Мармарис

— Может, остановишь его? — становится рядом со стоящим с руками в карманах бежевых брюк Хенджином его давний друг и партнер Минхо. Минхо месяц назад исполнилось тридцать лет. Бывший конкурент Хенджина, который после поглощения не просто перешёл на его сторону, но и стал его близким другом, сегодня отвечает за поставки в юго-восточной Азии. Оба альфы смотрят на визжащего на лужайке мужчину, которого, схватив за штаны клыками, волочит по траве огромный бурый волкодав. Слева от мужчин стоят ещё двое, смиренно опустивших голову и усиленно не реагирующих на крики несчастного, молящего избавить его от собаки.

— Зачем? — выгибает бровь Хенджин, поправляя рукава черной рубашки. — Уверен, Мия предупреждала моих гостей, что к Азуру лезть не надо. Предупреждала ведь? — громко обращается к остальным и те торопливо кивают. — Пусть сам с ним договаривается. Если не договорится — одного из двоих придется пристрелить.

— Пса? — выкрикивает вслед несчастный и в ответ получает только улыбку от Минхо.

Хенджин медленно идёт на главный двор, где его уже ждут два гелендвагена, любимый роллс ройс фантом и два эскалада. Стоящая у лестниц Мия, завидев босса, сразу идёт к нему. Мие Каро двадцать восемь лет, пятнадцать из которых она знакома с Хенджином. Отец Мии работал садовником у родителей альфы, и, благодаря им, девочка ходила в лучшую школу Мармариса, где и подружилась с взявшим на себя её защиту от хулиганов Хенджином. Мия десять лет назад бросила учебу и примкнула к Хенджину, уже тогда оказавшемуся в немилости собственной семьи из-за того, что тот был членом банды и планировал наладить и монополизировать торговлю оружием в регионе. Изначально Хенджин был так сильно увлечен оружием из-за желания застраховать Мармарис от нападений со стороны Кале, который всегда был на шаг впереди в развитии, но сегодня торговля оружием — его основной бизнес и доход. Хенджин относится к Мие как к члену семьи и называет её сестрой. Мия предана альфе и ни разу не давала ему поводов усомниться в ней, тем более девушка лучше всех знает, что Хенджин не простит предательство даже членам своей семьи. Минхо и Мия часто шутят между собой, что на любой другой работе в случае некомпетентности максимум можно потерять эту самую работу, а работая на Хенджина, можно потерять всё и даже свою жизнь. В любом случае они нынешним положением дел довольны и менять работодателя не планируют, даже несмотря на сложный характер босса. Хенджин накидывает на плечи протянутый девушкой пиджак и садится в черный бронированный эскалад — частый ход для того, за чьей головой охотники выстроились в ряд. Сколько раз уже было, что снайперская пуля застревала в стекле роллса, только приближенные знают, что в целях безопасности Хенджин часто ездит в автомобиле телохранителей, а центровой большей частью просто маскировка.

<center><b>***</b></center>

Огромная люстра в стиле барокко прямо над столом напоминает повиснувший в воздухе космический корабль, который абсолютно не вписывается в интерьер дома, оформленного в стиле модерн. От блеска серебряных приборов и позолоченных подсвечников, оккупировавших стол, болят глаза. Супруга правителя Мармариса не отличается особым вкусом, о чем говорит как интерьер дома, так и её наряд, расшитый золотистыми нитями, из-за которого она напоминает полыхающей факел. Горячее, принесенное десять минут назад, остывает, но никто к еде не тянется. Двое сыновей Чонина, которым семь и пять лет, бегают вокруг стола с игрушечными пистолетами, и они единственные в этой комнате, кто не чувствует нависшее напряжение.

— У него армия больше, чем у государства, у меня нет выбора, — шепчет в ухо явно недовольной визитом незваного гостя жене Чонин и улыбается поднявшему бокал Хенджину.

— Замечательные дети, — поглаживает по голове подошедшего младшего сына пары Хенджин, за спиной которого стоят двое его телохранителей. — Такая редкость найти свою истинную, а нашел ли ты её?

— Прости? — прокашливается Чонин, который на самом деле так её и не нашёл, а женился на дочери папиного друга. Детей пара усыновила, но об этом никто не знает. Народ думает, что Чонин и Сессилия истинные и у правителя идеальная семья, к которой нужно стремиться.

— Мысли вслух, — постукивает пальцами по бокалу Хенджин, а потом пристально смотрит на мужчину. — Ты правишь Мармарисом, твоя жена увешана бриллиантами и светится, как ёлка на городской площади, ты даже детей купил за мой счёт, — понижает тон, — как смеешь ты не отвечать на мой запрос? — улыбается вновь подбежавшему к нему ребёнку, а потом, нагнувшись, треплет его по голове. — Идите с мамой наверх, дядям надо поговорить, обещаю, завтра пришлю вам много игрушек.

— Хенджин, я могу объяснить, — прослеживает взглядом за удаляющимися детьми и супругой Чонин и выпивает воды, чтобы убрать сухость в горле.

— Я плохой парень, Чонин, я тот, на кого такие как ты, собравшись в своих гольф клубах, могут показывать пальцем и говорить, что он несёт зло, он во всем виноват, — спокойно говорит Хенджин. — А ты прикрываешься мной, валишь всё на меня, пользуешься моими деньгами и связями, чтобы удержать власть. Я выполняю грязную часть, а значит, ты должен выполнять мои условия. Таков уговор.

— Мы только недавно оправились, мне нужно время...

— Может ты работаешь на Кале? — выгибает бровь Хенджин, отталкивает тарелку, у Чонина кровь от лица отлынивает.

— Нет! Даже не думай, — тараторит Чонин. — Я предан Мармарису и никогда не предам свой народ!

— Замечательно, — поднимается на ноги Хенджин. — Потому что, если ты дашь мне хоть один повод, я привяжу золото твоей жены к твоим ногам и лично утоплю тебя в заливе. Я ухожу, даю тебе ещё один шанс, только потому что твои дети в этом доме. Поднимись наверх, поцелуй каждого в лоб и поблагодари их за то, что утром они не увидят мозги отца, забрызгавшие стены. В следующий раз я не приеду на ужин, ты приедешь ко мне. Ты не хочешь следующего раза, поверь мне.

— Я всё понял, — встает на с трудом удерживающие его ноги Чонин, и стоит альфе выйти за порог, как тяжелым мешком валится обратно в кресло и утирает салфеткой потный лоб.

С Хенджином лучше не шутить, Чонин это лучше всех знает, но проклятый Совет, который он послушался в первый и последний раз, не дал ему своевременно среагировать на запрос альфы и в итоге, он уверен, что из-за этого ужина он поседел на пол головы. Хенджином омеги детей не пугают, о его жестокости байки не слагают, да, его зовут Морским волком и обе страны до сих пор помнят трупы на стенах, но только те, кто лично имел с ним дело знают, насколько страшным он может быть. Хенджин не проливает реки крови, не вырезает семьи, он убирает всех, кто ему мешает и делает это настолько красиво и точечными ударами, что ни у кого не может быть сомнений, что человек погиб в результате несчастного случая или просто умер от болезни. Те, кто все-таки сомневается — свои сомнения не оглашают, не играют с судьбой. Чонин никогда не забудет, как вся страна оплакивала погибшего в автокатастрофе главного мецената Мармариса Эда Юнга, на место аварии до сих пор носят цветы. Только Чонин и прибывшие на место медики знают, что мужчина был уже мертв до аварии, более того, до того, как поместить труп в автомобиль, из него было вырезано сердце. Все потому что альфа активно выступал за введение закона о донорстве, по которому пересаживать гражданам страны можно было бы только органы граждан Мармариса «чтобы не портить кровь». Чонин не пропустил его предложение после звонка Хенджина, а Юнг, который обладал большим влиянием в верхах, запретил делать операцию мальчику из находящегося на его попечении приюта, пока не найдут сердце из Мармариса, и ребенок, не дождавшись сердца, умер. Хенджин, который так и не нашел истинного, и как многие альфы и омеги страны планировал взять ребенка из приюта, не простил Юнгу этого.

<center><b>***</b></center>

— Ты как с Иоса вернулся сам не свой, — сидит в кресле в гостиной на первом этаже виллы Минхо и вертит в руке стакан виски. — Что ты там увидел?

— Спроси, кого я там встретил, — усмехается Хенджин и, подняв ноги, кладет их на столик. — Я встретил там Беллу.

— Кого? — поперхнувшись виски, переспрашивает Минхо.

— Хочу поручить тебе кое-что, — игнорирует его вопрос Хенджин. — Собери мне досье на Ли Феликса, младшего сына Уена.

— У нас есть досье на всех членов семьи правящей верхушки Кале, могу тебе его просто достать, — нахмурившись, смотрит на него Минхо. — Зачем тебе приговоренный к смерти?

— Мне не нужна его биография, я хочу, чтобы ты разузнал, что это за омега, какой он, и отмени мои командировки на ближайший месяц, — откидывает голову назад Хенджин. — Насколько я знаю, приговор ему ещё не выносили.

— Не буду спрашивать, зачем, и все сделаю, — вздыхает Минхо.

<center><b>***</b></center>

— Колоритный персонаж, — кладет папку на массивный дубовый стол в кабинете босса Минхо через три дня. — Я это культурно, если нет, то мерзкий тип этот твой Белла.

— Не сомневаюсь, ведь в брата не мерзкий из-за должности не выстрелит, — с усмешкой смотрит на него расположившийся на диване Хенджин. — Рассказывай, нет желания читать.

— Помимо того, что, как и большинство детей богатых семей, он избалованный, так пацан ещё два раза привлекался к ответственности, — начинает Минхо. — Первый раз за воровство из кабинета директора в четырнадцать, тогда отец его отмазал, позже за вождение в нетрезвом виде, притом там была авария, пострадал только он сам, Уен, конечно же, все замял. Есть еще штрафы за драки и хулиганство. Два года назад увязался за какими-то музыкантами и сбегал из дома, но его нашли и вернули. Честно говоря, чем больше я рыл, тем больше мне казалось, что узнаю про какого-то альфу раздолбая, а не про омегу из достопочтенной семьи, — смеется. — Его никто не переносит, всё окружение открыто не переваривает пацана, мои источники никогда не лгут. Он тот еще любитель своих же подставлять, постоянно унижал даже тех, кто к нему хорошо относился, а потом его прихвостни сливали это в интернет. Думаю, если его приговорят к казни, то никто плакать не станет и это будет, скорее, услугой населению Кале. Был бы у меня такой сын, я бы ему мозги на место быстро вставил. Он еще наркотиками баловался, может, всё еще балуется. Если коротко — воришка, лгун, хулиган, наркоман, а теперь ещё и потенциальный братоубийца.

— И из всех омег этой части света именно в нём я нашел своего зверя, — цокает языком Хенджин. — И правда отвратный тип.

Альфа поднимается с места и, размяв шею, идёт к окну. С того вечера в Кале этот омега плотно засел в его мыслях и покидать их не собирается. Зверь в Хенджине сразу учуял своё, и будь это какой-нибудь другой омега — альфа бы был только рад. Сейчас ему радоваться нечему. Мало того, что мальчишка оказался сыном врага, так он ещё соединяет в себе всё то, что Хенджин не переносит в людях. Минхо нарыл толстую папку информации, но Хенджин уверен, ему её даже открывать не надо — ничего хорошего он про него не найдет. Ли Феликс красив. «Потрясающе красив», исправляет сам себя Хенджин и на этом все комплименты для омеги заканчиваются. Судьба будто бы решила посмеяться над альфой, выбрав его истинным Ли Феликса. Хенджин будет смеяться последним, потому что такой омега ему не нужен, но Феликс может дать ему то, ради чего альфа закроет глаза на всё остальное.

— Соболезную, — вырывает его из мыслей остановившийся позади Минхо. — Ставлю Андрею на то, что ты свернешь ему шею, как только он откроет свой рот.

— Ты поставил свой корабль и, боюсь, он останется у тебя, — усмехается Хенджин и возвращает взгляд ко двору, по которому носится довольный после ужина Азур.

<center><b>***</b></center>
Всё как в тумане, всё будто бы не с ним. Будто бы Феликс смотрит на себя со стороны, видит сквозь этот туман, разделяющий его от остальных, их лица, глаза, полные презрения, ненависти, непонимания и ни толики сочувствия. Хотя он заслужил. Как можно ждать сочувствия, хладнокровно выстрелив в родного брата? Плечо ноет, постоянно напоминает о той ночи, когда Феликс не смог. Говорят, он лежал в больнице почти три недели. Феликс точно был в себе, но ничего не помнит, кроме нависшего над ним лица матери и её глаз, полных осуждения и слез. Ему кажется, что с момента как он сел в машину брата и они отправились домой, прошла всего одна ночь, свои воспоминания он обрывает именно на этом моменте, пусть на ладони до сих пор чувствуется прохлада метала пистолета брата. Феликс знает, что Кристофер в порядке, он даже начал выходить на работу, но сам его не видел или не запомнил. Хотя последнее невозможно. В любом случае он надеется, что брата к нему не пустят, и, судя по всему, Кристофер и не собирается.

— Как ты мог, сынок? — садится за железный стол сильно исхудавшая за этот месяц Сюзи. — Почему ты так поступил с нами? Тебя могут казнить, Ликси, но мы сделаем всё что угодно, чтобы этого не допустить, просто расскажи, почему ты пошел на это.

— Казнь — это хорошо, — втягивает в себя побольше воздуха Феликс, собирает пальцами пыль со стола, — не придется жить с тем, что не смог, что Кристофер не сдох.

— Прошу тебя, прекрати! — восклицает женщина, глаза которой вновь наполняют слезы. — Зачем ты это делаешь?

— Ты знаешь зачем, — пристально смотрит на неё парень и видит в её глазах не ненависть, которая сейчас была бы для него лучшим успокоением, а полное непонимание. Сюзи будто бы смотрит не на сына, а на что-то, что её мозг никак не воспринимает и не в состоянии проанализировать. — Ты всегда знала, мама.

— Из-за зависти? Из-за желания быть на его месте? — убирает взгляд женщина.

— Я хотел править Мармарисом! — громко и фальшиво смеется Феликс, и его смех отскакивая эхом от стен камеры, глушит его самого.

— Мы пригрели змею на груди, — поднимается на ноги Сюзи и утирает платком лицо. — Твой брат два дня пролежал в реанимации, чуть не умер из-за тебя, а теперь он убивается, чтобы тебе дали хотя бы пожизненное с расчетом на амнистию, но только бы не казнь. И как бы мне не было больно, ты это заслужил, Ликси. Может решетка вправит тебе мозги.

Сюзи выходит, и в камеру сразу проходит будто бы постаревший за эти дни отец. Феликс опускает глаза, не находя сил смотреть на него, и чувствует, как покатившиеся вниз слезы обжигают его лицо. Вроде бы неплохо держался, уже решил, что и дальше продержится, но отец смотрит на него с жалостью, а это даже хуже непонимания со стороны матери. Что должен сделать ребенок, чтобы его послушали? Он облизывает соленые губы и усмехается, вспомнив, что именно эту фраза гуглил пару месяцев назад. Он ответа во всемирной паутине не нашёл, но придумал свой: выстрелить в брата. Ответ оказался неверным.

— Пусть я и правитель, но здесь моя власть ограничена, — останавливается рядом со столом Уен, не садится. — Я уже всех поднял, за ниточки подергал, но мы не успели скрыть случившееся, это разлетелось по всему миру на фоне атаки Кима и народ требует возмездия.

— Конечно, я ведь посягнул на святое для них, — поднимает на отца зареванное лицо Феликс. — Я посмел выстрелить в самого генерала Ли.

— Прошу, хотя бы раз в жизни признай, что ты виновен, что ты налажал, — устало говорит мужчина. — Население требует казни для братоубийцы, ты опозорил нашу семью.

— Так я же не убил его, — нервно смеется Феликс, — к сожалению.

— Как смеешь ты! — бьет ладонями по столу побагровевший Уен. — Где твое раскаяние? Где извинения? Хотя бы фальшивые! Твой брат все еще страдает от раны, но день и ночь старается ради тебя, пытается договориться. Другой на его месте сам бы тебе шею свернул, а он говорит, что простил тебя, снова оправдывает тебя тем, что ты якобы ребёнок. Но ты не ребёнок, Феликс, ты чудовище и ты не заслуживаешь сочувствия. Я в этом убедился.

— Когда суд? — смотрит будто бы сквозь него Феликс, звенит наручниками под столом.

— Через месяц, — идет к двери Уен. — Тебя переведут в тюрьму в Гинстон, до суда ты будешь сидеть там.

<center>***</center>

Мама больше к Феликсу не заходит, Уен говорит, что она слегла из-за нервов, проходит лечение. Феликс всё пытается понять что он чувствует, но у него не получается. В голове одна сплошная пустота и тишина. Такое ощущение, что тот выстрел забрал с собой не просто все его силы, но и его чувства. Феликсу это даже нравится, он думает, что если бы так было всегда, то и стрелять бы ему не пришлось. Как бы было замечательно, если бы люди разучились чувствовать, если бы их можно было бы выключить без шанса на восстановление. Феликс давно дошёл до той стадии, что готов пожертвовать и приятными эмоциями, лишь бы никогда не чувствовать страх. Любовь, тепло, счастье — это всё прекрасно, но ему не нужны эти чувства, если чтобы пережить их, надо прочувствовать и отчаяние. Именно отчаяние доводит людей до той самой грани, после которой уже нет возврата. Оно накапливается годами, растет внутри как ядерный гриб, а взрывается легким хлопком, накрывает глаза пеленой и выключает мозг. В момент этого самого взрыва человеку кажется, что хуже уже не будет, что он уже прошел все круги ада, и последний шаг или приведет его к долгожданному освобождению, или окончательно добьёт. Феликс получил последнее, и может именно поэтому все его эмоции и чувства отключились, и сидит он сейчас в этой камере как пустая оболочка, не способная даже на то, чтобы оплакивать себя. Это лучше, чем ставший верным спутником страх, который клейкой слизью обволакивал его тело, забивался в горло, парализовал конечности и доводил до немых истерик, потому что даже на крики у него уже не оставалось сил. Вот оно как оказывается, за месяц до смерти избавиться от всего человеческого и резко начать по-настоящему жить. Феликс не лгал отцу, он правда ни о чем не жалеет, хотя нет, он лжет — он жалеет, что Кристофер остался жив. А ещё он жалеет, что довел маму до срыва и укоротил годы жизни отца.

Он сидит на койке в камере, пахнущей хлоркой, ждет свое сопровождение и, поглядывая на нетронутый поднос с едой на столе, впервые за этот месяц чувствует панику, смыкающую когти на его горле. Что-то человеческое в нем всё-таки осталось. Феликсу страшно выходить за эту дверь, страшно настолько, что он, наверное, даже согласился бы остаться в этих стенах до конца жизни. Отец говорит, что весь Кале его ненавидит, называют чудовищем, и даже те, кто притворялся друзьями, ни разу его не навестили. Ночью Феликс почти не спал, обнимал подушку, хотел к маме, к папе, хоть к кому-нибудь, к кому можно бы было прижаться как потерянному ребёнку и плакать, ощущая под руками чьё-то тепло. С утра на нем снова непроницаемая маска, а внутри поднимается дым от сгоревших дотла надежд и былых мечтаний.

— На выход, — объявляет остановившийся за решеткой охранник и просовывает ключи в замочную скважину.

Никто и попрощаться не пришел. Феликс криво улыбается про себя, шагая вслед за охранниками, думает, что попрощаться все равно успеют, ему гнить в тюрьме до конца своих дней, если не казнят. Он замирает за сопровождением, остановившимся перед последними дверями, переминается с ноги на ногу, трется запястьями, заключенными в наручники, о бедро. Через стекло на двери он видит одетый в черный конвой, усмехается тому, что его будут сопровождать как какого-то особо опасного преступника и вздрагивает из-за ударившегося о дверь яйца. Снаружи поднимается шум, Феликс поддается вперед и только сейчас замечает собравшуюся справа толпу, в руках которых транспаранты. Он успевает прочитать только на одном из них «братоубийца», и охрана приказывает ему сделать шаг назад. Через две минуты процессия вновь двигается вперед и двери, наконец-то, распахиваются. До самого автозака Феликс идёт, не поднимая лица, он старается не слушать то, что выкрикивает толпа, но каждое их слово врезается осколком в его память. Торопливо заняв свое место на сидении спиной к водителю, Феликс нервничает, что двери автозака не закрывают, чувствует себя выставленным на витрину уродцем, в которого продолжают лететь яйца и гнилые яблоки. Наконец-то, к нему подсаживаются двое солдат в форме и с оружием и двери закрываются.

Автомобиль в окружении двух бронированных джипов выдвигается, а Феликс, прислонившись головой к железной стенке, выдыхает. Через малюсенькое окно, затянутое затемненным стеклом, он видит проносящиеся мимо столбы, билборды, и как только автомобиль выезжает на трассу мимо моря, буквально липнет к нему. Феликс смотрит, впитывает, наслаждается картиной раскинувшегося вдали моря, возможно, в последний раз в своей жизни. Кто знает, где он найдет последнее пристанище: в очередных четырёх стенах или в веревке, обведённой вокруг шеи, он должен насытиться морем, должен запомнить его таким мрачным, бескрайним, величественным и до последнего дарящим надежду. Внезапно окно ослепляет яркая вспышка, сидящие напротив солдаты хватаются за оружие, и автомобиль заносит. Автозак бьется боком о что-то и замирает. Феликс, которого откинуло в сторону от удара, так и сидит на полу, потирает всё ещё заключенными в наручники руками колено и, подняв голову, вслушивается в голоса. Что-то бьётся о двери и через секунду они распахиваются настежь. Феликс закрывает лицо руками, даже не глянув на то что за ними, и понимает, что сделал правильный выбор, услышав короткую автоматную очередь. Выстрелы прекращаются, Феликс пытается понять по ощущениям ранен ли он, а потом медленно опускает руки вниз. Он видит как убитых солдат волочат в сторону, и в машину забирается один из тех, кто напал на кортеж. На мужчине военная форма и черная маска. Феликс забивается в угол, кричит, отбивается, но его, схватив за лодыжки, волокут наружу и пихают в один из стоящих на обочине автомобилей. До того как дверца за ним захлопывается, Феликс успевает заметить, что два автомобиля, которые их сопровождали, лежат на боку. Это последнее, что Феликс видит в Иос, потому что сидящий рядом с ним мужчина натягивает на его голову мешок, а парень, почувствовав упирающийся в бок пистолет, замирает.

— Вам конец, — шипит Феликс, услышав приближающиеся звуки сирен, радуется, что о нападении узнали, но радость моментально меркнет, потому что автомобиль срывается с места и на огромной скорости уносится прочь. Феликс больше не слышит сирены.

— Кто вы? Зачем я вам? — поняв, что следующий рассвет он вряд ли увидит, спрашивает Феликс в надежде, что хоть кто-то из сидящих в машине ему ответит.

Его вопросы, конечно же, игнорируют, и Феликс, смирившись, больше их не задает. Он боится делать резких движений из-за упёршегося в бок пистолета, ноги и руки затекли от сидения в одной позе, и он понятия не имеет, сколько они уже в пути. Внезапно автомобиль останавливается, Феликсу кажется, он слышит шум воды, а еще через несколько минут автомобиль будто бы поднимается в гору и мотор выключают. Феликс точно слышал шум воды, потому что прямо сейчас ему кажется, что автомобиль покачивается, а, значит, они на корабле. Если эти парни думают, что отец даст за него выкуп — они сильно ошибаются. Зачем платить за приговоренного к смерти? Феликса даже веселит эта мысль. Он не просто напал на брата, опозорил семью, так он еще умудрился стать жертвой похищения. Мама точно в ближайшее время не оправится. Где-то через час в пути, по подсчетам Феликса, автомобиль снова заводят и он двигается. Оказавшись на суше, они снова долго едут, Феликс пытается вывести на разговор своих попутчиков, но в ответ получает грубое «заткнись». Машина, наконец-то, останавливается, дверца рядом с Феликсом распахивается и парня, грубо схватив за локоть, вытаскивают наружу. Затекшие от долгого сидения конечности не сразу слушаются, Феликс падает на колени и жмурится, когда с него сдирают мешок. Он медленно поднимает глаза, осматривается и понимает, что находится посередине небольшой полянки. Напротив него стоят три эскалада с включенными фарами, вокруг ходят одетые в военную форму вооруженные люди, и только один альфа в костюме и без оружия стоит, прислонившись к капоту центрального автомобиля, и медленно выпускает дым в воздух. Мужчина отталкивается от капота и ленивой походкой идет к нему.

— Вот, значит, какой ты, Белла, — останавливается в двух шагах альфа, и всё ещё не поднявшийся с земли Феликс внимательно смотрит на него.

— Вы кто? Органами торгуете? Секс рабство? Что вам, блять, надо? — наконец-то поднимается на ноги Феликс и прислоняется к дверце позади. — Вы меня что с кем-то спутали? Вы хоть знаете, с кем связались? — звенит наручниками.

— Я искренне ему сочувствую, — закатывает глаза альфа и кивает своим парням. На Феликса сразу идет двое вооруженных альф, а мужчина, развернувшись, возвращается к линкольну.

— Ответь на мои вопросы, — спотыкаясь о кочки, бежит за ним Феликс, уклоняется от пытающихся его схватить мужчин. — Куда пошел? Я с тобой разговариваю!

— Хочешь обратно за решетку? — резко разворачивается альфа, и Феликс бьётся лбом о его грудь.

— Хочу, чтобы меня отпустили, — делает шаг назад омега.

— Сядь в машину, он не любит ждать, — усмехается альфа.

— Кто? — спрашивает Феликс и всматривается в его глаза, будто бы в них он найдет ответы на все вопросы.

— Слушай внимательно, — резко схватив его за шею, притягивает к себе альфа, — простое правило, которое сделает твое пребывание здесь терпимым: укороти свой язык, — также резко его отпускает и идёт к машине.

— А в зад меня поцеловать? — кричит ему вслед омега и, завидев двинувшихся на него мужчин, сам плетется к привезшему его сюда бмв и опускается на заднее сидение.

<center><b>***</b></center>

Мешок на голову Феликса больше не надевают, и он этому очень рад. Феликс липнет к окну, пусть на улице уже и глубокая ночь, жадно всматривается в местность за стеклом и первые полчаса ничего, кроме раскинувшихся по обе стороны от дороги высоких деревьев, не видит. Наконец-то, автомобиль выезжает на спокойную в это время суток трассу и Феликс замечает вдали тянущиеся к облакам высотки. Он уже по номерным знакам автомобилей и рекламе на билбордах понял, где именно он находится, но так и не может понять, почему он здесь. Через час автомобиль съезжает с основной дороги и двигается вдоль высоких стен по обе стороны узкой дороги. Машины останавливаются перед железными воротами, Феликс видит вооруженных людей, подошедших к стоящему перед ними автомобилю, и после пары минут диалога ворота открываются. Автомобили минут десять едут по уложенной бетонными плитами дороге и заезжают во двор двухэтажного белого особняка. Никто не покидает салон, а Феликс через стекло смотрит на идущую к ним красивую брюнетку. Девушка кивает шоферу и тот, выйдя из машины, открывает дверцу Феликса.

— Иди за мной, — смеривает его недружелюбным взглядом незнакомка, от которой пахнет нарциссами.

— Да кто вы такие? — Феликс еле успевает за девушкой, которая на высоких каблуках, а двигается как лань, и удивляется, что она не идет ко входу, а ведет его на задний двор.

Перед Феликсом открывается залитая лунным светом ухоженная лужайка, с большим прудом посередине и белыми беседками по краям. Прямо у пруда спиной к нему стоит высокий альфа в черном, и Феликс узнает его даже со спины. Раньше, чем он сам, его узнает поднявший в нем голову омега. У ног альфы лежит огромный пес, который в отличие от хозяина смотрит прямо на омегу и недобро сверкает глазами.

— Что я здесь... — поворачивается к девушке Феликс, но её и след простыл.

— Добро пожаловать в Мармарис, — не оборачиваясь, говорит альфа, и Феликс чувствует как в нем все нервы с струнку из-за одного его голоса натягиваются.

— Какого черта я здесь делаю? — сбрасывает наваждение омега и маленькими шажками, косясь на пса, двигается к мужчине.

— Ты у меня в гостях, — поворачивается к нему Морской волк, и Феликс так и замирает в десяти шагах, не рискуя подойти ближе. Феликс не особо мелкий омега, но рядом с ним он чувствует себя крошечным, и дело не только в том, что альфа широкоплеч, высок и с развитой мускулатурой — дело в его харизме, волнами исходящей от него и так странно влияющей на Феликса. Точнее, на его омегу, который хочет подчиниться, но не тут-то было.

— Это похищение! — зажимает ладони в кулак парень. Конечно, он смешно смотрится в этой грязной тюремной одежде и с руками, закованными в наручники, но Феликсу не нужны лоск и ухоженность, чтобы разорвать его горло. Он даже с завязанными руками это сделает, пусть только альфа уберёт пса.

— Мирно мне тебя вряд ли бы отдали, — убирает руки в карман черных брюк альфа, натягивает ткань, обтягивающую мощные бедра, и открыто усмехается над пареньком. Феликс загорается на раз, он терпеть не может эти высокомерные взгляды, которых сполна нахватался в Кале, и если своим он их не прощал, то врагу тем более.

— Ты понятия не имеешь, во что ты ввязался, — рычит омега, испепеляя его взглядом. Усмешка на губах Хенджина превращается в улыбку. Этот омега похож на разъяренного тигренка, и альфу его раскрасневшееся лицо только забавляет. — Я не просто какой-то пацан, я сын главы Кале, второй претендент на трон. Я тебя уничтожу! Я тебе жизнь сломаю. Из-за меня Кале начнет с тобой войну и тебя сотрут в порошок! — сам не верит своим словам Феликс, но стереть эту наглую ухмылку очень хочется. — Я немедленно ухожу, и меня никто не остановит! А ты приедешь в Кале и принесешь извинения перед всеми! — задрав подбородок, разворачивается Феликс и не успевает сделать и шаг, как падает лицом во влажную траву, прижатый к ней лапами тяжелого пса. Феликсу кажется, ещё немного и он обмочится от страха, потому что когда он, пискнув, разворачивается, на него смотрят два черных глаза, а с клыков монстра капает слюна.

— Пожалуйста, — пищит омега, готовящийся реветь, а пес на нем рычит, готовясь точно откусить его голову.

— Азур, нельзя, — слышит Феликс приказной тон, пес с него не слезает, но больше не двигается и, кажется, даже не дышит.

— Я могу сказать ему «можно», и он перегрызет твоё горло, — нависает над измазавшимся в грязи напуганным пареньком Хенджин, закрывает собой затянутое черными тучами небо, и Феликс поздно признаётся самому себе, что лучше бы он пусть даже и с издевкой, но усмехался. — Или пустить тебе пулю в лоб, как и тем, кто тебя не отдавал?

— Зачем я тебе? — дрожащим голосом спрашивает тонущий в темноте его глаз Феликс, в котором уже не осталось и следа от былой бравады.

— Мне нужен наследник, и ты мне его родишь.