CHAPTER 14
Следующие два дня в школу я тоже не ходила. Мама не отпускала меня из-за скачков цифр на градуснике, да и мне особо не хотелось идти туда, где меня могут поджидать дружки покойного Кевина.
— Тебе стоит немного прогуляться, Оливия, — стоя в дверном проеме, советует мне Генри — самый понимающий в мире отчим.
— Схожу чуть попозже, — поправляла книги на полке.
— Как хочешь, — говорит Генри, и покидает комнату.
На улице погода была замечательная: солнечные лучи больше не грели асфальт, но ветер был по-прежнему летним и приятным. Вот бы сейчас мне кто-нибудь сказал, что проблемы с парнями из наркомира больше нас не коснутся. Тогда бы мое настроение восстановилось, и думаю, даже температура бы отступила.
Мне не хотелось быть на улице одной. Я позвала Скотта.
— Мне жаль, — заверяю я ему.
— Мне тоже.
Как никак, Кевин был родным братом Скотта, и кого бы он не лишил возможности ходить, все равно он его любил, я уверена. И это правильно. Кевин ушел в тот мир любимым своим братом. Даже мудаки как он не заслуживают умереть без внимания.
— Тебе грустно? — я потянулась своим накаленным от градусов лицом к губам Скотта, что подарить ему поцелуй больной, но он остановил меня и стал глядеть на меня заговорщически.
— Послушай, Оливия... Дела совсем пошли под откос, — Скотт грел мои и так горячие руки в ладонях и глазами будто бы оберегал меня от чего-то. От вот-вот рухнувшего самолета. Или от демона, пытающегося меня убить.
— Что значит под откос? Объясни мне.
Ветер разбушевался и много свежих листочков посыпались между нашими лицами. Как будто хотели вмешаться в конфликтный разговор, не предвещающий ничего хорошего.
— Это все мой брат, — стал злиться. — После его смерти все стало в несколько раз хуже. Теперь уже меня убьют, а не попинают ногами.
Я все еще не понимала, что он хочет мне сказать.
— За что?
— Кажется, дядя задолжает им не несколько десятков, а целое состояние. Кевина заставили пойти на этот шаг они. Эти наркодилеры давили на него, — в глазах Скотта читалось беспокойство. — И теперь они будут заставлять заниматься всем этим делом меня.
Мои страхи сбылись. Именно этого я боялась.
— И что теперь нам делать?
— Тебе ничего, а я разберусь. Ты должна как можно дальше отныне держаться от меня. Это очень опасно. Сунешься — проблемы коснутся и твоих родителей. И даже Фредерика.
Становилось все страшнее. Я действительно не могу допустить, чтобы Фредерика хоть как-то это коснулось. Я всю жизнь чувствовала за него ответственность. Я была для него старшей сестрой с самого детства. А он был всегда избалованным ребенком, хоть и разница в возрасте у нас меньше, чем в два месяца.
— Тебе нельзя возвращаться домой, Скотт! — на сей раз это его руки оказались в моих кулаках. — Твой дом — это то место, где им будет легче всего тебя найти. А начнут искать они тебя уже очень скоро. Они знают о смерти Кевина?
— Оливия, он умер вчера.
— Точно, — лишь сказала я, а потом мы разошлись. Теперь мне придется каждый день засыпать и просыпаться с дурными мыслями, пока Скотт не мне не скажет, что все удачно разглаживается.
* * *
— Сегодня мы с вами будем анализировать основную мысль романа Харпер Ли «Убить пересмешника».
В классе образовался гул. Никто не хотел в первый же месяц возвращаться к книгам и писанине. Все рассчитывали на то, что как в прошлом году, нам объявят хорошую новость и весь сентябрь мы будем только слушать преподавателей, чтобы не грузить мозг.
— А как в прошлом году уже не будет? — задала я вопрос мисси Робейн — училке по литературе.
— Нет, такого приказа от директора не было? Придется нам в этом году взяться за ум, — почти что шепотом говорит она. Миссис Робейн как серая мышь среди остальных учителей. Она всегда спокойна, добра к нам и не терпит шума. За это ее и любят все ученики.
— Понятно, — проскулили в унисон аж несколько человек.
Моя жизнь тоже больше не будет такая, как год назад. Теперь в моей жизни появился добрый и хороший парень. А еще ноги Фредерика теперь походят больше на ножки марионетки. Что он будет делать летом? Сидеть и, защищаясь рукой от красных солнечных лучей заката, с завистью наблюдать за ребятами, которые в это время будут потеть и веселиться на поле? Гнусно все это.
Рядом со мной садится девушка с прыщом под левым глазом и начинает щуриться, чтобы разглядеть доску.
— Привет, — выпалила я, злая на то, что Фредерик больше не ходит в школу, а значит, что не присядет вот так около меня. А этой девочке не скажет, что «гнездышко» это лично его.
— Здесь ведь теперь свободно?
— Что значит теперь?
Выгибаюсь в спине и скольжу взглядом по светло-ванильным, но очень соломенным кудряшкам Брианы. Так зовут эту наглую.
— Фредерик же теперь не будет ходить?
Внутри меня кипел суп с главным ингредиентом — злостью.
— Не спрашивай меня! Спроси его! Или его врача! — на повышенных тонах бросала ей слова прямо в лицо, от чего она менялась в лице.
— Я же просто спросила...
Она хотела заплакать, мне так казалось. И мне стало жаль. Было стыдно за такое обращение с девушками «униженных кругов». Такой термин придумала одна моя давняя подруга. Так она называла людей, которых вечно бьют и обижают. Как собаки задирают бездомных котов, пытающихся хоть где-то найти себе ночлег.
— А я просто ответила, — я успокоилась. — Я не знаю ничего.
Сложил руки на груди, обороняясь от глупых взглядов одноклассников, считающие меня вечно сквернословной девушкой, что не умеет уживаться ни с кем. Место мне в лесу, если так и есть. Эти слова в меня невпопад бросала моя собственная мать, когда была на пике популярности среди наркодилеров. Тогда она каждый день была недовольна и сердита. Могла ударить без поводу, а потом извиниться. Но лучше бы она не извинялась. Не стоит извиняться за то, чего ты желала всем сердцем и душой.
— Так можно мне здесь остаться? — в лицо ей посветило солнце и прыщи стали быть видны намного сильнее. Мне хотелось подарить ей тональный крем, чтобы она умылась им, а не намазала.
— Можно, — я все еще была на взводе, но мой ответ был искренним. Мне не было противно с ней сидеть. Хотя все боятся с ней даже поздороваться при ком-то — мол измарают свой статус.
— Жалко Фредерика, — подавленным голоском пролепетала она, вынимая из сумки книгу и несколько тетрадей.
— С чего бы это? — не спускала рук с груди.
— Он был хорошим. Балованный мальчик, конечно, но местечко для добрых дел у него всегда находилось в сердце, — легонько хохотнула, ковыряя дно сумки и наблюдая за учительницей.
Ее слова о Фредерике заложились в моей памяти. Прокручивала то, что она сказала и соглашалась со всем. Она права.
— Откуда ты знаешь, что он хороший? — как только мое отношение к Бриане Спаркс стало улучшаться, мои руки самовольно сползли с груди и легли на парту. Хочу послушать, что она может еще сказать о Фредерике.
Бриана улыбнулась мне своими тоненькими алыми губами. Ветер ворвался в класс, и до меня донесся аромат Бри — парфюм с ароматом персика или абрикоса и что-то похожее на запах сырости.
— В прошлом году я увидела, как он помог мальчику-инвалиду перейти дорогу, — ее речь звучала как сплетни бабушки. — Не дорогу с машинами. Он помог ему переехать через лужу. А ведь мог не помогать. Правильно же я говорю?
Она смотрела на меня голубыми глазами и слегка кивала.
— Правильно, — мне захотелось тоже подарить ей улыбку. Она мне начинает нравиться. Не тем, что говорит хорошее о моем друге, а тем, что хорошо разбирается в людях. И знает, как пахнет добро.
— А потом он меня заметил и на следующий день осыпал оскорблениями, — Бри рассмеялась, но шепотом. — А ведь мне-то известно, зачем он это сделал.
Я улыбнулась на максимум, и произнесла:
— Чтобы ты никому не смела рассказать.
Бри закусила губу и положительно покивала мне головкой, всего на пару сантиметров крупнее дыни. А через несколько минут прозвучал звонок, и нам пришлось с ней разойтись по домам. А дома меня не покинуло чувство спокойствия от голоса Бри.
— Бриана Спаркс? — бродила с домашним телефоном по улице и пинала камни на своем пути. Несколько собак пронеслись сломя голову вдоль меня, и мне пришлось бросить тревожный вздох в трубку. Всегда думаю, что они пытаются на меня напасть.
— Мама Брианы, — поправила меня женщина в телефоне.
— А вашей дочери нет дома?
— Да, вот она здесь.
Несколько раз что-то прошелестело и зазвучал голос Бри:
— Алло? Кто это?
Она жевала. Я, кажется, прервала ее трапезу.
— Это Оливия.
— Какая?
Я усмехнулась в трубку. Мне стало смешно от слов, которые я приготовила для Бри, чтобы дать ей понять, кто с ней говорит.
— Непригодная для жизни в обществе Оливия Паркер.
Бриана рассмеялась с неким восторгом.
— Люблю, когда люди могу над собой пошутить.
— Ага.
Завернула за угол и наткнулась на желтый грузовик, который вообще-то был оранжевым от блеклого света фонаря. Подняла голову и увидела высунутую из окна по пояс мою собеседницу. Это была Бриана. Она не сразу меня заметила.
— Я не знала, что такие случайности возможны.
Бриана растеряно заправила прядь белых волос за ухо и боковым зрением на меня глянула. Она не доверяла своим ушам.
— Бри? — я помахала ей рукой, и тогда она наконец посмотрела вниз — на меня, стоящую под ее окнами.
— Такое случается в жизни? — ее тоже озадачила только что создавшаяся ситуация. — Или ты знала, где я живу?
— Да я даже номер твоего домашнего в справочнике нашла, — поднялась на большой камень, чтобы лучше слышать Бри. Я чувствовала себя юношей, просящий руку и сердце у девушки, которую никак не может добиться.
Бри широченно улыбнулась и белые до сверка зубы начали изливаться разноцветными красками от света улицы.
— А зачем пришла?
— Просто так.
Волосы Бри разлетелись по подоконнику от ветра и мне тогда стало казаться, что я надоедливый лягушонок, а она Рапунцель.
— Нет, вообще-то не просто, — я полезла в карман куртки и достала тональный крем. Прочитала на нем глупые слова «Для кожи», и с усмешкой повертела тюбик рядом с лицом Брианы.
— Что это? Дай посмотреть, — она попыталась выхватить его из моих рук, но я оказалась ловче.
— Это тональный крем.
— Зачем?
Я пожала губами и почувствовала щекотные ощущения. Это все из-за блеска для губ. Сегодня я хотела побыть немного девушкой, а не разгильдяйкой, как меня звал всегда папа, любящий меня больше всех из семьи. Я тоже всегда любила его больше всех на свете.
— У тебя ужасные прыщи! — не скрывая своего подлинного мнения, сказала я, понюхав колпачок тоналки. Он пах канцелярией.
— Тебе не стыдно мне это говорить? — Бри была возмущена, но позитив так и просился на лицо.
— Я принесла его не для того, чтобы прикольнуться над тобой. Мама говорит, что это — королева косметики. Самая властная косметическая богиня среди всех! Хочу, чтобы ты попробовала с помощью этого избавится от прыщей.
Звонкий и простодушный смех Бри пронесся по всей оглушенной улице, и она приняла от меня этот подарочек.
— Ты совсем не лицемер! — Бри открывает тоналку и тоже преподносит ее к ноздрям. — Пахнет... канцелярскими принадлежностями.
Я киваю как собачка, что крепят в салоне автомобиля. Именно с этой тоналки началась дружба хамки и чмошницы. Такое название дали нашему дуэту элитные ублюдки нашей школы. С тех пор мы с Брианой Спаркс были неразлучны: мы делили с ней место в столовой; ходили вместе наведовать Фредерика, чаще всего грустно сидящего в душной комнате. Он все свободное время посвящал просмотру американского футбола и поеданию маминых домашних вкусностей, в последствии чего поправился на аж на пять килограмм. Фредерик все также занимал в моем сердце самое главное место, но Бриана подкрепила мое отношение к дружбе.