На коленях

Некоторые спектакли заканчиваются падением занавеса. Другие — тем, что кто-то перестаёт дышать.

Ева не смотрела на него.
И на пальце у неё не было кольца.
Диме оставалось лишь наблюдать за ней со зрительского места.

Репетиция закончилась.

Дарина, Дима и ещё несколько случайных зрителей хлопали так искренне,
что на мгновение могло показаться:
это не любительская постановка в никому не известном театре,
а настоящий спектакль где-нибудь на Бродвее.

Но самому театру было всё равно.

Он жил своей, замкнутой жизнью.
Пыль кулис, сладкий запах грима и дешёвых духов.
И что-то ещё — неуловимое.
То, что делает сцену границей между реальностью и сном.

Актёры поклонились.
Ева была среди них — спокойная, почти отрешённая.
Дарина шагнула вперёд с букетом алых роз:
— Ты была великолепна, Ева. Это было прекрасно.

— Спасибо, дорогая, — Ева улыбнулась, принимая цветы.

Дима шагнул за сестрой. Голос был ровным,
но в нём звенело — как в натянутой струне перед срывом.

— Поздравляю.

Ева кивнула, но её взгляд скользнул мимо.
Он заметил. И что-то внутри болезненно дёрнулось.

С тех пор, как они в последний раз разговаривали —
на той крыше — прошли дни.
Ева сделала вид, что ничего не было.
Он подыграл. Наверное.

Гримёрка была тесной:
побелённые стены, дрожащий свет от лампочки над зеркалом.
Флаконы, кисточки, костюмы, запах пудры.
На старом диване — Дарина, аккуратно придерживающая подол платья.

Она молчала. Давала им возможность остаться наедине.

Ева возилась с букетом.
Дима стоял у стены, сцепив пальцы.
Он говорил. Ева — уже не слушала.

— Он меня пугает, — начал Дима. — Ну ты сама подумай. Всё время в архивах, всё копает. Тебе не кажется это странным?

Ева снимала грим. Сосредоточенно. Почти машинально.

— Он преподаватель. Наверное... для работы, — бросила она, не оборачиваясь.

Голос — сдержанный, но в нём слышалась неуверенность.
Оправдание.

Дима уловил это.

— А то, что он всё время с Региной? — продолжал он. — Та, что рулит всем бюджетом университета. Это тебе не кажется... слишком?

Ева резко повернулась:
— Не ожидала такого от тебя. С учётом того, что твой отец работает на Озимина. Она разве не его правая рука?

— И что? — пожал плечами он. — Мой отец работает на него, но не с ней. Но это не меняет сути. Этот «архитектор» явно что-то ищет. А может, просто спит с ней. Кто знает?

Слова резанули.
Ева вздрогнула. Он специально.
Рвёт. Ломает. Давит.

— Подумай, — настаивал он. — Ты же была у него. Он не показался тебе... странным? Улыбается, а что у него в голове — кто знает?

— Хватит! — взорвалась она. — Мне надоело это слушать!

И тогда — тихо, с ледяной ясностью —
вмешалась Дарина:

— Дорогой брат. Так за девушками не ухаживают.
Ты ведь раньше был другим.
Мы же договаривались: ты извинишься.
Он подмигнула Еве.

— Я просто хочу сказать, что ей не стоит так часто с ним встречаться.

— Я разговаривала с ним один раз! — вспыхнула Ева. — Из-за проекта. Того, который должен был сделать ты.

— Отец сказал, что уладит...

— Ты только и знаешь, что слово — "уладить", — прошептала она, готовая сорваться снова.

Но в этот момент воздух дрогнул.

Что-то едва слышное.
Стон.
Как трещина в стекле.

Они обернулись.

Дарина стояла, вцепившись пальцами в грудь.
Лицо — белее мела.
Губы дрожали. Ноги подогнулись.

— Дарина?..

Она качнулась и рухнула.

— Дарина! — Дима подбежал, подхватил. — Держись! Эй!
Она была лёгкая. Словно тряпичная кукла.

Ева уже была рядом. На коленях.
— Что с ней?! Дышит?
— Звони в скорую!
Ева нащупала телефон.
Набрала. Пальцы дрожали.
Свет мигнул —
и погас.
Гримёрка осталась в полутьме.

Всё стало слишком реальным.