Принцесса и Хулиган

The Beach — The Neighbourhood

Пусть Хенджин и не любит вставать по утрам, но здесь даже утро ощущается каким-то другим: солнечным, дружелюбным, живым.

Он проснулся ещё в шесть часов. За полчаса сделал все нужные дела: принял душ, почистил зубы, оделся и быстро позавтракал. А затем побежал на базу, где его уже ждали другие сотрудники.

Сама лыжная база открывалась с семи утра, отчего у работников всегда было полчаса или сорок пять минут после прихода, чтобы убраться в ней и подготовить всё к работе. Вчера Хенджину показали, как правильно надевать снаряжение, и, пусть это не являлось частью его работы, он всё равно, когда мог, помогал клиентам на самую малость: если у кого-то были не затянуты все шнурки, если кто-то не так надел шлем или плохо застегнул костюм.

― Ты завтра в отель? ― передаёт ему чашку с чаем юный паренёк, что приехал из Пусана.

― Угу, ― кивает, смотря в окно и видя, как к базе понемногу приближаются люди. ― А ты здесь на всё время?

― В отеле людей больше, не хочу там возиться, так что да.

Понимающе кивнув и улыбнувшись, Хенджин, убрав всё на место, чтобы гости не видели их своеобразного «тёплого» завтрака, подходит к дверям и отмыкает их. На базе было две больших комнаты: первая была исключительно с лыжами и сноубордами, а также со стойкой регистрации, а вторая — со всей одеждой на любой вкус и цвет. Уже в 7:15 второе помещение начали заполнять люди, где Хван с главным сотрудником и его, можно даже сказать, учителем, принялись помогать всем приходящим.

Это нравилось с каждым днём всё сильнее: помогать, общаться и убирать, возвращая всё на свои места. Но в отеле Хенджину всё же нравилось больше, чем здесь, потому что в отличие от паренька из Пусана Хван был чёртовой капустой. Каждое утро пятнадцать минут занимала только одежда: перед завтраком он спешил натянуть на себя термобельё, что прилагалось к снаряжению, а перед выходом ― толстовка, куртка и брюки, из-за чего уже становилось сложно двигаться. Жилет и бафф пропускал, ведь он всего лишь доходил до базы, сидел там и часто просто выходил на улицу. И в конце надевал шапку и перчатки, которые снимал в помещении. Иногда вся эта «капуста» очень спасала и грела, благодаря чему ни один ветерок не касался разнеженной горячей кожи, а иногда хотелось буквально умереть от жары. Особенно тогда, когда он заходил с улицы.

Пока юноша сидел за стойкой и наблюдал, как старший помогает клиентам выбирать и надевать всё снаряжение, мимо проходило всё больше и больше людей. Каждый человек, подбирая себе одежду, прятался в раздевалке. Таких комнат для переодеваний насчитывалось около сорока.

― Хенджин, ― подбегает к нему улыбающийся мужчина, ― сейчас сюда прибудет две семьи: люди важные, даже, можно сказать, павлины, ― усмехается. ― Давай я возьму на себя старших, а ты ― их детей. Вроде тоже подростки.

Хван, взглянув на время — 11:50 — подмечает, что скоро будет десятиминутный перерыв, и как раз до этого времени они успеют. Улыбнувшись и выйдя из-за стойки, он кивает. Отвлёкшись на бумаги по количеству взятого и сданного снаряжения, Хенджин, дожидаясь гостей, начинает копаться в них, краем уха слыша, как в помещение проходят люди.

«Вероятно, вот и старшие», ― думает, не поднимая головы. И только слыша, что голос начальника стал ярче и живее, убеждается в этом, усмехаясь.

― Извините, нам сказали, что вы поможете, ― слышит женский голос и, с улыбкой подняв голову, замирает, чувствуя, как всё, что есть внутри него, буквально падает на землю.

Это, на самом деле, уже не казалось таким же романтичным, как на благотворительном вечере. Здесь Хван и Ли стояли, словно два истукана, и, расширив глаза, молча смотрели друг на друга, пока с их лиц медленно сползали улыбки.

― Да ты, блять, издеваешься, ― с неким психом и уже дёргающимся глазом усмехается Хенджин. ― Да он, блять, издевается, ― переводит взгляд на незнакомую девушку и смотрит с ещё большим психом, но с широкой улыбкой.

― А, Хван? ― улыбается Соён и, выгнув бровь, указывает на него пальцем. ― Тебя во всём этом и не узнать даже.

― Не тыкай пальцем, ― опускает её руку Феликс, бросая серьёзный взгляд, а после переводит его на Хенджина, что успел нахмуриться за эту мили-секунду.

Соён закатывает глаза, Хван стоит в ахуе и в накатывающем непонимании всего происходящего, а Феликс тяжело вздыхает, прикрывая глаза.

― Какого чёрта, Хенджин? ― держась пальцами за переносицу, снова подаёт голос Ли. Но, не услышав ответа, он всё же смотрит на Хенджина и видит, как тот молча и с нескрываемым презрением осматривает его и Соён, но больше ― всё же её.

― Какого хуя? ― шипит, стискивая челюсти, из-за чего его желваки напрягаются.

― Воу-воу, тише, ― смеётся Чон, выставляя руки в примирительном жесте. ― Я на него не претендую, малыш, ― делает шаг в сторону. ― Всего лишь недопонимание, ― Хенджин переводит взгляд на Феликса и ждёт хотя бы каких-то объяснений уже от него.

― Тебе снова нужны деньги? ― вспоминает тот вечер и слова Хвана.

― Не тот ответ, Феликс, ― начинает дышать чаще, чувствуя, как хочет вроде и обнять, а вроде и треснуть по голове за это томление.

― Я расскажу тебе всё немного позже, хорошо? ― смотрит своими оленьими глазами, а Хенджин, дёрнув бровями, гордо кивает, поворачиваясь в сторону рейлов с костюмами.

― Какого цвета снаряжение хотели бы надеть? ― натягивает улыбку.

― Соён, Феликс, ― звучит голос мужчины позади, отчего Хван, повернувшись, делает шаг в сторону, кланяясь перед старшими и одновременно гостями, ― мы выйдем первыми, ― говорит уже полностью одетый мистер Чон, пока сотрудник вписывает их имена. ― Выходите вместе, а там ― делайте, что хотите, ― смеётся, хотя Феликс видит, что отец не поддерживает этот смех. ― Вам всё-таки жить вместе всю оставшуюся жизнь, так что привыкайте друг к другу.

Он смеётся, выходя из комнаты, старшие молча идут следом, Соён морщится, понимая, что папа сейчас был очень не вовремя, Феликс поджимает губы, прикрывая глаза, а Хван просто оседает. Кажется, на секунду его сердце даже перестало биться.

Продолжая молча смотреть в пол, он сначала и не понимает, что услышал и что случилось: просто стоит в ступоре. Но уже через минуту, прокрутив это в своей голове десятки раз, осознав, что Феликс и эта девушка пришли вместе, а также поняв, что тут и их родители, до Хенджина всё доходит.

Медленно выпрямившись, он видит перепуганные глаза одного, разочарованный взгляд другой, и чувствует, как хочет просто сбросить всех, кто находится на этом курорте, со склона. Ему плевать, что Феликс даже не объяснился, и плевать, что не знает всей правды, сейчас он чувствует только злость, предательство и разочарование.

― Мистер Ким, ― говорит сухо, хрипло и смотрит на Феликса, ― помогите, пожалуйста, девушке с выбором. Ранее она сказала, что у неё больше пожеланий насчёт одежды. А я возьму юношу.

― Оу, конечно! ― звучит живое в ответ. ― Пройдёмте, ― мужчина пробегает мимо Хвана, Соён проходит с опущенной головой, а Хенджин продолжает стоять и смотреть на Феликса.

― А ну пошли со мной, ― схватив того за руку, он ведёт юношу в самую последнюю раздевалку и, затолкав того внутрь, задёргивает штору так, чтобы не было ни одной щели.

― Хенджин, ― начинает шептать Феликс, делая шаг назад и выставляя руки перед собой, ― дай мне...

― Какого хуя я только что услышал? ― шепчет громче, резко подходя к Ли и буквально прижимая его к боковой стене, ставя руки по обеим сторонам от головы. ― Всю жизнь жить вместе? ― Феликс видит, как глаза Хвана уже наполняются огнём и яростью, но понимает причину, поэтому даже не злится и не обижается на такое обращение. ― Это на такую встречу ты поехал? Кинул меня и побежал к какой-то суке?

― Хенджин, подожди, ― дышит чаще Ли, ведь и у самого уже начинается паника. ― Дай мне объяснить, ― осторожно кладёт руки на его грудь, прикрытую чёрной толстовкой.

― Не трогай! ― рявкает чуть громче, отбрасывая руки. ― Ты поэтому не отвечал? Ты вообще учился или в действительности развлекался с ней?

― Пожалуйста, ― старается перебить.

― Ты понимаешь, как я сейчас чувствую себя? ― его глаза мечутся из стороны в сторону, пока он нависает над Ли. ― Зачем ты говорил всё это в тот вечер? Зачем давал надежду? Зачем... ― Феликс видит, как его глаза слезятся, и у самого сердце опускается ниже пяток. ― Зачем даже вчера писал мне? Вы живёте в одном номере? Спите и развлекаетесь в одной кровати?

Он готов сорваться и либо заплакать, либо накричать, либо ударить, и Феликс это видит. Он на сильной панике, а Ли впервые видит в чужих глазах ту нужность, которой он является для Хенджина. Словами затыкать бесполезно, Хван уже просто психует, стараясь укусить или просто вылить свой гнев, отчего Феликс, не придумав ничего лучше и рациональнее, резко хватается за чужое лицо и впивается в его влажные губы, прижимаясь.

Хенджин замирает на секунду, пребывая в небольшом шоке и непонимании, но после, опомнившись, старается отстраниться, потому что он не договорил, потому что ему противно от ситуации и от того, что Феликс, возможно, целовал этими губами её. Но Ли не позволяет: лишь сильнее сжимает лицо, перенося одну руку на затылок и притягивая, и начинает целовать сильнее, кусая и сжимая алеющую плоть.

Хван, на секунду прекратив свои попытки, с силой жмурит глаза, громко вздыхает и, не устояв, отвечает на поцелуй, прижимаясь к Феликсу и притягивая его к себе, кладя руки на талию. Он очень слаб перед Ли: каким бы хулиганом не был, как бы здравомысляще или, наоборот, психованно не мыслил ― он не может сказать Феликсу «нет».

Сильнее прижимая его к стене, Хенджин с силой закусывает нижнюю губу, а Феликс сжимает его волосы на затылке. Они скучали по губам, друг по другу, по объятиям и прикосновениям. Пока Ли исследовал тело Хвана, медленно забираясь под толстовку, Хенджин оглаживал его ягодицы, попутно вылизывая рот Ли и чувствуя, как язык иногда прикусывают. Когда Хенджин развёл коленом ноги Феликса и положил руку на уже вставший член юноши, Ли громко зашипел, сжимая его талию, обрамлённую термобельём.

― Хенджин, ― шепчет, отрываясь и запрокидывая голову.

― Я всё ещё неимоверно зол, но трахнуть тебя хочу больше, ― шепчет на ухо, прикусывая мочку.

― Пожалуйста, хватит, ― пытается оттолкнуть от себя, потому что понимает, что здесь они точно ничего делать не станут. А Хван, то ли специально, то ли уже сорвавшись с цепей, сжимает его член, оглаживая вдоль и поперёк и надавливая пальцем на головку. ― Хенджин...

― Если сейчас я отойду от тебя, то просто пойду и расхерачу кому-нибудь голову, ― рычит в плечо, прижимаясь. ― В первой раздевалке сейчас, кстати, та сука и мистер Ким.

― Хорошо-хорошо, ― шепчет, пытаясь поймать его взгляд. ― Можешь просто присесть? ― указывает на высокий и широкий пуфик, что стоит около них.

― Чтобы, пока я садился, ты сбежал? ― смотрит без нежности и тепла, скорее с обидой, злостью и страхом.

― Можешь держать меня за руку, чтобы тебе было спокойнее. Я не сбегу.

Хенджин, перехватывая руку Ли, смотрит на него неотрывно, пока делает шаг назад и на ощупь садится на пуфик. Феликс, не теряя ни секунды, быстро ретируется к нему на колени, где тут же чувствует прикосновение к своим ягодицам.

― А теперь давай поговорим, ― держится за его плечи, чувствуя под собой колом стоящий член. Прилагает все усилия, чтобы действительно говорить, а не тереться о него. ― В общем, ― вздыхает, закусывая губу, а Хван молча сверлит его недовольным взглядом, ― эта встреча правда предполагала собой... Ну, знакомство наших семей для...

― Для свадьбы, ― Ли чувствует, как его ягодицы сжимают сильнее.

― Верно, но... Здесь очень много «но», которые всё разъяснят. Первое и главное: мы с Соён не хотим этой свадьбы.

― За неё говоришь так уверенно, ― усмехается с психом, отводя взгляд.

― Вчера мы поговорили с ней об этом, и, поверь: она точно этого не хочет, ― Хван вздыхает, возвращая взгляд. ― Мы живём в разных номерах и не встречаемся где-то тайно. Когда выходят родители, тогда и мы, ― целует в нос. ― В те недели я правда учился и был занят, ― целует в скулу. ― С ней я встретился впервые только здесь, ― мягко целует в губы.

― Почему тогда... ― отстраняется, слегка обиваясь затылком о стену и сразу же получая поглаживания миниатюрной руки. ― Ваши родители... Они... ― вздыхает недовольно, прикусывая губу.

― Мы ещё не говорили с ними. Думаем, как лучше сделать это.

― Вместе думаете? ― выгибает бровь, прижимая к себе юношу.

― Хенджин, ― улыбается Феликс, ― мы с ней ― просто знакомые по несчастью, ― смотрит в глаза с нежностью.

Хенджин молчит, отводит взгляд то в одну, то в другую сторону, облизывает губы, вздыхает.

― Надеюсь, это правда, ― и смотрит с надеждой.

― Конечно, ― улыбается сильнее, а после обнимает за шею, чувствуя на своей талии родные ладони. ― Ни к кому и ни к чему меня не будет тянуть сильнее, чем к тебе.

― И к моему члену, ― бурчит в шею.

― Хенджин, ― хмурится, отстраняясь.

― Я не прав? ― усмехается, склоняя голову. ― Он прямо под тобой, ― Хван слегка выкручивает таз, толкаясь, а Ли шумно шипит, прикрывая глаза и вновь хватаясь за плечи.

― Ладно, я понял, прекрати, ― шепчет, вздыхая. ― Прости, что не рассказал раньше, ― переносит руки на шею, смотря оленьими глазами.

― И ты меня прости, ― бурчит, отводя взгляд.

Феликс знает и понимает характер Хвана, потому и не злится на весь этот порыв. Но ему всё равно было приятно услышать извинения в свою сторону, потому что делает это Хенджин достаточно редко.

― Как только мы с Соён всё решим, ― Хван закатывает глаза, ― поговорим с родителями, и тогда я тебе всё расскажу, хорошо? ― перехватывая его лицо, он заглядывает в шоколадные очи.

― Ладно, ― вздыхает. Феликс видит, что тот, пусть действительно всё понял, всё равно относится к этому не очень позитивно и одобряюще.

Осторожно встав с чужих бёдер, Ли дожидается, пока поднимется Хван, а после, привстав на носочки, целует того в щёку, слыша тихий вздох.

― Ладно тебе, подлиза, ― улыбается сильнее, поджимая губы. ― Пойдём, выберем тебе костюм.

Среди рядов они ходили не очень долго, и как только снаряжение голубого цвета было выбрано, Хван занёс всё в раздевалку и рассказал юноше, как и по какому порядку надевать, а затем вышел наружу. Стоя рядом с раздевалкой, он видит, как из первой кабинки вылетает мистер Ким, громко выдыхая. Хенджин лишь вскидывает брови, безмолвно спрашивая: «Что случилось?», ― а Ким пишет ему сообщение.

Мистер Ким (работа):

«Когда ты сказал, что ей нужна помощь, я не думал, что она настолько сильная привереда»

Хенджин, подняв взгляд, широко улыбается.

Спустя десять минут Чон и Ли одновременно вышли из своих раздевалок. В этот момент мистера Кима уже не было в помещении и за стойкой сидел лишь Хван.

― Есть ли точное время, на которое берёте? ― подняв голову, смотрит только на Феликса.

― Ты настолько говнюк, раз решаешь даже не смотреть на меня? ― усмехается в психе Соён, вскидывая брови.

― Пока у вас до конца не решится всё это дерьмо, я буду этим говнюком, ― рычит в ответ.

― Не выражайтесь оба, ― вздыхает Ли, а Чон и Хван закатывают глаза. ― Берём до ужина.

Кивнув, Хенджин с натянутой улыбкой желает им хорошего времяпрепровождения, а после уходит на обед.

***

LUNCH — Billie Eilish

На следующий день Джисон и Хенджин были в отеле вместе: на место Хана на базу попросился другой парень, а эта двоица была и не против.

― Значит, то сообщение было не просто так?

Задаёт вопрос Хенджин, пока они с Ханом стоят на балконе, который выходит в подсобку, и курят.

― Ну, а чё мне потом нужно было говорить? Ты ахуеешь, но тут твой мужик? И вы оба в одном месте? Да ты бы, безмозглый, прилетел галопом сразу же, обосрав всё происходящее, ― хмыкает, затягиваясь.

― Он с родителями был? ― смотрит на белоснежный пейзаж, чувствуя, как коченеют пальцы.

― Да, и именно поэтому тебе вообще не стоило знать о таком. Это травмоопасно, ― Хенджин хмурится и смотрит на друга. ― Сначала ты, с большей вероятностью, отвесил бы Ли поджопника, а потом его отец закатал бы тебя в асфальт, ― Хван усмехается, вздыхая и выпуская и пар, и дым изо рта.

Когда они вошли обратно в помещение, им дали задание следить за основным холлом, ведь это время пусть и самое спокойное: многие играют в настольные игры, сидят около камина и пьют какао или болтают, находясь около окна, ― всё равно за многими стоит следить хотя бы ради той же помощи. Во время того, пока оба шли на первый этаж, Хенджин взглянул на время и подметил, что до ужина есть ещё три часа, так что они даже отдохнут.

И как только они входят в холл, Джисон тут же тащит Хвана к креслам, что стояли около стены рядом с диваном, и плюхается в одно из них.

― Работа мечты, ― вздыхает Хан, улыбаясь.

Хенджин хотел усмехнуться и согласиться, но, ведя взглядом по залу, он резко замирает, теряя весь задор и спокойствие: около второго окна, что находилось с правой стороны от входа, за столиком сидели Феликс и та девушка, о чём-то мило болтая.

― Слушай, ― пихает Хана в локоть, ― а что нам будет, если мы, случайно или нет, покалечим какого-то гостя?

Джисон сначала хотел засмеяться и сказать какую-то бредовую шутку, но, только взглянув на друга, понял, что тот не шутит. Переведя взгляд туда же, куда смотрел Хван, он вздохнул.

― Успокойся, ― осторожно кладёт руку на его предплечье. ― Вы же поговорили вчера.

― Но это не отменяет того факта, что она меня бесит, ― Джисон присматривается к двоице и, уцепившись за девушку, на секунду дёргает бровями, ухмыляясь.

Феликс и Соён проснулись ещё в восемь утра, ведь зарядку с тренером никто не отменял. Оттого, что заниматься не хотели оба, пусть и всё равно делали это, им было как-то легче: была некоего рода моральная поддержка в страданиях. И после завтрака они, отпросившись у родителей, спустились на первый этаж, желая всё обсудить.

― Слушай, ― начинает Соён, видя, как к ним с подносом в руках подходит один из сотрудников, ставя два какао. ― Спасибо, ― мило улыбается и, дождавшись, пока юноша уйдёт, продолжает. ― Ну, вот чем ты вообще хочешь заниматься?

Феликс, нахмурившись, смотрит на девушку так, словно она сказала самую большую глупость этого мира. В смысле ― чем он хочет заниматься? Он кукла, он робот, он не имеет права хотеть чем-то заниматься. А если когда-то и желал, то уже позабыл об этом. Феликс уже давно понял, для чего он в этом мире, отчего даже и не думал и не мечтал над тем, кем он действительно хочет быть и чем хочет заниматься «по любви», скажем так.

― Ты думаешь над ответом или обдумываешь мой вопрос? ― усмехается, разглядывая парня, немного склонив голову.

― Я... ― и даже не понимает, как задать вопрос или ответить так, чтобы его поняли.

― Ты даже не мечтал никогда, что ли? ― Феликс смотрит, выгибая бровь, а она поясняет. ― Я знаю, что такое, когда родители несут тебя в своё гнездо и желают, чтобы ты высиживал их яйца, ― усмехается, а Ли хмурится сильнее: старается понять её фразу. ― Я уверена: меня, да и всех детей, чьи родители связаны с такой же хренью, готовят к этому. Кто-то втягивается в это и старается перенять от родителей всё, а кто-то, например, я, ― улыбается шире, откидываясь на спинку кресла и закидывая нога на ногу. ― Я не хочу иметь эти бизнесы, не хочу крутиться в бумагах, в договорах и во всех этих финансовых проблемах. Мне нравится музыка: писать её, слушать, играть на инструментах, посещать клубы или слушать одиноких музыкантов на улицах. Это мне нравится, этим хочу заниматься и я. Хочу уехать из Сеула, снять квартиру в каком-нибудь маленьком городке, обустроить её в хипстерском стиле и жить припеваючи, держа под рукой симпатичного мальчика или девочку.

Она говорит это с вдохновением и счастьем, всё звучит так легко и правдоподобно, словно у Соён действительно всё получится. Она сидит расслабленно, качая ногой, смотрит в потолок, накручивая локон на палец, и смеётся во время своего монолога. Действительно не запрещает себе мечтать, действительно понимает свои желания и потребности.

И от этого Феликсу становится до слёз обидно именно за себя: он так не умеет. Он ведь всегда лишь учился, учился и учился, готовясь к тому, что дадут родители. Конечно, чувствовал и чувствует до сих пор, что не хочет всего этого, но единственным вариантом видел только тот, где нужно смириться и поддаться. Не понимал, что можно если не идти напролом со своими взглядами, то хотя бы просто мечтать.

― Ну, так что? Понял, о чём я? ― смотрит с улыбкой.

― Понял, ― буркает, опуская взгляд на чашку с какао. ― Нет, я... Не мечтал, и не знаю, чего хочу.

― Не смог переключиться с чужих желаний? ― смотрит понимающе, ведь и в своей жизни у неё это получилось далеко не с первого раза.

― Не знал, что можно, ― она видит, как Феликс расстроен, хотя старается держаться, но успокаивать его не спешит: лучше продолжит поддерживать позитивную и лёгкую обстановку.

― Ну, значит, вот тебе задание, пока мы на отдыхе и ты ничего не делаешь: помечтай. Подумай о том, чем ты хочешь заниматься. Чем занимался бы, не будь у тебя этих родителей и этой жизни с ними.

Феликс, подняв взгляд, смотрит с неким непониманием, но также и с благодарностью.

― На самом деле, ― произносит юноша спустя несколько минут, ― у меня были какие-то мысли очень давно, но пока что озвучивать я их не хочу: нужно обдумать получше.

― Вот и прекрасно! ― улыбается широко и ярко. ― Держись за эту мысль, Феликс.

Пока они сидели и думали о чём-то своём, за окном пошёл снег, чем привлёк внимание детей, стариков и этих двоих. Чувствовалось в этом снегопаде какое-то спокойствие, неторопливость и умиротворение.

― Так, а ты... ― негромко подаёт голос. ― Ты завела эту тему просто так? ― смотрит на девушку, а Соён, медленно переведя взгляд, закусывает пухлую губу, не спеша отвечать.

― Могу я просто сказать, что хочу сделать в будущем, а ты послушаешь и, может, либо поддержишь, либо просто выслушаешь, либо даже возьмёшь на заметку?

― Оу, конечно, ― кивает более живо и смотрит с интересом, готовясь слушать.

― Универ я должна закончить только через три года, но... Мне не хочется, ― улыбается. ― Я просто не хочу и не собираюсь заканчивать его, ― Феликс вскидывает брови. ― Как бы грубо и неуважительно это ни звучало: в компании есть моя доля, у меня есть любовь родителей и знание многих «подводных камней», ― опускает взгляд, словно не желая говорить о таком. ― В конце этого учебного года я попрошу родителей отдать часть моих акций и средств и отпустить меня из их жизней. Я не буду наследником компании, не буду управлять всем этим дерьмом и не буду делать всё то, что делают люди из «высшего общества», ― имитирует кавычки. ― Если они не согласятся после моих аргументов, то, к сожалению, мне придётся применить те «чёрные» знания, которые будут идти явно не в их пользу. Я понимаю, что так поступать не нужно, особенно с людьми, что вырастили и любили меня, но... ― вздыхает, смотря в пол. ― Иногда стоит сделать такой большой и очень опасный шаг, если ты понимаешь, что он, пусть и с большими потерями, но сделает твою жизнь лучше. Что ты сам сделаешь свою жизнь лучше. Человек цветёт, пока поливает свой сад хорошими эмоциями, любовью и уважением к себе, увлечениями и делами, которые нравятся ему. Однако если он перестанет или даже не начнёт делать этого, он просто умрёт.

― И именно меня ждёт скорая погибель, ― говорит тихо, смотря на свои ноги. ― Спасибо, ― поднимает голову и смотрит с искренней благодарностью, чувствуя, что хочет плакать.

Впервые кто-то поговорил с ним вот так: по душам, без любви и без работы. Просто человек, просто чужие мысли, которые даже на толику не схожи с мыслями Ли. Ему, как оказалось, было важно услышать это. Оно отрезвило, показало, что в этой жизни всё можно менять, главное ― стать немного смелее. Он действительно благодарит, думает и хочет плакать.

― Не дари свои слёзы всем присутствующим, ― звучит тёплое. ― Лучше вечером полей свой сад этими эмоциями, зарождая в нём жизнь, ― смотрит с улыбкой, благодаря чему и Феликс немного успокаивается. ― Тогда... ― прикусывает губу. ― Что мы будем делать сейчас? ― ведь Феликс ещё не дал ответ насчёт того, что в будущем хочет делать он, поэтому построить какой-то план они не могут.

― Да. Что вы будете делать сейчас?

Разбивается резкое чужим голосом, и в ту же секунду к ним подсаживаются два парня: один закидывает руку на спинку кресла Феликса и смотрит на него, а второй присаживается на четвёртое кресло, оказываясь между Хенджином и Соён. Феликс смотрит на своего парня удивлённо, ведь не ожидал увидеть его здесь, а Хенджин пусть и ухмыляется, но всей своей аурой показывает, что это ― «его», что трогать его мальчика никто не смеет. В большей частности эта аура идёт на Соён. Чон, сложив руки на груди, лишь закатывает глаза, хмыкая, а Джисон, в неловкости вскинув брови, молча смотрит на стол, ожидая, что сейчас взорвётся бомба либо с одной, либо с другой стороны.

― Что ж... ― тихо бубнит Хан. ― Как вам какао? ― сначала смотрит с улыбкой на Феликса, но, тут же поймав психованный взгляд Хвана, пихает его ногой под столом и поворачивается на девушку.

― Чудесный, ― кривляется она, а Хану хочется пихнуть и её, да посильнее.

― Хенджин, ― буркает Феликс, слегка отклоняясь, и смотрит с недовольством, ― какого чёрта?

― Нам было скучно, решили прибиться к кому-то, ― мило улыбается, а Джисон показушно кивает, хотя прекрасно помнит, что они собирались идти курить.

― Прибились бы к тем бабулькам за игрой в шашки, ― царапает Соён, щурясь.

― Слышите звук? ― показушно оглядывается Хван. ― Мыши что ли развелись?

― Я тебе щас эту кружку в голову запущу, шутник, блять, ― шипит Чон.

― О Боже, ― Хван прикрывает рот рукой и, расширив глаза, смотрит на Ли. ― Сквернословие! Феликс, крошка, не общайся с ней, мало ли чего нахватаешься, ― продолжает кривляться Хенджин, обнимая Ли, а Соён уже берёт в руку пустую чашку.

― Твоя работа, ― смотрит чётко в карие глаза, ― ухаживать за теми, у кого денег больше, а не просиживать здесь зад. Так что, зайка, ― мило улыбается, ― съеби.

― А вот за такое и без языка остаться не грех, ― напрягается Хенджин, принимая серьёзный вид и смотря со злостью.

― А ну хватит! ― говорит громче этих двоих Ли, не выдерживая.

― Ребят, ну серьёзно, что за цирк? ― устало произносит Хан.

― Он первый начал, ― складывает руки на груди, выпячивая губы.

― Это ты к моему парню прицепилась, как пиявка, ― плюёт в ответ, просовывая руку и обнимая Феликса за талию.

― Да больно он мне нуж...

― Хватит, сказали! ― чётче и увереннее произносит Джисон, хмурясь. ― Хорош, блять, устраивать этот детский сад.

Хван и Чон хмыкают, отворачиваясь в разные стороны: Хенджин ― в сторону холла, а Соён ― в сторону окна. А Джисон и Феликс вздыхают, смотря друг на друга.

― Что вы решили? ― спокойно спрашивает.

― У Соён план есть, но мой ещё нужно обдумать, ― отвечает Ли Джисону, слегка успокаиваясь.

― У Соён пвань еэсть, но мой есё нузно обдумать, ― шепчет Хван, кривляясь.

― Да Хенджин! ― шлёпает его по колену. ― Успокойся, бл... ― запинается.

― Блять, ― одновременно произносят Чон и Хван, всё так же не поворачиваясь.

― Да, спасибо, ― вздыхает, смотря на обоих, но руку с колена Хенджина не убирает.

― И скоро твой план будет готов? ― громче вздыхает Джисон, закидывая нога на ногу так, что лодыжка оказывается на колене.

― Завтра вечером наши родители уйдут в соседний отель на всю ночь: там семья Ян. Так что... Ну, ужин пройдёт быстрее, и я поскорее запрусь у себя, чтобы начать обдумывать.

― Ты остаёшься один на всю ночь? ― повернувшись, заинтересованно смотрит Хван.

― Нет, я буду скрашивать его одиночество, ― с обидой и психом плюёт девушка.

― Я тебе щас...

― Ребят, ну хватит, ― канючит Ли. ― Ну что вы действительно устраиваете? Найдите какой-то компромисс, не знаю, но перестаньте говорить всё это, ― смотрит жалобно на Хенджина.

― Компромисс состоит в том, что если кому-то чё-то не нравится, то пусть катится к хуям, ― рычит Хван, смотря на Чон.

― Какой же ты всё-таки мудрый мужчина, ― с сарказмом отвечает Джисон, смотря на стол.

― Так, короче, ― вздыхает Соён, поднимаясь с места. ― Ты ― отъебись от меня, ― смотрит на Хвана. ― Ты ― милашка, умеешь держать язык за зубами и имеешь мозгов побольше некоторых, ― указывает на Джисона. ― А ты ― думай сегодня и завтра, и послезавтра утром выдавай мне свой гениальный план, сваренный меж шестерёнок и проводов.

Не став прощаться и слушать кого-либо, она молча уходит из холла, двигаясь в сторону своей комнаты.

― Сука блядская, ― шепчет, смотря с презрением.

― Хенджин, ― вздыхает, смотря хмуро.

― Дай-ка мне её номерок, ― с интересом смотрит Хан.

***

В принципе, как только оставшаяся троица разошлась, и Феликс поднялся к себе, он всерьёз стал думать о словах Соён и о том, что ему делать. Хотел, на самом деле, начинать мыслительные процессы уже сейчас, но, поняв, что до ужина осталось полчаса, вздохнул и начал собираться. Ночью подумает, там времени больше.

Спустя пятнадцать минут он уже стоял перед зеркалом, поправляя бордовый галстук и белую рубашку, вправленную в того же цвета, что и галстук, брюки. Работник постучал, Феликс вышел, оба снова шли молча, а Ли чувствовал, что голова забивалась сильнее и сильнее. Он словно специально пытался придумать, чем хотел бы заниматься. Хотел именно придумать поскорее, а не прочувствовать.

И, как только он оказался за столом, сидя у стены и напротив Соён, решил на время ужина отбросить эти думы.

― Итак, дети, ― начинает мистер Чон, отчего все обращают на него свой взор, ― завтра, как вы знаете, мы уходим к семье Ян, ― подростки кивают. ― И, думаю, это будет надолго, ― неловко смеётся.

― Мы хотели сказать... ― смущённо продолжает миссис Чон. ― Чтобы вы... ― опускает глаза, поджимая губы.

― Чтобы вас не было в комнатах друг друга во время нашего отсутствия, а особенно ― ночью, ― строго заключает миссис Ли, смотря сначала на сына, а после на Соён.

Оба хотят усмехнуться и закатить глаза, особенно Соён, ведь она не привыкла к такому обращению к себе. Но, лишь взглянув на Феликса и увидев, как тот слегка кланяется, говоря: «Мы всё понимаем», ― решает не выкидывать остроту своего характера. Это устои их семьи, их воспитание и их отношение друг к другу, поэтому, если говорит именно их семья, юная особа лучше послушается и сделает так, как делает их сын.

― Свадьба будет всё-таки зимой, ― спокойно говорит мистер Ли, а дети хотят ответить: «Её не будет вообще», ― но лишь переглядываются и опускают взгляд в тарелку.

Есть не хотелось от слова совсем. Соён пусть и понимала, что Феликсу нужно время, но она не любила ждать и хотела услышать ответ поскорее. Понимала, но всё равно нервничала, заключая себя в замкнутый круг. А Феликс просто мечтал поскорее убежать к себе, сесть в мягкое кресло перед окном и постараться расслабиться.

Ужин длился дольше обычного, где взрослые снова говорили о чём-то своём, а дети ковыряли палочками еду, тихо вздыхая и иногда кивая. Это ужасно. Это противно. Это клетка. Соён больше не может, а Феликс не может уже давно, но просто терпит.

Как только юноша наконец-то оказался в своём номере, он глубоко вздохнул и шумно выдохнул, плюхаясь на кровать. Делать не хотелось ничего, и это его, на самом деле, даже немного пугало: обычно он был готов работать всегда, обычно хотел учиться, знал, что надо, а сейчас... Ему нравится лежать и молчать. Это так странно, потому что таким, как он, отдых не свойственен, но одновременно с этим это до одури приятно и расслабляюще.

Наверное, только к одиннадцати вечера он закончил принимать джакузи и делать все свои дела. Выключив свет, сев в кресло и укрывшись пледом, юноша обратил взор на склон, город и несколько резвящихся человек.

Феликс устал. И впервые он чувствует эту усталость так ярко. Соён ― ещё один человек, что подарил ему что-то новое: мечты, возможность думать, расти и жить самостоятельно. Она его понимает, потому и слушать её хочется сильнее. Но ведь правда... А что ему нравится? По-настоящему. Конный спорт? Он просто любит животных, но никак не использовать их для чего-то. Изучение искусства и всех его ответвлений? Вероятно. Но это не то, чем он занимался бы всю жизнь. Ведение дела отца или матери? Уже давно понятно, что нет. Тогда что?

Феликс был максимально загруженным, смотря куда-то на отлив окна и хмурясь. И, честно говоря, от понимания, что он не может понять или вспомнить, что нравится именно ему, становилось страшно. Он действительно словно робот или кукла без своих желаний и потребностей. Он ― индивид. Он ― никто и ничто. Из него ведь действительно делали наследника. Он это понимал, принимал, но... Никогда не думал так, как сейчас.

Чон Соён:

«Думай шире, зайка»

Приходит неожиданное, и Феликс, засмотревшись на сообщение, старается обдумать даже эту фразу.

«Шире...», ― прикусывает губу, блокируя телефон и обращая взор на пейзаж.

Он не понимал, откуда начинать мысль, поэтому решил просто поразмыслить над своим пребыванием здесь: кататься на лыжах ему, на самом деле, не нравится, он больше любит сидеть на террасе и смотреть на остальных; его беспокоят работники, что вечно молчат, когда ведут его на ужин; а ещё ему не нравится жирное мясо и жареные овощи. Да и возвращаясь к террасе: слишком мало кресел, диванов и столов. Он бы сделал по-другому, он бы...

― Сделал своё... ― шепчет, расширяя глаза и хмурясь.

На кресле он просидел до самого утра, вновь встречая рассвет. Снова красиво, снова голова будет болеть.

Вы:

«Ты очень хороший»

Отправляет бессмысленное сообщение Хенджину, потому что просто хочет. Не пытается искать причин.

Утром он снова пошёл на зарядку, где с Соён разговаривал мало: продолжал думать, цепляясь за что-то своё.

Пока Феликс тянул продольный шпагат, Соён лениво валялась на полу, а Хан и Хван помогали дедушкам выйти на улицу. Пока Ли стоял в планке, а Чон что-то бубнила под ухо, Джисон с Хенджином курили на балконе, где Хван часто потирал телефон в своём кармане, думая о сообщении Феликса. Он ему не отвечал: почему-то подумал, что для такого сообщения ответ не обязателен; хотелось просто сохранить его.

За завтраком Феликс пусть и молчал, но кивал родителям, поддерживая, хотя сам даже не помнит уже, что он там поддерживал. Соён иногда пинала его ногой под столом, смотря с вопросом, мол, «есть продвижения в мыслях?», а Феликс... Ну, Феликс вновь опускал взгляд и ковырял карбонару.

И только тогда, когда Ли вновь оказался в своей комнате после одиночного ужина, он смог выдохнуть: придумал, обдумал, осознал, помечтал. Честно? Это было прекрасно. Он словно попал в новый мир, словно прочувствовал себя полностью. За всеми думами он даже и не заметил, как пролетел этот день, и не уследил, когда ушли родители.

Сегодня Феликс желал просто отдохнуть, выпив вина, потому ожидал стук в дверь от сотрудника. Сев в кресло и вновь обратив взор в окно, юноша услышал вибрацию телефона.

Хван Хенджин:

«Чем занят?»

Вы:

«Жду заказ и просто отдыхаю. А ты? Ты с Джисоном?»

Хван Хенджин:

«У нас скоро конец смены, так что Хан улетел раньше по каким-то своим делам»

Хван Хенджин:

«Что за заказ?»

Вы:

«Просто вино и сыр»

Хван Хенджин:

«Один будешь пить? А Соён где?»

Феликс вздыхает, улыбаясь.

Вы:

«Она у себя, Хенджин»

Он не получает следующего сообщения, отчего пусть и задаётся маленьким вопросом, но всё равно решает не настаивать и не расспрашивать: мало ли у Хенджина появились дела.

Феликс позвонил на ресепшен буквально только что. Парня предупредили, что вино будет минут через пятнадцать: сейчас сотрудники разгружают привезённый товар и не всё успевают. Феликс человек не конфликтный, всё понимает, потому не ругался, даже немного радовался, что ему доставят совсем «свежее» вино.

Но Ли как не конфликтный, так и не железный человек: позавчера Хенджин сильно возбудил его, а вчера ― буквально защищал «своё», сидя рядом и притягивая к себе. Это приятно, до одури и до мурашек восхитительно. Сегодня не будет родителей, что значит ― не будет раздражителей. Сегодня ему можно расслабиться по-настоящему.

Ещё никогда ранее Феликс не принимал ванну так быстро, но сегодня понимал: нужно успеть до прихода сотрудника. Дрочить и трахать себя членом после бутылки вина, вероятно, будет в разы приятнее: он никогда не пробовал удовлетворять себя и кончать пьяным, но очень хотел испытать это. Хотел начать открывать для себя что-то новое. Пора уже.

Зайдя в ванную комнату, юноша выключает воду, которую включил ещё до звонка, и, раздевшись, садится в джакузи, шумно выдыхая. Очень хочется посидеть подольше, расслабиться и насладиться сначала здесь, а позже в кровати, но ничего: не получит всего удовольствия сейчас ― отработает его потом с игрушками и вдвойне лучше.

Только смыв с себя всю пену, он, опираясь о бортик, встаёт на колени и осторожно прикасается пальцами к своей дырочке: хочет растянуть, чтобы после не возиться с этим в опьянённом состоянии. Медленно пронося сразу два пальца, Феликс шипит, жмурясь. Но затем ощущает, что становится приятно, становится так, как раньше. Ему просто нужно растянуть себя, а в комнате он возьмёт телефон, откроет фотографии Хвана и будет пить вино, дроча себе или же сидя на члене. Выгибая шею, он проносит пальцы всё глубже, подключая ещё и третий: это приносит всё больше удовольствия, отчего даже член начинает вставать.

Поняв, что пока с него достаточно, юноша выходит из джакузи и до того, как начать вытираться, становится напротив зеркала, начиная рассматривать себя. Он делал это дома, сделает и здесь, но с новыми мыслями.

Смотря на свою шею, вспоминает, как её целовал и сжимал Хенджин. Уводя взгляд на плечи, вспоминает, как Хван прижимал его к дивану на пирсе. Опуская очи на грудь и торс, смотрит на каждый изгиб и на каждую мышцу и думает, как Хенджин обнимал его. Как смотрелись бы руки Хвана на его обнажённом теле? Где трогали бы? Как бы касались? Нравилось бы ему то, что есть у Феликса?

И, опустив взгляд на вставший член, думает: нравилось ли Хенджину трогать его? У Хвана больше, меньше или как у него? Если бы Хенджин увидел его так, при свете, без одежды, ему бы всё понравилось? Доводя взгляд до стройных ног, уже не думает, а представляет, как Хван касается каждого сантиметра, как ладони скользят по икрам, как губы прижимаются к бёдрам, как пальцы сжимают ягодицы.

Ему хочется быть голым перед Хенджином. Хочется, чтобы тот всего посмотрел и потрогал. У Феликса нет проблемы с самооценкой, его не пугает, что Хвану что-то не понравится, и наоборот — он не хочет восхваления себя в чужих глазах. Феликс просто... Феликс просто хочет. Его, касаний, поцелуев, взглядов.

Все эти мысли возбудили в разы сильнее, и Ли, накинув белоснежный халат и даже не надев бельё, выходит из ванной, чувствуя, как уже завивающиеся влажные волосы касаются шеи. После приятного времяпрепровождения в ванной комнате и после своих мыслей ему, честно, уже не нужно никакое вино, но план о пьяной дрочке всё ещё в силе, так что... Так что да, будет просто ждать.

Lips On You — Maroon 5

Услышав стук в дверь, парень тихо победно выдыхает и, встав с кресла, направляется ко входу. Только открыв дверь, он спешит улыбнуться сотруднику, но вдруг замирает, когда...

― Вино и сыр заказывали? ― ...видит довольную лисью ухмылку, другую униформу, всё те же пирсинги и хитрый взгляд.

И Феликс стоит молча, не понимая, что ему делать. Во-первых, чего-чего, но этого он никак не ждал, а во-вторых... Сейчас он буквально взрывчатка, наполненная возбуждением. Он думал о Хване, уже мечтал, как подрочит на него под вино, а тут...

― Хенджин?.. ― сглатывает, сильнее кутаясь в халат и сводя ноги. Это невыносимо. ― П-проходи, ― пропускает внутрь, тихо закрывая дверь.

Молча повернувшись, он видит, как стройный высокий парень стоит посреди комнаты. Как его, чёрт подери, парень стоит в униформе, состоящей из серых брюк, жилета и белой рубашки и расставляет бокал, бутылку и сырную тарелку на столике. Рядом с ним кровать, что Ли расправил для себя, под подушками вибратор и резиновый член, а Феликс, мать его, голый. Он сейчас сойдёт с ума. Просто кончит на месте.

― Пожалуйста, ― развернувшись, Хенджин ухмыляется и указывает одной рукой на стол, держа вторую за спиной.

― Почему ты здесь? ― голос дрожит, колени уже продавливают синяки друг в друге, а сам Ли не может отвести взгляда.

― Вспомнил, что на этаже меня не поймают твои родители, ― делает шаг вперёд, а Феликс ― назад. ― Так что уговорил одного из официантов взять этот заказ на себя, ― ещё шаг вперёд, ещё ― назад. ― Аргументируя тем, что знаю тебя, ― между ними остаётся пара метров: Хенджин стоит расслабленно, держа руки за спиной, а Ли жмётся к стене. ― Но, конечно же, не сообщая, что в скором времени буду вытрахивать из тебя всё, что только можно, ― подходит вплотную, но не касается, лишь смотрит, улыбаясь. ― Чтобы ты забыл и свои курсы, ― нежно касается локона около скулы, ― и онлайн-преподавателей, ― ведёт пальцами по шее, ― и вообще всё, чему тебя учили с детства, ― спускается к разрезу на груди. ― Твои монашки меня не похвалят, а вот ты будешь выстанывать моё имя, ― ухмыляясь сильнее, он склоняется к Ли, кладя одну руку на стену, и смотрит, словно зверь на добычу, за которой бегал очень долго, и теперь, загнав в клетку, хочет поиграть, прежде чем откусить голову.

Феликс просто стоит молча, не понимая, что делать и что говорить. Хенджин манит, пленит, ворожит. На него хочется смотреть, хочется слушать и чувствовать. Всё, что он говорит ― сводит Феликса с ума. Облизав кончиком языка губы, он сглатывает, опуская взгляд.

― Ты можешь остаться на ночь? ― звучит тихое, неловкое, ужасно смущённое.

― Могу я сначала принять ванну? ― поднимает его голову, касаясь подбородка кончиками пальцев.

Феликс лишь быстро кивает, словно болванчик, но Хенджин по глазам видит: он плохо осознаёт происходящее. Поцеловав Принцессу в нос, он защёлкивает замок на входной двери.

― Я скоро.

Пройдя в комнату и включив воду, Хван начинает раздеваться. Но сейчас он, наверное, впервые, не делает всё судорожно, бешено и в невероятном ожидании. Сейчас всё как-то иначе: он не спешит, много думает и трезво мыслит. Сложив одежду на тумбе, он садится в джакузи и с облегчением выдыхает из-за теплоты.

Хенджин прекрасно понимает, что сегодня у них будет секс, да и знает, что Феликс это тоже понимает, но... У Принцессы это будет именно первый раз, и Хван не хочет накосячить, причинить боль или испугать.

Он видел Феликса в возбуждённом состоянии, уже осведомлён о его пристрастиях, но сейчас, видя, как тушевался Ли, понимал: ему пусть на каплю, но страшно. Это закрытое пространство, где нет родителей и прислуги, и пусть Хенджин уже близкий человек, Феликсу всё равно будет слегка тревожно, хоть он и будет желать всего, что делает с ним Хван. К этому нужно подходить обдуманнее.

А вот Феликс, только услышав щелчок замка в ванной комнате, выдыхает, слегка сгибаясь. Не этого он ждал и явно не к этому готовился. Без сомнений, он хочет Хенджина, а особенно в такой обстановке, просто... Ну, готовил он свою голову слегка к другому.

Молча сев на кровать, Феликс, положив руки на колени, прикрытые халатом, смотрит на стену напротив, даже не понимая, что думать и что делать. Вроде косячить тут не с чем: целоваться научился ― уже хорошо, они с Хенджином нравятся друг другу, но... Непривычно всё это и неожиданно как-то.

И, только услышав, как открывается дверь, он задерживает дыхание и сильнее сжимает колени, смотря вниз.

«Бояться нечего. Тревожиться не из-за чего. Это просто Хенджин, это...»

― Эй, Принцесса? ― слышит родной голос и, подняв взгляд, видит, что Хенджин сидит перед ним на корточках в таком же белом халате. ― Ты в порядке? ― смотрит нежно и спокойно.

Феликс лишь кивает, смотря в глаза и боясь вздохнуть лишний раз.

― Что тебя тревожит? ― осторожно кладёт руки на его кисти, слегка сжимая.

― Я... ― прикусывает губу. ― Ничего, ― отводит взгляд в сторону.

― Ты боишься меня? Или... Ты не хочешь? ― спрашивает о серьёзных вещах, но вида паники и настоящего страха не передаёт, смотря со спокойствием и пониманием.

― Хочу! ― резко отвечает, возвращая взгляд. ― Просто... ― хмурится, снова утихая. ― Я ничего не умею. Вообще. Я всегда один и... Ну, себе могу приятно сделать, но... Но тебе... ― смотрит в пол, поджимая губы.

― Эй-эй, ― смеётся, подползая ближе, ― Феликс, ― поднимая его руки, целует каждую поочерёдно, ― не волнуйся о таком, пожалуйста. Всё, что ты сделаешь, будет для меня приятно. Я просто покажу или скажу, как надо. Это ведь не проблема, Принцесса, ― смотрит с улыбкой.

― Ну... Просто у тебя было столько... Всех и всего этого. Они, наверное, без слов всё понимали, а я... Ну, со мной возиться надо.

― Не сравнивай себя и их. Тебя любит моё сердце, поэтому эта «возня», ― смеётся, ― будет самой приятной из всех.

Чувствует, что руки Ли слегка расслабляются, но сам он всё ещё о чём-то думает.

― Давай просто сядем и выпьем вина?

Ли кивает, а Хенджин, встав и подойдя к столику, наливает вино в бокал и, подойдя к окну, задёргивает шторы. Развернув кресло и сев в него, он берёт со столика бокал и смотрит на Принцессу.

― Иди ко мне, ― зовёт ласково, тихо, нежно.

Ли, тушуясь, всё же медленно поднимается с кровати и подходит к парню, становясь рядом. Хенджин осторожно перехватывает его запястье и тянет на себя, безмолвно предлагая сесть. Как только Феликс устраивается на коленях, поворачиваясь к нему боком и опираясь икрами о мягкий подлокотник, он смотрит на свои пальцы, что перебирают пояс халата.

― Сделай глоток, ― передаёт бокал, откидывая голову на спинку и жалея того по спине. Его смешит, как Феликс слегка морщится после первого глотка. Однако затем он замечает, что уже на втором юноша привыкает. ― Джисон, кстати, с той... Сукой, ― хотел сказать прилично, назвать по имени, но забил хрен.

― С Соён? ― вскидывая брови, поворачивается и спрашивает более громко и оживлённо.

― Как ты «проснулся» резко после её упоминания, ― вроде и с улыбкой, но рука крепче сжимает талию.

― Перестань, ― постепенно расслабляясь, он двигается ближе, кладя руку на плечо парня. ― А как... Ну, они...

― Он же просил её номер, а потом получил сообщение с приглашением. Не знаю, трахаться ли будут или ещё чего делать, но он вроде убегал веселым, ― хмыкает, отпивая из бокала. ― Ты собирался ложиться спать?

Кивая на кровать, Хван переводит взгляд на Ли, поглаживая того по спине. А Феликс замирает, пытаясь понять, как правильно выразить свой «сон». Водя взглядом по своим коленям, он неуверенно кивает, чувствуя, как загораются щёки и уши.

― Феликс? ― улыбается, хмурясь. ― Феликс... ― доходит спустя секунду, и Хван медленно поворачивает голову в сторону кровати. ― У тебя под халатом что-то есть? ― спрашивает, но взглядом очерчивает комнату, ища своего «врага». Того, кто забирает удовольствие его парня чаще, чем Хван.

― Да, ― говорит уверенно, смотря на его профиль.

― Правда? ― вскидывает брови и без предупреждения свободной рукой касается колена, медленно скользя вверх.

― Хенджин! ― Ли, перехватывая его запястье, хмурится, сводя колени. ― Ты что делаешь?

― А что собирался делать ты? ― пусть его и слегка раздражало то, что его парня снова трахал бы какой-то резиновый член, он всё равно чувствовал эту нотку начала какой-то игры, где они с Феликсом либо перегрызутся, словно звери, либо потрахаются.

― Я... Ничего. Спать, ― бурчит.

― А ну-ка встань, ― отставляет бокал на стол.

― Зачем? ― смотрит оленьими глазами, цепляясь за шею. ― Мне тут нравится, ― двигается ближе, сильнее сжимая кожу двумя руками.

― Блять, Феликс, ― вздыхает с психом и, подхватив Ли под колени и спину, встаёт с кресла, держа того на руках.

― Хенджин! Ты... Отпусти! ― вскрикивает Ли, буквально прилепляясь к Хвану, и смотрит на пол. ― Сядь обратно! Ты что делаешь?

― Ну, ты же нормально разговаривать не хочешь, ― плюёт без злости, затем сажает Феликса в кресло, а сам идёт к кровати.

― Хенджин! ― подрывается с места. ― Перестань! ― хватает за запястье, пока Хван уже переворачивает одеяло и подушки.

И как только крайняя подушка оказывается поднятой, Хенджин замирает, а Феликс закрывает глаза, чувствуя стыд и неловкость. Ему плевать, что Хенджин знает о его любви к этому всему, плевать, что Хван видел почти каждую «игрушку», плевать на всё это ― Феликсу всегда будет неловко в таких моментах.

― Ебать, ― смотрит на тёмно-фиолетового цвета резиновый член, вибратор и... ― Ленты? ― стоит в шоке, пытаясь понять, зачем ему последняя деталь, а точнее ― детали: три широких ленты сиреневого цвета.

Медленно повернувшись назад, он видит, как Феликс стоит, опустив голову, и переминается с ноги на ногу. Хенджин не собирается ругаться или психовать, тут вообще нет повода. Да и прав у Хвана на такое нет, но, даже если бы он захотел ― не смог бы отчитать парня: Феликс снова, словно нашкодивший котёнок, стоит, соединив руки перед собой, и смотрит в пол.

― То есть, ― усмехается, подходя ближе, ― вместо того, чтобы написать мне и позвать, ― осторожно поднимает его голову, держась за подбородок, ― ты решил поиграться с другим членом? ― ему больше забавно со всего этого, нежели обидно.

― Я... ― расширяет глаза, бегая ими по сторонам. ― Ну, что я тебе напишу, Хенджин?

― Приди и трахни меня, ― звучит чётко и ровно, а у Ли колени подкашиваются.

― Я так не могу, ― сглатывает.

― Убирай всё это с кровати, ― отходит на шаг назад.

― Отвернись, ― хмурится, тушуясь.

― Не хочешь трогать это при мне? ― усмехается по-доброму. ― Принцесса, ― вздыхает, отворачиваясь и задирая голову.

Позади он слышит какое-то шуршание, шорох и телодвижения, отчего улыбается: Феликс ― сплошная маленькая забава, перед которой Хван просто не может устоять. Как только шум прекращается, он молча поворачивается и видит, что кровать приведена в порядок.

― Значит, ― делает шаг вперёд, ― вино, голый ты в одном халате и «игрушки» ― то, чем ты хотел занять вечер? ― становится рядом, смотря сверху вниз. ― И чем же ты вдохновлялся? ― склоняет голову, пытаясь заглянуть в пристыженные глаза.

Снова не отвечает, снова вздыхает. Осторожно положив руку на талию Ли, Хенджин слегка наклоняется и, подняв чужую голову, мягко касается губами его шеи.

― Фантазиями? ― шепчет, слегка прикусывая мочку уха. ― Воспоминаниями? ― ведёт языком по шее, чувствуя, как за его плечи хватаются. ― Желаниями? ― прижимает к себе, берёт одной рукой за лицо и заставляет посмотреть в свои глаза. ― Сегодня мне снова придётся стать некультурным и подвинуть твои планы в сторону.

Ухмыльнувшись, он впивается в губы Феликса, сразу же перехватывая нижнюю влажную губу и слизывая с неё нотки вина. Ли, глубоко вздохнув, тут же тихо стонет в чужой рот, крепче сжимая его плечи и стараясь прижаться сильнее: был тихим, скромным, боязливым, но держался буквально на крючке перед тем, как сорваться.

Хенджин, не став дожидаться, валит того на кровать, сразу нависая сверху и продолжая целовать. Подвинув Феликса на середину, он вылизывает его рот, попутно сжимая талию и подушку, за которую держится. Феликс, обхватив чужое лицо, ведёт пальцами по линии челюсти, одновременно открывая свой рот шире и сталкиваясь с языком Хвана, засасывая его. Феликсу просто сносит крышу от того, что они, наконец, одни; что они на кровати; что он нависает сверху, и что Ли может касаться его везде, где только хочет.

Языки сплетаются, исследуют нёбо, щёки, вылизывают губы, пока зубы терзают алеющую плоть, иногда сталкиваясь и отдавая в голове звонким стуком. Продолжая целовать, Хенджин медленно вытягивает пояс халата Ли, отбрасывая на пол. Сама ткань не раскрывается: лишь слегка разводится в стороны, оголяя часть груди и колени.

Хенджин, опустив голову и посмотрев на то, что пока что разрешено, глубоко вздыхает, сдерживаясь: ему хочется буквально сожрать Феликса, разорвать его на части или просто затрахать до смерти, но одновременно хочется и вкусить каждый сантиметр, почувствовать этот кремово-пудровый запах и ощутить нежность чужой кожи.

Надавив носом на низ подбородка, он медленно спускается и, полностью высунув язык, ведёт им от ключиц до шеи, одновременно пробираясь руками под ткань и сжимая оголённую талию, сразу же слыша стон и чувствуя, как ладони заползают под его халат и сжимают кожу плеч.

― Такой чувствительный, ― шепчет, усмехаясь.

Вылизывая его шею, Хван иногда покусывает её, всё ещё стараясь держать руки при себе. Спустившись до ключиц, он осторожно стягивает ткань с плеч и сразу же припадает к ним своими пухлыми губами. Феликс ― словно зефир, словно пудра, пыльца или лепесток цветка. Нежный, хрупкий, жаждущий, нетерпеливый. Целуя фарфоровые плечи, Хенджин ощущает, как его халат стягивают всё сильнее, стараясь коснуться остальных участков.

― Я сниму, ― шепчет, приблизившись к губам, но, увидев маленькую нотку испуга, улыбается. ― Тебе не обязательно смотреть на меня всего. Просто трогай, привыкай.

Увидев кивок и то, как Ли отводит взгляд, Хенджин усмехается и, встав перед парнем на колени, начинает медленно развязывать пояс, а затем стаскивает халат, отбрасывая. Ему не хотелось, чтобы Феликс смотрел, не хотелось возвышаться, чувствовать себя главным или владеющим ― ему просто нравилось раздеваться перед ним, видя, как тот смущается, но, судя по вставшему члену, очень хочет. Нравилось добиваться, а не получать всё и сразу.

Снова опустившись к юноше уже полностью голым, Хенджин осторожно поворачивает его лицо к себе и целует.

― Позволь снять, ― смотрит на Ли, стягивая ткань с его плеча. ― Я не буду снимать полностью, лишь до талии.

Феликс смотрит неуверенно, но с очень большим интересом, и, слегка привстав, вместе с Хваном стягивает ткань с плеч и рук и следит за тем, чтобы пах остался прикрытым: это смущающе. И на член Хенджина не смотрит ― это ещё более смущающе.

― А теперь расслабься. Ничего плохого я не сделаю, ― надавив на грудь, он укладывает Ли на место.

Опершись на руки, Хенджин ведёт дорожку из поцелуев до груди и, остановившись, переходит на первую половину: засасывая кожу и вылизывая ту, Хван сжимает и гладит талию и рёбра юноши, слыша сверху тяжёлое дыхание. Пухлые губы осторожно скользят по коже, после берут в рот сосок и Хенджин несильно засасывает его, облизывая и тут же слыша стон, чувствуя, как его волосы перехватывают.

― Хенджин, ― наконец, задушенно и с придыханием произносит хоть что-то.

Это просто сводит с ума, это кружит голову: Феликс и представить не мог, что и в таких местах может быть приятно, и что ощущается это настолько хорошо. Хенджин сжимает его кожу пальцами, а у Ли закатываются глаза от прикосновений. Хенджин вылизывает и даже слегка прикусывает сосок, а Феликс даже сейчас начинает подмахивать тазом, потому что даже это ― уже очень многое для него и достаточное для того, чтобы кончить.

Хван, уже еле держась, кладёт руки на грудь Ли и сжимает соски, а сам опускается ниже и ведёт языком по линии пресса. Когда он доходит до рёбер, зубами вцепляется в кожу, а пальцы Феликса ― в волосы Хенджина. Он наслаждается стонами сверху, чувствует движение снизу, но, как бы не хотелось опуститься и доставить больше удовольствия, просто не может оторваться от молочной кожи, что так сладко пахнет. Подхватив блондина под спину, Хенджин целует каждый сантиметр торса, водит пальцами второй руки по соскам и чувствует, что вот-вот кончит на Ли, даже не прикоснувшись к себе.

Феликс выгибается, громко дышит и что-то шепчет себе под нос, пока Хенджин оглаживает его всего, пока лижет, целует и кусает. Хван понимает, что Феликс разнежен достаточно, чтобы подпустить к себе, и, не предупредив, он начинает осторожно стягивать ткань с последнего участка, медленно спускаясь ниже.

У Феликса звёзды перед глазами. Всё происходит в разы лучше, чем он себе представлял, всё ощущается просто невероятно, из-за чего он даже теряется в том, где находится Хван и где делает приятнее.

Как только Хенджин спускается до паха, он слегка привстаёт и смотрит на истекающий член с покрасневшей головкой, облизывая губы.

― Хенджин? ― слышит испуганное сверху и, подняв голову, шепчет:

― Тише, ― гладит по бёдрам, ― тебе понравится, я обещаю.

Феликс напряжён, но Хенджин понимает, что кроме действия ничто другое не докажет ему, насколько это приятно и что ему нечего бояться. Обхватив член рукой, Хван слышит шипение сверху и видит, как смазка начинает выходить обильнее. Дёрнув уголком губ, он опускается и, высунув язык, касается основания, ведя до самой головки.

― Господи! ― вскрикивает Ли, падая на подушку и закатывая глаза. ― Сделай... ― дышит громко и часто. ― Сделай так ещё...

Умоляет, жмурясь и сжимая простыни, а Хван улыбается. Проведя по основанию рукой, Хенджин берёт в рот головку и скользит по ней языком, очерчивая половинки и ощущая гладкость кожи, одновременно дроча круговыми движениями. Опустившись ниже, он берёт наполовину, перемещая руку на мошонку и слегка сжимая, а Феликса выкручивает, словно змею, отчего простыни комкаются, а глаза просто не открываются. Это невероятно, это крышесносно, монашки о таком не рассказывали.

Взяв в рот полностью ― ведь опыт у Хвана имеется, а Ли не «гигант» ― он начинает насаживаться на член и спустя несколько минут чувствует в своих волосах пальцы Феликса и понимает, что тот начинает подмахивать тазом. Выпустив член изо рта, Хенджин поднимает голову и, облизнув губы, негромко говорит:

― Трахни меня, ― видит, как тот быстро поднимает голову, смотря замутнённым взглядом. ― Оттрахай мой рот.

― Хенджин... ― сглатывает, бегая очами по чужому развратному лицу.

― Просто двигай тазом, как делал сейчас, но сильнее. Так, как хочется тебе.

Проведя большим пальцем по головке, Хенджин привстаёт и, опираясь на руки, снова берёт полностью, начиная сосать и вылизывать с причмокиваниями. Слюна мешается со смазкой и стекает по стволу, у Хвана невозможно пухлеют губы, а Феликс, снова падая в эйфорию, всё же начинает медленно подмахивать тазом. Хенджин не трогает его, лишь опускается и поднимается, массируя мошонку, но чувствует, как с каждой минутой движения ускоряются и усиливаются. И по итогу Феликс, не сдерживаясь, приподнимается и берёт Хенджина за волосы, начиная трахать того в рот, хмурясь и шумно простанывая. Это самое восхитительное, что ему удавалось чувствовать, это самое возбуждающее, что он видел: Хенджин ― хулиган до мозга костей, он не позволит кому-то опустить себя или нагнуть, как бы двояко это ни звучало, но сейчас именно пай-мальчик, его Принцесса, вдалбливается в его рот, а тот позволяет и ему явно нравится.

― Хенджин, ― дышит загнанно, ― я... ― откидывается на подушку, убирая руку с волос, а Хван, прекрасно всё понимая, начинает насаживаться самостоятельно, одновременно перехватывая член и начиная водить по нему круговыми движениями.

Он чувствует дрожь в ногах Ли, ощущает напряжённость члена, дрочит и сосёт сильнее. И как только на весь номер раздаётся громкий стон, а сам Феликс грубо и быстро выводит таз вверх, рот Хвана тут же наполняется спермой, которую тот спешит проглотить, кончая следом за Феликсом на простыни и шумно простанывая с его органом во рту. Он кончил, даже не касаясь себя, какая прелесть.

Упав рядом с ногами Ли, Хван жмурится, задирая голову и пытаясь отойти от оргазма, пока Феликс лежит и громко дышит, прикрыв лицо сгибом локтя. Пару минут оба молчат, лишь отходя от всего произошедшего, но затем Феликс, медленно открыв глаза, опускает взгляд на Хенджина и прикрывает рот рукой.

― Хен...

― Да, ты кончил мне в рот, Принцесса, ― усмехается, перекатываясь на бок и целуя колено.

― А ты...

― А я всё проглотил и кончил следом, ― шире улыбаясь, смотрит на него.

― Боже мой, ― смотря с испугом и шоком, Ли сильнее прижимает руку ко рту. ― Срам какой, ― отводит взгляд в сторону, чувствуя, как начинают гореть щёки.

Хенджин, подползя к Ли, целует в зардевшую скулу.

― Иди сходи в душ и немного приди в себя, я пока что приведу здесь всё в порядок.

В нынешнем состоянии Феликсу два раза повторять не надо: сейчас он сделает всё, что угодно, лишь бы поскорее убежать от этого смущения и от Хенджина. Закрывшись в ванной, он пулей подлетает к раковине и смотрит на себя в зеркало: весь торс покусан и в красных пятнах, а пах полностью влажный. С Феликсом такое впервые: он не знает, как делать минет и уже тем более ― как глотать чужую сперму, отчего... Ну, ему максимально неловко. Быстро приняв контрастный душ, он выходит из комнаты, обмотавшись полотенцем, и пытается буквально слиться со стеной, смотря, как полностью голый Хван уже заправляет кровать. Поменял всё постельное бельё: грязное лежит в углу.

― Принцесса, ― повернув голову и увидев эту смущающуюся особу, Хенджин усмехается, ― иди сюда.

― Ты всё поменял? ― задаёт глупый вопрос, но это хотя бы что-то больше и лучше молчания.

― Ты не будешь лежать на моей сперме, ― на последнем слове Феликс опускает взгляд. Ему неловко слышать такое в открытую. ― Эй, ну ты чего? ― подойдя к юноше, Хенджин поднимает его голову и смотрит в глаза. ― Тебе не понравилось?

― Очень! ― спешит поправить Феликс, но тут же оседает, переходя на более тихий тон. ― Очень понравилось, правда, но... Тебе не было противно?.. ― смотрит с неловкостью.

― Феликс, ― улыбается шире, ― это не противно. Когда человек нравится тебе полностью, ― он касается пальцами края полотенца, что висит на тазовых костях Ли. ― Ты готов принять от него всё, ― медленно разводит ткань. ― Ты даже будешь просить, чтобы он отдал тебе всё это, ― сбрасывает полотенце, поднимая взгляд и встречаясь с оленьими глазами.

― Мне было очень хорошо, ― немного расслабляется.

― Ты всё ещё смущаешься?

― Всё, что ты делаешь, для меня в новинку, так что...

― Так что ты готов ко всему, но сам не возьмёшь? ― дёргает уголком губ. ― Принцесса, ― шепчет скорее для себя.

Подойдя ближе, Хенджин берёт руку Феликса и подводит её к своему снова вставшему члену. Как только пальцы касаются более крупной головки, Хван хмурится, опуская взгляд, а Феликс не может оторвать своего. Всегда только Хенджин доставлял ему удовольствие, но сейчас он видит, каким Хван может быть, когда приятно ему: сдвинутые брови, серьёзный и довольный взгляд, закусанная нижняя губа.

Это и побудило Ли осмелеть и обхватить член полностью, из-за чего Хван тут же поставил одну руку на стену, а сам приблизился сильнее, смотря на то, как его член оглаживает миниатюрная нежная рука. Феликс не может оторвать взгляд от такого Хенджина, а Хван начинает сильнее дышать, срываясь с цепей: он может бесконечно удовлетворять Феликса, но когда дело касается его ― прикосновения, слова и действия ― это становится невозможным.

Опустив одну руку, Хенджин перехватывает кисть Феликса и расправляет его ладонь, где пальцы теперь касаются обоих членов. Хван обхватывает кисть Ли, а Феликс держит их члены, медленно дроча и двигая в разные стороны, из-за чего они начинают скользить, потираясь головками.

― Опусти взгляд, ― шепчет, шумно дыша. ― Тебе понравится, ― целует в губы.

Феликс, послушавшись, опускает голову и видит, как две красные головки трутся друг о друга, а на его руке лежит влажная ладонь Хвана, придерживая. Хенджин, уже еле сдерживаясь, начинает двигать тазом, желая усилить трение о чужой член, одновременно чувствуя на себе его пальцы и кожу.

― Феликс, ― задирает голову, жмурясь и стискивая челюсти, ― я уже не могу. Выдержки у меня меньше, чем у тебя, ― смотрит в глаза, чувствуя, что вот-вот и сорвётся.

― Трахни меня, ― шепчет в губы, вставая на носочки, и Хвану этого достаточно.

Подхватив Ли на руки, он жадно впивается в его губы, одновременно оглаживая ягодицы и чувствуя на своей шее и плечах сильное сжатие. Положив Феликса на середину кровати, Хенджин выцеловывает каждый сантиметр его лица, лижет шею и оглаживает тело, словно изголодавшийся зверь, словно от Феликса идёт какой-то головокружительный пленящий запах или словно Хван под настоящими наркотиками.

Перевернув юношу, он становится по обеим сторонам от его ног и ведёт руками от ягодиц до самой шеи, после целует спину и несильно ударяет по одной половинке, сразу сжимая её и слыша протяжный стон. Шлёпнув сильнее, Хенджин кусает лопатки, бессознательно подмахивает своим тазом, а после, схватив за тазовые кости, поднимает нижнюю часть Ли, разводя его ноги.

Феликс не успевает даже возмутиться, как горячий язык тут же оказывается на его дырочке, из-за чего он стонет ещё громче, чем прежде, вжимаясь лицом в простыни. Хенджин вылизывает всё, что только чувствует: обводит само колечко, трётся языком о вход, целует влажно и с причмокиванием, кусает ягодицы, держась за бёдра. Высунув язык полностью, он проводит им от мошонки до сфинктера, слыша чуть ли не хныканье. Зубами старается ухватить части кожи его задницы, а языком уже толкается внутрь, не в силах оторваться от наружной части.

Водя языком по кругу, он сжимает ягодицы и затем, расслабив его, прижимается горячей плотью к уже пульсирующему и чувствительному месту, двигая кончиком языка и касаясь каждого места. Проталкиваясь всё сильнее, Хенджин чувствует, как Феликс начинает подаваться навстречу, насаживаясь, из-за чего отрывается и снова переходит на половинки, выцеловывая их и кусая, одновременно поднося два пальца ко входу.

Положив средний и указательный пальцы, Хван начинает массировать сфинктер, попутно задыхаясь и захлёбываясь в стонах, идущих снизу: Феликс невероятен во всём и Хван в его власти. Пусть сейчас ведущий он, но без Феликса он просто не сможет. Ли управляет им, хотя сам этого даже не осознаёт. Каждый его стон бьёт прямо в голову, зубы сжимаются сильнее, а пальцы ― двигаются быстрее.

Дырочка припухлая и пульсирующая и Хван еле сдерживается, чтобы не встать и не вставить сразу член, а не раздариваться на пальцы. Пронеся два пальца внутрь совсем на немного, он медленно разводит их в стороны, как тут же слышит:

― Не надо, ― тяжело дыша и еле говоря. ― Я уже... ― сглатывает. ― Я...

― Растягивал себя, ― смотрит ревностно, потому что... ― Для этой «игрушки»?

Феликс молчит, а Хенджин, ухмыльнувшись, встаёт на колени и смотрит на изгиб стройной спины и талии и на светлую макушку, где лицо зарывается в простынях и руках. Достав из своего костюма смазку и презерватив, ведь Хван знал, к кому, когда и куда шёл, становится обратно на колени и, надев тонкий контрацептив, подставляет головку ко входу, отчего Ли замирает.

Хенджин ревнивец и собственник до ужаса, ему хочется показать Феликсу, что его член лучше каких-то «игрушек», но благо его разум всё ещё крутится где-то рядом и около.

― Всё будет хорошо, Принцесса, ― решает успокоить, поглаживая по спине и показывая, что он рядом.

Феликс молчит, всё ещё шумно дыша, и Хенджин решает поменять тактику, потому что видит, что Ли напрягся.

― Ляг на спину, солнце, ― звучит нежное, пусть и с тяжёлым дыханием.

Феликс, опустившись на колени, поворачивает голову и видит, как Хенджин подползает к нему. Держа юношу за талию, он помогает тому лечь на спину, а затем снова нависает, смотря в глаза.

― Я буду осторожен, ― целует в губы, смотря с искренностью.

Феликс не сводит взгляда, но ноги разводит, пуская к себе, отчего Хван подползает ближе и, положив руки на талию, двигает Ли к себе так, чтобы проникновение было правильным, удобным и безболезненным. Заведя одну ногу себе за спину, Хенджин касается второй, безмолвно прося, чтобы Феликс сам завёл её. И как только обе ноги крепко обнимают неширокую талию, Хенджин снова подставляет головку ко входу и, держа член, поднимает взгляд на Ли.

Осторожно двигая тазом вперёд, он чувствует, как член погружается внутрь, и видит, как хмурится Принцесса. Но явно не от боли. Пусть Феликс и пользовался всем, что у него есть, но в данный момент он был невозможно узким, из-за чего у Хвана просто закатывались глаза, а цепи срывались окончательно. Полностью войдя в юношу, Хенджин шумно стонет прямо в губы, пока чувствует, как Ли крепче сжимает плечи.

― Всё х...

― Двигайся, ― басит, пусть и с мольбой.

Хенджина два раза просить не надо. Держа одной рукой Ли за талию, он начинает сначала медленно двигаться, входя и выходя полностью, а Феликс уже в неизвестно какой раз падает в эйфорию: секс ― это невероятно. Когда кто-то трахает ― это восхитительно. Это в разы лучше игрушек и самоудовлетворения. Член Хенджина широкий и у Феликса закатываются глаза. Хван толкается всё сильнее и грубее, а Феликсу хочется кричать.

Начиная двигаться быстрее, Хенджин стонет ему в плечо, ощущая, как член приятно сжимают, а сам Феликс стонет ярче, громче и плачевнее, выгибаясь, подаваясь навстречу и на ощупь ища губы Хвана. Как только языки сплетаются, Хенджин начинает буквально втрахивать Ли в матрас. Шлепки разносятся по всей комнате, а стоны срывают голоса. Квадрицепсы Хвана напрягаются, мокрые волосы бьются о лоб или просто подпрыгивают от резких движений; руки Ли напрягаются из-за хватки за плечи и спину Хенджина, а брови сдвигаются, пока влажные припухлые губы открыты. Член наливается сильнее, пока головка входит в растраханный, пульсирующий и набухший проход.

— Блять, Феликс, — довольно стонет, ртом ловя воздух. — Ты неебически узкий, — он не ждёт ответа, скорее выливает мысли. — Это ахуенно.

Выйдя из Ли, Хенджин переворачивает того на бок и, улёгшись сзади, быстро вставляет член и начинает активно двигаться, с силой сжимая торс Феликса и кусая его плечо. Ли, закрыв глаза, выкрикивает что-то непонятное, держась за его запястье и подаваясь навстречу.

― Хенджин! ― выстанывает громче, задирая голову, а Хван не перестаёт двигаться, сильно обиваясь о его ягодицы своим пахом.

— Сука, — рычит в плечо.

― Господи, ― шепчет в бреду, самостоятельно насаживаясь и держась за запястье. ― Да! Ещё, пожалуйста, ещё, ― говорит громче, чувствуя, как Хенджин перехватывает его руку и переплетает пальцы.

Подхватив рукой одну ногу Ли, Хван поднимает её и, держась за бедро, начинает входить быстрее и грубее, шумно дыша и просто не отлипая от парня. Ему жарко, он мог немного отодвинуться, мог не держать, но... Нет, не мог. Феликс ― словно магнит, словно сладкая конфета, словно растаявшая карамель, от которой Хенджин просто не может оторваться. Он хочет Феликса всё сильнее, хотя чувствует, что вот-вот кончит. Он хочет его всего везде и всегда и понимает, что дело не только в теле.

Поставив ногу Феликса на себя, он переносит руку на член Ли и начинает дрочить тому, не прекращая быстрый и грубый темп. Феликс чувствует, как по лицу текут слёзы, у Хенджина звёздочки перед глазами, и оба растворяются, чувствуя наслаждение и желание. Водя рукой всё быстрее, Хван ощущает, что сейчас кончит сам, поэтому, не сдерживаясь, начинает вбиваться в Ли, слыша крики и стоны, а после чувствуя, как его пальцы покрывает горячая жидкость, а уши ― сладкий крик. Когда кончает сам, прижимает к себе Феликса настолько, насколько может, не выходя и изливаясь в презерватив.

Пару минут оба, лёжа на боку, просто громко дышат, даже не в силах открыть глаза: это и восхитительно, и до одури устало. Феликс нежно поглаживает обнимающую его большую ладонь, а Хенджин мягко целует оголённое плечо.

Осторожно поднявшись с кровати, Хван молча уходит в ванную комнату, желая привести себя в порядок. По взгляду на Феликса он понимает, что тому сейчас не до разговоров. И, как только, спустя, наверное, десять минут он выходит обратно, юноша уже сидит на краю кровати, накрыв пах одеялом, и потирает глаза и лоб, зарываясь пальцами в волосы.

― Ну, ты как? ― присев на корточки, Хенджин кладёт руки на его колени и смотрит, задрав голову.

― Устал, ― убрав руки, слабо, но довольно улыбается Ли.

― Понравилось? ― мягко целует колени.

― Это восхитительно, ― вздыхает, смотря на Хенджина и улыбаясь сильнее. ― Лучше «игрушек».

― Лучше, ― повторяет, перехватывая руки и целуя внешние стороны кистей. ― Иди в душ, приди немного в себя.

Как только Феликс, опираясь о плечи Хвана, встаёт, он тут же натягивает свой халат, а затем скрывается за дверью. Юноша, поднявшись на ноги, снимает полотенце и накидывает свой халат, а после снова открывает шкаф и смотрит на верхнюю полку: там всегда лежит дополнительное постельное бельё. К счастью, в номера более богатых людей кладут по четыре комплекта, потому что именно они чаще всего и заказывают какое-то вино, приводя пассий. Нужно предусматривать всё.

Хенджин в очередной раз меняет всё постельное и даже наволочки на подушках, снова скидывает это в угол, а после, поправив халат, поворачивает кресло в сторону окна, раскрывает шторы и присаживается в него, предварительно пополняя бокал вином.

Он влюблён в Феликса. Сейчас чувствует это ярче и сильнее: впервые не хочет сбежать или прогнать, впервые хочет обнять, лечь спать вместе, а потом ― снова повторить. Услышав негромкий щелчок замка, он слегка поворачивает голову вбок и негромко говорит через плечо:

― Иди сюда.

Как только уставшее, сонное создание подкрадывается и становится рядом, Хенджин поднимает голову и улыбается: белокурые волосы пушатся и вьются, белоснежный мягкий халат прячет хрупкое тело, а оленьи глаза смотрят то на пол, то на его колени. Похлопав по своему бедру, Хенджин помогает ему забраться к себе и снова сажает того боком, где Феликс сразу же обнимает за шею и кладёт голову на его плечо.

― Ты хороший, ― довольно странный комплимент, особенно для Хвана и его любви к более ругательским или «горячим» словам, но... Это как-то по-особенному греет душу. Он лишь обнимает парня за талию и целует в лоб.

― Точно всё хорошо? ― смотрит в окно, но прислоняется губами ко лбу.

― Болит, ― хмурится.

― Что болит? ― отстраняясь, смотрит серьёзно, но, увидев, как уши Ли начинают наливаться краской, смеётся. ― Принцесса, ― обнимает крепче и берёт бокал со столика. ― Выпей, станет легче.

Как только Ли перенимает бокал, Хенджин смотрит сначала на него, а после снова переводит взгляд на уже ночной город. С Феликсом и молчать, и грызться приятно. Какой-то особенный и необычный человек.

― Недавно Соён задала мне вопрос, ― отдав бокал, снова кладёт голову на плечо и обнимает за шею. ― Чем я хотел бы заниматься? Я долго не мог придумать или вспомнить, что мне нравится, но... ― вздыхает, чувствуя, как талию аккуратно поглаживают. ― Я хочу свой отель, ― разбивается неожиданное, и Хенджин, нахмурившись, поворачивается к нему.

― Отель? ― вскидывает брови.

― Ужасная идея? ― морщится в неуверенности.

― Нет-нет, ― спешит поправить, облизывая губы. ― Я имею в виду... Прям целый отель? Свой? ― Ли кивает. ― Так это прекрасная идея, Принцесса, ― улыбается.

― Правда? ― Феликсу сложно принимать решения в одиночку, сложно с кем-то что-то согласовывать, если это не касается учёбы или каких-то рабочих планов, отчего сейчас ему как нельзя кстати важна эта поддержка или же аргументация, если делать этого не стоит.

― Конечно, ― улыбается мягче, опуская взгляд и начиная раздумывать. ― Это же такой большой «ребёнок». Всё твоё. Полностью. С твоими правилами, с твоим вкусом, желаниями и работниками. Думаю, это самое восхитительное, что можно придумать для прибыли. А, зная тебя и твои шестерёнки, ― сначала мягко тычет пальцем в лоб, а потом целует его, ― ты создашь самое лучшее место из всех.

И Феликсу хорошо. Так мягко, спокойно и тепло. Его любимый и самый главный человек в жизни поддержал его идею. Феликсу очень спокойно, Феликсу любовно с ним. Первый раз в создании чего-то своего, и первая поддержка.

― А я хотел попробовать себя в чём-то новом после университета, ― мурчит, чувствуя на своей разгорячённой щеке трение белёсых локонов.

― М? ― привстаёт, смотря с удивлением и интересом.

Оленьи глаза действительно оленьи, когда он так широко распахивает их; когда ресницы оказываются под бровями; когда зрачки расширены из-за опьянения ― вином или любовью ― и когда припухлые губы слегка выпячены.

― После благотворительного вечера, ― целует в скулу, прижимая за талию к себе, ― я понял, что мне нравится ухаживать за людьми: разговаривать, помогать, исправлять, предоставлять лучшие и подготовленные услуги. Я даже предотвратил надвигающийся конфликт, ― усмехается, в глубине души гордясь собой.

― Ты? ― вскидывает брови, улыбаясь. ― Ай! Хенджин! ― Хван щипает его за задницу.

― Лучше используй свой язычок в другом месте, ― шепчет в губы, улыбаясь, а Феликс отводит взгляд.

― Прости, ― поглаживает по скуле. ― Просто это правда неожиданно, но... Я очень рад. Рад, что ты нашёл то, что тебе действительно нравится.

Сейчас было тепло, спокойно и хорошо. Никогда бы не подумали, что могут сойтись, никогда бы не подумали, что могут сидеть вот так, не стесняясь и не думая только о сексе. На склоне всё ещё кто-то катался, хотя время заходило за час ночи, а им смотреть лишь интереснее: множество фонарей, живые яркие люди, отсутствие рутины или обязанностей.

― Пойдёшь работать ко мне? ― бурчит Ли, уже засыпая на плече.

Хенджин, опустив голову и взгляд, видит прикрытые очи и улыбается, поглаживая того по талии. Пойдёт. Если у обоих всё получится, обязательно пойдёт. Но сейчас он отнесёт Феликса в кровать, всё уберёт, а затем двинется к себе.

***

Let the world burn — Сhris grey

Утром Феликс проснулся по будильнику и, на удивление, чувствовал себя хорошо. Правда зад болел, но это мелочи. Ли помнит, как он у него болел после первого резинового члена и после первого сильного траха с этим резиновым членом. Сейчас, конечно, всё в разы сильнее, но от этого даже лучше: это был хотя бы другой человек. Это был Хенджин.

Стоя и чища зубы, Феликс смотрит в раковину и глупо улыбается: наконец произошло всё то, о чём он так долго думал и мечтал. И это было прекрасно, и Феликсу понравилось; он хочет ещё, хочет вообще не отходить от Хвана. Не может думать ни о ком другом, кроме него: «игрушки», актёры, персонажи из книг ― вообще не то по сравнению с Хенджином. Прополоснув рот, он поднимает голову и смотрит в отражение: шея чистая, за что Хвану спасибо, но торс, бока, тазовые кости и даже ягодицы, Феликс посмотрел, ― всё это либо в укусах, либо в маленьких синяках, либо просто в алеющих отметинах.

Феликс ― чище капли росы, всегда таким был и оставался по сей день, но сейчас... Ему, без сомнений, непривычно видеть на своей коже что-то «инородное», скажем так, но это так интересно и даже приятно. Сколько книг он перечитал, где персонажи оставляли всё это друг на друге, в скольких фильмах видел засосы на шее или ключицах ― потому это не ново; просто видеть на себе не привычно, но это не пугает. Особенно если вспомнить, откуда всё это появилось.

Переодевшись, юноша выходит из своего номера на завтрак, где его сразу же встречает сотрудник.

― Извините, но... ― видит, что мужчина ведёт его не в сторону входа в столовую и хмурится, оборачиваясь назад.

― Мистер Ли, ― останавливается, опуская глаза, ― ваш отец сказал привести вас в холл.

Звучит очень тихое, но и Феликс, и сотрудник буквально слышат, как одно из сердец разбивается о пол. Молча смотря на опущенную голову, Феликс даже не моргает, лишь медленно сглатывает.

«Не мог же он узнать... Их даже не было в отеле», ― пытается мыслить рационально, но тон, с каким говорит мужчина, не сулит ничего хорошего.

Медленно повернув голову в сторону выхода в холл, Феликс облизывает губы и снова сглатывает, пытаясь предварительно понять, зачем отец позвал его именно туда. Вероятно, если бы Феликс не делал ничего «запретного», он бы не относился к этому с таким страхом, но сейчас... Он правда пытается мыслить спокойно и логически, но что-то всё равно постукивает внутри, говоря, что ему стоит готовиться к буре.

― Хорошо, идёмте, ― смотрит серьёзно и, сложив руки за спину и задрав подбородок, идёт за мужчиной, смотря чётко вперёд и пытаясь не выражать ни толики волнения.

И, только подходя к порогу, что тремя ступеньками лестницы вниз ведёт в холл, он уже видит большое скопление людей, из-за чего чувствует, как паника просто доводит до тошноты. Сотрудник остаётся на пороге, а Феликс, спустившись, пытается осторожно пройти к родителям, что стояли в середине.

― Отец? ― подойдя к мужчине, что стоял боком, Ли смотрит со спокойствием, чувствуя колочение в горле.

Мистер Ли молчит, смотря вперёд, публика тоже затихает, а Феликс, проследив за взглядом отца, медленно поворачивается влево, пытаясь выискать источник интереса всех присутствующих, и в моменте просто рассыпается. Горит, плавится, рушится, бьётся.

Перед входом стоят их охранники, а между ними ― Хенджин с Джисоном: счёсанные носы, подбитые скулы, порванная одежда.

Феликс смотрит на него нечитаемым взглядом, а внутри ощущает, как рёбра ломаются, как кишки выворачиваются, как сердце просто лопается, а все кости падают вниз, словно кто-то просверлил в них тысячи дыр.

― Какой из них твой ёбырь? ― разбивается громкое и басистое на весь холл, а Ли дёргается, но взгляда от Хенджина оторвать не смеет: тот не напуган, не растерян, он просто стоит молча, смотря со злостью и разочарованием, пока его держит за руку один из охранников.

― Тот, что слева, ― звучит знакомый голос, и Феликс, нахмурившись и сглотнув, поворачивается голову вправо и видит, как дальше них стоит семья Чон, где Соён стоит молча, гордо, но с растёкшейся тушью.

«Видела весь ужас», ― проносится мимолетное в голове.

― Ну, а теперь смотри, сынок, ― продолжает мистер Ли, а Феликса тут же сзади хватают за руки, подтягивая назад, ― что бывает, когда ты мало того, что ослушиваешься родителей, так ещё и трахаешься не с девушкой, а с ёбаным мужиком.

Феликса держат за руки, а он, резко обернувшись, ловит взгляд одного из охранников, и затем, посмотрев обратно, видит, как Джисона отводят в сторону, а Хвана выводят немного вперёд. И отец со всей силы бьёт в лицо Хенджина, отчего у Феликса колени подкашиваются, а сам он чувствует, словно душа ушла куда-то ниже земли.

― Отец! ― рискует выкрикнуть, смотря, как Хенджина уже в согнутом состоянии бьют коленом по лицу. ― Хватит! ― рычит громче, слёзнее, злее.

― Хватит? ― поворачивается с оскалом. ― Хватит этого? ― резко повернувшись, бьёт коленом по уху, держа за волосы. ― Или этого?! ― сотрудник выпрямляет Хвана, а мужчина бьёт того ногой в живот. ― Чего хватит, Феликс?!

― Прекрати этот цирк! ― кричит, раздирая горло и пытаясь вырваться, пока по щекам текут слёзы.

На Хенджина уже и смотреть страшно: его били до привода сюда, бьют и здесь. Один глаз уже полностью бордово-фиолетовый, всё лицо буквально ― месиво, состоящее из счёсанных скул, разбитых губ и лба и кровавых ушей, а порванный костюм демонстрирует кровь в районе груди и колен, а также просто ушибы и синяки на руках и плечах.

― Цирк? ― усмехается громче. ― Сейчас я покажу тебе цирк, щенок.

Подходит мужчина к сыну и бьёт уже кровавым кулаком в его лицо, отчего Ли сразу сгибается, а Хенджин даже не кричит: находится в полусознании и буквально висит на мужчине.

― Прекратите! ― кричит Джисон, хмурясь и пребывая в шоке. ― Что вы делаете? Это же ваш сын!

― А ты даже рта не открывай! ― перекрикивает мистер Чон и просто кивает своему человеку, за что Хан сразу же получает кулаком в солнечное сплетение, падая на колени.

― Папа! ― кричит Соён, хватая мужчину за рукав.

Её взгляд наполнен разочарованием и злостью: Джисон ей никто, точно мог бы стать кем-то, но сама суть того, что этих парней сейчас превращают в непонятно что ― злит и пугает её.

И Соён сейчас на панике больше всех: она девушка, любящаяся повеселиться, но где никогда не происходит драк. И сейчас, смотря на эту вакханалию, мир словно замедляется и её начинает буквально тошнить: справа от неё Джисон, сидящий на коленях и пытающийся отдышаться, напротив ― висящий на охраннике Хенджин, истекающий кровью и находящийся явно не в этом мире, а слева ― Феликса бьёт отец.

Как только мужчина приказывает отпустить сына, Ли отшатывается в сторону, а после, не успев выпрямиться, получает ногой в бок, отчего падает на пол. Свернувшись в калачик, он держится за бок и пытается найти взглядом Хенджина, но даже не понимает, в какой момент его крик одаривает уши всех находящихся вокруг: отец, доставший ремень, бьёт бляшкой прямо по спине, а после ― ещё и ещё. Рёбра уже наливаются алым закатом, из губы идёт кровь, потому что и по ним попали, а руки покрываются фиолетовой пудрой, пока защищают голову.

Джисон пытается подняться и побежать хотя бы к Хенджину, к своему лучшему другу и почти брату, но тут же получает локтем по носу, отчего отшатывается, чувствуя хруст и быстро побежавшую тёплую струйку крови.

― Чтоб вы все заживо погорели, суки, ― шипит, падая на колени.

И он зол на всех: на отцов, на матерей и даже на Феликса с Соён. Из-за них всё случилось, из-за них его друг сейчас просто отключится и, дай Бог, проснётся потом. Сейчас только эмоции держат его и понимать, что это вина только родителей, у него нет ни желания, ни сил. Они были у Соён и Феликса, потому и виноваты здесь все.

Феликс получает бляшкой по спине, Хенджин ― в очередной раз по лицу, отчего просто падает на пол, а Джисон ― по затылку, прилегая к полу и смотря сквозь мутную пелену.

― Подойдёшь к нему ещё хоть раз, или же если он подойдёт к тебе, я закопаю его в лесу заживо, ― хрипит мистер Ли, держа сына за волосы. ― Пидоры ёбаные, ― встаёт на ноги, а затем приказывает охране вышвырнуть Хана и Хвана из отеля, а прислуге ― собирать все их вещи.