, мы избежали войны, — продолжает Хенджин. — Теперь Кале манипулирует Феликсом. Я не могу сказать, что мы сильнее, силы почти равнозначны, но я до последнего думал, что на кровопролитие Кале не пойдет. Чонин все-таки прав — Кристофер псих.

Альфа делает паузу и задумывается. Хенджин любит изучать людей, имел дело с разными, и есть в Ли что-то темное, что-то, что отталкивает не только потому, что он враг. Хенджин не понимает, как, имея кристально чистую биографию, можно все равно быть сосредоточием тьмы. Эта тьма поднимается из глубин альфы, и пары минут рядом с ним достаточно, чтобы ее почувствовать.

— Тебе придется отдать омегу, — вырывает его из мыслей Минхо. — Ты ведь понимаешь это?

— Это мой народ и моя земля, думаешь, я позволю себе рисковать ими? — хмурится Хван, которому не нравится то, куда клонит друг.

— Ты можешь не развязывать войну, просто отдай его, он чужак, — не скрывает раздражение Минхо.

— Война все равно будет, — отрезает Хван. — Как же ты не понимаешь, что Феликс просто повод, и завтра Ли найдет другой повод.

— Так пусть это будет завтра, — восклицает Минхо и нервно тушит сигару. — У тебя есть флот, есть купол, ты спонсируешь вооруженные силы и да, я знаю, что мы подгоним даже наемников, но это все не отменяет факта, что кровь все равно прольется. Не за землю, не за свободу, не за борьбу против тирании, а из-за омеги, который родит тебе ребенка. Из-за одного человека! При всем моем уважении, ты не можешь рисковать всем из-за ребенка. Это слишком эгоистично.

— Ты слишком узко мыслишь, — кривит рот Хван. — Ты делаешь то же, что и он, пытаешься представить все так, будто бы искра в этой пороховой бочке — Феликс, но это не так! Ли пришел к власти ради войны, он хочет крови, а еще хочет предстать героем перед своим народом, потому что мне хватило пары встреч с ним, чтобы понять, что тщеславие в нем за края переливается. Как ты не понимаешь, что он хочет, чтобы мы именно так и думали. Он в любом случае будет в выигрыше, ведь, свалив все на меня, мол, я пошел на войну из-за личных интересов, из-за омеги, он лишит меня поддержки собственного народа. Он не дурак, но и я тоже. Феликс не чужой, он тоже гражданин Мармариса, — устало говорит альфа. — Мы защищаем своих, и если надо будет — воюем за них!

— О чем ты говоришь? — растерянно смотрит на него Минхо. — С каких пор омега из Кале стал нашим? Ты забыл, что у нас война?

— Я сделаю ему предложение и буду стараться не доводить до войны, но если она все-таки начнется, то защитить Феликса наш долг. Он — дитя Мармариса, — твердо заявляет Хенджин.

— Как же ты все просчитал, — кривит рот Минхо. — Хотя, чему я удивляюсь, ты же не просто так гроза морей.

— А пока мне надо улететь на дней десять, — не реагирует на его слова Хенджин. — Будешь моими глазами и ушами здесь.

<center><b>***</b></center>

Феликс просыпается с прекрасным настроением, что удивительно, потому что обычно первой мыслью после того, как он откроет глаза, бывает желание их снова закрыть. Смысл просыпаться в мире, в котором ничего не изменилось, а, открыв глаза, ты первым делом столкнешься с реальностью, в которой каждое следующее мгновение — причина не открывать их никогда. Но сегодня утром все по-другому. Сегодня утром особенно сильно хочется кофе, хочется нанюхаться благоухающих во дворе роз, подразнить Азура и поругаться с солнцем, из-за которого на лице вновь расцвели веснушки. И все из-за одного человека. Из-за шанса снова его увидеть, услышать, поймать легкую улыбку. Феликс потягивается на кровати, счастливо улыбается, вспоминая того, из-за кого у него внутри тропический шторм поднимается, и, повернувшись на бок, видит открытую коробочку на тумбе. На бархатной подушке лежит брошь в виде бабочки, крылья которой усеяны разноцветными камнями. Камни переливаются под пробившимися через полураскрытые шторы лучами солнца и радуют глаза. Феликс подползает к тумбе и, взяв брошь, сразу же ее примеряет. Это точно подарок от Хенджина, и Феликс его никогда не снимет, потому что все последние дни в нем живут такие же красивые и яркие бабочки, из-за которых умирать хочется чуть меньше.

Феликс, закончив утренние процедуры, не забывает нацепить брошь на домашнюю футболку, и как бы она комично не смотрелась с пижамными штанами и мохнатыми тапками, идет вниз. Он пьет кофе на террасе, помогает садовнику с кустами роз и все время прислушивается к шуму в ожидании того, из-за кого утро сегодня было другим. Феликс постоянно ищет себе занятие, всем помогает, даже там, где только мешает, лишь бы занять свои мысли и перестать бегать на главный двор. Уже далеко за полдень, Феликс так и сидит у бассейна, отказываясь идти в дом, чтобы не пропустить приезд альфы и наконец-то слышит звук автомобиля. Счастливый парень срывается на главный двор и разочарованно вздыхает, увидев, что приехала доставка продуктов. Но это разочарование и рядом не стоит с тем, что он испытывает, когда узнает от заехавшей Мии, что Хенджина не будет несколько дней. Мия просит не распространяться и, в отсутствии альфы, никуда не выходить. Феликс вмиг сдувается, огоньки во взгляде тухнут, он отказывается от ужина и из комнаты в тот день больше не выходит. Он понятия не имеет, как получилось так, что присутствие Хенджина в поле зрения стало жизненно необходимым, но копаться в этом отказывается. Хенджин приносит ему радость несмотря ни на что, и это самое главное. Феликс не знает, когда он еще будет чувствовать устроивших в нем революцию бабочек, и пока только поддерживает их полет, мечтая максимально продлить это мгновенье. Мия приезжает почти каждый день, прекрасно видит, как расстроен парень, и никак не может его растормошить. Феликс снова не ест, пьет много кофе, безвылазно сидит у себя и с каждым днем гаснет.

— Поедем к Пузырю? Возьмем охрану с нами, погуляем с детьми, — предлагает опустившаяся на кровать рядом девушка.

— Чтобы он видел мою кислую рожу? — бурчит Феликс, зарываясь под одеяло.

— Хватит страдать по нему!

— Кто сказал, что я страдаю по нему, — щетинится Феликс и, чтобы сбросить подозрения, соглашается сегодня же поужинать с девушкой в ее любимом ресторане. После ухода Мии он об этом жалеет, потому что нет желания даже зубы чистить, а не то чтобы готовиться к выходу. С другой стороны, Феликс не хочет, чтобы все вокруг думали, что он влюбился в того, кто вряд ли ответит ему взаимностью, поэтому, порывшись в недрах памяти, достает маску, которая его никогда не подводила. В восемь вечера прекрасно выглядящий омега, чьи синяки под глазами тщательно покрыты консилером, сидит напротив Мии в ресторане и попивает дорогое вино.

К середине вечера Феликс уже рад, что согласился. Они вкусно едят, слушают живую музыку и общаются обо всем, кроме прошлого и Хенджина. Феликс понимает, что Мия ему нравится, она остра на язык, многим даже кажется грубой, но если провести с ней побольше времени, оказывается, что на деле Мия проста и безобидна. Они заказывают один десерт на двоих, решают после ужина погулять по набережной, чтобы помочь желудку переварить все съеденное, и видят вошедшего в ресторан Минхо. Альфа ведет за руку красивого омегу и замечает их не сразу. Мия моментально мрачнеет, утыкается взглядом в чашку остывающего кофе. Минхо проходит к столику и, только усадив омегу, замечает их.

— Надо же, решили погулять? Хенджин ведь приказал не вылезать, — подходит к их столику альфа, а Феликс прыскает из-за реакции, которую он вызывает у девушек и омег за соседними столиками. Минхо знает, что он привлекателен, и вниманием доволен.

— Позволь мне самой решать, а если будут проблемы с Хваном, я разберусь, — резче, чем хотелось бы, отвечает девушка.

— Я не хочу ругаться, — закатывает глаза Минхо и исподтишка любуется длинными пальцами, достающими сигарету.

— Я тоже, — подносит сигарету к губам Мия, затягивается, пока Минхо ее поджигает, — поэтому иди к своей куколке, не порть нам вечер.

— С ним мне точно будет приятнее, чем со злой ведьмой, — кривит рот Минхо и возвращается к своему столику. Мия отталкивает чашку с кофе, залпом допивает вино, бокал снова наполняют, а Феликс, которому неприятна ситуация, не знает, что сказать и просит уйти.

— Зачем? Потому что мой альфа трахает все что движется? — выгибает бровь девушка, выпуская дым ему в лицо. — Мой альфа — как это смешно.

— Невзаимность отравляет быстрее яда, — опускает глаза омега.

— Но противоядия от нее нет, — нервно усмехается Мия. — Легко сказать, мол, человек не твой, забудь, вырви из себя, избавься. Это так не работает. Думаешь, мне нравится так жить? Думаешь, я кайфую от того, в кого превращаюсь рядом с ним? Я сама себя не уважаю, но лучшая защита ведь нападение? <i>Я травлю его словами взамен на то, что он травит меня своей не любовью.</i> Мы не квиты, но дышать мне легче.

— Ты говорила с ним? — спрашивает Феликс, поглядывая на соседний столик.

— Что я скажу ему? Что влюблена в него столько лет? Я не сказала ему до свадьбы и дальше не скажу, — твердо заявляет девушка.

— Так ведь он не знает о твоих чувствах.

— Что даст ему знание, если я его как женщина не интересую? — раздраженно спрашивает Мия.

— Откуда знаешь, что не интересуешь? — недоумевает Феликс, который видит от Минхо по отношению к ней что угодно, но только не безразличие.

— Он ни разу не позвал меня на свидание, — громко смеется Мия, привлекая внимание Минхо. — Думаешь, еще нужны доказательства?

— Ты такая во всем, — вздыхает Феликс. — Ты рубишь все сразу, и плюс у тебя горький язык. Может он и не подозревает, что на самом деле ты добрая и нежная. То, что ты красивая, умная и успешная — он точно знает.

Мия не сразу отвечает, она долго смотрит на руку Минхо, покоящуюся на ладони омеги, следит за тем, как он, что-то рассказывая, поглаживает ее, и огонь злости в ее глазах гаснет.

— Можно быть супер красивой, успешной, но не любимой тем единственным, кто тебе важен. Порой мне кажется, что мне было бы легче завоевать Кале, чем получить его сердце, — разбито улыбается Мия. — Пошли отсюда.

Больше к теме Минхо они не возвращаются, оба молча страдают: один — по тому, кто уехал, другая — по тому, кто не ее.

<center><b>***</b></center>

Феликс не знает, когда вернется Хенджин, никто ему на этот вопрос не отвечает, но это не мешает омеге ждать его каждый день. Каждый день он выбирает наряд, порой неудобный, особенно учитывая, что он часто торчит в саду с садовником. Каждое утро он укладывает волосы, делает макияж, тщательно следит за собой, чтобы, в случае внезапного приезда альфы, сказать ему «это не из-за тебя, я всегда хорошо выгляжу». Уже почти две недели, как Хенджина нет, Феликс места себе не находит. Он безумно сильно соскучился по его запаху, по голосу, по прищуру, когда тот ловил его на лжи, даже по их вечным перепалкам. Порой Феликс думает, что Хенджин, наверно, занят Крисом, выполняет наконец-то обещание, но сразу отгоняет эту мысль и пытается согреться под душем, избавиться от противного холодка, пробегающего по всему телу, стоит просто вспомнить брата.

Шесть часов вечера, Феликс возвращается из приюта, где провел день с детьми, снимает пиджак и только валится на диван, как слышит шум въехавшего во двор автомобиля. Феликс узнает именно этот рев из сотни и бьет себя по лицу из-за закона подлости, ведь это единственный день с отъезда альфы, когда он даже не причесался толком. Он подскакивает на ноги, выбегает во двор и влетает в идущего к нему альфу. Хенджин ловит его и, обняв, сразу поднимает на руки. Альфа сам удивляется своей реакции, но отпускать омегу и не планирует.

— Я не скучал, — Феликс вдыхает его запах, цепляется пальцами за воротник рубашки.

— Я тоже не скучал, — Хенджин целует его прямо на лестнице перед смутившимися садовником и охраной, не останавливается. — Бери курточку, я умираю с голоду, хочу поесть с тобой, — наконец-то отпускает омегу альфа и скептически разглядывает его фигуру. — Точнее, покормить тебя.

Феликс уносится в дом, а Хенджин идет к терпеливо ожидающему его внимания Азуру. Альфа гоняет пса по лужайке, ворчит, что тот заляпает его рубашку, но от объятий не отказывается. Устав бороться с огромным псом, Хенджин опускается на лежак у бассейна и, кинув ему мяч, смотрит на дом. Как же хорошо вернуться <i>домой</i>. Так хорошо впервые. Хенджин провел дни в переговорах с союзниками, обсуждал риски в случае начала боевых действий, но о Феликсе ни на секунду не забывал. Он постоянно спрашивал Мию и Минхо об омеге, не нужно ли ему что-нибудь, берегут ли они его, и сам поражался своей тяге к этому мальчугану с веснушками. Феликс для Хенджина — олицетворение всего того, что он сам потерял давно, а в других не искал. Феликс — это солнце, ведь несмотря на то, что на его выжженной душе совсем недавно бушевал огонь преисподней, озаряет он самым ярким и греющим светом, он делится с другими тем, что сам никогда не получал. Феликс поразительный. Он улыбается, и его улыбке верится, а Хенджин никак не поймет, как можно так открыто улыбаться или так профессионально маскироваться, ведь настоящая его улыбка точно кровоточит. Ведь настоящий Феликс не может быть таким полным жизни, когда как в нем все умерло, и умереть должно было. Если хотя бы половина того, что Хеджин подозревает, правда, то омега давно мертв, но не разлагается, и Хенджин им восхищается.

Феликс спускается через двадцать минут: он наспех накрасился, на нем голубые джинсы, белая футболка, любимые найки. Вроде одет проще некуда, но выглядит на миллион, затаивший дыхание альфа это только подтверждает. Хенджин не сдерживается, он снова его целует, касается мягких губ, наслаждается. Альфа сам за рулем, слушает без умолку тараторящего омегу и улыбается. Феликс рассказывает все, что было за эти дни, перескакивает с темы на тему, и Хенджин, поняв, что за ходом событий не уследить, просто кивает.

Ужинают они в ресторане восточной кухни, Феликс налегает на мясо, не переставая, делает комплименты повару и получает истинное удовольствие от еды. Хенджин обожает смотреть на то, как он ест, сам накладывает ему, предлагает попробовать все и обещает в следующий раз отвезти его поесть рыбу. Когда они только познакомились, Феликс ел украдкой, как вор крался к его холодильнику, и это было так редко, что альфа не понимал, как его организм справляется. Дорвавшись до еды, Феликс подряд пихал в себя все, он даже удержать в трясущихся руках еду после суток голодания не мог, поев, еще и пол на кухне после себя убирал. Он доводил до истощения организм, а потом половину съеденного оставлял в унитазе, потому что голодающий желудок не справлялся с разом закинутой в него самой разной едой. Хенджин знает, что когда Феликс доходит до пика голода, он смешивает то, что нельзя смешивать. К примеру, его очень долго тошнило после того, как он запихал в себя тунца, сыр, который откусывал прямо с головки, и кусок пирога с фаршем. После, Хенджин приказал, чтобы на полках холодильника всегда стояла готовая еда, чтобы Феликсу не приходилось есть все подряд, чтобы заполнить эту дыру в желудке после многих часов голодания. Большую часть времени Феликс не ест. Хенджин постоянно наказывает и повару, и прислуге, чтобы по всему дому были расставлены блюда с фруктами, десертами и закусками, чтобы парень перестал вливать в себя черный горький кофе и начал нормально питаться. Альфа каждый раз огорчался, когда ему докладывали, что все осталось нетронутым, что Феликс опять просил кофе, а на следующее утро срывался. Хенджин бы не пытался его накормить, если бы знал, что это не вредит его здоровью и является выбором Феликса, что он просто из тех, кто не особо любит есть, но Феликс обожает есть. Хенджин убеждается в этом каждый раз, когда садится с ним за один стол. Феликс ест с удовольствием, не скрывает то, как ему нравится то или иное блюдо, словно, находясь рядом с альфой, забывает о всех ограничениях, выставленных самим, или, что страшнее, другим человеком, и расслабляется. Поэтому Хенджин и переживал, что все эти дни, пока его не было, Феликс питаться не будет, поэтому и заставлял Мию проводить все встречи с ним в ресторанах и уделять внимание еде. Если Феликс согласится, если их отношения перейдут на новый уровень, Хенджин будет настаивать на том, чтобы парень получил профессиональную помощь. Пока он боится говорить об этом, не хочет пугать омегу и, что самое главное, не хочет ломать это только установившееся доверие между ними.

— Мы знакомы столько времени, и тут я подумал, что ничего про тебя не знаю, — внезапно выпаливает Феликс, макая лепешку чапати в баттер чикен. — Про тебя не как про Морского Волка, а как про альфу.

— Почему не знаешь? Я про тебя все знаю, — двигает к нему чашку с жасминовым рисом Хенджин.

— Что, например? — щурится Феликс, рассматривая красивое лицо.

— Я знаю, что ты любишь много спать, — улыбается Хенджин. — Ты любишь только американо и чтобы был экстра горячий. Ты никогда не улыбаешься глазами, но даже без этого твоя улыбка ослепляет. Тебя сильно заботит судьба детей. Ты никогда не заказываешь гарнир. Твой любимый цвет в одежде синий. Ты обожаешь бижутерию, особенно с бусами, все твои браслеты, которые ты сам покупаешь, с ними. Ты эмоциональный, порой говоришь, потом думаешь. А еще ты высокомерен, любишь во всем быть первым.

— Ты просто наблюдательный, — опускает глаза омега, стараясь не выдать, как ему хорошо от мысли, что альфа к нему внимателен.

— За тобой наблюдать приятно.

— Не старайтесь, мистер Хван, — фыркает омега, — я тебе больше не дам, ты условие не выполнил.

— Я виделся с ним. До отъезда.

Феликс деревенеет. Аппетита больше нет, взамен поднимается легкая тошнота, которая всегда сопровождает любое упоминание о Кристофере. Он скользит взглядом по столу, по пальцам Хенджина, обхватившим стакан, поднимается к плечам, подбородку, прячется от глаз, прямо сейчас буравящих его, ищущих ответы на вопросы.

— Убить его так просто и быстро я не могу, но он умрет, может даже на войне, — продолжает Хенджин, внимательно следя за парнем.

— Почему не можешь? — с трудом берет себя в руки Феликс.

— Тогда умрут мои люди.

— А что, назревает война? — удивленно смотрит на него омега. — Что он хотел? Что сказал? Война не из-за меня же? Это же бред?

— Нет, войны не будет, но отношения стран напряженные. Дело не в тебе, мы и так сидим столько лет на пороховой бочке, когда рванет — рванет, — успокаивает его альфа.

— Я бы не хотел быть причиной войны, — выдыхает Феликс.

— Как он тебя мучал? Ожоги? Пытки? Еда? — меняет тему Хенджин.

— Прошу, не порть вечер, — хмурится Феликс.

— А я прошу, скажи мне.

— Что это поменяет? — злится омега.

— Ничего, я и так с ним разберусь, — допивает коньяк альфа.

— Тогда не ковыряйся в моих ранах, не надо.

От десерта Феликс отказывается, потому что, по его словам, он переел, и места для него нет. Хенджин все равно просит упаковать им шоколадно-малиновый пирог с собой, зная, что Феликс любит все с шоколадом. Идти сразу к машине омега отказывается, в итоге они полтора часа гуляют на причале, а Феликс издевается, что гулять в толпе телохранителей не совсем то, что он ожидал.

— Большую часть вечера мне было хорошо, — потягивается на сидении омега и следит за венами, выступающими на руке альфы из-под завернутых рукавов рубашки. То, как Хенджин действует на него, порой пугает. Он просто водит автомобиль, крутит руль, а Феликса наполняет сладкой истомой от желания к нему прикоснуться. Так хочется убрать с его лба волосы или, что еще лучше, зарыться в них, почувствовать эти накаченные руки вокруг своей талии, а его губы на своем горле. Феликс чувствует, как он возбуждается, у него даже кончики ушей краснеют от грязных мыслей о том, как бы горячо альфа его оттрахал прямо здесь. Феликс никогда никого так сильно не хотел, как хочет его, и понимает, что сдастся первым.

— Но, конечно, могло бы быть лучше, — тянет омега, прикусив губу.

— Что мне сделать для «лучше»? — поворачивается к нему альфа, и Феликсу можно не отвечать: Хенджин видит это клубящееся желание на дне его глаз.

— Сдай на обочину.

Хенджин больше вопросов не задает, моргает фарами переднему джипу со своими парнями и, получив проезд, паркуется на обочине. Феликс сразу же взбирается на него и обвивает руками его шею.

— А как твое «я тебе не дам»? — грязно проводит языком по его губам альфа.

— Я молодой омега, мне нужен секс, — обижается Феликс, — если ты против, найду другого, — якобы сползает с его бедер и чувствует сомкнувшиеся вокруг талии железным обручем руки.

— Только со мной, — цедит Хенджин и зарывается рукой под его футболку. Они целуются долго и сладко, не думают об окруживших их автомобилях охраны. Хенджин ловко расстегивает его джинсы, просовывает руки, но Феликс бьет его по ладони и скользит вниз.

— Ты такой мелкий и юркий, — усмехается альфа, поглядывая на расположившегося между его ног омегу.

— Это еще не все что я умею, — тянет вниз ширинку его брюк омега и просит отодвинуть сидение назад.

Хенджину приходится вцепиться в подлокотник, когда Феликс, не дав ему опомниться, обхватывает губами его член. Хенджин и так весь вечер не мог налюбоваться омегой, ловил каждый его жест, мимику, не сосчитать сколько раз зависал на его губах, мечтал вновь опробовать их вкус. Хенджина немного беспокоит то, насколько сильно он хочет этого омегу. С их первой ночи альфа даже и мысли не допускал о другом, об Ариэле, которому он обещал ужин, он больше и не вспоминал. Все мысли Хенджина о Феликсе: о его ногах, которые идеально смотрятся на плечах альфы, о взгляде, в котором разврат так тонко граничит с невинностью, о попке, которую легко накрывает одна ладонь альфы и на которой прямо сейчас хочется оставить укус. Он удобнее располагается, кладет ладонь на руль, чтобы Феликс не ударился о него головой, и наслаждается процессом. Феликс берет в рот теперь полностью, смачно сосет его член, а у Хенджина от танца его языка вокруг члена разум туманится. Он зарывается второй рукой в его белоснежные волосы, толкается ему в рот, но Феликс расслабляет горло, подыгрывает. Омега натер колени, ему дико неудобно, но в то же время ему безумно нравится, но что нравится ему еще больше — это помутневший взгляд Хенджина, который очень красноречиво рассказывает парню о том, что ждет его задницу в самое ближайшее время. Феликс дразнит мужчину, выпускает член изо рта, проводит языком по все длине, вновь отстраняется, но Хенджин играть не настроен, он еле сдерживается, чтобы не зафиксировать его голову и не отыметь его в рот так, чтобы он говорить разучился.

— Поехали домой, — с трудом прогоняет эти мысли Хенджин и с силой отрывает омегу от своего члена. — Я тебя до утра из постели не выпущу.

— Ты слишком консервативен, — обиженно тянет Феликс, утирая тыльной стороной руки саднящие губы. — Ты и не подозреваешь, что я умею, — он заводит руки назад, собираясь сам себя растянуть, но альфа ловит его за запястья.

— Я вскипаю, как подумаю, что ты делал это еще кому-то, — рычит Хенджин.

— Я тебя потушу, — подмигивает ему Феликс и позволяет Хенджину его растянуть. В автомобиле дико неудобно, Хенджин почти ограничен в движениях, но все это меркнет перед видом скачущего на его члене Феликса, который искусал свои губы и продолжает надрывно стонать. Хенджин не трахался в автомобиле, Феликс прав, он на самом деле консервативен в некоторых вопросах, но в этом явно что-то есть. И потом, он не трахался в автомобиле, потому что до Феликса никогда никого настолько сильно не хотел, чтобы не суметь доехать до дома или до отеля.

Полдень встречает Феликса с синяками на пояснице из-за руля и с ноющей задницей. Бешеный секс в автомобиле перетек в марафон в спальне. Феликс думал, что он ненасытный, когда дело касается Хенджина, но оказалось, что альфа ему не уступает. Когда Феликс уже не мог стоять в коленно-локтевой позе и его ноги разъезжались, Хенджин, навалившись сверху, просто втрахивал его в постель, не выпускал. Утром омега проснулся от того, что альфа, который уже был одет и собирался на выход, нагнувшись прямо в костюме, целовал внутреннюю сторону его бедер. Одними поцелуями дело не ограничилось, потому что Феликс уже проснулся и снова возбудился, в итоге, в отместку за приятно утомительную ночь, омега притянул его к себе за воротник рубашки и, перевернувшись, оседлал его. Хенджину после бешеного секса пришлось переодеться.

Альфы давно нет, он как всегда ушел по делам, и Феликсу его жалко, ведь Хенджин, в отличие от него, проспавшего до полудня, столько работает и не высыпается. Феликс проводит полчаса в ванне, собирается под вечер увидеться с Мией, но звонит Хенджин и просит приехать пообедать. «Он точно скучает», — счастливо улыбается Феликс, наспех нанося макияж. Сам омега безумно соскучился, хотя прошло всего лишь несколько часов. Обедают они на палубе Арэса, Хенджин как и всегда за ним ухаживает, в душу больше не лезет, и Феликс чувствует себя влюбленным мальчишкой. После обеда, пока ему готовят чай, Феликс носится по палубе, копирует кружащихся в небе чаек и смешит альфу, который, прислонившись к лееру, курит сигару. После чаепития, на котором Феликс с удовольствием поедает ягодный тарт, он сидит на коленях альфы и с интересом слушает его рассказ про самое дальнее плавание.

— Я бы тоже хотел уплыть так далеко, посмотреть новые места! — восторженно заявляет омега, когда Хенджин заканчивает рассказ. — И меня туда возьми! Если захочешь. Если после ребенка вдруг встретимся еще. Я помню, по контракту мне нельзя здесь быть, — Феликс понимает, что сболтнул лишнее.

— Контракт можно переписать, — целует его в висок альфа.

— То, как на меня порой действуют твои слова — меня пугает, — не лжет Феликс и опускает глаза. Его и правда пугают слова Хенджина, но больше всего пугает собственная реакция. Феликс боится поверить, он отчаянно сопротивляется поселившейся в нем без разрешения и распирающей его надежде, не дает себе поблажек, запрещает даже думать о хорошем, но с каждой их встречей ему все сложнее. А что если вдруг? Это «вдруг» окрыляет, открывает второе дыхание и Феликс на пару мгновений забывает о том, что он отлит вовсе не из стали, и разорвет его в этот раз настолько сильно, что подбирать и зашивать обратно будет нечего.

— Тебе нечего бояться, — внимательно смотрит на него альфа. Феликс ненавидит эти слова, ставит их рядом с «все будет хорошо», «больно не будет», «я буду всегда рядом» — все они ложь, оружие в руках нападающих и могильная плита того, то им верит.

— Знаешь, — внезапно заявляет Феликс. — В Кале все мое окружение думало, что мне вечно не хватает внимания, что я принц семьи Ли, который вечно должен быть окружен своими прислужниками. А я от внимания бежал. Я мечтал быть невидимкой, чтобы обо мне не вспоминали. Я мечтал быть один. Я не люблю людей, они делают только больно. Я все еще мечтаю быть один, — не договаривает.

— А родители?

— Они есть, и этого достаточно, — бурчит Феликс. — Я так устал от людей, что дал обет, что ни с кем никогда не буду, а тут ребёнок, — смеется.

— Одиночество как игла: на него подсаживаешься и слезть сложно, — серьезно говорит альфа, поглаживая его по спине. — Я знаю, что такое одиночество, и я не хочу, чтобы ты стремился к нему.

— Оно не вредит здоровью, а люди вредят, — не сдается омега.

— Я ведь тоже думал, что тебе не хватало внимания, — усмехается Хенджин. — Даже тогда, в тот вечер, увидев тебя, я решил, что ты просто любитель привлечь внимание своей эксцентричной персоной. Я ведь прекрасно помню твои сучьи замашки и то, как ты обидел ту девушку.

— Она сама кого хочешь обидит, — пыхтит Феликс. — И вообще, ты меня не знаешь.

— Но я очень хочу тебя узнать. Настоящего тебя.

— Я не хочу, — пытается соскользнуть с его колен Феликс, но Хенджин не отпускает. — Я хочу начать новую жизнь. С чистого листа. Оставить этого Феликса здесь и закрыть дверь. Мы не должны рассказывать друг другу о прошлом, потому что оно не даст нам быть вместе даже до момента рождения ребенка. Я не смогу.

— А ты мог бы остаться даже после рождения ребенка? — спрашивает Хенджин, и Феликс теряется. Нет, он определенно точно не может остаться, но он уже знает, что хотел бы.

— Мы же обо всем четко договорились, — прокашливается омега. — Я рожаю, забираю деньги, а ты воспитываешься сына или дочь, и обо мне никто из вас не вспоминает. С чего вообще такой вопрос?

— Нам ведь хорошо вместе? — смотрит ему в глаза альфа, и Феликс кивает. — Изначально ты меня только раздражал...

— А я тебя вообще ненавидел!

— Дай договорить, — щекочет его альфа. — Так вот так уж вышло, что нам хорошо вместе, и я подумал, что тебе необязательно уезжать, если ты конечно, сам не против.

— Я не совсем понимаю, — отодвигается Феликс и внимательно смотрит на альфу, стараясь не выдать свою радость. Хенджин хочет, чтобы он остался. Он сам об этом заговорил, сам повторяет, что им хорошо вместе. Феликсу кажется, еще немного и контролировать расползающиеся в счастливой улыбке губы станет невозможным.

— Я хочу, чтобы ты стал официально моим омегой, — медленно говорит альфа, которому явно нелегко даются слова. — Хочу, чтобы мы поженились.

— Ты делаешь мне предложение? — растерянно хлопает ресницами Феликс, которому точно послышалось.

— Я делаю тебе предложение, — кивает Хенджин, и так усиленно удерживаемая на лице омеги маска безразличия дает трещину, солнце за его спиной меркнет, уступая яркости его улыбки.

— Ты серьезно? — старается не визжать парень, который до этой секунды вступать в брак не планировал. Он вообще ничего из того, что творится в этом чертовом Мармарисе не планировал, но отчего так хорошо от одной только мысли, что у него взаимно, что он не один тут изводится из-за чувств, которые, казались бы, обречены на невзаимность. Нет, Феликс не хочет брак, не хочет семью, все, что ему нужно — это то, что Хенджину он нравится, что альфа к нему что-то испытывает, и это именно радость этому прямо сейчас распирает его, и омеге кажется, что он лопнет от счастья.

— Ты станешь гражданином Мармариса, и это позволит мне защитить тебя и ребенка, — продолжает Хенджин, и солнце вновь водружает корону на себя, потому что самая яркая улыбка, треснув, осыпается на палубу.

Защитить ребенка.

Феликс снова упустил единственное, что их на самом деле связывает. Вроде бы давно пора вызубрить, вырезать самым острым ножом на своей груди, прямо рядом с порезами, оставленными его монстром, что ему от судьбы ждать хорошего не надо, но он снова надеется. Наглый, глупый, абсолютно не умеющий учиться на своих ошибках Ли Феликс, который снова позволил себе поверить, снова смочил ноги в этом озере надежды и прямо сейчас пойдет на дно. Дно и есть его место. Так забиться бы туда и самому вырывать с корнями любую веру в хорошее, любой даже намек на то, что он, такой никчемный, сплошь состоящий из криво косо залатанной плоти, может быть кому-то нужен, но нет, он всплывает. Он все равно, барахтаясь в озере собственной крови, щедро приправленной осколками былых надежд, режет руки до локтей, цепляется за любую улыбку ему, доброе слово, протянутую руку, только чтобы подняться над ним, а потом с размаху размазаться по зловонной жиже, в которой он уже давно умер, но душа так и не смирилась.

— Нет, — говорит Феликс, сглатывает дерущие горло слезы. — Спасибо, не надо.

— Ты расстроен, — Хенджин и не спрашивает, он прекрасно видит это по вмиг поникшим плечам.

— Не расстроен, — отходит Феликс, — просто не знаю, чем ты слушал, но я вроде сказал, что я одиночка.

— Феликс, это очень важно, ты должен быть гражданином этой страны и это самый быстрый путь...

— Если моя семья дойдет до войны, — приходится сделать паузу, чтобы справиться со спазмами, парализующими горло, — я лучше вернусь, чем позволю пролиться крови.

Ни секунды не сомневается в своих словах Феликс. Да, на том берегу его ждет его главный кошмар, но уже без разницы. Феликса уже не исправить, не починить, с ним все кончено, он всегда это знал, а теперь окончательно понял. Но остальные, те, кто должен будет оставить семью, и те, кто погибнет, так ее и не увидев, — у них есть шанс. Феликс может быть и слывет последней мразью Кале, но он ей никогда не был.

— Я тебя не отпущу, — подходит к нему Хенджин, все хочет помочь, поддержать, потому что прямо сейчас Феликс разрушается, и альфа понимает, что в этот раз в этом виноват он сам.

— У тебя не будет другого выхода, — с горечью улыбается ему омега.

— Он есть, ты его не хочешь.

— Не хочу. Я устал прыгать из ада в ад, — выпаливает Феликс и отворачивается к морю, показывая, что больше не имеет желания говорить на эту тему.

Солнце медленно садится за горизонт, Феликс любуется кроваво красным небом, а стоящий на палубе Хенджин им. Альфу от созерцания прекрасной картины отрывает звонок от Минхо, который заявляет, что Кале объявил всеобщую мобилизацию. Хенджин не успевает переварить информацию, как получает второй звонок, теперь уже от своего заклятого врага.

— Есть что мне сказать? — спрашивает Кристофер, а Хенджин уходит подальше, чтобы Феликс не слышал разговор.

— Я уже сказал тебе все, что хотел.

— Очень жаль, что именно это является твоим ответом, — вздыхает Кристофер. — Хорошо, ты меня вынудил пойти на это, хотя видит бог, я бы не хотел выносить сор из избы. Ты держишь его у себя из-за ребенка, даже готов пойти на войну из-за это...

— У меня нет времени слушать твои размышления, — раздраженно говорит Хван, собираясь повесить трубку.

— О, ты будешь мне благодарен, если дослушаешь, — ухмыляется Кристофер. — Так вот знай, мой дорогой Волк, что мой брат бесплоден.

— Какая же ты тварь, — кривит рот Хенджин. — Думаешь, я поверю тебе?

— А ты спроси его и прочтешь ответ в его глазах, — цокает языком Кристофер. — Я знаю, он от тебя это скрыл, что неудивительно, мой братик всегда думал только о своих интересах. Сегодня он сделал монстром меня, а завтра сделает им тебя. Иди к нему и спроси напрямую, а потом подумай, стоит ли твой бесплодный истинный, с которым вас кроме возможности завести ребенка ничего не связывает, крови, которая окрасит в красный наше море.

— Это мне решать, — вешает трубку Хенджин и вновь поворачивается к подставляющему лицо под последние лучи сегодняшнего солнца Феликсу. Омега улыбается, солнце целует его в веснушки, а в прислонившемся к стене Хенджине что-то с противным треском ломается.