Глава 6. Грани отдавания
Темнота комнаты сгущалась, пропитанная прерывистым дыханием и густым запахом кожи, смешанным с остатками алкоголя. Антон не торопился. Его пальцы скользнули по животу Арсения, медленно, почти лениво, ощупывая каждый изгиб мышц, каждый нерв, дрожащий под кожей.
Арсений лежал, запрокинув голову, веки тяжелые, но тело — натянутое, как струна. Он чувствовал, как ладонь Антона скользит ниже, к бедрам, обхватывает, сжимает, заставляя его непроизвольно податься вперед. Но вместо того, чтобы продолжить, Антон наклонился, и губы коснулись его груди — сначала легкое, едва ощутимое прикосновение, затем влажный, горячий след языка вокруг соска.
Арсений резко вдохнул, когда зубы слегка сдавили чувствительную кожу, посылая волну мурашек по всему телу. Его руки сжали простыни, но Антон не останавливался. Один сосок, потом другой — губы обжигали, язык скользил, лаская, заставляя кровь приливать сильнее, а дыхание сбиваться.
Между тем пальцы Антона уже двигались ниже, скользя по внутренней стороне бедра, растягивая кожу, надавливая — нежно, но настойчиво. Арсений напрягся, когда один палец провел по чувствительному месту, едва касаясь, дразня.
— Расслабься, — прошептал Антон, и его голос был низким, хриплым от желания.
Но Арсений не мог. Каждое прикосновение заставляло его тело вздрагивать, мышцы живота непроизвольно напрягаться. Он чувствовал, как Антон улыбается в темноте, довольный этой реакцией, и затем — губы снова на его груди, а пальцы продолжают свою медленную, неумолимую работу.
Один палец скользнул внутрь, осторожно, давая время привыкнуть. Арсений зажмурился, чувствуя, как жар разливается по всему телу, как дыхание становится прерывистым. Антон не спешил, вводя его глубже, одновременно прижимаясь губами к его шее, оставляя влажные, горячие следы.
Потом — второй. Растяжение стало ощутимее, почти болезненным, но губы Антона на его сосках, язык, ласкающий кожу, отвлекали, заставляли тело расслабляться вопреки инстинктам.
Арсений выгнулся, когда пальцы нашли нужный угол, и волна удовольствия прокатилась по спине, заставив его глухо застонать. Антон прижался к нему всем телом, чувствуя, как дрожит его живот, как бедра непроизвольно сжимаются.
— Вот так, — прошептал он, и в его голосе звучало что-то вроде одобрения.
Третий палец вошел уже легче, но все равно заставил Арсения вцепиться в простыни. Антон продолжал растягивать его, медленно, методично, одновременно целуя его грудь, живот, бедра — каждый поцелуй, каждый укус, каждый след языка словно приглушал дискомфорт, заменяя его нарастающим жаром.
И когда Арсений уже почти привык к ощущению, Антон внезапно убрал пальцы, заставив его вздрогнуть от неожиданности.
Но долго ждать не пришлось.
В следующее мгновение он почувствовал нечто большее — горячее, твердое, медленно входящее в него, заполняющее, заставляющее забыть о чем-либо еще.
Антон вошел полностью, остановился, давая ему привыкнуть, и только потом начал двигаться — сначала осторожно, почти нежно, но с каждым толчком все увереннее, все глубже.
Арсений не сдерживал стонов. Его тело горело, каждый нерв был натянут до предела, а Антон, кажется, знал это — его руки держали бедра Арсения крепко, не позволяя вырваться, губы снова нашли его шею, оставляя новые отметины.
И в этот момент ничего больше не существовало — только их тела, только этот ритм, только темнота, поглотившая все остальное.