Два идеальных дня
- Два идеальных дня... - тихо сказал Слизнорт, задумчиво глядя вдаль. -
Я старею, а большая часть жизни прошла мимо меня. Я стоял в тени и наблюдал,
как другие любили, воевали, мечтали и умирали. Но дважды за свой век я
действительно жил, целых два славных дня... - голос профессора задрожал, и он
на мгновение замолчал в нерешительности. Казалось, мужчина почти был сбит с
толку, смотря на учеников так, будто не понимал, почему вдруг все их взоры
устремлены на него. Гораций продолжил почти застенчиво:
- Первым был ужасно холодный зимний день, более пятидесяти лет назад. Стоял
канун Нового тысяча девятьсот сорок третьего года...
Гарри почувствовал, как рядом с ним беспокойно заерзал Том. «Что? -
прошептал голос у него в голове. - Это был один из идеальных дней Слизнорта?»
- Все в порядке, профессор, - торопливо вмешался Реддл. - Мне очень жаль — я
не хотел задавать вам вопрос столь личного характера. Пожалуйста, вы не
обязаны отвечать. Давайте просто вернемся к сегодняшнему уроку, сэр...
- К уроку? - удивился Слизнорт. - Нет-нет, - тихо сказал он. - Вы мне задали
вопрос, мистер Малфой, и я чувствую, что должен на него ответить. Я все помню
с такой удивительной ясностью, как будто это было вчера.
- Сэр, вы не обязаны нам рассказывать... - слабо возразил Том.
- Прошу вас, сэр! Мы будем рады услышать вашу историю.
- Гарри! - Том в ужасе уставился на него.
- О, конечно же, я вам расскажу, - мягко сказал Слизнорт. - Я никому и никогда
не рассказывал об этом дне. Но сейчас я чувствую, что, наверное, пришло время.
Возможно, из всех людей, именно вы должны услышать эту историю, Гарри.
Дело... Дело в том, что это касается Сами-Знаете-Кого. Да, самого Темного
Лорда.
- Вы были лично знакомы с Темным Лордом? - прошептала Гермиона.
- Мне кажется, вы не должны нам об этом рассказывать, сэр, - Блейз Забини
выглядел очень обеспокоенным. Том бросил на него благодарный взгляд, но
Слизнорт совершенно не внял словам слизеринца.
- Да, я был знаком с Темным Лордом, - тихо ответил Гораций. - Возможно, вам не
известно, но когда-то и он был студентом Хогвартса, таким же, как и вы. Его
звали Том Реддл, и он был самым красивым молодым человеком, которого я
когда-либо видел. Том был чрезвычайно одаренным учеником, им восхищались
как студенты, так и преподаватели, хотя он постоянно держался отдельно от
других. Он всегда был довольно замкнутым, и я никогда не видел, как он
смеется, лишь однажды. Тридцать первого декабря тысяча девятьсот сорок
третьего года Том достиг своего совершеннолетия, ему исполнилось
семнадцать.
Реддл потянулся было за палочкой, но Гарри резко ткнул его в бок:
- Не смей, Том! Я хочу это услышать! - прошипел он себе под нос.
- Нет, ты не... На самом деле, это не так уж и интересно, - Том нахмурился, но
все-таки отложил палочку в сторону.
Слизнорт мечтательно уставился вдаль:
- Должно быть, вы задаетесь вопросом, как так получилось, что я провел
новогоднюю ночь с Томом Реддлом. В то время я был молодым учителем, а Том —
одним из моих любимых учеников. Как правило, на Рождество студенты уезжают
домой, но дело в том, что Том Реддл был сиротой. В течение многих лет он
всегда возвращался в мрачный маггловский приют, в котором вырос, но на
время рождественских праздников просил директора школы оставить его здесь,
в Хогвартсе. Некоторые из нас, учителей, тоже оставались на рождественский
ужин с дюжиной студентов, чьи родители были за границей. Однако обычно мы
не строили никаких планов на новогоднюю ночь. Но я случайно узнал, что
именно в этот конкретный Новый год Тому Реддлу исполняется семнадцать лет.
Слизнорт сглотнул, а на его щеках появился легкий румянец:
- Я не могу сказать вам, что именно заставило меня выпить Felix Felicis в тот
день. Возможно, я чувствовал какое-то запретное влечение к Тому Реддлу;
вероятно, где-то глубоко внутри, я надеялся, что между нами может что-то
произойти в тот праздник.
Реддл опустил голову на стол и тихо застонал.
- Том был очень удивлен, - продолжил Слизнорт, понизив голос, - когда я
пригласил его поехать со мной в Лондон на весь день, чтобы отпраздновать его
день рождения. Но он охотно согласился. Семнадцатый день рождения, в конце
концов, самая важная дата в жизни молодого волшебника, и, осмелюсь сказать,
он боялся провести этот день в одиночестве. Том рассмеялся, когда я вручил ему
модный маггловский костюм, а потом мы оба улыбались, глядя на себя в
зеркало. Видите ли, в те времена маггловские мужские наряды являлись весьма
элегантными, и я думал, что мы оба были немного похожи на щеголей в своих
серых шерстяных костюмах, черных лакированных туфлях и мягких шляпах из
фетра. «Я никогда не видел такой маггловской одежды», - пожаловался Том, но
я сказал ему, что мы собираемся в совершенно другую часть Лондона, в которой
он никогда не бывал. Мы хотели поужинать в первоклассном ресторане и
посмотреть новую оперу. По крайней мере, именно так я и планировал. В
течение многих лет у меня никак не получалось посетить маггловский театр и я
с нетерпением ждал этого момента.
Слизнорт вздохнул:
- К сожалению, я был совершенно далек от событий в мире магглов, и оказалось,
что все театры закрыты. Дело в том, что это было в годы войны, и маггловский
Лондон стал мрачным и безрадостным. Самые разрушительные воздушные
налеты уже прошли, а все театры по-прежнему оставались закрытыми, и еда
выдавалась по карточкам. Ну, почти все театры. По счастливой случайности
выяснилось, что один все-таки еще работал.
Слизнорт слегка улыбнулся своим воспоминаниям:
- Этот театр назывался «Ветряная мельница». Конечно же, все билеты были
распроданы, но даже самая малость магии способна творить чудеса. Это был...
эротический театр, можно сказать. О, ничего вульгарного; все было сделано со
вкусом и весьма хитроумно. Но, о, как мы покраснели, когда на сцену вышли
прекрасные молодые дамы, одетые в одни прозрачные вуали. Мы сидели в самом
первом ряду, и после шоу одна из прекрасных барышень подошла к нам
поболтать. Она тут же настояла на поцелуе, когда узнала, что у Тома день
рождения. Это был его первый поцелуй; довольно непросто было заметить это,
но думаю, все-таки он хоть немного им наслаждался. Конечно, мы потом
смеялись над всем этим, а Том пообещал никогда никому не рассказывать, что
его профессор привел его на столь неподходящее для семнадцатилетия шоу.
В классе раздался веселый смех.
- После этого мы ужинали в очаровательном маленьком ресторанчике, -
продолжал Слизнорт, - французском местечке, которое только что открылось на
Ковент-Гардене. «Mon Plaisir» - так он назывался. Мое удовольствие... Он был
основан двумя французскими волшебниками, которым удалось сбить с толку
всех министерских чиновников, приезжавших проверить их разрешение на
импорт продуктов. О, Мерлин, какие же блюда они для нас наколдовали! Том
побледнел при виде улиток, - да, улитки съедобные, мистер Уизли, - но мне
удалось уговорить его попробовать. Том с сомнением посмотрел на маленькие
черные полумесяцы их раковин. На вкус они удивительно нежные; вы, конечно,
можете попробовать чеснок, масло и петрушку, но вкус самой улитки ни с чем
не сравнится. В нем присутствует легкий намек на грибы, море, соль, мускус и
что-то еще, совершенно неописуемое. О, было так весело смотреть на лицо Тома,
когда он впервые попробовал этот деликатес! Он был приятно удивлен вкусом,
хотя я знал, что так и будет. Именно я был тем, кто показал ему той ночью то,
чего он даже представить не мог: нежный весенний суп из щавеля, белые
чешуйчатые лобстеры, шипучее шампанское... В тот вечер алкоголь ударил ему
в голову, да и мне тоже. Мы забыли, что являлись профессором и студентом; мы
были двумя друзьями, которые вместе наслаждались изысканным
удовольствием от еды. А потом мы вместе бродили по темным безлюдным
улицам. Шел снег, и снежинки облепили темные локоны Тома. Я посмотрел на
его раскрасневшееся красивое лицо, услышал его смех и вдруг как-то
почувствовал, что ни разу в жизни не был счастливее, чем тогда.
Слизнорт улыбнулся:
- Какое-то время я задавался вопросом, что будет, если я его поцелую. Но затем
к нам подошел довольно сурового вида маггловский полицейский. Он заметил
нас смеющихся на холодной пустынной улице и совершенно справедливо
предположил, что мы оба весьма пьяны. Он попросил показать наши
удостоверения личности и только нахмурил брови, когда мы просто рассмеялись
над ним. Но мы оба были молодыми и очень пьяными волшебниками, отлично
умеющими очаровывать, так что вскоре мы, вместе с бедным полицейским,
распевали застольные песни на улицах ночного Лондона. Он оказался
ирландцем с довольно приятным баритоном и обширным репертуаром похабных
песенок.
Слизнорт слегка ухмыльнулся:
- Но, в конце концов, нам стало холодно и мы оставили полицейского там, на улице, а сами аппарировали в Хогсмид, распевая песни о безрадостной картине
военного времени Лондона. Возвращаясь назад в школу, мы с Томом продолжали
смеяться над нашим приключением в мире магглов. Небо очистилось от туч; в
темных локонах Тома словно запутался бледный свет звезд и белого
снега. Когда мы добрались до школьных ворот, он повернулся ко мне и пожал
руку: «Спасибо, профессор. Это был лучший вечер в моей жизни».
Я так много хотел ему сказать. Я хотел сказать, что он красив. Хотел спросить
его, не желал бы он отправиться со мной в мою спальню. Но, в конце концов, я
промолчал. Может быть, в глубине души я знал, что все, что я хотел сказать,
разрушило бы атмосферу. Так что я просто смотрел ему вслед, пока он шел в
свою комнату, немного пошатываясь от выпитого шампанского. Он обернулся и
улыбнулся мне. Думаю, я буду помнить эту улыбку всю оставшуюся жизнь...
Кабинет полностью погрузился в молчание. Спустя несколько минут Гермиона
тихо сказала:
- Это были приятные воспоминания, сэр.
Слизнорт замер на мгновение, глядя куда-то вдаль невидящими глазами.
- Да... Да, это прекрасные воспоминания...
- А что насчет другого дня, профессор? - не скрывая любопытства, спросила
Лаванда.
- Другого дня? - на секунду глаза Слизнорта показались подозрительно
влажными. Затем он тихо сказал:
- Второй день... День моего первого поцелуя... Да, в пятьдесят семь лет. О,
должно быть, это кажется абсурдным для таких молодых людей, как вы... Но
дело в том, что я никогда не был особо обаятельным, красивым или умным, и
никто меня не воспринимал таким образом. И мне никогда и никого не хотелось
поцеловать, за исключением Тома, для этого я был слишком хорошо воспитан.
Или слишком трусливым — не знаю, каким...
Он опустился в кресло за своим столом.
- Но, потом, в один прекрасный весенний день, много лет спустя, случилось
немыслимое: кто-то поцеловал меня! - его голос дрожал. — Она была... О, она
была самой обворожительной юной леди. Она была одной из моих студенток и
самой лучшей в зельеварении из всех, что я когда-либо встречал...
- Что? - Гарри выпрямился. - Нет, вы не можете иметь в виду... Сэр, вы не
должны нам рассказывать...
- Она была так необыкновенно красива, - прошептал Слизнорт, - с ее огненнорыжими волосами и ярко-зелеными глазами. Конечно же у нее был парень —
один из самых популярных игроков в квиддич на ее курсе. Но в один прекрасный
день — день, когда я выпил второй флакон Felix Felicis - от скуки, на самом деле — я нашел ее плачущей. Судя по всему, она увидела, как ее парень поцеловал
красивую официантку во время прогулки в Хогсмид, и они ужасно из-за этого
поссорились. Она была так расстроена, бедняжка! Конечно, я помог ей вытереть
слезы, и она рассказала мне обо всем, что случилось. Парень уверил ее, что
поцелуй ничего не значил, но, думаю, тогда девушке сложно было в это
поверить. «Как поцелуй может ничего не значить? - всхлипывала она у меня на
плече. - Конечно же, поцелуи всегда что-то значат». Потом она посмотрела на
меня и сказала: «Вот вы, профессор. Вы когда-нибудь целовали кого-то так, что
это ничего для вас не значило?» Тогда я покраснел. «Моя дорогая девочка, - я
попытался запротестовать. - Я вряд ли тот человек, у которого стоит
спрашивать о таком...» Но она настаивала: она была уверена, что мужчина моего
возраста должен быть в состоянии рассказать ей больше о секретах мужского
разума.
В конце концов, я, все-таки, сказал ей правду: «Моя милая, я последний человек,
у которого вы должны об этом спрашивать. Видите ли, я никогда никого не
целовал». Она посмотрела на меня удивленно. «Никого? - прошептала она. -
Никогда?» «Никого, - ответил я тихо. - Я... один из прирожденных холостяков,
знаете ли. Эти вещи... Поцелуи... Дело в том, что они не для всех».
Ее зеленые глаза сверкнули. «Это неправильно, - сказала она решительно. -
Никто не должен прожить всю жизнь нецелованным. И, уж тем более, не вы,
профессор. Вы такой милый и добрый человек...» - А потом... А потом она
поцеловала меня. - Слизнорт закрыл глаза. - Ее поцелуй был таким
неожиданным, сладким и невинным, что я чуть не расплакался. Немного погодя
она, конечно, засмущалась, но потом сказала: «Вот! Теперь у вас был поцелуй».
Я не знал, что ответить, и просто стоял там, как громом пораженный. Затем она
улыбнулась, нежно погладила меня по щеке и ушла. Через два дня она
помирилась со своим парнем, и они даже поженились... спустя несколько лет.
Конечно она поцеловала меня лишь по доброте душевной, но для меня этот
поцелуй был важнее всего в мире.
* * *
- Ты все еще думаешь, что идея с Сывороткой Правды была удачной? -
прошептал Гарри Тому, когда они шли по коридору после занятий. Реддл
рассмеялся и сжал руку мальчика. - Ну, если цена за знание, как на самом деле
заканчивается пророчество — знание, что Гораций после всех этих лет все еще
сожалеет, что не поцеловал меня, думаю, оно того стоит.
- Но моя мама поцеловала...
- Просто старайся не думать об этом, Гарри. Ты же одолжишь мне свою мантиюневидимку? Пора нанести профессору Дамблдору еще один визит.
* * *
- Гарри! А вот и ты! - Дамблдор встретил его с теплой улыбкой. - Ты готов узнать
больше о прошлом, мой мальчик? Сегодня я хочу, чтобы мы изучили одно
конкретное воспоминание. Воспоминание, связанное с прошлым Волан-деМорта...
- Зачем, профессор? - Гарри сел на край стула и посмотрел на директора. -
Зачем, чтобы узнать о прошлом Волан-де-Морта, вам нужен я?
Директор какое-то мгновение колебался, а затем слова так и посыпались из его уст:
- Зачем? Затем, что мне нужно, чтобы ты постепенно узнал о том, что ты
крестраж, Гарри, и что внутри тебя живет осколок души Темного Лорда. Как
только ты примешь эту истину, ты поймешь, почему тебе необходимо принести
себя в жертву, мой дорогой. Тебе придется умереть, чтобы спасти мир от Лорда
Волан-де-Морта.
- Какого черта? - портрет Финеаса Найджелуса свирепо смотрел на Дамблдора
со стены. - Вы растеряли последние остатки своего уже и так весьма скудного
здравомыслия, Альбус? Вы директор Хогвартса, ради Салазара! Эта должность
включает в себя большое количество прав и привилегий, но применения
смертной казни к вашим студентам среди них нет.
- Слушайте-слушайте! - пробормотал один из многочисленных портретов и
некоторые кивнули в знак согласия.
- Замолчите! Вы все! - Дамблдор угрожающе указал палочкой на каждый
портрет по очереди. - Вы не понимаете, в какие времена мы живем, Финеас. Это
поистине темные времена, и придется пойти на жертвы, чтобы остановить
Темного Лорда.
Волшебник в старомодной гофрированной рубашке покачал головой:
- Неужели? Тогда расскажите мне о ваших жертвах, Альбус.
Дамблдор повернулся к портрету.
- Рассказать о моих жертвах, Эверард? С удовольствием. Я пожертвовал
большим, чем вы можете себе представить! Помните Темного Волшебника по
имени Гриндевальд?
- Того, которого вы победили в тысяча девятьсот сорок пятом году? - осторожно
спросил Гарри.
- Именно его, мой мальчик, - Дамблдор замолчал на мгновение, а затем
прошептал. - Никто никогда не узнает, чего мне стоила эта победа, Гарри.
- Что вы имеете в виду?
Глаза Дамблдора странно заблестели, как будто... от слез?
- Геллерт Гриндевальд, - прошептал директор. - Когда-то он значил для меня
больше, чем кто-либо в мире. И даже сейчас. Но он перешел на темную сторону,
и моей обязанностью было обуздать и его, и мои собственные душевные порывы.
Я любил его, да, но ни разу не сказал, что чувствовал на самом деле. Когда он
однажды признался в том, что испытывает ко мне, я сделал то, что должен был
сделать: солгал. Глядя ему в глаза, я сказал, что не люблю его и никогда не
любил. Это было самым болезненным, что мне когда-либо приходилось делать.
Но я должен был. Моя обязанность отгородиться от него эмоционально была так
же важна, как и обязанность победить его и убедиться, что он останется
запертым в Нурменгарде за свои преступления. Я не навещал его там, хотя все
еще хочу увидеть. Итак, вы видите, Эверард, я тоже приносил жертвы ради
общего блага...
Портрет одетой в зеленое ведьмы неожиданно заговорил:
- Вы солгали человеку, которого любили, Альбус. В вашем представлении это
равноценно тому, чтобы просить Гарри пожертвовать своей жизнью?
- Неужели вы не понимаете, Филлида? - голос Дамблдора дрожал. - Магический
мир, наш магический мир находится под угрозой Лорда Волан-де-Морта, и Гарри,
единственному, суждено его победить.
- Насчет судьбы, сэр... - Гарри почувствовал, как Том позади него незаметно
пошевелился. - О чем именно говорится в пророчестве? В том, которое обо мне и
Лорде Волан-де-Морте?
Голубые глаза Дамблдора расширились:
- Я уже говорил тебе... - казалось, он отчаянно боролся со следующими словами,
но, в конце концов, произнес:
- Но то, что я сказал было не совсем правдой, Гарри. Я изменил пророчество,
чтобы истина для тебя была более ясной: ты должен убить Лорда Волан-деМорта, а он должен убить тебя. По какой-то причине, эта часть предсказания
Сивиллы не совсем понятна, так что я взял на себя смелость изменить ее.
- Так о чем же говорится в оригинале? - Гарри уставился на старого директора.
Дамблдор вздохнул:
- Разумеется, Сивилла все неправильно поняла. Наверное, она, как обычно, была
пьяна. Первая часть пророчества звучала правильно: о тебе, обладающем
властью, которой Темный Лорд не знает, но к концу все перемешалось.
- И что же там?
Дамблдор медленно покачал головой:
- В нем говорится... «Темный Лорд отметит его как равного себе, но он будет
обладать силой, о которой Темный Лорд не знает... И ни один из них не сможет
жить без другого...» Сущая ерунда, конечно. Она не могла правильно понять эту
часть.
- Я знал это! - Том выглянул из-под плаща с покрасневшим от гнева лицом. -
Конечно, именно об этом говорилось в пророчестве. Как ты смеешь крутить
словами предсказания, подгоняя их под свои зловещие планы на Гарри?
- Мистер Малфой? - Дамблдор моргнул в замешательстве. - Что, во имя Мерлина,
вы здесь делаете? Что вы собираетесь...
Том указал палочкой на Дамблдора:
- Авад...
- Нет! - Гарри толкнул палочку в сторону. - Я не позволю тебе убить его, Том.
- Том? - Дамблдор выглядел смертельно бледным. - Что... Что это значит, Гарри?
Почему ты называешь его Томом? - его голубые глаза расширились от
понимания. - Вы ведь вообще не Драко Малфой? Вы...
- Obliviate! - Том лениво взмахнул палочкой, и голубые глаза Дамблдора тут же
расфокусировались.
По очереди указав палочкой на каждый портрет, Том повторил заклинание.
- Пожалуйста! - последний портрет, принадлежащий Финеасу Найджелусу
Блэку, умоляюще посмотрел на Тома. - Если в вашей душе есть хоть толика
сострадания, мальчик, пожалуйста, не крадите у меня эти прекрасные
воспоминания. Умоляю, дайте мне запомнить, как Дамблдор сквозь зубы
признался в собственной лжи. Вы не можете забрать это из...
- Сожалею, Финеас, - Том усмехнулся портрету. - Ничего личного. Нельзя быть
достаточно осторожным, когда дело касается Дамблдора. Obliviate!