Глава 18. Огниво есть?
А всё-таки "Месть королевы Анны" была очень неплохим судном и издалека выглядела довольно внушительно — плавные обводы, огромные мачты... В этом судне всё было заточено на скорость.
Хью явно потерял часть боевого настроя, когда понял, что фрегат, который покачивался на волнах в паре кабельтовых от берега — точная копия знаменитого флагмана эскадры Чёрной Бороды. Всё-таки это наводило на мысль о том, что капитан на этом судне — призрак Эдварда Тича.
И непонятно, можно ли его вообще убить.
— Это "Месть королевы Анны"! — заявил одноглазый, почёсывая затылок. — Проглоти меня акула, если это не так! Когда я в первый раз увидел это корыто было темно, и я, чёрт побери, думал, что мне почудилось. Но ведь...
— У Тича там есть карманный знаток всего такого, — напомнил я. — Мне мой дружок из отряда испанцев говорил, что бородатый с Хайгом советуется. Может, по его совету выстроили?
"Кстати, интересная версия! — заметил я. — Наверное, хирург рассказал, как должен выглядеть флагман. Но с другой стороны... Тич, наверное, и сам это прекрасно помнит!
В голове, откровенно говоря, была самая настоящая каша из бесконечных догадок и предположений. И от большинства из них по коже бежали мурашки.
— Всё, хватит языками чесать, — сказал Хью. — Пойдёмте шлюпку выталкивать.
Я высунулся из-за куста, за которым сидел, и поинтересовался:
— Прямо сейчас?
Одноглазый кивнул. И я понял, что операция началась.
Мы были на пляже Черепах — том самом пляже, напротив которого чернел высокими бортами фрегат Тича. Они там, на фрегате, кажется, обследовали дно прибрежной полосы, увидели, какая здесь мель, и решили отойти чуть-чуть подальше от берега.
Но главное они держали под контролем — "Чёрную Акулу", пиратский бриг, сидевший на мели в паре сотен ярдов от берега. О, если бы мы могли незаметно забраться на эту посудину и убраться куда подальше от этого проклятого острова!
Но посудина Хью находилась под охраной. И туда мы, конечно же, не полезем до тех пор, пока не перебьём всю команду бородатого.
И пока не узнаем его главную тайну: кто же он всё-таки такой.
Солнце только что взошло, и воздух над островом был ещё прохладным и свежим. Пахло солью, гниющими на берегу водорослями и морем.
— Пойдём, — повторил Хью.
И мы, окликнув Пауэрса и Элисона, зашагали к шлюпке.
Столкнуть её в воду было делом одной минуты — ничего особенно тяжелого в ней не было. Только на корме стоял наш маленький сюрприз для Тича — бочка с порохом.
Я так и не узнал, сколько в ней было пороха — количество, которого хватит для хорошего взрыва, но не хватит для нашей смерти, рассчитывал Каммингс — чертовски толстый и чертовски опытный канонир, которому Хью очень доверял.
Он, кстати говоря, высунулся из кустов и помахал нам рукой на прощание. Хороший всё-таки человек.
Мы столкнули шлюпку в воду и забрались в неё. Все четверо взялись за вёсла — чем быстрее будем грести, тем быстрее доберёмся. Тянуть не хотелось.
И только когда я уселся на занозистой скамье и взмахнул веслом, я вдруг понял, что пути назад нет.
И что жить мне, быть может, осталось всего пару-другую минут.
Элисон как-будто догадался, что у меня на уме сейчас невесёлые мысли, и поинтересовался:
— Боитесь, мистер Шерман?
Я вздохнул и кивнул:
— Страшновато немного.
— Не забудьте, — сказал боцман, — что если вы сдрейфите хотя бы один раз, мы все бесславно подохнем. Или останемся в лапах Тича.
— Это, в сущности, одно и то же, — мрачно усмехнулся я и снова взмахнул веслом.
Мы сами идём к Тичу. Тичу, от которого ещё два дня назад убегал с круглыми глазами Хью. Тичу, от которого чудом удалось ускользнуть мне. Тичу, который нас точно по головке не погладит.
Да, было страшно. "Но отступать, — сказал я себе, — уже всё-таки поздно".
Если помирать, то красиво. На руках воскресшего из мёртвых бородача.
А на его судне, кстати говоря, нас уже заметили. Первые минут пять матросы носились по палубе как кипятком ошпаренные, вытаскивали оружие, заряжали пушки... Но потом, видимо, наконец-то поняли, что наша шлюпка — единственное, что угрожает их посудине, и успокоились.
А мы махали вёслами. Вверх. Вниз. Вдох. Вверх. Вниз. Вдох.
Расстояние между нами и Тичем потихоньку сокращалось. И видели бы вы беготню, которая началась на палубе, когда я обернулся, и они смогли разглядеть моё лицо! Они долго что-то кричали и размахивали руками, а потом, с опаской поглядывая в нашу сторону, начали поочерёдно подходить к сваленной у борта куче оружия и брать себе мушкеты.
Неужели мы так их напугали? Вообще-то (по нашему плану) мы должны были выглядеть максимально миролюбиво и не вызывать никаких опасений.
Да и чёрт с ним, на самом деле. Как бы эти пираты не дёргались, мы своё дело всё равно сделаем.
После того, как в сторону корабля посмотрел ещё и Хью, там начался настоящий переполох, и спустя минуту на палубу выскочил Тич.
За прошедшие два дня он так и не причесал бороду — она всё так же была похожа на растрёпанную и грязную копну сена. При взгляде на нашу дружную компанию (а мы подошли уже достаточно близко для того, чтобы можно было различить наши лица) его огромная круглая морда побагровела, и мы услышали, как он что-то проревел в захваченный с собой рупор.
— Что этот тип хочет до нас донести? — спросил я у Хью, который, как известно, очень неплохо знал испанский.
— Он ругается, — отмахнулся одноглазый. — Ничего важного. Мне вот куда интереснее, с каких пор он с командой точит лясы на испанском?
Я пожал плечами. Откуда мне знать?
А расстояние между нашей шлюпкой и судном всё уменьшалось. Первый раз нас окликнули, когда мы были ещё далеко, но кричать в ответ было неудобно, поэтому нам пришлось промолчать. А вот когда до Тича, стоявшего около фальшборта и сверлившего нас недоумённым взглядом, осталось ярдов пятьдесят, бородатый заорал в рупор так, что у нас заложило в ушах:
— Стой на месте! Кто вы такие?
"А всё-таки в его английском есть какой-то небольшой акцент", — заметил я про себя и в очередной раз этому удивился. Какого, собственно, чёрта? Он, насколько я знаю, чистокровный англичанин.
По крайней мере, был им в прошлой жизни.
— Если мы остановимся, то не доберёмся до вашего корыта! — ответил Хью, как ни в чём не бывало взмахивая веслом.
— Разрази меня гром! — Этот бородатый гаркнул так, что я вздрогнул. — С каких пор возле моего судна плавают...
— А с каких пор возле моего острова плавают всякие... подозрительные типы? — поинтересовался одноглазый.
Тич явно ничего не понимал. И это его, конечно же, раздражало неимоверно.
— Кто вы такие?
— Неужели не узнаёшь? Вот этого парня — капитан ткнул в меня пальцем — ты отправил вместе с отрядом своих матросов на остров. Ну а я зарезал тебя в устье Окрокока, и это было так давно, что с тех пор я успел лишиться глаза и приобрести седые волосы в башке.
— Да что тут происходит?! — взревел бородатый, со всего размаху стукнув рупором о фальшборт. — Где мой отряд? Джек Шерман, разрази тебя все небесные молнии, куда ты дел моих людей?!
Усмехнулся Пауэрс, захихикал Элисон. И я, чувствуя, как ко мне возвращается утерянное мужество, ответил:
— Вы отправляли меня на остров связанного. Просто развлекались, думали, что я всё равно повисну на рее вашего корыта. А теперь трупы ваших людей лежат в лесу и наконец-то приносят хоть какую-то пользу — их едят муравьи. А я пришёл сюда, к вам.
— Зачем?!
— Поговорить.
Тич не понимал, смеяться ему, ругаться или радоваться, и это было прекрасно видно по его лицу. Те, ради кого он, собственно, и появился у берегов этого острова, сами пришли к нему в руки и ведут себя так, будто бы заглянули в гости к старому сварливому другу. Я бы тут тоже растерялся.
Конечно, самым правильным решением было бы расстрелять нас. Да, просто расстрелять из мушкетов, пока мы не подошли слишком близко. Думаю, наше поведение и у самого большого идиота в этом мире вызвало бы очень серьёзные подозрения. Но Хью, придумывая эту необычную атаку на воскресшего из мёртвых пирата, сделал ставку именно на то, что любопытство всё же возьмёт верх, и нам позволят забраться на судно.
И ставка сработала. Тич что-то крикнул своим матросам, и Хью перевёл вполголоса:
— Сказал спустить лестницу. Получилось.
Шлюпка глухо стукнулась о деревянную обшивку судна. Мы приплыли.
Хью бросил весло и схватился за заранее набитую табаком трубку, которая на протяжении всего нашего путешествия ждала своего часа на скамье возле капитана.
— Огниво есть, ребята? — спросил он у нас удивительно спокойным, своим обычным хриплым голосом, и я понял, что он совсем не волнуется.
— Держи, — сказал Пауэрс, протягивая ему огниво. Вот он явно волновался: и голос, и руки у него дрожали.
Да и сам я, честно говоря, был вовсе не так спокоен, как хотелось бы. Если даже Питер Пауэрс — глава абордажной команды "Чёрной Акулы" восемь лет назад, а ныне — главный штурман, человек, который в каких только передрягах не побывал — если даже у него дрожит голос, то, думаю, можно представить, каково было мне.
Но я всё-таки, как мне кажется, держался достойно. И Элисон не подвёл — держал себя в руках.
Но вот одноглазый выглядел удивительно спокойным. В какой-то момент я даже готов был подумать, что он, наверное, договорился с Тичем, что приведёт нас всех в ловушку, а ему за это сохранят жизнь.
Трубка задымилась. Наверное, будь ситуация чуть менее странной и напряжённой, испанцы на судне заметили бы, что горит она подозрительно сильно — кажется, там, внутри, и правда гуляли язычки пламени. А уж сколько было дыма...
Но никого из нас это особенно не удивляло — мы прекрасно знали, что половина содержимого трубки — это отнюдь не табак. Мы засыпали туда маленьких угольков из костра, чтобы огонь дольше не гас.
И он не погас — когда Хью, сделав пару затяжек, бросил трубку, и та как будто бы случайно скатилась оттуда на дно шлюпки, горящий уголь высыпался туда, куда нам было нужно.
На тонкую просмоленную бечёвку, которая вела к проделанной нами дыре в бочке с порохом. Пламя сначала не хотело заниматься, но потом, после налетевшего порыва ветра, весёлый огонёк заплясал на конце бечёвки.
Она была довольно длинной, но и горела быстро. На суше такой кусочек превращался в пепел за пару минут.
Значит, до взрыва оставалось не больше двух минут.
Хью поднялся на ноги — шлюпка закачалась — и, ухватившись за лестницу, начал карабкаться наверх. У него хватило силы духа ни разу не оглянуться на то, что наделала его трубка.
Ещё не поздно затоптать этот маленький огонёк. Если нам не удастся за эти две минуты отойти хотя бы к другому борту судна, то мы взлетим на воздух вместе с доброй половиной этой посудины.
Забираясь по лестнице наверх, я подумал, что стоило, наверное, взять пороха поменьше. Два бочонка, стоявшие у нас на корме, сейчас казалась мне просто огромными. Чрезмерно огромными.
Но пути назад уже не было. Я, щурясь от яркого солнца и пытаясь унять отчаянно стучащее в груди сердце, забрался на палубу.
Я снова стоял перед Тичем. Видели бы вы глаза, которыми он на меня смотрел! Таких глаз я, пожалуй, за всю жизнь больше не видел. Пожалуй, будь это ещё пару дней назад, я был бы уже полумёртвым от страха. Но сейчас... Сейчас рядом со мной стоял король трёх океанов, который зарубил этого бородатого много лет назад. И, уверен, зарубит и сейчас.
Не бойся, Джек. Делай, что должен, и будь, что будет.
Пауэрс сзади тихонько ткнул меня в спину и, когда я обернулся, указал на ковылявшего к нам человека. Солнце светило мне прямо в глаза, но я пригляделся и...
И увидел, что это — Хайг. Он, стуча деревянной ногой по палубе, шагал к нам, и матросы расступались перед ним.
У меня по спине пошёл холодок, но я тут же успокоил себя: не бойся, Джек Шерман, этот дурачок взлетит на воздух вместе с остальными. Он тебе ничего не сделает.
Знал бы я тогда, как окажусь неправ!
Но пора было начинать разговор. И это дело, судя по всеобщему молчанию, поручили мне.
— Как вы тут поживали без меня? — поинтересовался я, сам удивляясь собственной наглости. — Я вот восьмерых ваших людей на тот свет отправил. Пришёл похвастаться.
Тич со всего размаху залепил мне пощёчину, да такую, что аж голова затрещала. Я потёр покрасневшую щёку и жалобно посмотрел на Хью: давай, краб одноглазый, выручай. Как нам убраться от этих бочонков подальше? Нас окружили, нам дулами мушкетов чуть ли не в спину тыкают. Тут особенно не побегаешь.
И Хью не подвёл.
— Дружище, — сказал он бородатому чёрту, — мне нужно с тобой поговорить.
— А мне нужно с тебя шкуру заживо снять.
— Никто тебе не помешает этого сделать. Но давай я сначала всё-таки объясню, что здесь происходит, а то ведь так ничего и не поймёшь.
— А на кой мне это понимание? Ты в своё время очень меня расстроил — попытался меня укокошить. Теперь же, клянусь громом, мне абсолютно наплевать на то, что ты хочешь мне сказать.
Меня начинала пробирать дрожь. Разговор всё шёл и шёл, Хью всё так же был спокоен и невозмутим, а я кожей чувствовал, как убегают драгоценные секунды.
Элисон, стоявший у фальшборта, круглыми от ужаса глазами косил вниз — туда, где догорала бечёвка. А потом кто-то — будь он проклят во веки веков! — перехватил его взгляд и закричал что-то предостерегающее Тичу.
Сказано это было на испанском, но смысл фразы я понял сразу: Тич выхватил из-за пояса нож и подскочил к Хью. Кажется...
— Что у вас в бочке?! — заорал он. — Что вы с собой притащили?!
Он догадался! Наверное, кто-то из матросов заметил на дне шлюпки ползущий огонёк. Проклятие!
Хью недовольно покосился на приставленное к горлу лезвие и беззаботно пожал плечами:
— Вино. Хорошее, между прочим, и дорогое. Вёз дорогому другу Эдварду в подарок, хотел отпраздновать возвращение старого друга с того света.
Да, Тич начал о чём-то догадываться, но полное спокойствие одноглазого сбило его с толку. И он потерял драгоценные секунды, кинув в толпу какой-то спокойный приказ на испанском. О его содержании несложно было догадаться: пара человек из окружавшей нас толпы зашагали к верёвочной лестнице.
Когда они спустятся вниз, будет уже поздно — это я знал точно. Скорее всего, они даже не спустятся — в их жизнь на полпути вмешаются непредвиденные обстоятельства, и они взлетят в воздух.
Они не успеют. Я считал про себя секунды, и даже по самым оптимистичным предположениям у нас оставалось не больше четверти минуты.
Это очень мало. Это чертовски мало.
— Эд! — обратился Хью к бородатому. — У нас есть для тебя маленький сюрприз. Пойдём, отойдём с тобой куда-нибудь.
— Чтобы ты меня там зарезал? — усмехнулся Тич. — Не держи меня за дурака.
— У меня ничего нет! — Хью развёл руками. — У меня одна рваная рубаха и штаны. Куда и что здесь можно спрятать?
Сердце у меня бешено колотилось. Бечёвка уже точно подходит к концу. Мы можем отправиться на тот свет уже прямо сейчас.
— Я повешу тебя вниз головой на рее, — сказал Тич. — И только тогда мы с тобой...
Хью положил ладонь на огромное плечо бородатого чёрта и потянул его к противоположному борту, да так осторожно, словно приглашал даму на вальс. Это было так неожиданно, что Тич, ничего не понимая, сделал несколько шагов вместе с капитаном. А потом, наконец сообразив, что происходит что-то не то, сбросил его руку, и уже открыл рот, чтобы что-то заорать...
Но тут Хью со всех ног кинулся к противоположному борту. Я, не видя и не слыша ничего, кроме бешено колотящегося сердца, ринулся за ним.
Видимо, неслись мы так отчаянно, что даже окружавшие нас испанцы от неожиданности шарахнулись в сторону. Я летел вперёд, и эти несколько секунд показались мне вечностью...
И тут позади рвануло.