Король трёх океанов: Старые счёты

Сопровождение испанцев на берег было довольно странным зрелищем. Согласитесь, выглядит необычно, когда целая толпа с поднятыми вверх руками бредёт по мелководью, а с двух сторон за ними подгребают шлюпки с вооружёнными до зубов людьми.

Во главе колонны плёлся Тич, которого, как особо опасного пленника, связали. Как же он был жалок в этом положении! С понурой головой, со связанными за спиной руками, он больше походил на пойманного кабана, а не на ужасного (и к тому же воскресшего из мёртвых) пиратского главаря.

С его огромной бороды ручьём стекала вода — я увидел это, когда он обернулся и с ненавистью посмотрел на нас с Хью. Помнится, тогда мне подумалось, что лучше близко к нему не подходить. Всё-таки именно я зарядил ему ногой по животу так, что он шлёпнулся на палубу и съехал в воду словно мешок с песком, подвывая от боли.

Он посмотрел на нас только один раз, но этого хватило, чтобы развеселить Хью и напугать меня. Он ведь нас действительно очень сильно ненавидит. А с учётом того, что он умеет возвращаться даже с того света...

Кстати, многое в истории с ним мне до сих пор неясно. Откуда он вообще знает, как меня зовут? Навсегда запомнил его рожу, вытянувшуюся в овал после того, как я представился по имени.

А последним ковылял Хайг. Он уже отставал от остальных ярдов на десять, хотя, кажется, очень старался успевать. Но у него не получалось — даже у нас, людей здоровых, ноги вязли в песке, а уж с его деревянной ногой здесь ходить вообще было невесело. 

Но, несмотря на это, хирург выглядел куда лучше, чем Чёрная Борода — шёл с гордо поднятой головой, что-то бубнил себе под нос и тихо посмеивался. Казалось, он попал не в плен, а в новую команду. Но ведь это было не так!

Нам с одноглазым очень хотелось испортить ему настроение, и он крикнул Хайгу в спину:

— Эй, мистер Хайг! Мы рады оказать вам самый радушный приём! Вы останетесь на этом острове навсегда, но...

— Но прежде расскажете всё, что вы знаете о воскресающих из мёртвых пиратах, — добавил я.

— Если ты знаешь, где их искать, то расскажешь нам, — усмехнулся Хью и выжидающим взглядом уставился в спину хирурга.

Тот обернулся, и я увидел, что он почему-то тоже смеётся. Улыбка на губах врага всегда напрягает, но сейчас бояться было нечего — дула мушкетов, направленные на толпу пленников, остужали все их горячие головы.

А берег всё приближался. Над нашей процессией висела тишина, прерываемая лишь редкими фразами конвоиров да чертыханиями пленных. 

— А ведь мы победили, — напомнил я капитану. — Только почему-то радости у меня никакой нет.

Хью лишь пожал плечами. Время для разговора я, кажется, выбрал не самое удачное — он как-то слишком уж напряжённо всматривался в толпу перед нами. Я долго не мог понять, что же там такого происходит — на вид всё было спокойно. А потом самым краем глаза заметил, как Хайг что-то шепчет на ухо шагающему рядом матросу, а тот, выслушав его, сразу же приободряется и наклоняется к уху следующего.

— Это они чего? — поинтересовался я у одноглазого.

— Вот и я не знаю, — ответил тот. — Но мне это очень не нравится. Эй, там! Заткните свои рты, пока я не приказал вырвать вам языки! 

— Они не понимают по-английски, — напомнил я, и Хью заорал какую-то тарабарщину на испанском.

Чёрт побери того, кто придумал разные языки! Зачем это нужно?

Спустя минут десять мы дошли до берега. Один за другим испанцы выходили на берег, отряхиваясь, точно мокрые собаки, и вода с них ручьями лилась на песок.

И я почему-то не чувствовал ни малейшей радости от победы, наоборот — от одного взгляда на огромную толпу пленных мне становилось дурно. Что нам теперь с ними делать? Злости в них — хоть отбавляй, а поэтому придётся держать их на мушке круглые сутки. Кто будет этим заниматься? Кто будет их кормить?

Можно было бы, конечно, отпустить их на все четыре стороны — всё равно в плавание с нами они уже не отправятся. Но тогда придётся круглые сутки ждать нападения со всех этих четырёх сторон, и, учитывая численность наших врагов, такого допускать нельзя.

— Как же мне хочется уже поскорее убраться с этого острова! — вздохнул я.

— Успокойся, Джек! — сказал Хью. — Нас ещё ждут сокровища. Как выкопаем их, так сразу и уберёмся. Не хочешь же ты сказать, что всё, что мы с тобой пережили, было напрасным!

Мне очень хотелось сказать, что в большинстве того, что мне пришлось пережить, виноват некий Джон Хью, но придержал язык. Всё-таки если бы не этот человек, то Тич с поникшей головой и связанными руками не сидел бы сейчас под пальмой.

Одноглазый, заметив мой взгляд, усмехнулся:

— Сидит, бородатый! Одно дело воскресать из мёртвых, а совсем другое — верёвки порвать. Первое у него получилось, но вот второе вряд ли получится. Мы ещё сегодня с ним поговорим, — Хью хитро подмигнул мне. — Сейчас я только схожу куда-нибудь, справлю нужду, а как вернусь, так мы сразу поговорим!

— Удачи, — усмехнулся я. — Давай только скорее.

Хью скрылся в кустах. А я, ничего не подозревающий, зашагал к испанцам — надо было вытащить Тича и Хайга из толпы. Пока они там, сердце у меня не на месте. Страшно представить, что будет, если у нас не получится удержать эту огромную толпу в повиновении.

Пока эта проблема не решена, никакой радости я, по всей видимости, не испытаю. Только когда наше судно отойдёт от этого проклятого острова, и яростные лица испанцев на берегу сольются с горизонтом... Только тогда можно будет успокоиться.

А ведь я тогда ничего не подозревал. Не подозревал, что судьба — видимо, решившая, что у меня слишком лёгкая жизнь — готовит мне свой последний, финальный сюрприз.

Сзади кто-то заорал:

— Какого чёрта?!

Этот голос на протяжении многих лет звучал в моих самых плохих снах — хрипотцу одноглазого сложно было не узнать. Оборачиваясь, я успел удивиться: что в том деле, на которое отправился Хью, могло пойти не так?

А потом я увидел его.

Он стоял шагах в десяти от Хью и в тридцати от меня — невероятно грязный и оборванный, но с ног до головы увешанный оружием. Наверное, он набрал его на "Подруге Шквалов", моей наполовину сгоревшей шхуне, на которой вчера беззаботно бродил наш отряд.

А ведь я совсем забыл про него. События последних дней развивались так стремительно, что времени вспоминать о нём у меня просто не было.

А он обо мне, кажется, думал. И не только обо мне — раз пробрался сюда, значит смог найти наш лагерь то ли по следам, то ли ещё чёрт знает как. Значит, смог спастись с захваченного нами судна, где мы перерезали всех его друзей. Я ясно вспомнил, как лазал по трюмам и пытался его найти, как в итоге забыл о своей цели и занялся чем-то другим...

А вот она, моя тогдашняя цель. Стоит в десяти шагах от замершего Хью, наставив на него два пистолета.

Это был Ортего. И он, кажется, либо сошёл с ума, либо окончательно потерял страх.

Я попытался сделать вид, что вовсе не удивлён нашей встрече и состроил на лице некое подобие усмешки:

— Я вижу, меня пришёл проведать старый друг.

— Именно! — прошипел старый друг и прикрикнул на меня: — Не двигаться! Я вижу, как ты пятишься назад. Подними руки!

Оружия у меня не было, и чутьё мне подсказало, что лучше не спорить. Я поднял руки вверх.

— Ты чего в нас пистолетами тыкаешь?

— Сразу предупреждаю: если хоть кто-то из вашей команды сделает лишнее движение, я застрелю вас двоих. И того, который одноглазый, и того, который Джек.

Я пожал плечами, делая вид, что мне вовсе не страшно, но обернулся и состроил страшные глаза замершим сзади парням — мол, не делайте глупостей.

Они, кажется, всё поняли. На первый взгляд, никто ничего не планировал — каждому из них был дорог либо я, либо Хью. Хотя, быть может, нашлись бы и такие, кто ценил нас обоих.

Мы были здесь капитанами. И я, понадеявшись, что был хорошим командиром и не снискал ненависти своей команды, поинтересовался:

— Зачем пришёл? Сеньор Ортего, ты потерял всё, что можно было потерять, и мы тебе ничего вернуть не сможем. Зачем ты, жирная свинья, портишь нам праздник?

Как хорошо, что Ортего прекрасно говорит по-английски — так, что со стороны, наверное, и не догадаешься, что он испанец. Всё-таки я терпеть не могу те языки, которых не знаю.

А бывший испанский феодал не торопился с ответом. Он неторопливо подошёл к одноглазому и приставил ему пистолет прямо к виску. А второй ствол уставился в мою сторону, и я поёжился под его внимательным взглядом.

И только после этого Ортего, выдержав артистическую паузу, предположил:

— Наверное, вы много думали о том, куда я пропал с корабля. Ты, Джек, перерезал всю мою команду, и я тебе этого никогда не прощу. Я знал, что ты будешь искать меня, а поэтому спрыгнул в море, прижался к корме вашей посудины — туда, где наверху выступает полубак и защищает воду от лишних глаз — и просидел там несколько часов. Я дождался, пока вы все уберётесь из бухты и там наконец-то станет тихо, а потом вплавь добрался до берега.

— Какой же ты всё-таки... сколький! — возмутился я.

— Но это не отменяет того факта, что ещё и жирный, — добавил одноглазый.

— Заткнитесь. Я сидел там, на берегу, несколько дней и не знал, куда деваться, пока ваши ребята не притащились в бухту за шлюпкой и не отвели меня на обратном пути в ваш лагерь. Вам не повезло с командой — в ней слишком много слепых идиотов, которые неспособны разглядеть человека за деревом в двух шагах от себя. 

— А тебе не повезло иметь команду, которая плохо плавает, — язвительно заметил Хью и тут же получил удар кулаком по затылку. Я и ещё несколько человек за моей спиной прыснули со смеху — шутка про команду жирного испанца, которую мы выкинули за борт, действительно была смешной.

— А теперь вы вдвоём у меня на мушке, — сказал Ортего по-настоящему свирепым голосом. — И, клянусь громом, я вас застрелю, если вы не дадите мне того, что я попрошу.

— А именно? — поинтересовался я.

— Несколько заряженных мушкетов, мешок с сухарями и...

А ведь у меня в голове только-только промелькнула мысль: "Неужели он только ради этого устроил весь этот спектакль?". Он хотел сказать что-то ещё, но замешкался на мгновение, и из-за спины у меня донеслось:

— И меня!

Если бы мне сказали, что солнце поменялось местами с луной, я бы удивился меньше. Неужели есть те, кому так хочется уйти в леса вместе с мерзким жирным испанцем?

Я обернулся и не сразу понял, что вижу перед собой. Точнее — не сразу поверил своим глазам. Но поверить пришлось, потому что в ответ на мой вопросительный взгляд все указали на Тича.

Он, до недавнего времени сидевший под пальмой с поникшей головой, стоял на ногах. Его руки были связаны за спиной, в затылок смотрел ствол мушкета, но лицо... Лицо изменилось до неузнаваемости.

За время нашего краткого знакомства я умудрился повидать и весёлого, и яростного, и спокойного, и чёрт знает ещё какого Тича. Но такого Тича я ещё не видел.

Его рот искривился в умоляющей гримасе, а в глазах... В глазах стояли слёзы.

Я точно видел их. И, надо сказать, я точно впервые в жизни видел, как самый свирепый — да и к тому же воскресший из мёртвых — пират Карибского моря в слезах смотрит на... Ортего?!

Да. Именно в слезах и именно на него.

— Что тут происходит? — с неожиданной для него робостью спросил Хью.

На лице Ортего было написано не меньшее изумление. Он, кажется, тоже задался таким вопросом и просто молча уставился на живого мертвеца.

"А ведь у Тича вся команда говорит на испанском, — вспомнил я. — А на флагштоке развевается испанский флаг. Развевался, пока мы не испортили им это утро двумя бочонками пороха".

— Ортего... — пробормотал Тич и как-то странно покачнулся. Его ещё не высохшая после утреннего купания рубаха надулась на появившемся откуда-то ветру. — Бэлтрэн лос Ортего, да?

Ортего испуганно кивнул. Хайг, сидевший под другой пальмой, схватился за голову и вдруг заорал:

— Я думал, ты прикончишь этого мерзкого одноглазого, а ты... Ты клялся мне, что ненавидишь его!

— Ненавижу. — Тич не обернулся на голос и даже не посмотрел на одноглазого. — Но я нашёл своего сына, одноногий. А больше мне ничего не надо.

Если бы не деревянная нога, то Хайг, уверен, уже давно бы вскочил.

— Эд! — закричал он, отчаянно размахивая руками. — Знаешь из-за кого ты не видел своего сына восемь лет? Из-за них! — Хайг ткнул пальцем в нашу с одноглазым сторону. — Из-за Джека Шермана и Джона Хью! Они, они оставили его гнить на острове, из-за них ты здесь! Перегрызи им глотку, задуши, сделай что-нибудь! Настало время сводить старые счёты! Я потратил на тебя столько времени и сил не для того, чтобы ты в нужный момент...

— Заткнись, — перебил его Тич. — Если я вижу того, кого искал все эти годы, то я справил все свои старые счёты.

И он сделал шаг в сторону Ортего. Увидев, что никто ему не препятствует, шагнул ещё раз. И ещё раз.

Он подошёл к застывшему с открытым ртом Ортего и улыбнулся:

— Ты меня пока не узнаёшь. Эта идиотская борода, это пузо... Я не знаю, как Хайг меня нашёл, но однажды он постучался в дверь комнаты на постоялом дворе. Я тогда путешествовал по Англии и думал, что в этой стране у меня нет ни одного знакомого. Это было почти полгода назад. Твоему уходу из семьи тогда было уже восемь лет, и никто не верил, что ты жив. Мы знали лишь то, что тебя взял в плен Хью, а выкуп я распорядился отправить на корабле.

Мне опять казалось, что всё происходящее мне просто снится. Но это было реальностью — я слушал Тича. Точнее... Точнее не Тича.

— Твоя жена очень хотела отправиться за тобой, и мне пришлось пустить ее на корабль, который вёз выкуп за тебя. Она думала, что это будет просто долгая прогулка по морю, но... Но судно не вернулось. Не вернулся совсем никто.

Тича никто не пытался схватить — несмотря на то, что он уже стоял подозрительно далеко от всех тех, кто должен был следить за ним. Даже дула мушкетов (видимо, вместе с нашими отвисшими мушкетами) опустились вниз. А Тич продолжал:

— Восемь лет я прожил с осознанием того, что мой единственный сын погиб. Но Хайг рассказал мне, что тебя можно найти на необитаемом острове, координаты которого ему известны. А ещё он рассказал мне, что остров собирается посетить Джек Шерман, и нам, возможно, придётся спасать от него моего сына. У нас родился план, наглости которого я до сих пор удивляюсь — с помощью Хайга, который плавал в команде Чёрной Бороды, я стал вторым Тичем — внешность мне позволила. С его помощью я стал, кажется, неотличим от настоящего Тича, и это должно было принести нам победу в сражении на острове. Не принесло. И вот я здесь.

Ортего-старший вздохнул и... и упал на колени.

— Мистер Шерман и мистер Хью, — сказал он тихо. — Я восемь лет ждал этой встречи и, не буду скрывать, мечтал, как перережу вам глотку. Но сейчас... Прошу вас, оставьте меня на острове. Вместе с сыном.

Кто-то подошёл к Тичу и перерезал верёвки на связанных за спиной запястьях. Стояла гробовая тишина — только ветер трепал пальмы и шелестел в кустах.

Тич разорвал свою грязную рубаху и показал на большое родимое пятно на мускулистом плече правой руки.

— Тебе не кажется, — сказал он сыну. — Я — Альберто лос Ортего. Твой отец.

Ортего-младший привстал на цыпочки — рядом с огромным родителем он казался совсем маленьким — и, обхватив шею отца, уткнулся ему в плечо.

Я прислушался и понял, что он плачет.