Пакость? Ой, не удалась

Вот что бывает, когда пытаешься помочь людям. Попадаешь в полное дерьмо.

У Ни-Ки одно желание: прибить старосту. Да так, чтобы рта попусту раскрывать больше не мог. Но вот незадача: старостой оказывается паренек на порядок ниже его. Макушка едва ли достает до плеч. Даже если дать обычную затрещину, отлетит к стене. К тому же, он весь такой опрятный, ботинки аж блестят от солнечного света, заглядывающего через щели жалюзи. Темные отросшие локоны с забавными завитушками на концах обрамляют круглое личико, маленький аккуратный ротик и вздернутые уголки глаз. Этот парень такой... милый? Да, определенно милый. У Ни-Ки рука не поднимется сделать ему больно. Желание спорить, ругаться, да и просто хорошенько врезать отпадает напрочь.

Ян Чонвон, как представился парень, стоящий напротив и широко улыбающийся, стал старостой всего лишь полгода назад. Именно поэтому Ни-Ки не знал, потому что он определенно помнит, что раньше всем указывала, давала задания и просто вела себя надменно Цой Юмирэ. Оказывается, она уже как полгода переехала в Ансан, а вместо нее старостой назначили недавно переведенного из параллельного класса Ян Чонвона. Поэтому светловолосый парень на самом-то деле вовсе не глупый или тупой, как назвал его Хисын. Он не следит за новостями, и просто упустил момент, когда к ним перевелся Чонвон, а Юмирэ навсегда покинула класс.

Ни-Ки тяжело вздыхает. Чонвон такой простой. Говорит, Хисын вежливо спросил, потому что ему было интересно записаться в какой-нибудь кружок. Как представитель класса, Чонвон с радостью поделился имеющейся на данный момент актуальной информацией. Как само собой разумеющееся, Чонвон рассказал и о клубе по футболу. И парень стоит, кивая головой, но вот в самой голове не укладывается лишь одна несостыковка: Хисын и вежливо попросил? Быть того не может.

— Он точно не угрожал тебе? — с сомнением спрашивает, а в ответ видит лишь глубокие ямочки.

— Почему он должен был мне угрожать? — искреннее не понимает одноклассник. — Хисын хороший человек. Вчера он мне помог донести учебники до библиотеки и даже расставить их по полочкам.

Расстраивать такого наивного паренька не больно-то и хочется. Пусть лучше верит Хисыну, чем потом будет выполнять его замыслы, которые оказываются сложнее, чем уравнения по алгебре, задачи по физике и геометрии вместе взятые.

Окей, теперь Ян Чонвон, щебеча тоненьким голоском о путешествии в страну грез диснейленда, о том, как он прыгал на большом батуте, крутился в большой чашке на карусели вместе с Микки Маусом и о том, как хомячил корн-док с сыром за обе щеки, следует за Ни-Ки по пятам, пока тот усердно пытается не рыкнуть на парня. Ян Чонвон, похоже, друзей совсем не имеет, ибо как объяснить такую ненавязчивую навязчивость? Ни-Ки всего лишь за пять минут узнал чуть ли не о всей жизни одноклассника. Но, погодите, неужели он такой ребенок, что ему снятся такие розовые сны? В его-то возрасте пора бы уже о девочках подумывать, а не о диснейленде и каком-то там Микки Маусе, о существовании которого Ни-Ки даже не догадывался. Вот и что ему делать со всей этой информацией? И вообще, Чонвон от него отстанет сегодня или нет?

— Послушай! — не выдерживает Ни-Ки, резко развернувшись и зажав паренька между стеной и своей грудью. Еще ладонь свою с таким характерным хлопком припечатал к стене.

— Ч-что? Что такое? — трясется осиновым листом, сильнее прижимаясь спиной к стене. Руки, сжимающие тетрадь, так сильно прижаты к груди, что кажется, их только грубой силой возможно вернуть в исходное положение.

— Ты чего так испугался? — усмехается, еще сильнее склоняясь над парнем. Щурит глаза, рассматривая испуганные, похожие на заваренный цикорий.

— А я и не боюсь, — храбрится, выпячивая грудь. Но голос-то пищит.

— Эх, ты, — качает головой Ни-Ки, отходя на пару шагов назад и освобождая путь парню. — Иди первым.

Ян Чонвона пугать не хочется, потому что хочется, откровенно говоря, потискать за щечки. Чонвон напоминает Ни-Ки котенка. Который, вроде бы, пытается подружиться с миром, но как только тот показывает свои темные стороны, так сразу и поджимает хвост и прячется под коробкой. Грозы страшные, и сильный ветер, завывающий ужасающим голосом, пугает похуже резких звуков из фильмов ужасов.

— Я не боюсь, — грозит пальцем, юркнув под руку, вызывая тем самым улыбку на лице.

Вот такой вот новый знакомый появился у Ни-Ки. Парню обычно нужен только Сону, но, знаете, Чонвон оказался интересным парнем. Даже его болтовня не надоела, хотя обычно это Ни-Ки так любит болтать, что порой даже сам замечает, что Сону уже его не слушает, а занимается своими делами. Еще и так преспокойненько. Но Ни-Ки не обижается. Сам понимает: порой он слишком много болтает. Кажется, Чонвона ему не переболтать. Авось из них выйдет отличная пара, хотя он не особо-то собирается с кем-то дружить помимо Сону. Но ведь связь со старостой класса может быть и полезной? Лучше попридержать Чонвона для лучшего времени. Да и все-таки он интересный. В общем, что будет — то будет, решает Ни-Ки. Дожить бы только сегодняшний день, а остальное не столь важно. Главное, больше с Хисыном сегодня не видеться.

И вот еще одна беда: как ему подружиться с Джеем? Вот как прикажете к нему подойти? Типо: "Хей, я Ни-Ки. Как видишь, хожу на футбол. Можно сесть с тобой рядом?". Да он же сразу пошлет его. Что же делать?

— Да что с тобой? — хмурится Сону, наблюдая за стенаниями друга.

Остался последний урок. Сону жуть как хотелось разузнать у друга о разговоре с новеньким, но поймать его на перемене так и не удалось. Ушел куда-то со старостой класса, и вернулся с только сейчас.

У Сону руки чешутся придушить старосту. Какого черта он ходит с Ни-Ки на перемене? Это немыслимо! Но времени злиться нет, нужно как можно скорее узнать, как удалось уговорить новенького. Благо учитель по корейскому, как всегда, опаздывает, можно с облегчением вздохнуть.

— Да ничего, — нервно ерошит волосы.

— Ëжик, — улыбается Сону, приглаживая тоненькими пальчиками торчащие в разные стороны волосы друга.

— Чего это я ëжик? — супится, надувая губы. И вот, черт, нельзя засматриваться на их очерченный контур, нельзя и думать о том, как они пахнут. Но Сону, позволив себе хотя бы сегодня не следовать своим правилам, засматривается, рдея щеками. — У тебя температура? — тут же выпрямляется Ни-Ки, щупая лоб друга.

— Нет у меня температуры.

Нервничает, потому что начинает перебирать имеющиеся в наличии в раскрытом пенале с мишками канцелярские товары. Что это с ним в последнее время происходит? Когда Ни-Ки так близко, становится так жарко, будто отопление включили на полную мощность, или просто кто-то пытается сделать из него сочную котлету, хорошенько прожарив на раскаленной сковородке с двух сторон. И когда он вообще начал так реагировать на друга? Да и как так вообще? Все нормально, просто отопление, наверное, и вправду включили на всю мощность.

Сону встряхивает головой, отчего челка падает неравномерно и начинает колоть глаза. И разрази его гром, зачем Ни-Ки тянется своими культяпками и поправляет надоедливую челку?! У Сону сердце заходится, да так сильно, будто боится, что если сейчас не покажет всю свою мощь и все свои возможности, остановится. И все, на что способен сейчас парень — перехватить руку и сжать так сильно, как только может.

— Не трогай, — угрожающе шипит, откидывая руку. Сам аккуратненько поправляет челку, кривя губы в недовольной улыбке.

— Дикий, — нет, Ни-Ки не обижается, потому что уже до такой степени привык, что это кажется даже забавным. Сону, когда выпускает свои колючки, такой милый. Руки так и тянутся придушить в своих объятиях.

Парень дуется, сложив руки на груди. Смотрит на друга из-под челки, но долго вот так сидеть не может. Сам ведь хотел узнать о разговоре, будет дальше так себя вести, сгорит от нетерпения и уж точно не сможет спокойно просидеть весь урок.

— Ну что там тебе этот новенький сказал, а? — подвигается ближе. Когда что-то нужно, сразу таким послушным становится. Ластится, прижимая согнутый локоть друга к своей груди. И все боится, что Ни-Ки заметит его бешеные ритмы сердца.

"Вот лиса", — думает Ни-Ки, но принимает правила игры.

— Тебе так интересно? — томно шепчет на ухо, заправляя прядь волос за ухо. Чувствует, как нежная кожа на шее покрывается мурашками. — Так хочешь знать?

— Ну хватит, — стучит маленьким кулачком по плечу. Отсаживается, но тут же возвращается огромной загребущей рукой. Однако... Это приятно. Приятно, когда Ни-Ки вот так шепчет на ухо, когда обвивает рукой за талию. Сону просто хочет. Хочет раствориться в этом моменте. Не думать о том, что Ни-Ки просто его друг. Не думать, почему сердце делает такие кульбиты, словно его триста раз заставили прокатиться на американских горках, и живот скручивает спазмом. Не хочется думать вообще ни о чем. Просто остановить этот момент, представить, что их с Ни-Ки ничего не связывает, что они могут вот так прижиматься друг к другу. Играть в игры, которые могут обернуться катастрофой.

Катастрофа. Именно она вытягивает Сону из сладких мечтаний. Лишиться друга раз и навсегда — значит, остаться у разбитого корыта. Лишиться Ни-Ки — лишиться глотка свежего воздуха и свободы. Они с Ни-Ки друзья. Поэтому нет надобности понимать, почему ему так приятно, когда Ни-Ки обнимает его за талию, почему хочется ощущать этот табун мурашек, заставляющий все волосы на теле встать дыбом и почему от его хриплого голоса в животе происходит какой-то ураган.

— Прекрати, — говорит, скорее, сам себе, чем Ни-Ки. Стегает своими пальцами по руке друга, заставляя того отпустить. И самому же мгновенно становится холодно, когда не пытаются переубедить, а с тихим смехом отодвигаются. Но показать это — убедить себя в чем-то, о чем даже подумать страшно.

Сону кивает, слегка ежится, но так незаметно, чтобы друг не увидел. Под партой левой рукой щупает там, где горит. Где совсем недавно покоилась рука Ни-Ки, согревая своим теплом. И было это вовсе не неправильно, как ему сейчас кажется, а было так правильно, что хочется еще.

— Ну так что? — приподнимает бровь, стягивая шов рубашки. Просит себя прекратить. Такой никчемный. Он просто никчемный друг.

— Я же говорю, все нормально. Он простил.

— Да как он простить мог, если собирался убить меня? — взвизгивает Сону, но тут же прикрывает рот ладошкой.

— Чш, — шипит Ни-Ки, прижимая указательный палец к губам.

— Прости-прости, — извиняется, размахивая ладошками. Рассматривает одноклассников и облегченно выдыхает. Никто не услышал.

— Просто поверь, хорошо? Я все уладил.

Все же Сону довольно жмурится, когда волосы так привычно взлохмачивают. И почему эмоции так зашкаливают от одних таких обыденных движений, ему еще только предстоит узнать.

А может, лучше не анализировать и ничего не понимать. Или делать вид, что вовсе не догадываешься. Пустить все на самотек намного проще, чем признаться в том, что давно уже начал понимать. Притвориться дикобразом, выпускающим ядовитые колючки намного проще, чем распластаться послушным щенком, у которого хвостик — главный язык жестов. Сону предпочитает свой хвостик спрятать, а вместо них приобрести ядовитые колючки. И пусть Ни-Ки простит, потому что рушить дружбу он не имеет никакого желания. Это все ради Ни-Ки. И все это только ради него.

Парень еще хочет спросить про старосту, но только и может остаться с открытым ртом, наблюдая за вошедшей маленькими шажками учительницей в юбке-карандаше. Пучок на голове забавно подпрыгивает; при каждом шаге маленькие каблучки громко постукивают, а тонкие руки прижимают внушительный журнал из твердого переплета к груди.

Не успел.

От досады Сону закусывает нижнюю губу до крови, прожигая учительницу взглядом. Что же такое связывает его Ни-Ки со старостой Чонвоном? Сону, скорее, заживо сгорит, чем протерпит до конца урока. Но даже когда конец этого урок наступает, ему не удается задержать Ни-Ки, который должен купить новые кроссовки. Он не успевает, у него всего-то сорок минут осталось до начала тренировки. Сону бы с радостью помог, но мама, ожидающая его прихода, долго будет дуться, если он не поможет ей с ужином.

Парень быстро машет рукой, натянув лямку рюкзака на одно плечо, пускается бежать, отгоняя навязчивые мысли при помощи рассматривания витрин магазинов. Но не помогает ничего. Он продолжает думать о старосте, и о Ни-Ки, вошедшим следом за ним. И как бы Сону не хотелось признавать, но свербит там, в груди. Будто сердце его — сгнившее яблоко, а внутри сидит червячок. Отчаянно сжимает противными щупальцами, прокрадываясь в сознание и оставляя пропитанный гнилью след. И пока Сону помогает нарезать фрукты для салата, режется несколько раз, потому что в голове Чонвон улыбается, когда Ни-Ки точно так же треплет его каштановые волосы. Или накручивает кудряшки на пальцы. И как бы Сону не хотелось признавать, но больно. Просто больно сжимается сердце в груди, просто вместо воздуха в легкие поступает соленая жидкость.

Это просто дружеская ревность. Просто он ревнует Ни-Ки как друга, потому что друзей у него больше нет.

— Дорогой, с тобой все в порядке? — беспокоится мать, схватив за руку сына. Прижимает салфетку к окровавленному пальцу, наблюдая за опущенной макушкой. И как бы она ни старалась заглянуть, разглядеть лицо сына ей не удается.

— Да, все в порядке.

Это просто дружеская ревность. Ничего больше.

༶•┈┈⛧┈♛

Ни-Ки надеялся больше за сегодня не видеть (мерзкое) надоедливое личико одноклассника. Но вот он, собственной персоной, стоит, подперев стену спиной и сложив руки на груди. От вида самодовольного Хисына тело сводит судорогой, глаз начинает нервно дергаться, а самому парню хочется как маленькому ребенку, требующему игрушку, но видящему лишь отказ, лечь на пол и заорать на весь коридор. Кулаки нервно сжимаются, а ноздри раздуваются как у быка. Ни-Ки резко разворачивается и со всех сил бежит по коридору к лестнице, ведущей на этажи выше. Но кто бы сомневался, Хисын следует за ним.

— И что ты делаешь? — спрашивает, запыхавшись, когда они достигают четвертого этажа.

— Хочу успокоиться, — Ни-Ки открывает класс естествознания и на цыпочках проходит между горшками с растениями. — Вот он, — указывает на питона, находящегося за стеклянной стеной и обвивающего толстую ветвь дерева.

— Что? — не понимает Хисын, подходя ближе. Упирается ладонью на гладкую прохладную поверхность, завороженно наблюдая за телом, плавно движущимся прямо к ним.

— Похож ведь? — скорее утверждает, чем спрашивает.

— На кого?

— Да на тебя, на кого же еще! — топает ногой. Досадно встретить Хисына после их разговора о Джее. Ну вот как, вот как ему подойти к парню? Это же просто невозможно. — Ты такой же, — кивает подбородком на бесхребетное существо. — Только больше на гадюку похож.

— Забавное сравнение, — цокает языком. — Но я вовсе не гадюка, а человек. К тому же, ты сам виноват. Нечего теперь нюни распускать.

— Но это ведь Джей! Как ты не понимаешь! — негодует. От смешанных чувств руки сами тянутся к макушке и дергают за и так ослабленные корни волос.

— Да успокойся ты, — подлетает Хисын. — Ничего ведь страшного еще не произошло. Ты даже не пытался.

— Тут и пытаться не нужно, — корчит обиженную моську. — Я просто знаю, что ничего не выйдет.

— Эй, если ты сейчас здесь ныть будешь, разве успеешь на тренировку? — в сомнении сводит кустистые брови.

— Блин, точно, — стонет Ни-Ки, припав плечом к стеклянному шкафу. — Мне ведь кроссовки еще купить нужно.

Вот как не задался день, так он и идет. Ночь и не была ночью, а продолжением вчерашнего дня, который до сих пор плетется увесистым грузом. Лучше бы он вообще в школу не ходил. Так а смысл? Если бы не пришел сегодня, Хисын нагрянул бы на него грозовой тучей завтра. А если бы и завтра не пришел, появился бы послезавтра. В любом случае Хисын бы настиг его. Похоже, Ни-Ки для Хисына — радар, который никогда и ни за что не ошибется.

Просто почему? Зачем ему в голову пришла такая идиотская идея? И почему Сону, его милый Сону не остановил его? И как теперь справится с этим грузом, который вот, стоит напротив него и, вроде бы, смотрит с таким то ли страхом, то ли волнением. Боится, что он не пойдет на тренировку, а следовательно, не поговорит с Джеем? И кто кого за яйца держит? Неужели Хисын так сильно крышует Джея? Забавно.

— А что это ты так сильно испугался? — надвигается на парня. — Неужто есть то, чего ты так боишься?

— Я вообще-то о тебе волнуюсь, идиот! — раздраженно стряхивает невидимую пыль с пиджак, делая пару шагов назад. — Если пропустишь тренировку, неужели ничего тебе за это не будет?

— Ты прав, будет, — сразу же сдувается. Выпячивает губы, как младенец, причмокивающий молочными губами во сне. — Ладно, мне пора.

— Подожди, — спешит за ним Хисын, перепрыгивая через несколько ступенек. — Хочешь, с тобой пойду?

— Ты правда хочешь пойти со мной в магазин? — глаза — два разваренных пельменя. Такие же большие и удивленные, почему их так варили, что они все разварились.

— Ну да, — пожимает плечами. — Пошли скорее, если за опоздание не хочешь отрабатывать.

Да, действительно, пусть это и Хисын, но Ни-Ки рад, что тот с ним пошел. Парень ненавидит ходить по магазинам один. Он не может выбрать без чужой помощи качественную одежду. С кроссовками проблем, конечно же, нет, тут глаз у Ни-Ки наметан, но неинтересно же ходить одному. А сегодня и у Сону дела, парень даже расстроился маленько. Но отец... Отец — это святое. Ни-Ки знает, как сильно Сону скучает по нему. Дядя Тхай почти что дома не бывает, и даже Ни-Ки, пусть и не родня им, чувствует одиночество и грусть, когда приходит к Сону в гости, а Ким Тхая там нет.

Ким Тхай настолько добродушный и веселый, что они с Ни-Ки могут часами без умолку болтать или завалиться играть в приставку. Иногда кажется, что Ни-Ки приходит не к Сону в гости, а к Тхаю. Отец Сону всегда привозит из своих дальних поездок подарки не только для своей семьи, но и для семьи Ни-Ки. У них хорошие взаимоотношения. Парень действительно считает Тхая своим добрым дядюшкой. Он бы хотел, чтобы его дядя действительно был таким. Поэтому когда в доме Сону не слышен смех и голос Тхая, поведающий о своей поезде, становится грустно.

Выйдя на улицу, парень посильнее кутается в парку, натягивает капюшон на макушку и, как ни странно, с улыбкой смотрит на загадочного теперь уже связанного с ним общим делом знакомого. Если утром крапал дождь, то сейчас хмурое небо только угрожает серыми тучами, скрывая солнце. Ветер нещадно играет с подолом куртки и рюкзаком, свисающим с плеча. Перебирает пряди волос, торчащие из-под капюшона. Ни-Ки ненавидит дождь и сильный ветер, а когда они действуют вкупе: предпочитает сидеть дома, завернувшись в кокон из одеяла. Трезвонить Сону по телефону и говорить, говорить, пока голос не охрипнет. Благо дождь не намечается, но ох уж этот надоедливый ветер, от которого слезятся глаза, а покрасневший нос то и дело шмыгает.

Деревья, облаченные в редеющие листья, пошатываются, а некоторые даже скрипят, тихо ойкая и айкая. Свисающие серьги и набухшие почки срываются ветром. Неутешительно, безжалостно. Парень думает, что, по идее, весна должна быть благосклоннее к природе, животному и человеческому отродью, но, похоже, у нее свои планы. Хоть и сейчас и не осень, которую Ни-Ки не любит от слова "совсем", но такое ощущение, что именно она и есть. И скрываться от ветра, шлепая по лужам, совсем ему не нравится. Он слышит тяжелое дыхание позади. Понимает, что Хисын уже выдохся, поэтому ускоряет шаг, удерживая вырывающийся смех внутри. У одноклассника выдержка на нуле, но он упорно молчит, только быстрее перебирает ногами, держась за бок, который вот уже несколько минут колет.

Когда Хисын начинает уже, откровенно говоря, не то чтобы тяжело дышать, а задыхаться, и ноги его подкашиваются, Ни-Ки останавливается, пожалев неспортивного товарища по несчастью. Подает руку, за которую тут же хватаются. Будто не километр бежал, а тонул в море.

— Эх, ты, — качает Ни-Ки головой, посильнее сжав теплую ладонь. — Тренировки. Тебе нужны тренировки.

— Да отстань ты, — шепчет, запыхавшись. Хватается за бок, сгибаясь в три погибели. Дышит часто-часто, морща нос. — Я хотел кое-что сказать тебе, — говорит, когда дыхание выравнивается, а бок наконец-таки дает возможность выпрямиться. Возможно, он еще пожалеет об этом. Но... Была не была? Кто не рискует, тот не пьет шампанского (хотя шампанскому Хисын предпочитает пиво с жареной картошкой или солеными кальмарами).

— И что же? — заинтересованные глазки выдают парня с потрохами. Как бы он ни пытался делать безразличный вид, настоящие эмоции можно считать. И сделать это так просто, как два пальца об асфальт. Ни-Ки переминается с ноги на ногу, треплет рюкзак, встряхивает головой, мнет руки, да и просто делает все, чтобы стало ясно: он более чем заинтригован.

— Я подумал о твоем предложении.

— О каком же? — подходит чуть ближе. Неужели о том самом?

— Наверное, ты прав. Мне нужно самому появиться на глазах Джея. Навряд ли он оценит парня, скрывающегося за другим и боящегося подойти к нему самому. Думаю, я попытаюсь...

— Попытаешься что?

— Попробую научиться твоему этому футболу.

— Правда? — глаза сияют ярче всех звезд на планете. От радости парень запрыгивает на Хисына, обвивает шею руками и так смачно, что слышно на всю улицу, вымершую на это мгновение, целует в лоб. — Да ты ж мой хороший, — ерошит волосы. — Да ты ж моя сладость. Ты ж мой молодчинка, — прижимается щекой к щеке, прикрывая от наслаждения веки. Это самая хорошая новость за последнее время. — Умничка моя, — добавляет.

— Да отстань ты, — щетинится парень, отпихивая Ни-Ки, который прилип к нему, как жвачка на подошву обуви. — Это не снимает с тебя ответственности.

— Знаю, знаю, — кивает как болванчик. — Но это очень даже хорошо.

Прохладные пальчики оттягивают покрасневшие щеки. Хисын и не знал, что у Ни-Ки такие холодные руки. Они у него всегда такие или только сейчас?

— Когда учить будешь? — бурчит, отводя взгляд, но позволяя пальцам лепить из щек какие-то фигуры.

— Это мы позже решим, — два удара по плечу. — Не дрейф, все хорошо будет.

У Хисына-то, может, и будет, а вот у него? Думать об этом пока что нет желания. Ни-Ки отлично осведомлен о непростом характере Джея. Но что ж теперь поделать? Нужно помочь Хисыну. Когда он смотрит на него, вспоминает себя и Сону. Да, он не может признаться своему другу, но у Хисына есть все шансы. И отчего-то хочется помочь ему от чистого сердца. Не потому что он этим проучен, а потому что сам Ни-Ки сделать такое не сможет. Не смеет, боясь задеть этим самым Сону. Навряд ли друг когда-нибудь поймет его, так пусть лучше и вовсе не знает.

По крайней мере, именно так сейчас думает Ни-Ки. Пока он будет занят заданием одноклассника, не будет думать о том, как же хочет прижать к себе Сону совсем не по-дружески. Не будет думать о том, какие на вкус его губы, когда он красит их гигиенической помадой. Не будет жмурить глаза, чувствуя маленькую ладошку в своей, которая на ощупь настолько мягкая, что хочется прижаться к ней щекой. Зарыться носом там, где судьбы узоры прочерчены. Обвиться ими, чтобы сплести две судьбы единой нитью. И остаться с парнем на веки вечные, совсем далекие и незатейные. С ссорами и скандалами, но всегда с примирениями, с тяжелым дыханием. Когда грудь к груди, губы к губам. Когда один воздух на двоих, под веками вспышки яркие, ослепляющие своим светом и придающие сил до рассвета. Когда постель смятая, а в воздухе напряжение, готовое взорваться от одного только взгляда. Когда слова находят отклик в сердце, когда можно молчать и это не станет концом света ни для него, ни для них двоих. Когда не прячешь в груди цветок распустившийся, а даришь, не боясь, что шипы колючие пустят кровь. Когда спокойствие — синоним надежности и уверенности в завтрашнем дне и годам, последующим после.

Оленьи глазки одноклассника, пропитанные верой и влюбленностью, вселяют надежду в то, что он впервые в жизни решил сделать что-то правильно. Возможно, наказание и вовсе не наказание, а урок, дающий право изменить свою жизнь. И широкая улыбка, скрывающая за щеками глаза-полумесяцы тому доказательство. Ни-Ки, не выпуская теплой руки, бежит по улицам, теперь уже не обращая внимания на промокшие ботинки. Заливистый смех, перекрывающий гул машин, подхватывает второй, только более глубокий и осипший. И сейчас парень рад, что встретил Хисына, которого, казалось, на дух не переносил. Хисын — приоткрытая дверь в иное будущее. Хочется помочь ему теперь уже точно с чистой совестью.

༶•┈┈⛧┈♛

Если бы этот парень не был такой ледышкой и мог чувствовать хоть что-то, то давно бы уже понял, что в его лбу проделана дыра. Ни-Ки вот уже десять минут неотрывно смотрит на Джея, наблюдает, так сказать, за будущим потенциальным партнером пары Хисына, если, конечно, все получится. Он хочет, чтобы все вышло. Но этот парень Джей... Ему вообще все равно на то, что его так пристально рассматривают. Сидит, упершись затылком о деревянную панель. Веки прикрыты, в ушах наушники. Есть только он, музыка и собственный мир. Ни-Ки становится интересно, какую музыку может слушать Джей. Наверняка это Pink Floyd, может, Rammstein, или что посовременнее? Papa Roach, например. Thousand foot krutch, Breaking Benjamin, или что похлеще.

Мда уж, подходить к нему — самому себе наставить дуло пистолета прямо в лобешник. Парню действительно не по себе становится, когда он представляет, как приветствует его. Комок в горле сжимается, и Ни-Ки кажется, что он окочурится прямо здесь и сейчас.

Ну, была не была. Сжав кулаки, взяв под контроль всю свою волю, которая еще имеется в наличии, но вот-вот покинет пристанище напуганной души, еле-еле душа в теле светловолосый на негнущихся ногах, будь они не ладны, подходит к умиротворенному Джею. Вглядывается в лицо. И будь он хоть тысячу раз неправ, но понимает, почему Хисыну понравился Джей. Ранее он не особо разглядывал пугающего паренька, но теперь, когда он не сосредоточен на футболе, когда суровый взгляд сменился мягким и непринужденным, Ни-Ки видит, какой на самом деле Джей. Конечно, Ни-Ки никогда по внешности не судит, и Джей для него все еще страшное чудовище, как Баг для детей, но, если присмотреться, парень и правда красив. "Но не красивее Сону, конечно же", — тут же себя мысленно поправляет.

Был бы тут Хисын, он бы, наверное, поувереннее себя чувствовал. А так ощущает себя только что родившейся козочкой, которая на ногах-то еще стоять нормально не может. Тоненькие трясущиеся ножки опрокидывают слишком большой для них вес. Именно так себя и чувствует Ни-Ки. Только что родившимся и не знающим еще ничего, оттого и пугающегося мира вокруг.

— Привет, — неуверенно звучит парень. Машет пальчиками, словно четки перебирает, а когда не слышит ничего в ответ, заправляет прядь волос за ухо и все мнется рядом, готовый вот-вот упасть. Натянутая улыбка скоро порвется по швам, и вместо рта у него будет зияющая дыра. — Привет, — повторяет чуть громче, совсем забыв о том, что Джей в наушниках. — Эй, — щелкает пальцами прямо у того перед носом. "Совсем страх потерял, что ли?", — кричит внутренний голос, правда Ни-Ки предпочитает его не слышать.

— Отвали! — клацает зубами Джей, не открывая глаз, когда Ни-Ки склоняется непозволительно близко.

— Бляха-муха, напугал! — подпрыгивает на месте. — Эй, — зовет осторожно, — тебя ведь Джей зовут, так?

— Скройся, — наконец раскрывает глаза. Пробегается по телу паренька, отчего тот ежится, обнимая себя руками.

Пронзительный взгляд, прямо мурашки по коже от этих темных глаз, напоминающих озеро. Глубокое, где на самом дне сплошь и рядом колотые предметы. Не хотелось бы утонуть в таком и испустить дух, порезавшись до крови.

"Ну вот и поговорили", — страдает Ни-Ки. Ну куда это годится? Он, конечно, ожидал быть посланным на все четыре стороны, а то и восемь, но не до такой же степени! Ну емае, ему нужно поговорить с Джеем, не мог бы он проявить хотя бы капельку своей милости, а?

— А меня Ни-Ки зовут, я хожу с тобой на футбол, если ты вдруг не замечал, — все же пытается. И уже готов волосы на голове рвать от отчаяния, когда слышит в ответ:

— Исчезни. Свали в туман. Испарись.

Да как так-то? Чертов Хисын! Прямо сейчас бы вмазать ему хорошенько. Почему ему нужно было влюбиться именно в этого гадского Джея?

— Блять, — срывается с губ тихим шепотом.

— Ага, блять, — прыскает Джей. — Что нужно?

О Боже, он серьезно? Серьезно спрашивает его? Серьезно намерен вести нормальный диалог?

— Да, я Ни-Ки, — повторяет зачем-то.

— Это я уже понял, — перебивает парень, снимая наушники. — Какого хуя тебе от меня нужно? — щурится и так испытывающе смотрит, что есть желание разреветься и убежать к маме, спрятавшись, как в детстве, за ее юбку. Но он же мужик! Он же обещал!

— Я... это... — совсем теряется Ни-Ки. — Я хотел с тобой подружиться, — выдает какую-то околесицу, которую в жизни бы не сказал. Но долг зовет, постукивая палочкой в колокольчик.

— И нахрена? — выжидающе смотрит исподлобья. Наваливается корпусом на согнутые колени, безразлично окидывая Ни-Ки с ног до головы.

Парень ощущает себя какой-то проституткой у возможного потенциального сутенера. Так его еще никогда не разглядывали. Нет, не так. Так его никогда еще взглядом не прожигали.

— Просто, — не находит ничего лучше. Краснеет до самых кончиков ушей, но стоит дальше, готовый к чему угодно, но только не к такому.

— Окей, купишь мне сигареты, тогда и поговорим.

— Что? Сигареты? Подожди, — подходит еще ближе, — ты говоришь сигареты? Ты что, куришь?

— А что, нельзя? — рычит как совсем какой-то звереныш. Ни-Ки даже пугается, что он его сейчас цапнет за шею.

— Ну... ты же спортсмен. Футболом занимаешься, — какие еще доводы привести?

— Так убого, — вздыхает Джей, поднимаясь на ноги и закидывая рюкзак на плечо.

— Подожди, уже уходишь? — семенит за ним следом Ни-Ки. Вот только еще не хватало, чтобы его вот так вот кинули на произвол судьбы.

— А что? — резко разворачивается.

Парень тихонько ойкает, потирая скрутивший болью нос. Вот зачем так резко останавливаться? Да еще и качать свою грудь до такой степени, что она больше на шкаф похожа?

— Да мне нельзя тебя отпускать, — блять! Дубина! Ну что за идиот! Надеясь, что не был услышан, кусает себя за язык, который порой как помело.

— Это еще почему? — щурится. Все же услышал.

Ну просто фэйспалм.

— Идиотина, — шепчет Ни-Ки, хряснув себя кулаком по голове. — Пожалуйста, я просто подружиться хочу. Ты ведь старше на два года. Больше знаешь. Мне кажется, я недостаточно хорош в футболе, а у тебя круто выходит резаный удар внутренней частью подъема. Сколько бы я ни старался, не особо выходит. Как ты это делаешь? Можешь меня научить?

Джей задумывается на несколько секунд, качает головой, тяжело вздохнув.

— Купи мне сигареты, — вновь за свое. И больше главное даже не слушает, идет себе, будто Ни-Ки в помине не было.

— Да как я могу? — принимается хныкать, но тут же запихивает свое нытье куда подальше. Джей на него только еще сильнее разозлится, если он здесь нюни распускать будет. — Я же еще даже несовершеннолетний.

— Тогда сгинь и больше не надоедай мне своим страдальческим лицом, — выплевывает с такой ядовитостью. — Я сказал проваливать! — гневно прикрикивает, когда Ни-Ки продолжает следовать за ним по пятам.

— Да какая муха тебя укусила? — шепчет Ни-Ки, наблюдая за увеличивающимся между ним и Джеем расстоянием. Чего это он такой нервный и злой?

Блондин так и остается один, задыхаясь собственной глупостью и немощностью. Щеки все еще пульсируют, горят, как от разгоряченной кочерги, прижигающей кожу. Досадливо простонав, садится на корточки и что есть мочи сжимает корни волос.

— Сука, — выругивается он, со всей силы пнув бачок. Разлетевшийся мусор из опрокинутого бачка приходится собирать потом своими руками.

Уже будучи дома Ни-Ки смотрит на себя в зеркало, и вполне себе думает, что с его-то ростом и телосложением он сойдет за совершеннолетнего. Но если об этом узнает Сону, или, не дай боже, мама, ему крышка. Рисковать ради одноклассника собственной жизнью, естественно, не хотелось, но иного выхода здесь просто не было.

"Блять, Хисын, тебе крышка", — печатает Ни-Ки поздно вечером.

"?", — приходит незамедлительный ответ.

"Завтра все расскажу. Но мы попали. И я хочу тебя прибить".

"Взаимно".

"Спокойной ночи, если сможешь спокойно спать, потому что я собираюсь явиться к тебе во сне и убить столько раз, сколько смогу, ублюдок".

"Не злись, тигренок. Никто не говорил, что будет легко. Просто так не рычи, а то можешь без зубов остаться, остолоп".

И через несколько минут, когда парень нервно натягивает на себя пижамные штаны, приходит еще одно сообщение.

"Спокойной ночи. И спасибо, что помогаешь".

Парень блокирует телефон, непроизвольно улыбаясь. Завтра. Все будет завтра. Он купит сигареты, чего бы ему это ни стоило.