Глава 15
Это случилось двенадцатого февраля. Рейс «Амстердам-Нью-Йорк» значился в 15:35, и Эль думала еще побродить по Амстердаму. Снег сходил с асфальта, а до листьев оставалось далеко. Я стоял у окна отеля «Телепорт». Руки мерзли, и я спускал их в карманы, встал по-петушиному и бегал взглядом. Эль не знала, где я, и, молча, утрамбовывала бумажки, что забрала от mama, в чемодан. Она вздумала еще забежать на Сингел к mama и на Цветочный рынок за тюльпанами. И, как я понял, она вздумала отдать бабло Лукаса ей.
Ее губы дрожали, Эль не хотела покидать Амстердам. Стоя у окна, я повернулся к милой и затмил, как она скатывалась с кровати и сворачивала самолетик из черновика.
Так, если в доме на Сингел хранились только черновики, где, черт подери, я хранил чистовики!? Я бесился, что Эль, сидя в «Телепорте», рылась и портила фаланги об концы макулатуры. Отнюдь не ее вина, конечно.
- А твоя mama приветливая женщина, не понимаю, с чего ты твердил, что она выводит тебя из себя? Такая милая женщина вряд ли может разозлиться, - выдохнула Эль и закончила сворачивать самолет. - А ты жесток, Аве. А еще, я хотела сказать, что у твоей mama чертовски классные духи, это невозможно не заметить.
- Странно, я не особо замечал ее запах до смерти.
Она продолжила упаковывать чемодан, а после прижала его задом.
- Застегни.
Я присел на корточки и обогнул чемодан в поисках замка. После я зажал его меж пальцами и покатил по путям, остановившись у ног Эль.
Ее глаза были зелено-карие. По правде, мне больше нравился карий отблеск ее глаз. Я смотрел на нее, она - на меня, но один из нас не видел другого. Эль не досталась участь смотреть на мою ржавую морду. (Вероятно, я остался красавчиком, надеялся на лучшее.)
Когда я поднял глаза на Эль, я почувствовал себя живым. Я приподнялся, дабы поцеловать ее, и губы вновь обожглись. Далее я отступил и нежно чмокнул солнце в ямочку.
(БОЖЕ, КАК Я ЛЮБИЛ И ЛЮБЛЮ ЕЕ ЯМОЧКИ!!!)
- Ты молчишь, - Эль куснула губу. - У нас вообще включен диктофон?
Приподнимаясь с чемодана, она потянулась за мобильником и утрамбовала кнопку диктофона.
- Я сказал, я мало замечал запах mama до смерти.
- Как это можно не заметить?
- Не знаю, - я присел на пол. - Mama говорила, я невнимательный.
- А по-моему ты все замечаешь.
Эль схватила с кровати черную футболку, которую я ей отправлял почтой. Белым акрилом я разбрызгал звездочки и вывел буквы ее имени.
- Черт... Забыла! Ладно, поеду в ней.
- Ты заметила на этой футболке кое-что?
- Что я должна была заметить? - Эль спросила.
Она держала футболку в руках, рассматривая.
- Смотри, - я потянул за рукав футболку и положил на кровать. - «Эм» здесь, - я ткнул указательным. - «О» здесь. «Я», «э», «эль», «мягкий» - я показывал.
- Моя Эль, - Эль расплылась.
Я улыбнулся.
Мы сидели так: Моя Эль с футболкой в руках на чемодане, я - рядом, на полу, склонив голову на край кровати.
- Ты не невнимательный, ван Белль, - Эль метнула взгляд в поисках меня.
- С тобой - нет.
- Ты здесь? - она ткнула пальцем в мою грудь.
- Ай, - я нажал на кнопку, вякнул и дал прослушать.
- Тебе больно? - Эль спросила.
- Не-а. Тыкни еще.
И Эль сделала «тык». Потом еще раз «тык». Она подключила вторую руку, бросив футболку на кровать, и делала «тык» и «тык».
- Ты можешь пощекотать меня?
- Давай попробую, - сказал я и обогнул ее, а она продолжала тыкать воздух. - Знаешь, где самая уязвимая точка?
- Не-а, где?
- Сейчас...
Я пустил руку ей за ворот майки, чуть ниже шеи, и начал щекотать.
- Чувствуешь? - я спросил.
Я посмотрел на Эль и заметил, как она закрыла глаза и пыталась уловить хоть долю касаний. Я не щекотал ее на деле, а гладил, как котенка. Тогда я обогнул ее со спины, понюхал ее волосы, встав на чемодан коленями, и поцеловал ее в ямочку (БОЖЕ, КАК Я ЛЮБЛЮ ЕЕ ЯМОЧКИ!!!).
- Только дыхание, - прошептала она. - Ван Белль, - опустила взгляд она, улыбнувшись.
- Что?
- Призрак чертов, напиши свою чертову книгу, в тебе слишком много любви, с излишком, выпусти ее куда-нибудь еще!
- Но как я сделаю это?
- Как-нибудь сделаешь.
- Ну Эль...
- Научись слушать тех, кто тебя любит.
- Так ты меня любишь? - я спросил.
- Безумно, - она сделала «тык».
- Я тоже, - я сказал.
- Тоже.
- Тоже.
- Тоже, - Эль тыкнула.
- Я не здесь.
Тогда она развернулась, ее ножки промелькнули сквозь меня, и сделала «тык».
- Ай.
Я рассмеялся, и Эль тоже.
- Где у тебя скотч? - спросил я, вскочив.
- У меня нет этого, - опустила взгляд Эль.
- Упакуем чемодан в аэропорту?
- Да, - она взяла футболку. - Я хочу в душ, пошли, Милый А.
Я подбежал к двери, ведущую в ванную, схватился за ручку и сказал:
- Прошу.
Эль засветилась, выключила диктофон и прослушала. Она подошла к шкафчику у кровати и достала белье.
- Пошли, - она вошла в ванную.
Я закрыл дверь. Было тяжело сделать это, но я закрыл дверь.
- Нас же никто не увидит, Аве! - засмеялась Эль.
- Призраков полно кругом, - я улыбнулся.
Эль стянула майку. И понеслось... Черт!
***
В ботинках Харберта Клауса стало жарко. Мы шли по Сингел, вдоль Цветочного рынка, и понюхивали цветы. Эль купила пакет с десятком тюльпановых луковиц и положила в пакет. Она расплатилась деньгами Лукаса. В кармане у нее оставалось около тысячи евро.
(Я ХОТЕЛ, ЧТОБЫ ОНА ОСТАВИЛА ИХ СЕБЕ, ЧЕРТ ВОЗЬМИ!).
Я брякал магнитиками, пока прохожие не видели этого, а Эль смотрела цветочки.
- Пошли уже к твоей mama, - шепнула Эль.
Мобильник она спрятала в карман, и я ничего сказать не смог. В общем, я не был против. Мы свернули направо перейти канал и дальше - налево. Эль рассматривала каждое здание.
Она поднялась по ступеням и постучала в дверь. Я стоял сзади и лыбился. Mama говорила, что у нее должен быть выходной. Эль сделала один «тук», и шаги mama послышались за дверью.
- Привет, милая, проходи, - mama распахнула дверь.
Я представил, как mama поздоровается и со мной, но она не поздоровалась. Понятно дело, она меня не видела.
Пим свалил.
- Чай, кофе? - спросила mama.
- Чай.
- Черный, зеленый?
- Черный.
Эль приютилась на софе, а mama побежала на кухню. Она вынесла миску печенья и поставила на стол, улыбнувшись во всю. Я загрустил. Mama вынесла крохотный чайник, кружки и поставила все на салфетки. Тогда она присела к Моей Эль, я оперся на подлокотник софы и стал наблюдать за ними. Эль сложила ручки и выдохнула.
- Я хотела просмотреть еще бумаги Аве, если можно. Вы не против? Я взяла только малую часть от них, - Эль улыбнулась.
- Да, да, конечно, милая.
- И еще, - Эль пустила руку в карман джинсов и достала пачку бабла Лукаса.
- О нет, что ты, дорогая!? - возмутилась mama. - Ты чего, не стоит! - она отодвинула деньги. - Зачем ты так, убери немедленно.
- Это от Аве.
Mama смолкла.
«Отказывайся» - я твердил про себя.
- Он отправлял мне деньги, когда жил.
- Нет, не ври, Эль! Хотя, блин, что ты можешь ей сказать??? Что я помер и мертвым отобрал деньги у призрака в Нью-Йорке, перебравшись туда из Амстердама к тебе на самолете, у призрака, которого звать Лукас, который отобрал деньги у американца!??? - я задрал голову. Я начал думать вслух. - Что бы было, если б я решился повеситься в этой комнате, на люстре этого потолка? То же самое, да?
- Я не тратила их, это неправильно, я не знаю, почему он решил так, но он отправлял мне их, я знаю, что Вам нужны эти деньги, не то, чтобы Вы в них нуждаетесь по какой-то причине, но так будет правильней. Это ваш сын. Вот, возьмите, пожалуйста, - продолжила и закончила Моя Эль.
- Откажись.
- Я не возьму их, - сказала mama. - Эль, я знала, что у него были деньги для тебя, и принимать их не собираюсь, - mama выдохнула спокойно. - Я понимаю, я очень злилась на то, что он вкладывает так много, но что ж поделать, он очень любил тебя, - она положила руку на колено Эль, которая замерла с купюрами в руках. - И если он считал правильным заботиться о тебе, вкладываясь деньгами, то будь добра, оставь их у себя.
- Но он не отправлял мне денег... Возьмите их, - повторила Эль и подала пачку.
- Нет, милая.
Они замолкли.
- Еще чаю? - спросила mama, когда Эль опустошила кружку.
- Да, пожалуйста, - Эль ответила.
Как mama удрала на кухню поставить чайник, Эль схватила телефон и включила заметки. Она прижала коленки к друг другу и шепнула, положив мобильник на край софы:
- Аве, про какие деньги она говорит???
Я подошел к софе и повернул мобильник к себе клавиатурой. «Посылка» - я написал.
- Но в ней же не было денег! - шепнула она.
- Mama имела в виду, я потратил много, - я написал.
Эль посмотрела в заметки.
- И сколько ты потратил?
- Уже неважно.
- Важно, Аве, сколько!?
Там было с десяток книг, записей, блокноты, черная футболка с ее именем, плюшевый медвежонок...
- Милая, ты со мной? - окликнула mama Эль, выглянув с кухни.
- Эм... Нет.
Она убрала телефон, и я выдохнул с облегчением.
- Я это подруге, - она подняла руку с мобильником, и mama из-за спинки софы увидела се. - Записывала голосовое.
- Чай почти готов.
Через минуту mama принесла тот же крохотный чайник. Они поднялись в мою комнату, и Эль взяла еще бумажек. А еще Эль добавила, что mama стоит хранить их и все таки прочесть, ибо они прекрасны. И когда Эль уходила, она незаметно подложила ей в карман пальто купюры.
- Ничего не говори, Аве. Так правильно. Все таки она твоя mama, она имеет право читать твои рукописи, справедливо отдать ей эти деньги, а не мне. Мне их не нужно, - она спускалась с лестницы и ворчала. - По крайней мере, я уже потратила часть из них.
- Но на что? - я спросил, но диктофон и заметки были выключены. - На Амстердам?
- На нас и Амстердам.
Я остановился и посмотрел на Эль.
Мне нужно попрощаться с ней.
***
Еще двенадцатое февраля.
Она поставила чемодан у своих ног и смотрела на солнце вдалеке. На ней были черные джинсы и черная футболка с ее именем, и джинсовая куртка с мехом, ботинки, в которых Эль становилась сантиметров на пять выше. Она замерзала.
Мы съездили в «Телепорт», забрали чемодан, а после удрали на остановку шестьдесят девятого автобуса. На остановке никого кроме нас не было.
- Я не хочу уезжать, - сказала она и включила диктофон.
- Я тоже, Эль.
В горле пересохло. Я валялся по левую руку Эль и коснулся ее.
- Спрячь в карман, холодная.
- Ты коснулся?
Голос Эль звенел.
- Да, - я ответил. - Ты почувствовала?
- Нет.
- Совсем ничего? - я записал на диктофон.
- Совсем.
Эль куснула губу. Ее черные волосы мелькали на зимнем солнце. Дорога пустела. Лишь у канала свист. Мобильник лежал меж нами на скамье, и я управлял диктофоном.
- Я хотел сказать тебе еще тогда, в тот день с mama, когда ходили в музей... - мой голос дрожал. Я записал себя и дал прослушать.
- Говори.
Эль нажала на кнопку сама.
- Я не могу быть с тобой по-настоящему, ведь я попросту мертв, - я развел руками, пусть Эль не видела. - Тебе восемнадцать. Ты можешь выучиться, завести семью. Я мертвый. Я не могу дать тебе этого, я не могу дать тебе полноценной и счастливой жизни, Эль.
- Ты оставляешь меня?
- Да.
- Аве, а ты хотя бы спросил, чего хочу я!?
- Но Эль, ты меня даже не видишь.
- Мне плевать. Я тебя чувствую.
Мы смолкли.
- Солнце, просто проживи свою жизнь с живыми, а не с мертвыми.
- Ты говорил, что ты чувствуешь себя живым рядом. Разве не так!?
- Дело в другом, - я выдохнул.
Эль сама нажала на кнопку диктофона, заметив, что я долго мямлю.
- Так в чем дело!?
- Я хочу, чтобы тебе было хорошо! Чтобы ТЫ имела связь! Не в пустой комнате, где есть ты, а в воздухе развивается призрак! Ты имеешь право видеть и касаться того, кого любишь, Эль! Дай себе это. Сделай это ради меня, пожалуйста. В конце концов, начни жить, как прежде.
- Ты слабак, Аве! Не будет все прежним, если ты, мать твою, оставишь меня!
- Пускай да, я слабак, хорошо, я слабак, пускай! Но я люблю тебя.
- Ты любишь и хочешь кинуть меня, как окурок!?
- Я люблю тебя и хочу тебе только хорошего.
- Твою мать, просто ответь, ты летишь со мной в Нью-Йорк или нет, чтобы я понимала, есть ты рядом или нет!?
- Нет. Но, возможно, я сорвусь и приеду.
Когда мы приехали в аэропорт Схипхол, и в зале ожидания объявили посадку на рейс «Амстердам-Нью-Йорк», Эль включила заметки, повернув клавиатуру от себя, и прошептала:
- Аве, если ты здесь, ответь, пожалуйста.
Эль закрыла глаза.
Я завис. По щеке милой текла слеза.
«Не пусти свою жизнь под откос, принцесса.
Меня совсем не станет, но помни меня.
Я люблю тебя».
Она сделала скриншот и поместила его в «Избранные».
Я поцеловал Эль, ушел, расплакался и подумал утопиться в канале.