Мармарис

Он любил картины без объяснений и подписей. Впечатление такой картины несравненно сильнее; ее содержание, не связанное словами, становится безграничным, утверждая все догадки и мысли. © АГ

Феликс зол. В первую очередь на себя, что раскололся, что приподнял завесу, не только сам нырнул в черную жижу прошлого, но и позволил другому о него испачкаться. Чертова броня, верой и правдой служившая ему столько лет, расслабилась, поддалась такому редкому и так отчаянно жаждуемому сочувствию в чужих глазах и дала трещину. Вчера ему было страшно из-за пальцев Хенджина по усеянной воспоминаниями коже, сегодня Феликсу стыдно из-за обнажившегося ночью не только тела, но и души. Нельзя никому показывать свои слабые точки, нельзя рисовать к ним путь собственными руками и обводить кружочками, как мишень для пули. Феликс это правило очень рано вызубрил, жаль, что до конца ему следовать не смог. Из-за воспоминаний о вчерашней ночи хочется разбить себе голову о ближайшую стену, но Феликс вместо этого пьет кровь прислуге. Сперва ему не понравился кофе, и он отчитал паренька ему его подавшего, наехал на прислугу из-за пыли, которую собирал пальцами с любых поверхностей в доме. Потом он ругался с садовником, который не доглядел за Азуром, и тот истоптал клумбы. Он долго кричал на побледневшего мужчину, оплакивая цветы, и замолчал, только завидев въехавший во двор бентли. Феликс фыркает в сторону попятившегося садовника, запахивает полы толстого вязаного кардигана, накинутого на плечи, и, нахмурившись, следит за Хенджином и Минхо, идущими к лестнице. Первое желание — спрятаться, не встречаться лицом к лицу с тем, перед кем вчера остался без защиты, но трусом он достаточно побывал, хватит.

— В чем проблема? — Хенджин подходит к каменной лестнице и смотрит на без остановки извиняющегося садовника.

— Господин, я забыл, что калитка открыта и Азур добрался до кустов...

— Истоптал все цветы! — восклицает Феликс. — Все прекрасное здесь вянет! — машет руками омега.

— Ты вот цветешь и пахнешь, — не скрывает ухмылку Минхо и только подмигивает, получив испепеляющий взгляд от Феликса.

— Возвращайся к делам, — спокойно говорит садовнику Хенджин, — а ты иди за мной, — кивает Феликсу и двигается к беседке.

— Отчитывать меня будешь, что я посмел обидеть твоих прислужников? — с вызовом спрашивает омега, прислонившийся к опорным столбам.

— Не отчитывать, а предупреждать, — спокойно отвечает альфа.

Хенджин, как ни странно, одет не в деловой костюм: на нем серые спортивные штаны и, несмотря на утреннюю прохладу, он в одной черной футболке. Судя по всему, парни были в зале, ну или альфа снова бил кому-то морду, учитывая его любовь к боям. Такой Хенджин нравится Феликсу больше, он как простой смертный, с ним легче разговаривать, и омеге даже не сложно смотреть ему в глаза. Хенджин в костюме — это исчадие Ада, вымораживающий взглядом нутро и всем своим видом показывающий, кто здесь главный палач. Феликсу рядом с ним всегда некомфортно.

— Это последний раз, когда ты смеешь повышать голос на моих людей, особенно учитывая, что ты просто вымещаешь на них свою злость, — продолжает альфа, зачесывая пальцами назад падающие на глаза волосы.

— Это не так, я ругал их за дело! — возмущается Феликс, стараясь не смотреть на его волосы, которые в этот раз не затянуты в низкий хвост и делают образ альфы еще более комфортным. Все-таки Хван Хенджин красив как бог, и омегу это почему-то раздражает.

— Они живут в этом доме как и ты, обладают такими же правами, как и ты, — наступает Хенджин, в глазах которого сверкают молнии, и Феликс понимает, что впечатление было ошибочным.

— Они не люди! — не поддается страху парень.

— Впервые мне захотелось ударить омегу, — цедит сквозь зубы Хенджин и отступает, с трудом контролируя свой гнев. У него в голове не умещается, как человек может быть одновременно таким мерзким и ранимым, учитывая прошлую ночь.

— Поверь мне, я знаю, что говорю, ради пары купюр они легко закроют глаза на то, как твоего ребенка будут лупить! — выкрикивает Феликс, не желая отступать.

— Никто не тронет моего ребенка, пока у него есть отец, — рычит альфа. — Я не знаю, что у тебя в голове, но кончай быть таким враждебным даже к тем, кто к тебе хорошо относится.

— Ухожу я пить отвратный кофе, который мне сделают твои отвратные люди, — выплевывает слова ему в лицо омега и разворачивается.

— Раз так, отныне сам себя обслуживаешь, — цокает языком Хенджин. — Я запрещаю своим людям делать что-то для тебя. Раз уж ты такой неблагодарный, то будешь готовить, стирать и убирать за собой сам.

— Ты не посмеешь! — вновь идет к нему покрасневший от злости омега.

— Я уже посмел, — ухмыляется Хенджин, сокращая расстояние между ними. Альфа делает это нарочно, он знает, что стоит ему подойти ближе, и омега отскочит, былая бравада моментально испарится.

— Я покажу тебе! — топает ногой Феликс, медленно пятится назад и, развернувшись, стремительно двигается к дому.

Хенджин не просто угрожал: прислуга омегу игнорирует, на зов не окликается, и даже колу, которую он попросил полчаса назад, ему так и не принесли. Феликс бурча под нос ругательства, жует салат, сидя прямо на столе на кухне, запивает его колой, которую достал из недр холодильника сам, и мечтает о тарелке горячего супа. После скудного обеда Феликс дразнит с крыльца Азура, демонстративно отворачивается, заприметив садовника, и мысленно готовит состоящую из одних проклятий речь для Хенджина. Прослонявшись по дому до сумерек, заскучавший омега, отвратительное настроение которого не исправил даже кофе, выбитый из долго неподдающейся кофемашины, решает поехать погулять. Он долго делает макияж, еще дольше укладывает волосы и ровно в десять стоит перед напольным зеркалом и с довольным видом разглядывает себя. Феликс в бордового цвета блузке с шифоновыми рукавами и черных брюках. Его тонкие запястья обвивают красивые браслеты, на шее поблескивает недавно приобретенная в лавке в центре подвеска. Настроение омеги уже заметно улучшилось, он, напевая заевшую в голове модную песню, спускается вниз и требует вызвать для него шофера. Шофер появляется в дверях сам и заявляет, что никуда он его не отвезет. Феликс, в котором вновь пробуждается буря негодования, требует ключи и направляется к припаркованному в стороне черному бмв.

Феликс понятия не имеет куда едет, даже навигатор не включил, он просто катается по ночному Мармарису и слушает новости по радио, болезненно реагируя на каждое упоминание о родине. Диктор рассказывает про очередную провокацию со стороны Кале, и Феликс меняет канал. Он делает круг вокруг стадиона, собирается уже поехать в клуб, как слышит по радио о выставке работ Рене Магритта в центре. Феликс сразу же сбавляет скорость и задает навигатору адрес, сказанный ведущим.

Феликс всегда обожал выставки, ведь именно там, оставшись наедине с чужим воображением, он отключал свое — рисующее только в черных красках. Он видел мир глазами художников и даже в самой мрачной картине находил успокоение, потому что их мрак блеклый рядом с его собственным. Феликс даже рад, что услышал эту новость: лучше выставка, чем клуб. Он доезжает до пункта назначения через полчаса и, оставив автомобиль на парковке, идет ко входу. Уже на самом пороге, пропуская вперед прибывающих гостей, Феликс понимает, что ни билета, ни приглашения у него нет, но решает рискнуть и подходит к охране.

— У меня нет приглашения, я вижу, многие показывают его, но я могу купить билет, — выкладывает все сразу омега.

— Сегодня первый день, поэтому только по приглашению, — отвечает высокий мужчина у дверей. — Но вы можете прийти с завтрашнего дня в течении двух недель, еще успеете.

Феликс расстраивается, что ему не попасть внутрь, уже собирается уходить, как замечает суету позади себя и, обернувшись, видит темно-синий бентли, из которого выходят Хенджин и Ариэль. Ариэль выглядит роскошно в белом костюме и накидке из искусственного меха. Его густые черные волосы ниспадают волнами на плечи, красиво обрамляют кукольное личико.

— Я с ним, — кивает в сторону Хенджина Феликс, а охранник удивленно поглядывает на альфу.

Феликс не дожидается Хенджина, проходит мимо все еще хлопающего ресницами охранника и сразу двигается в сторону главного зала. Он ни на кого не смотрит, идет сразу к картинам и, замерев перед первой, игнорирует быстро бьющееся то ли от мини пробежки, то ли от неожиданной встречи сердце.

— Я не знал, что ты любишь выставки.

Феликс вздрагивает, услышав его голос, доносящийся из-за спины, но оборачиваться не спешит. Хенджин и правда был удивлен, увидев у дверей омегу, но еще больше он был покорен его красотой. Хенджин знает много красивых омег, одного из них он сегодня привез на выставку, но красота Феликса совсем другая. Он не из тех, кто сразу цепляет взгляд, и со временем к его внешности привыкаешь. Каждая встреча — момент открытия чего-то нового в его красоте. Сегодня Хенджин любуется его точеной шеей, которую обвивает поблескивающая подвеска, и затянутой в бордовую полупрозрачную ткань тонкой талией, которую альфа, кажется, может обхватить одной ладонью.

— Могу сказать то же самое о тебе, думал, ты по боям, — скрещивает руки на груди омега.

— Мой друг владеет этим павильоном. Я пришел его поддержать.

— И русалка, видимо, разбирается в искусстве, — цедит сквозь зубы Феликс, который сам не понимает, почему его злит одно только появление Ариэля.

— Есть такое.

— Так не оставляй его надолго, мне гид не нужен, — задирает подбородок омега.

— Ты явно не сюда собирался, судя по твоему внешнему виду, более того, думаю, ты заблудился или пыль в глаза пустить решил, — отвечает колкостью на колкость альфа.

— Знаешь, Магритт ведь всю жизнь пытался казаться обычным, заявлял, что в нем нет ничего особенного, и сильно ошибался, вот доказательства, — игнорирует его выпад Феликс и кивает на картины. — Помнишь ту ночь, когда мы впервые встретились? — наконец-то оборачивается к нему омега. — Взглянув на меня тогда, послушав обрывки моих фраз, и, конечно же, будучи знакомым с моей семьей, ты сразу нарисовал в голове мой образ и поставил диагноз. Иронично правда, что раньше мы по первому впечатлению пытались определить, хороший ли человек или гадкий, сегодня мы всем ставим диагнозы, — смеется.

— К чему ты это? — хмурится Хенджин.

— К тому, что недаром Магритт прятал свое прошлое: он понимал, что если узнают о том, что его мать покончила с собой, когда он был еще подростком, во всех его картинах будут искать отсылки к этому и будут составлять его психоанализ на основе его биографии. Тем более сейчас это так модно, — кривит рот Феликс. — Мне интересно, если бы я предстал перед тобой как незнакомец, как человек, о семье и жизни которого ты ничего не знаешь, что бы ты подумал обо мне. Но еще более мне интересно, что будет, когда ты все узнаешь. Надеюсь, этого никогда не случится, — добавляет уже тише. — Я предпочитаю быть дерзким, сильным, как ты там говорил «отвратительным» омегой, чем тем, кем я стану в твоих глазах после.

— Хенджин, ты задержался, — появляется из-за спины мужчины Ариэль и кладет руку на его плечо. Феликс сразу переходит к следующей картине, оставляет их наедине.

Феликс идет от полотна к полотну, периодически поглядывает на гостей, нарочно в сторону Хенджина и Ариэля не смотрит. Феликс завидует Ариэлю и вовсе не из-за альфы, который рядом с ним. Он завидует тому, что Ариэль уверен в себе и в своем будущем. У него поводов сомневаться и нет. Ариэль красивый и умный омега с надеждой на счастье, а Ли Феликс разбитый, и каждый его осколок раскрошенный. Ему и надеяться не на что, ведь он знает, что с его «багажом» прошлого он никому нужен не будет, и даже себе. Дурацкая была идея приехать на выставку. Если в особняке у него было плохое настроение, то сейчас оно на самом дне. Феликс идет на выход, решив вернуться в особняк, и уже подходит к своему автомобилю, когда видит идущего к нему шофера Хенджина.

— Босс приказал, чтобы я вас отвез.

— Скажи своему боссу, что я сам умею водить, — бросает взгляд на остановившегося на лестнице Хвана омега и, сев за руль, оставляет за собой стену пыли.

Феликс едет по прямой без маршрута и цели, он просто носится по полупустым трассам, открыв окна и врубив на полную мощность музыку, и ничего перед собой не видит. Хочется, чтобы бьющий по ушам ветер выбил из него все последние мысли и заменил их хотя бы мизерной надеждой на счастье. Не важно, в чем именно оно будет заключаться, ему бы хотя бы его запах почувствовать. Феликс знает, что ему снова надо его для себя найти, вернуться к тому, чем он занимался в Кале и из-за чего выживал. Когда смысла нет, его надо придумать. Феликс не вернется в болото отчаяния и самобичевания в ожидании, когда его окончательно засосет, он придумает, что в этот раз использует как спасательную ветку, и выползет из него. Он не Ариэль, и ему никогда им не стать, потому что пусть даже сейчас все у Феликса сложится замечательно, прошлое оставило на нем слишком глубокий след, чтобы быть абсолютно счастливым. Значит, он будет уживаться с травмированным собой, он продолжит любить себя таким и залижет все раны сам. Все как и всегда. Феликс справится.

Скорость уже под сто шестьдесят, ушедший в мысли Феликс ее не чувствует, он продолжает давить на педаль и, только заметив свет фар двигающегося на второй полосе автомобиля, начинает замедляться. Он съезжает на обочину, постукивая по рулю, следит за вышедшим из бентли Хенджином, идущем к нему. Альфа уже без пиджака, его обычно идеально уложенные волосы, ниспадают на лоб, и он явно зол. Феликс понимает, что лучше выйти самому, и открывает дверцу.

— Ты нарушил все правила, какие мог, — рычит Хенджин, впившись в омегу недобрым взглядом.

— Ты не нарушаешь? — фыркает омега, прислонившийся к капоту.

— Ты мог бы убиться.

— А ты переживаешь? Конечно переживаешь, я же тебе ребенка должен, — прикусывает губу омега.

— Не думаю, что у тебя есть какие-то реальные причины кончать жизнь самоубийством, — альфу понемногу отпускает злость на паренька, который чуть не убился. Правда Хенджин, нагоняя его, злился больше на себя, что позволил ему уехать одному, хотя видел, что омега расстроен. А еще потому что всерьез переживал, пока Феликс не остановил автомобиль.

— Нет? Уверен? — с вызовом спрашивает Феликс. — Я и не собирался кончать жизнь самоубийством, просто люблю прокатиться с ветерком, но вот понимаешь ли, я предал родину, приговорен там к пожизненному сроку или к казни. Здесь я почти заложник, буду рожать от первого встречного и понятия не имею, как все это подниму. Как думаешь, это все не причины?

— Нет, это не причины, — хмурится Хенджин. — Не можешь вернуться на родину — поживешь где угодно. Ты получишь деньги и сможешь подарить себе любое будущее. Пора бы научиться думать вне рамок проблемы, взгляни на них со стороны. Ты переполнен злостью, и она тебя до добра не доведет.

— Ты думаешь, я зол на тебя? — прячет глаза омега, понимая, что он прав.

— Я хотел бы, чтобы ты злился на кого угодно, но не на себя. Мы легко прощаем всех вокруг, но себя мы не прощаем, — с горечью улыбается Хенджин. — Что бы у тебя ни происходило, даже нынешние события, делай себе поблажки, осознай, что иногда что-то не совсем так, как ты хочешь, но это не значит, что со временем ты это все не изменишь, — смотрит на часы на запястье альфы. — Убить себя я тебе не дам, и да, конечно, все ради ребенка, — кривит рот. — Мой человек поведет, ты за руль не сядешь.

— А ты куда? — выпаливает Феликс.

— Хочешь, чтобы я остался с тобой? — смотрит в упор Хенджин, ждет честного ответа и готов подчиниться.

— Не хочу, — лжет Феликс и идет к автомобилю, у которого его поджидает шофер.

<center><b>***</b></center>

Сегодня Феликс впервые рад визиту Мии, потому что из-за нее накрывают стол, и он с удовольствием завтракает, поглядывая на роскошную девушку в красном брючном костюме. Прислуга по прежнему игнорирует его, видимо, несмотря на их довольно спокойный диалог на дороге, Хван приказ не снял. С утра Феликс ездил на сдачу анализов и теперь просто умирает с голоду.

— Я знаю, что я красивая, — усмехается Мия, заметив его внимательный взгляд.

— Я всегда за правду, так что отрицать не буду, ты очень красивая, но ядовитая, — грызет тост омега.

— А ты божий одуванчик, — хохочет девушка.

— Слушай, — поддается вперед Феликс, забыв о тосте. — Я хочу в тот приют сгонять, Пузыря и компашку увидеть. Можешь предупредить руководство там, ну или кого надо, что я приеду?

— И зачем тебе туда? — непонимающе смотрит на него Мия.

— Мне кажется, мы с ними похожи, — робко выдает омега и злится, услышав ее смех. — Я понимаю, что не смогу тебе это объяснить.

— Ты не можешь поехать в приют, но я могу попросить и их привезут, — утирает салфеткой кончики губ девушка. — Хоть сейчас их привезут.

— Сейчас не надо, — выпаливает Феликс. — Надо же подготовиться, тортики накупить. Дети любят сладкое.

— Поверь мне, они много и вкусно кушают, ни в чем себе не отказывают. Ты забываешь, что приют на попечении Хенджина, — с издевкой отвечает девушка.

— Дело же не только в этом, я бы игры придумал, развлечения. Почему-то вы все думаете, что набитый живот — самое главное, — зло отвечает омега.

— Так в чем же вы похожи? Чего ты так взъелся? — закатывает глаза Мия.

— У меня тоже есть все. Было, — исправляется Феликс. — Я знаю, что они под защитой государства, Хенджина, у них есть крыша над головой и еда. Но если приглядеться, они совершенно одиноки, никто не хочет брать за них ответственность, никто не связывает себя с ними напрямую, не говорит, что «они часть меня». Единственный, кто их правда любит — это бесячий пес во дворе, — грустно улыбается. — Я родился в самой богатой семье Кале и никогда ни в чем не нуждался. Про меня можно сказать, что я не одинок, у меня все есть, но, как оказалось, никто не захотел брать за меня ответственность, не занял мою сторону. Я совершенно один, а для меня понятие семьи — это быть рядом, когда все против. Я не чувствовал наличие семьи, и эти дети этого не чувствуют. Я хочу их увидеть.

— Ты чего такой сентиментальный, ты же всем известная бешеная сучка Кале, — после долгой паузы выдает Мия.

— Во мне уживаются несколько личностей и им комфортно друг с другом, а ты с ног до головы сука, — кривит губы Феликс.

— Я ради тебя никого просить не буду, иди сам проси Хенджина, чтобы детей привезли, — фыркает Мия. — Хотя потерпи, скоро у Пузыря день рождения, ты и так их увидишь.

— Так надо же готовиться! Надо все организовать, — подскакивает на ноги Феликс.

— Да успокойся ты, у Пузыря будет отличный праздник, каждый год бывает, — смеется девушка. — Ему и торт, и подарки мы организуем. Хенджин каждый год все их праздники распоряжается отмечать. Так что не надо думать, что у нас сердца каменные, а ты сама доброта.

— При чем здесь торт и подарки, а сам праздник кто организует? — не отстает Феликс, все больше раздражая девушку.

— В приюте он с ребятами отлично отпразднует, не доставай меня, — злится Мия.

— Я поговорю с Хенждином, Пузырь заслуживает лучший праздник, — Феликс идет к себе за курткой.

<center><b>***</b></center>
Хенджин находится в своей судоходной компании, и сперва омегу не пропускают даже на первый этаж, ссылаясь на то, что директор сильно занят. Хенджин и правда сильно занят, но услышав, кто именно к нему пришел, выпроваживает гостей и, попросив для Феликса латте, просит проводить его к нему.

— Я начал выполнять контракт, — начинает издалека омега, осматривая многочисленные модели кораблей, выставленные на полках.

— И решил торжественно мне это объявить? — разминает плечи Хенджин и, встав на ноги, идет к мини бару.

— Я пришел с просьбой, — подходит к наливающему себе коньяк альфе Феликс.

— Деньги закончились? — отпивает из стакана альфа, пристально смотря на него. — Новая дизайнерская вещь нужна? Гаджет? Украшения?

— У Пузыря день рождения, — обиженно бурчит омега.

— Чего? — ставит стакан на стойку растерянный альфа.

— Ну, у Пузыря в среду день рождения и нам необходимо организовать для него праздник, — тараторит Феликс. — Нужно обязательно сделать это в особняке. Ничего не говори, дослушай, — машет руками, не давая альфе открыть рот. — Я главный организатор всего в Кале, ты просто скажи «да», клянусь, я такой праздник ему устрою, он никогда не забудет, все будет просто замечательно. Разреши, пожалуйста, не надо оставлять их в приюте в праздник.

— Хорошо, — усмехается Хенджин после небольшой паузы, не сводит с него глаз. — Пусть тебе помогут мои люди.

— А? — хлопает ресницами умолкший парень. — Серьезно? Ты согласен? — подпрыгивает на месте Феликс и неожиданно для самого себя виснет на шее альфы. Объятие длится ровно секунду, пока до омеги не доходит, что именно он сделал. Феликс отшатывается назад и, сгорая от стыда, забивается в ближайший угол. — Спасибо, — прячет глаза, смутившийся парень.

— Я это сделал для него, не ради тебя, — наступает на омегу пришедший в себя от неожиданного жеста парня альфа. Не то чтобы Хенджину не понравились его объятия, ему не понравилось, что Феликс отлетел от него, как ошпаренный.

— Да, да, я знаю, все ради Пузыря, — тихо отвечает омега, с трудом скрывая улыбку, и идет к двери.

— Постой, — окликает его Хенджин. — Раз уж ты зашел. Твой отец вышел на связь, он с твоим братом потребовали встречу на нейтральной территории. Поздно, но о тебе все же вспомнили.

Феликсу замирает у самой двери, пропускает через себя слова альфы и, поняв, что ему не послышалось, прислоняется к ней. Ему тяжело дышать, он отчаянно пытается наглотаться воздуха, даже оттягивает ворот водолазки, но надышаться не получается. В светлом кабинете, щедро обласканным лучами солнца, проникающими через огромные окна, вмиг темно. Феликсу кажется, что у него под ногами ковер бугрится, и еще немного и половицы разойдутся, и его поглотит то, от чего он так отчаянно бежал.

— Ты в порядке? — осторожно спрашивает альфа.

— Полном, — прокашливается омега.

— Похоже было на паническую атаку.

— Отец меня спрашивал? — спрашивает омега, у которого от нервов горло пересохло.

— Я говорил с твоим братом.

— Чего...чего он хотел? — бегает глазами по его лицу Феликс, альфа от его взгляда все больше и больше хмурится.

— Утром я встречаюсь с ними на нейтральной территории. Я собираюсь рассказать, что ты пришел добровольно, и мы живем вместе. Ты никого не предавал. Но я тебя им не отдам, — твердо говорит Хенджин.

— Скажешь им, что мы истинные? — разбито улыбается ему омега.

— Скажу, — кивает альфа. — Если я скажу при третьей стороне, что ты здесь насильно, то начнется конфликт. Как думаешь, он нужен?

— Нет, не надо смертей, у нас уговор, ты платишь мне, а я рожу тебе ребенка, — поникшим голосом отвечает Феликс.

— Тогда будь готов к восьми.

— Я не...

— В чем дело? — сводит брови на переносице Хенджин. — Я ждал другой реакции, учитывая, как долго ты не видишь семью. Чего ты боишься?

— Ничего, — отмахивается омега, мечтая поскорее добраться до особняка и спрятаться в ванной.

— Тогда встретимся утром.

<center><b>***</b></center>
Феликс почти не спит этой ночью, его разрывает от желания придумать причину и не явиться на встречу, и в то же время от радости, что у него появится возможность увидеть родителей. Уже и не важно, что о нем так поздно вспомнили, Феликс просто хочет оказаться рядом с ними, сказать, что никогда не предавал, что добровольно бы так свою семью в глазах общественности не опустил. Обо всем остальном он старается не думать, знает, что стоит сдаться, и его из болючего прошлого даже угрозам Хенджина не вытащить. Он так и ворочается в постели до рассвета, воюет с собственными демонами, ни одного не побеждает. Утром Хенджина встречает растрепанный омега со следами недосыпа на лице.

— Я вижу, радости в тебе не приумножилось, — рассматривает его в отличие от разбитого омеги отлично выглядящий Хенджин. — Я бы не брал тебя, но ты должен подтвердить, что ты здесь добровольно и не хочешь возвращаться.

— Я не хочу возвращаться, — резко отвечает омега.

— Тебе нечего бояться, — уже мягче добавляет Хенджин.

— Потому что ты со мной? — скривив губы, спрашивает Феликс.

— Потому что я с тобой, — Хенджин, развернувшись, идет к двери, и Феликс нехотя следует за ним.

Дорога до аэропорта, где их ждет частный самолет Хвана, занимает полчаса. Феликс неразговорчивый, от напитков отказывается, так и проводит полет, уставившись в иллюминатор. Хенджин вопросов не задает, не беспокоит покой парня и весь полет занимается своими делами. Прямо у трапа их встречают бронированные автомобили. Обычно любопытный Феликс даже не рассматривает через стекло столицу соседнего государства, он смотрит сквозь свои руки, покоящиеся на коленях, и ни на что не реагирует. У Феликса в голове война. Невозмутимый внешне парень разрушается изнутри, еле сдерживает сжирающее его желание открыть дверь на полном ходу и выпрыгнуть, а там уже плевать — выживет или нет. Он не понимает, как он должен совладать с абсолютно противоположными желаниями, и вздрагивает, почувствовав чужую ладонь, накрывшую его руку. Феликс руку не скидывает, смотрит на большую ладонь, на то, как альфа легонько сжимает его пальцы и, кажется, понемногу успокаивается.

Автомобили паркуются у ступенек здания, табличка на котором гласит о том, что здесь находится муниципальный совет. Феликс не выходит, он сидит, вцепившись в ручку на дверце, но на себя ее потянуть сил не находит. Когда шофер с той стороны дверцы тянет ее на себя, омега расслабляет пальцы и, оказавшись снаружи, не сразу отпускает дверцу. Феликсу кажется, если он уберет руку, то сразу осядет на асфальт и его с него не соскребут. Хенджин молчит, но молчание его красноречивее слов. Он пристально смотрит на парня, явно складывает в голове картинку, которую видеть не должен, и омега, собравшись, делает рывок. Пусть его ноги отказываются вести его туда, где ждет столкновение с прошлым, пусть сердце, которое стучит прямо сейчас в горле, готово взорваться — он не позволит альфе собрать эту картинку до конца, не падет в его глазах еще ниже. Он молча идет за Хеджином, потирает руку, на которой в машине покоилась ладонь альфы, но снова в нее вцепиться не решается. Хотя Феликсу это очень нужно. Ему нужно почувствовать опору, поддержку, быть уверенным, что если что, то эта же рука его защитит. Он прекрасно осознает, что у них не те отношения, у них их по сути и нет, да и особых чувств он к альфе вроде бы не испытывает, поэтому больше не тянется. Стоит им войти в большой зал, посередине которого стоит овальный стол, как Феликс врастает в пол. За столом, кроме незнакомых омеге мужчин, сидят отец и брат. Крис сразу подрывается с места, намереваясь поприветствовать брата, и, распахнув объятия, идет к нему, но между ними вырастает Хенджин.

— Он мой брат, — рычит Ли, сверля Хвана недобрым взглядом.

— Он мой омега, — абсолютно спокойно отвечает Хенджин и не представляет, как одним жестом раскрыл в Феликсе легкие и научил его заново дышать. Через Хван Хенджина никто не пройдет, и пока Феликс за его спиной, ему нечего бояться. Отец только кивает парню, не рискует нарваться на гнев альфы, занявшего роль защитника.

Переговоры длятся тридцать минут. Феликс четко отвечает на вопросы посредника, повторяет, что сам приехал к Хенджину и заявляет, что в Кале не вернется. Он не смотрит на брата и отца, но всем нутром чует, в какой ярости звери обоих альф. Феликс себя успокаивает, ведь самый сильный зверь сидит напротив, и даже муха не посмеет сесть на омегу без его разрешения. Кристофер все равно спрашивает у омеги про его дела, интересуется тем, как он поживает, глаз с него не сводит. Хенджин только вертит ручку, в разговорах, если ему не задают вопрос, не участвует, но при этом внимательно за всем следит.

— Ликси, мама переживает, тебе нужно вернуться домой, — поддавшись вперед, просит отец.

— Почему ты не искал меня? — надломлено спрашивает Феликс. — Почему не спросил у меня, что произошло в ту ночь, а предпочел слушать других?

— Ты испугался наказания, и я это понимаю, но мы тебя давно простили и народ простит, ведь ты все еще ребенок, — с мольбой смотрит на него мужчина. — Вернись домой, Феликс, мы все решим.

— Обещаю, никто тебя не обидит, а я тебя давно простил, — смотрит на брата Крис, и омега сразу же подбирается.

— Мой дом здесь, — бурчит Феликс, не поднимая голову, а Хенджин отчетливо видит, как дрожит его губа. Феликс и так не крупный парень, но с каждой следующей минутой в этой пахнущей агрессией комнате он будто бы все больше уменьшается. Хенджин видит, как он сидит в кресле, съежившись, как подрагивают его ресницы, и, главное, чувствует, как сильно напуган зверек омеги. Феликс до крови разодрал заусеницу, он понимает, что то, как сильно он нервничает видно невооруженным глазом, но ничего с собой поделать не может. Зато Хенджин может. Он резко поднимается на ноги, просит его извинить и, взяв Феликса за руку, ведет его на выход. Хенджин сажает омегу в автомобиль и, попросив подождать его немного, возвращается в здание. Через двадцать минут альфа возвращается, ничего не говорит, и автомобили направляются обратно в аэропорт. Весь путь в Мармарис в самолете Феликс спит. Пережитый стресс высосал все силы, и омега отрубился как только опустился в кресло. Феликс мычит что-то несвязное, когда его будят и оповещают о прибытии в Мармарис, и, кутаясь в прихваченный в самолете легкий плед, идет к трапу. Хенджин, как ни странно, вопросов не задает, он задумчиво сидит рядом, и омега рад, что объяснять ничего не надо. У Феликса даже разговаривать сил нет, он закрылся в прозрачном вакууме, в который ничего не проникает, и сидит в нем один на один со своей болью. Проникший в салон автомобиля запах моря заставляет омегу вылезти из этого вакуума, и он, прилипнув к стеклу, любуется красотой ночного моря, на котором белеют точки катеров.

— Можно здесь остановиться? — внезапно оборачивается к Хенджину Феликс. — Ты уезжай, я немного побуду у моря, погуляю, помечтаю об Артуре Грэйе и поеду в особняк.

— Он не пройдет через мои воды, — усмехается Хенджин, и омега удивлен, что альфа знаком с творением Александра Грина.

— Пожалуйста, — с улыбкой просит Феликс, и Хенджин кивает шоферу.

Как только автомобиль останавливается, Феликс, сбросив плед, срывается к морю. Омега думал, что Хенджин уедет, но альфа с руками в карманах идет следом. Феликс подходит к самому краю, стаскивает с себя пиджак и начинает расстегивать рубашку.

— Тут каменисто, не стоит, — останавливается за ним Хенджин.

— Мне надо, очень надо, — бурчит омега и спускает брюки. Феликс верит, что вода смоет тяжесть сегодняшнего дня, что, слившись с морем, которое омывает и его родные берега, он получит новую дозу силы, которая не даст ему сегодня ночью мечтать о смерти, как об избавлении. Он прыгает в воду и, вынырнув, машет альфе:

— Окунись, вначале холодно, потом супер!

— Ты точно умеешь плавать? — с улыбкой следит за барахтающимся в воде омегой Хенджин.

— Лучше всех! Я могу любому дать фору, — осекается омега, и Хенджин хмурится. — Черт, я кажется зацепился.

— Потому что тут небезопасно плавать, вылезай давай, — требует обеспокоено альфа.

— Я не могу, — борется с водой омега. — Моя нога... — выпаливает Феликс и уходит под воду.

Хенджин моментально сбрасывает пиджак, прямо в одежде ныряет в воду.

— Я соврал, — появляется из-под воды хохочущий Феликс, не дающийся в руки альфы, — хотел проверить, нырнешь ли ты, — и сразу прячется под водой, поймав свирепый взгляд мужчины.

Хенджин злится ровно секунду, потом все-таки ловит омегу и, потянув его на себя, не дает нырнуть.

— У меня еще встреча, а я промок, — без зла говорит альфа, любуясь стекающими по лицу явно довольного омеги каплями.

— Может, пропустишь? — убирает прилипшие ко лбу волосы запыхавшийся Феликс.

— Может и пропущу, — уже тише говорит Хенджин, нежно проводит пальцами по его мокрой щеке, скользит взглядом вниз к полным губам и, не успев подумать, накрывает их своими. Феликс каменеет в его руках, не мешает, но и не целует в ответ. Хенджин расслабляет руки, потом вовсе отпускает омегу, словно говоря, что выбор за ним, и вновь целует, в этот раз углубляя поцелуй. Феликс оценил его жест, он обвивает руками его шею и, прилипнув к нему, наконец-то отвечает. Они целуются пару секунд под светом стоящих на причале фар автомобилей, не замечают, как стихает шум волн, решивших не беспокоить слившуюся в одно пару, и как отворачиваются смутившиеся телохранители. Первым отстраняется омега.

— Мне не стоило, — Хенджин не насытился, он только вошел во вкус, и от дикого желания вновь поймать омегу и впиться в его сочные губы его сдерживает полный печали взгляд напротив.

— Ночь полная неизбежности, — нервно усмехается Феликс, — но да, тебе не стоило.

— Заболеешь, вылезай, — собирается плыть к причалу альфа, не замечает, как печаль в глазах омеги сменяется обидой.

Нет, Феликсу незачем обижаться на Хенджина. Он обижается на судьбу, которая не упускает шанс опустить его с небес на бетонную реальность, в которой альфе, за которым он чувствует себя как за стеной, нужен только ребенок.

В эту ночь полную неизбежности Хван Хенджин впервые сделал то, что не планировал, а Ли Феликс, который постоянно слышал фразу «я с тобой», впервые почувствовал, как она работает. Жаль, что этим он обязан еще не зародившейся в нем жизни. Еще больше жаль, что сам Феликс такого отношения никогда ни от кого не получит. Он это точно знает. Одичавшее по чужой ласке и заботе сердце даже этому радуется, и пусть печаль в глазах Феликса не уступает по размерам раскинувшемуся позади морю, он не готов тушить этот обманчивый огонек счастья, вспыхнувший в нем только что. Иначе ему будет не за что цепляться, и на дне этого моря он обретет вечный покой.