Глава 3. Кое-что о жизни обезьян.
В бухту входило судно — та самая испанская шхуна, команду которой перерезали на наших глазах в первый же день прибытия "Подруги Шквалов" на остров. Испанская, чёрт побери, шхуна! Там доброжелательно настроенных по отношению к нам людей, конечно же, быть не могло.
— Ребята!!! — отчаянно заорал я, придя наконец в себя. — Ребята, быстро наверх! С оружием!
Они поначалу ничего не поняли, но, обернувшись назад, истошно завопили и так замахали вёслами, что я испугался, как бы шлюпки не пробили борт судна, не успев вовремя остановиться.
Матросы научились понимать меня с полуслова — мы сработались. И теперь из шлюпки обратно на палубу один за другим летели заряженное нами несколько минут назад оружие.
Я взлетел по верёвочной лестнице наверх, с ужасом глядя в сторону испанцев и отвратительно ругаясь. Мне казалось, что от моих проклятий может потонуть не то что корабль, а даже целая эскадра!
Я схватил мушкет и, даже не понимая, что делаю, за пару мгновений оказался на полубаке, откуда и выпалил по находившемуся в паре кабельтовых от нас кораблю. Конечно же, я не попал — это был лишь приступ минутной слабости. Но я ещё раз взглянул на судно и на его команду и понял, что нам, четверым неудачникам, надеяться не на что.
Всё-таки испанцам досталась замечательная посудина — величественная трёхмачтовая шхуна с высокой кормой и украшенным резной фигурой какой-то древнегреческой богини носом. Вокруг корабля, гордо рассекавшего волны, кружились чайки, как будто специально, нам назло облюбовавшие именно его. Несмотря на разделявшее нас расстояние, которое было отнюдь не маленьким, мы уже слышали, как стоявший на мостике Ортего выкрикивал приказания, матросы сновали по палубе, вытаскивая на белый свет из тёмных трюмов груды оружия, а на палубе, отливая на солнце серебром, сверкали начищенные до блеска пушки, судя по канонирам с зажжёнными фитилями в руках, уже заряженные и готовые к бою.
То, что командовал всем этим именно мой старый знакомый Ортего несложно было догадаться. На капитанском месте торчал огромный, грузный мешок с костями, увенчанный сверху небольшим шариком — головой, и держащий рупор в огромной лапе, ладонь которой наверняка была чуть ли не больше моего лица. А человека с такой внешностью я не мог спутать ни с кем даже на разделявшем нас расстоянии — это был Бэлтрэн лос Ортего, в прошлом один из крупнейших феодалов Испании. Пощады от него мне не видать — я принимал в разрушении его жизни далеко не последнее участие и даже, помнится, не дал ему сбежать из пиратского лагеря... Так что в том числе и благодаря мне он ныне лишь предводитель кучки соотечественников на необитаемом острове.
Но даже эта маленькая кучка могла доставить нам неприятности. И неприятности отнюдь не маленькие.
— Парни, — сбивчиво заговорил я, пытаясь не обращать внимания на яростно колотившееся в груди сердце. — Парни, нам нужно расправиться с ними до темноты. Теперь у нас каждая минута на счету — эти скотины точно не собираются драться тихо, и их пальбу, конечно же, услышат пираты у крепости. Угадайте, что потом будет? Ничего хорошего для нас. Всё полетит к чертям, и это будет конец — больше у нас шансов сбежать отсюда нет. Мы должны очень быстро перебить их и отправиться к крепости, пока нам не перегородили дорогу. Поэтому, — я гордо выпрямился и зачем-то взялся за рукоять пистолета, торчавшего у меня из-за пояса, — слушай мою команду!
Матросы с надеждой смотрели на меня. Они ждали моего приказа, ждали какого-нибудь чуда, которое их спасёт.
А мне стало страшно. Я наконец понял, что случилось кое-что не просто плохое, а по-настоящему непоправимое.
Мне казалось, что Ортего скалит зубы в отвратительной усмешке. И, хотя я из-за расстояния не мог разглядеть точно, но почему-то был так уверен в этом, что не на шутку разозлился, и трусость у меня в душе уступила место самой настоящей ярости.
Этому жирному пирогу меня не победить, как бы он не старался. Он сейчас, наверное, лелеет свои паршивенькие мечты о том, как будет издеваться надо мной и с каким наслаждением потом убьёт
Нет уж, пирожок. Мы ещё посмотрим, кто кого.
— Поставить кливера! — гаркнул я и опрометью кинулся к штурвала. Не могу сказать, что я прямо так уж превосходно его верчу, но раз мне пришлось стать капитаном, то придётся и своими руками направлять судно туда, куда нужно.
Чёрт знает, собираются испанцы идти на абордаж или нет. Очевидно только одно: нельзя подпускать их слишком близко.
Сколько у них пушек? Одна, две, три... Всего шесть? Кажется, да: по две с каждого борта, одна на носу и одна на корме.
Негусто. У нас и само судно побольше, и орудий не шесть, а девять. Да, разница не такая уж и большая, но сейчас нам надо по максимуму использовать любое своё преимущество. Проблема только в том, что для осуществления всех моих великих планов у меня имеется лишь три матроса.
Надо быстрее соображать, мистер Джек Шерман. Слишком вы медленный и нерешительный. Терять вам нечего, поэтому придётся рисковать.
— Кроун! — крикнул я. — Остаёшься для работы с парусами! Зарифь к чертям эти кливера. А остальные — заряжать кормовые орудия, бегом!
У нашей кормы есть очевидное преимущество перед их носом — на ней больше орудий и полуют немного выше. Ненамного, но всё же это значит, что возможности их единственного орудия будут ограничены нашим фальшбортом, а мы сможем "причёсывать" ядрами их палубу.
В теории выглядит радужно. Но одному морскому дьяволу известно, что будет на практике.
Ведь я ни разу не участвовал в сражениях на воде в качестве капитана — только лишь ходил на абордаж восемь лет назад, и все мои познания в сфере управления кораблём сводились, в основном, к услышанному из рассказов бывалых моряков или командам Корта во время нашего недолгого путешествия до острова.
Но, если рассуждать логически, сейчас нам надо сделать залп с полубака, а потом распустить, наконец, эти злосчастные кливера и развернуться к врагу правым бортом. А пока мы разворачиваемся, ребята, надеюсь, успеют зарядить бортовые орудия.
Чёрт побери, у нас ведь нет ничего. Вообще ничего. Ни канонира, который помог бы не тратить ядра просто так и стрелять точно, ни опытного капитана, который сумел бы провернуть какой-нибудь хитрый манёвр, ни людей.
Нам надо создать впечатление, что нас отнюдь не четверо, а гораздо больше — иначе испанцы, пока что не решающиеся идти на абордаж из-за опасения потерять многих своих людей, просто зацепятся крюками за наш борт, перепрыгнут на палубу и всё, прощайте наши планы.
И жизни.
Поэтому придётся что-то придумать. Как заставить вон ту жирную скотину на капитанском мостике поверить, что на "Подруге Шквалов" не четыре, а, например, тридцать четыре человека?
Кажется, у меня уже есть идея.
— Парни! — окликнул я матросов. — Как из пушек выпалите, сразу прыгайте в кубрик. Спуститесь туда и сразу же поднимитесь обратно. И бегите к пушкам с правого борта.
Моя небольшая команда недоумевающе уставилась на меня. Синглтон, с грохотом кативший по доскам палубы тяжёлое ядро, поднял голову и задал, пожалуй, самый естественный в этой ситуации вопрос:
— Зачем?
— Затем, что так надо, — ответил я. — Надо сделать так, чтобы испанцы подумали, что вся команда сидит в трюме и ждёт момента, а на палубу выпустили только четырёх человек, чтобы расслабить врага и приманить его поближе. И эти четыре человека периодически меняются, чтобы не сильно уставали.
— А разве они не заметят, что наверх выбираются люди в одежде тех, кто туда спускался?
— Не думаю, что они будут так уж пристально следить за вашей одеждой, — пожал плечами я, а потом, опомнившись, заорал: — Приказ ясен?! Тогда чего на одном месте торчите? Действуйте, действуйте!
И они действовали. Минуту спустя с полубака раздался крик:
— Зарядили!
— Пли! — рявкнул я так громко, что у меня у самого чуть не заложило уши. Якорь мне в печень, зачем я так ору?
Один за другим громыхнуло два выстрела. Надо отдать парням должное: заряжали они очень быстро и палили неплохо — одно из ядер взорвалось прямо на полуюте вражеского судна, уложив четверых суетившихся возле пушки испанцев, а другое подняло огромный столб брызг буквально в нескольких футах от борта судна. Для первого залпа это было просто замечательно.
Даже несмотря на то, что нас с врагом разделяло немаленькое расстояние в пару кабельтовых, я услышал истошные вопли тех, кто стал жертвой толковости моих ребят. Там, возле орудия, творилось то, что ещё долго, думаю, снилось Ортего в кошмарах — огромная алая лужа и извивающиеся, кричащие от боли люди, у двух из которых рук и ног теперь было отнюдь не по паре.
А меньше в два раза.
Они знали, на что шли. Джек Шерман (я гордым жестом одёрнул свою рубаху, на которой кроме дыр, пожалуй, ничего больше и не было) пощады врагам не даёт.
А поскольку они ему тоже, то приходится делать вот такие плохие дела. У него, у этого Шермана, нет выбора.
— Кроун, поднять кливера! Ребята, помните мой приказ?
Разумеется, все его помнили и кинулись к люку, ведущему в кубрик. И едва только макушка последнего матроса скрылась под досками палубы, как они тут же со скоростью мушкетных пуль выскочили обратно и кинулись к орудиям.
Получилось не очень правдоподобно, зато быстро. Да и не думаю, что в сложившейся ситуации кто-то слишком придирчиво смотрит на актёрскую игру моей команды.
В подзорную трубу было видно, что Ортего заволновался, подозвал к себе какого-то крепыша — по-видимому, помощника — и, размахивая руками, начал ему что-то говорить. Наверное, делился догадками по поводу хитрого капитана Шермана и собранной в его трюме огромной команде головорезов, готовых по команде выскочить на палубу и перерезать там всё живое.
Я взмолился всем силам небес и преисподней, чтобы эта толстая свинья приказала своим поросятам не идти на абордаж. Как бы ни были мы хороши в битвах на тесаках (а мы отнюдь не хороши), нам не победить в схватке с целой командой, насчитывавшей, по крайней мере на первый взгляд, не меньше пары десятков людей.
Кажется, обошлось — крепыш чуть ли не кубарем скатился с мостика и начал выкрикивать какие-то команды. И, судя по тому, что матросы не схватились за сабли, а побежали к пушкам, об абордаже там речи не шло.
Моя нехитрая уловка сработала. Скорая смерть нам больше не грозила.
Теперь нам просто грозила смерть.
"Подруга Шквалов" медленно разворачивалась поперёк узкой бухты и пока была беспомощной — чтобы продолжить артиллерийскую дуэль, нужно навести пушки. Пока же их тяжёлые чугунные стволы смотрели на скалистый берег.
"Дайте нам ещё немного времени! — мысленно просил я испанцев. — Ещё пару минут, не больше, и мы будем готовы с вами поговорить!"
Но никто нас ждать не собирался — у орудия на носу уже суетились люди. Я увидел зажжённый фитиль в руках одного, злобную усмешку на лице другого... И пушка изрыгнула огонь.
Ядро со свистом взмыло в воздух, а через мгновение, пробив фальшборт у нас на полуюте, взорвалось в нескольких ярдах от меня.
Я, перепугавшись, полетел ничком на доски, ушиб бок и разодрал в кровь локоть, но спустя пару секунд уже снова стоял на ногах — оглушённый, но готовый драться.
Мне было видно вскакивавших на ноги матросов, не пострадавших от взрыва и бегущих хватать раскатившиеся по палубе грохочущие ядра. А потом я обернулся к вражескому кораблю, чтобы показать ему кое-какой неприличный жест.
Но, бросив взгляд на доски перед собой, застыл на месте.
Оказывается, это ядро не только сбило меня с ног и с толку. Оно ещё и наделало немало нехороших дел на палубе — такие взрывы вряд ли бывают без последствий.
И последствия были ужасными. В палубе зияла огромная пробоина, и одна из пушек — в тот миг я проклял всех её создателей и их родню до седьмого колена — стояла на самом краю этой пробоины. Как раз в этот момент судно качнулось на волне, и орудие, больше ничем не закреплённое наверху, покатилось вниз.
Я зажмурился. Подо мной раздался страшный грохот, что-то заскрежетало, захрустело, затрещало...
— Там же моя каюта, собачьи дети!!! — заорал я испанцам, как будто бы те могли меня понять. А может быть, кто-то что-то и понял — я услышал взрыв хохота в паре кабельтовых от меня. То есть там, где стояло их судно.
Да, там моя каюта. Была.
А под моей каютой крюйт-камера! Место, где хранится весь наш порох!
Я заглянул в пробоину, увидел, что пушка и правда пробила две переборки и оказалась в крюйт-камере. И почувствовал, что у меня похолодели руки.
Чёрт побери... Я вытер выступившую на лбу испарину. Если в эту дыру попадёт ещё одно ядро, черти могут смело готовить для наших грешных душ котлы в аду — мы сразу же отправимся на тот свет, прямо к ним в лапы.
— Мистер Шерман! — закричал кто-то из матросов сзади. — Штурвал!
Я и впрямь забыл о своей прямой обязанности. Всё-таки нам надо развернуть судно. И продолжать драться за свои жизни.
Подскочить к штурвалу и вернуть ему нужное мне положение было делом одной минуты. И как только я наконец-то начал успокаиваться, видя, что, несмотря ни на что, шхуна всё-таки под контролем, как со стороны испанцев грянул ещё один выстрел. На этот раз вражеское ядро продырявило фок.
— Всё, мы стоим, как надо! — крикнул я Кроуну спустя пару минут. — Убирайте все паруса и спуститесь в крюйт-камеру, посмотрите, как там обстановка. Если где-то высыпался порох, накидайте сверху каких-нибудь обломков, что он от первой же искры не рванул. Давайте скорее!
Матрос, уже весь красный, запыхавшийся, кинулся исполнять приказание. А я побежал к пушкам.
Я не имел ни малейшего понятия, что мне — да и всем тем, кто доверил мне свои жизни — сейчас делать. Если мы попробуем прорваться в море, то, во-первых, без абордажной схватки, в которой мы заведомо проиграем, это сделать не получится, а во-вторых... Всё-таки ребят в крепости я не оставлю. Что бы ни случилось. А то Ферфакс обидится и, когда мы встретимся на том свете, припомнит мне разбитый тёмной ночью в лесу нос.
Сбежать на берег нельзя — вот уж что-что, а судно надо сохранить. Куда мы без него?
Придётся ждать. Терпеливо ждать, изредка посылать матросов нырять в кубрик, палить из пушек и ждать. Да вот только кого или чего? Молнии с неба, которая уничтожит испанцев? Пиратов, которые обязательно прибегут сюда на звук пушечной пальбы? Того, что толстая свинья на мостике испанской шхуны — Ортего — решит вдруг уйти из бухты в открытое море на увеселительную прогулку?
Я не знаю, что делать. Я не знаю, куда бежать. И мне кажется, что единственной возможностью выжить — не победить, а именно выжить — остаётся всё-таки побег на берег. У нас не будет шхуны, у нас не будет припасов, много оружия с собой мы тоже не утащим... Но, возможно, нашей небольшой компании удастся затеряться где-нибудь в лесах острова и дождаться, пока пираты выкопают сокровища и уберутся отсюда. А потом начать вести жизнь диких обезьян.
Но что делать, если не хочешь быть дикой обезьяной? А если ещё и при этом хочешь не только остаться в живых, но и развесить врагов на ветках сосен?
Что делать?!