Глава 9
Рин из-за своей необычной специальности знал, как оставаться для всех незаметным. И умел находить тех, кто желал спрятаться от него самого.
Поэтому, не встретив Мири на завтраке и не найдя ее в спальне, библиотеке и на их любимом месте на крыше, он не испугался. Перевернул вверх дном ее комнату, обошел всю Академию дважды, и только после этого немного удивился – он, конечно, учил Мири своим приемчикам, но она раньше не подавала особых надежд.
Когда после ужина декан Ривз цыкнула и спросила, где пропадает ее новая магистрантка, Рин вежливым тоном, не терпящих возражений, спровадил Ривз куда подальше. Но сам задумался. На Мири это было не похоже. Очень странно...
Да и химера волновалась – металась из угла в угол, то ругалась самыми грязными словами, то плаксиво баюкала свой хвост и обиженно игнорировала любые попытки с ней заговорить. Рин сначала посчитал необходимым изловить ее и допросить, но вскоре бросил это бесполезное занятие: тварь только ныла, будто разучилась связно говорить.
Он выждал до полуночи и вытащил из потайного кармана подвеску, которую Мири в день их прибытия достала из фонтана. Точно такая же осталась у нее, и связанные между собой артефакты в стенах Академии должны были не только безошибочно указывать на расположение друг друга, но и передавать простые сообщения в несколько слов.
Рин сжал кулон в ладони и мысленно потянулся к Мири, не допуская даже мысли, что она ему не ответит.
Тишина.
Он пожал плечами и упал спиной на постель, раскинув руки и прикрывая глаза. Если твое сердце ничего не чувствует, то в него не проберется страх. Если ты не дашь себе боятся, ты останешься сильным. Если твое сердце ничего не чувствует, то в него не проберется страх. Если ты...
Рин вздрогнул, когда его мысли, застывшие в ледяном капкане предвкушения беды, перебил сбивчивый шепот химеры.
– Осколки стали острыми, башня пустила свои корни во все, что вам дорого, а вы так и не заметили, – шептало существо, по-прежнему качая в передних лапках свой растрепавшийся хвост, – осколки этого мира пробивают вам кишки, пробивают головы, а остальное крадет пустота. Материя не дремлет, но так ли она сильна? Она принадлежит этому миру, материя, материя скоро тоже станет осколками... Осколки стали острыми...
Рин скатился с кровати быстрее, чем мысль приобрела четкую форму в его голове. На этот раз он не медлил, и уже через мгновение химера попалась – Рин схватил ее за шкирку и поднял в воздух. Прием, старый как мир.
– Что ты там бормочешь?!
Химера дернула задней лапой и прижала уши. Она выглядела поникшей тряпочкой, всю картину портила только шерсть, вставшая дыбом вдоль позвоночника. От этого у Рина по спине прошел могильный холод: он прекрасно знал, что все его клинки вместе взятые не пугают это создание настолько сильно. Она боялась не его, дело было в чем-то другом.
– От тебя пахнет опрометчивыми поступками, – химера подняла верхнюю губу и показала белые острые зубки. – И яростью.
– Отвечай на вопрос.
Химера моргнула демонстративно медленно и подняла уши.
– Я говорила только то, что говорила. Тем более – не тебе, так что уймись.
Рин сощурился, вглядываясь в черные глазки-бусинки с отсраненной жестокостью.
– Если не хочешь, чтобы тебя случайно забыли здесь, когда пора будет линять, делай, что я говорю. Все остальное меня раздражает.
Химера, не дослушав его, зашлась икающим, визгливым смехом, да так сильно, что вся затряслась. И не умолкла даже тогда, когда Рин выхватил кинжал, когда создал брызги кислоты на кончиках пальцев, когда, наконец, не разжимая хватки, окунул ее в чашу с водой для умывания.
В конце концов он смирился с этой истерикой и швырнул мокрое, всклокоченное существо обратно в клетку и запер магический замок. Нужно было попробовать снова найти Мири через подвеску, хотя он уже знал, что из этого ничего не выйдет. Что он будет делать дальше, Рин себе даже не представлял.
ххх
Следующие сутки Рин провел будто во сне. Он методично, неутомимо перерывал всю Академию в поисках Мири или посланий от нее, которые мог бы прочитать только он. На худой конец, помогли бы признаки борьбы, божественного вмешательства, слухи или другие исчезновения.
Но ничто даже не намекало на разгадку. Мири будто бы просто исчезла, не оставив следов вовсе. Рин знал, что так не бывает, и эта нездоровая ситуация изводила его с каждым часом все сильнее. Разом вернулась паранойя, от которой он с таким трудом избавился после выпуска, недремлющая тревога и иголочки потаенного ужаса, которые покалывали его внутренности каждую секунду, пока он дышал.
Ожил ночной кошмар, о котором Рин почти забыл, вот только в реальности он оказался еще страшнее, чем во сне.
На преподавательском совете после целой ночи бесплодных поисков, последовавшей за таким же бесполезным днем, Рин появился одетый с иголочки, с волосами в идеальном порядке и фирменной снисходительной полуулыбкой – визитной карточкой его семьи.
Профессора и мастера различных искусств собрались в малом зале с колоннами, который уютным амфитеатром расположился в конце учебного крыла на втором этаже.
Удобные кресла были оснащены крошечными столиками, на которых могла бы поместиться только чернильница и записная книжка или, при большом желании, еще кружечка кофе. Между колоннами уже повесили волшебные фонарики – изящное украшение к началу нового учебного года, которое должно было освежить привычную обстановку и усилить ощущение праздника у сотрудников Академии.
Декан Ривз, декан Торрегросса, декан Гимп – новый мастер клинка, тифлинг, который заменил декана Умравиля на факультете воинов, и, конечно, незаменимая директриса Мерлин расположились за общим столом на небольшом возвышении перед залом. Как обычно оставшийся неназванным декан Мебиус, не снимая капюшона, удобно устроился в первом ряду у самой колонны, будто ему была ненавистна сама идея того, чтобы находиться на открытом пространстве. Остальные сели так, как им было удобно, отдавая предпочтение средним рядам.
Здесь был и Риберто, который с комфортом уселся по центру самого последнего ряда и закинул ногу на ногу, будто все собрались здесь ради него. Он-то и помахал Рину, едва завидев его в дверях и теперь подзывая к себе, но Рин отделался от него вежливым кивком и не самым вежливым закатыванием глаз.
Еще всяких ядовитых убийц тут не хватало, когда он так занят.
Риберто демонстративно сложил руки на груди и покачал головой, провожая Рина немигающим даже по драконьим меркам взглядом.
Рин поднимался по ступеням, здороваясь как с хорошо известными ему преподавателями, так и с новыми лицами и ощущая на себе чуть ли не все внимание в зале. Конечно, на него сложно было не смотреть! Хотя Рин как-то больше привык к тому, что обычно все вот так смотрят на Сиэса, пока сам он отсиживается в тени...
Ривз наверняка отметила, что он появился без Миримэ. Интересно, насколько ее отсутствие заметно на кафедре?.. Пока никто Мири, вроде бы, не искал.
Дождавшись, пока Рин так быстро отойдет от аспирантки-изобретательницы, что это будет больше похоже на отшатывание, Риберто Шаэр снова кивнул на свободное кресло рядом с собой.
Рин прикинул, что пусть компанией Риберто он и сыт по горло, но тот по крайней мере не пялится на его задницу, и все же принял предложение о соседстве. Тем более он уже поднялся почти до конца лестницы и за это время собрал на себе так много взглядов, что поворачивать обратно будет слишком глупо.
– Добро пожаловать, коллега, – хмыкнул Риберто, лишь немного понижая голос.
Рин ничего ему на это не ответил.
Директриса Мерлин кашлянула, призывая всех начать совет, и одним движением погасила основной свет в зале. Остались лишь висящие между колонн гирлянды магических фонариков и крошечные светлячки над каждым креслом, которые горели так тускло, что не создавали эффекта взгляда со света во тьму, а только уют. На столе для деканов вспыхнули вставленный в канделябры свечи.
– Доброе утро, коллеги, – медовым голосом начала Мерлин без тени улыбки на красивом даже по эльфийским меркам лице, – этот учебный год будет увлекательным для всех нас. Сегодня обсудим, почему, а пока я перейду к кратким итогам летней академической практики...
Рин наклонился в сторону Риберто, будто хотел что-то ему сказать, и когда тот подался ему навстречу, оторвав спину от кресла, просто приставил свой тонкий и незаметный клинок к уязвимому месту в чешуе дракона.
– Дохлый эльф, ты себе не изменяешь, – без тени испуга прошептал Риберто, и в его голосе прозвучало что-то похожее на радость встречи.
– Ты видел Мири в последние двое суток? Отвечай да или нет и не заставляй меня тебе угрожать. Это просто неприлично.
– Нет.
– Ты знаешь, где она?
– Нет.
– Можешь ли ты предположить...
Риберто втянул носом воздух и через несколько мгновений приоткрыл рот, позволяя струйке сладковатого яда просочиться в наружу.
Рин, конечно, мгновенно закашлялся, с передних рядов стали оборачиваться и неодобрительно цыкать.
Даже Мерлин, казалось, сбилась и замешкалась на секунду, прежде чем продолжить, и из-под модно уложенной челки угрожающе глянула на галерку.
Риберто сглотнул, рассеивая свою врожденную магию, и заговорил так, что даже Рин едва мог его слышать:
– Я могу предположить, что тебе наступили на хвост, Феррерс, но у тебя по какой-то причине не получается его отбросить, и ты мечешься, потеряв голову от страха. Иначе как объяснить... все это. Угадал?
Рин вздохнул так тяжело, что с передних рядов на них снова зашикали, а Риберто просто молча похлопал его по плечу.
Этот день обещал быть очень, очень длинным.
Следующий рассвет застал Рина в кабинете декана Торрегроссы, в той его части, которая обычно была скрыта от глаз студентов. На крошечном чайном столике перед Рином стояла подставка для мензурок, часть из которых была пуста, а в оставшихся еще оставалась какая-то подозрительная жидкость, отливающая изумрудным.
– Это х-худший день за последние лет... – Рин постарался щелкнуть пальцами, но у него получилось только со второго раза, и он поморщился от досады, роняя руку на стол, – лет пять, точно.
Вторая его рука была перевязана в двух местах, и на повязке еще проступала кровь.
Напротив же сидел, подперев голову сразу двумя кулаками, Риберто Шаэр. По его заверению, как эксперта по ядам, жидкость в мензурках таковым не являлась, а была всего лишь абсентом с капелькой магии, которая и поглотила зеленый цвет почти полностью. Но Рин никакой магии не чувствовал – только притупленную алкоголем боль, и ничего волшебного в ней не было.
– Тебе ли не знать, что никто не исчезает просто так, – пожал плечами точно такой же пьяный, но куда менее потерянный Риберто. – Чудес не бывает.
– Мэ на них способна.
Риберто фыркнул, вспоминая девочку, заливающуюся слезами над полумертвым телом Рина, но продолжающую за него бороться. Пожалуй, что и способна. При некоторых обстоятельствах.
Вслух же он сказал совершенно другое:
– Ты наверняка уже понял, в чем там дело. Просто не хочешь это признавать.
– Я понятия не имею.
– Ну да. Или тебе не нравится ответ.
Рин зажмурился, не желая слышать ни этих слов, ни почему-то вдруг всплывшего в голове шепота мстительной богини. "Я услышала тебя, Анариэн", – сказала Ви'Вайера прежде, чем уйти. Не с такими словами боги сдаются... если они вообще сдаются. Еще по Схотху Рин знал, что у большинства из них, даже у самых добрых, паршивый характер.
– Я его тебе не скажу.
– Ну разумеется, – Риберто ухмыльнулся, – мне он и не нужен. Потом замучаемся с этим разбираться...
Рин совершенно неуместно хрипло хохотнул, прекрасно понимая, о каких разборках бывший одногруппник говорит. Их обоих одинаково хорошо учили убивать. Как и хранить секреты.
Но Риберто удалось его удивить.
– Знаешь, дохлый эльф, я бы посоветовал тебе кое-что, если бы был твоим другом, – драконорожденный и вполовину не так ловко, как должен был, вытащил из подставки мензурку, в которой еще осталось мутноватое пойло, и опрокинул ее себе в пасть, прежде чем продолжить. – Твой предмет начинается у студентов без малого через месяц. Попробуй найти в себе что-нибудь новенькое. Прежде ты этого не делал.
– Что... что ты хочешь сказать?
Риберто неопределенно качнул головой.
– Когда ты в первый раз явился на занятие, богатенький сынок лорда с семейной драмой и задранным носом... Весь в золоте, которое так блестело, что глазам было больно... Я подумал, что тебя вообще ничего не возьмет. Ни сталь, ни яд, ни гравитация, если сбросить тебя с самой высокой башни.
Драконорожденный замолчал, а Рин уставился на него широко распахнутыми глазами, даже трезвея от изумления.
– Серьезно?
Риберто, увидев его лицо, захохотал.
– Да, – отсмеявшись, кивнул он, – именно так. Потому что ты был спокоен, как будто твой мстительный телохранитель стоит за твоей спиной. Я на какое-то мгновение даже допустил эту возможность...
– А потом первым вогнал мне в бок кинжал.
– Да, и ты не удивился и не закричал, а показал мне средний палец. Это было довольно смело для второкурсника, еще и выросшего среди аристократов.
Прежде чем сесть и приняться вести задушевные беседы под градусом, они с драконом, разумеется, снова подрались. Теперь, заслушавшись, Рин дернул плечом и задел свежую рану на руке, от чего поморщился с отвращением.
– И что дальше? Как это связано с тем, чем я должен заняться?
– Сколько я тебя помню, ты был занят или вашими с Миримэ делами, или учебой, или попытками не сдохнуть, – Риберто с готовностью вернулся в сюжет, будто и не вспоминал с мечтательным выражением лица, как метал в Рина кинжалы. – Или всем этим одновременно, но никогда – самим собой.
– У меня отличные отношения, которым больше лет, чем тебе, высокооплачиваемая работа и домашнее животное. Ты драматизируешь.
Риберто фыркнул.
– Ты не думал, что она от тебя просто сбежала?.. Не смотри на меня так, я шучу! Да и мне, в общем-то, плевать. Я не твой друг, чтобы давать тебе советы, как жить дальше. Забудь.
Рин смахнул со стола оставшиеся мензурки и с громким стоном отчаяния уронил голову на руки. Из-за проклятого пойла все кружилось, и в этом калейдоскопе из издевающихся зеленых драконов, чайных столиков, шкафов с книгами и разноцветных колбочек было твердо различимо лишь одно – пугающая пустота там, где должно было быть его сердце.
ххх
Через час, когда солнце уже полностью поднялось над горизонтом, и небо перестало быть таким кроваво-красным, Рин был в полях. Пока в голове не прояснилось, вел лошадь под уздцы, но вскоре собирался сесть в седло – времени у него было мало, а желания жалеть себя – и того меньше.
Слова Риберто до сих пор крутились в раскалывающейся голове и даже не казались полным бредом, но они были далекими и как будто не про него. Как можно думать о чем-то другом, когда Миримэ исчезла? Весь мир терял смысл.
Дорога огибала холмы по дуге, и Рин свернул с нее, чтобы пойти напрямик.
Он шел к хорошо знакомой ему Башне, сам толком не зная, на что надеется. На чудо? С ним не было Риберто, чтобы сказать, что чудес не бывает.
По пути к башне искажалось пространство, но в этот раз Рин впервые не блуждал много часов в тумане и не брел сквозь поля. Просто в какой-то момент обернулся, увидел скрывающиеся за холмами какие-то оставшиеся позади деревья, а когда повернул голову, башня уже ждала его посреди будто застывшего во времени поля. Того самого, на котором Рин однажды умер.
Башня вырастала к небу все такой же уродливой громадиной из потемневшего от времени камня, и ее бойницы по-прежнему были слепы, а двери закрыты.
Оставив послушную лошадь у последнего невысокого деревца, Рин в одиночку шагнул в море волнующейся на ветру травы. Стояла такая тишина, что хотелось зажать уши руками. Воздух полнился силой, магией, сочащейся из этого места, настолько древнего, что даже сама Ви'Вайера над ним не властна. Рин чувствовал это каждой клеточкой своего тела, но продолжал идти.
На ощупь каменные стены башни были холодными, словно лед, хотя день обещал быть теплым. Рин постоял у дверей несколько минут, силясь уловить из-за них хоть единый шепот или просто звук. Ничего.
– Мэ? – позвал он. – Мэ! Пойдем домой!
Ничего.
Грубой силе двери тоже не поддались, словно Башня, наученная горьким опытом, больше не собиралась впускать в нее наглецов. Она была точно такой же, как та, которая мучила Мири в ее кошмарах, но в то же время совсем другая. Эта непохожесть сбивала с толку, смущала.
Они перестали бояться Башню Намерения давно, тогда же, когда смирились с ее присутствием в их жизнях, и раньше она была необходимым злом. Теперь же... Рин не знал, что и думать.
Сделал круг, обогнув башню по часовой стрелке и ни на миг не отрывая руки от стены. По-прежнему ничего.
Рин задумался. Пора было или что-то предпринимать, или возвращаться.
И он не придумал ничего лучше, как вытащить кинжал и резануть им по ладони, а дождавшись, когда выступит кровь, размазать ее по древним камням.
– Эй! Я – вкус твоего поражения, и я вернулся, чтобы получить свою волшебницу назад.
Что-то дрогнуло в глубине башни – Рину точно не показалось. Задрожал сам воздух, магия пришла в движение, и на мгновение он ослеп, оглох и потерял себя в пространстве. Забыл, кто он, зачем пришел сюда и что должен будет уйти. Было одновременно очень холодно и очень жарко, очень спокойно и очень страшно, а еще – хотелось кричать.
Какая-то страшная древняя сила поднялась из глубины веков и отбросила его прочь, в траву, а потом все смолкло так же внезапно, как и началось.
И когда Рин поднял голову, он понял, что краткий миг безумия прошел, а башня исчезла. В голове прояснилось, как никогда, и в этой новой, не гибельно-пустой, а самой обыкновенной мирной тишине он с пугающей ясностью осознал, что стоит на пороге новой эпохи – времени ярости, героев и штормов.