Глава 4
Миримэ будто ждала этих слов.
К идее бросить все и исчезнуть из этого города она отнеслась как к празднику: давно пора было сменить облачение светлой магессы на что-нибудь более приятное. Сбежать от жизни с резким светом и непроглядной тенью, которые не подходили им обоим, было здорово, но и Рин, и Мири навсегда запомнили это опьяняющее чувство от того, что в трущобах и за запертыми дверями гильдии, там, где ничего не значат твои титулы и прошлое, однажды можно спрятаться так, что тебя никто никогда не найдет.
Вещи они собрали быстро, а сверху на тюки пристроили клетку с отчаянно, но как-то неискренне сопротивляющейся химерой.
– Капитана я знаю, он славный, – пыхтел Рин, стаскивая сразу две сумки по лестнице вниз в теплом свете магических факелов, – если поторопимся, успеем к нему на борт, а уж до дома он нас домчит за ночь. Там у него какой-то тифлинг отвечает за магическую навигацию, ускоряет то ли течения, то ли ветер...
– Опять будешь платить натурой?
– В тот раз сам начал мне подмигивать! А я только поддержал иллюзию, в которую ему хотелось верить.
Мири хихикнула и спрыгнула с крыльца гильдии. Оборачиваться не стала – эта страница ее жизни, как и многие другие, уже перевернулась, и ни секунды из своего будущего Мири не желала тратить на то, что ей уже не вернуть.
А вот Рин обернулся, вполоборота глянул через плечо, будто подгоняя Миримэ.
– За нами никого, – тихо объявил он. – Пусть теперь гадают, куда делать светлейшая магесса, все равно не найдут.
– Не будут искать, – отмахнулась светлейшая магесса.
– Ну и пошли они! – визгливо крикнула химера, которая, оказывается, подслушивала весь разговор.
– Не думал, что однажды это скажу, но она права. Да пошли они.
Мири расхохоталась, ныряя в ночную темноту с головой.
Они и впрямь добрались вдвое быстрее обычного, и встретили первые рассветные лучи уже на острове Феррерс. Не сговариваясь, натянули капюшоны еще перед тем, как сойти с трапа – по старой привычке не хотелось быть узнанными, просто на всякий случай. И, взявшись за руки, вошли в город, держа спины ровно и не давая эмоциям захватить контроль.
Когда Рин и Мири проходили через квартал мастеров оружейных дел, обоим больше всего на свете хотелось все бросить и зайти в богатую, расцветшую за последние годы лавку Баттьяни-Пальфи. Как хорошо было бы забыться у камина в гостиной за травяным чаем госпожи Амариэль или слушать какой-нибудь глупый спор между Ольвэ и Оромэ!.. Как хотелось бы подняться в комнаты на мансардном этаже и рухнуть на постель, или вылезти на крышу и валяться на согретой солнцем черепице, дотягиваться до разросшейся яблони и срывать теплые душистые яблоки, любоваться небом и не видеть ненавистные крепостные стены...
Но сейчас было не время, и Оромэ потом, когда обо всем узнает, то поймет, конечно. Как понимал тысячу раз до этого, когда Рин исчезал по ночам, а наутро возвращался весь в своей и чужой крови, порой трезвый, порой пьяный, но каждый раз – вымотанный и еще чуть более запертый в собственной голове, чем раньше. Оромэ всегда понимал.
Тайный проход в замок Рин смог отыскать за смехотворную четверть часа. И они прокрались по лестницам и коридорам, по которым тренировались пробираться годами: пьяными, трезвыми, торжествующими и разбитыми. Лишь на этаже с личными покоями, где комната наследника дома Феррерс граничила с комнатой младшего брата, Рин остановился и весь обратился в слух.
– Я думаю, нам нужно... – начал было он, как вдруг дверь распахнулась, и на пороге появился Сиэс собственной персоной.
Он, вопреки обыкновению, выглядел помятым и несчастным, и в первое мгновение просто уставился на Рина и Мири серо-голубыми глазами, полными тоски. Неудивительно, что он не спал: Мири помнила, как часто окна покоев Сиэса оставались единственным светлым пятном в отошедшем ко сну замке Феррерс, и как там было спокойно и легко.
– Как ты? – выпалил Рин, сам себе удивляясь. Они никогда так не спрашивали друг у друга. Они вообще никогда так не говорили.
Сиэс отлип от дверного косяка и порывисто обнял сначала Рина, а потом Мири. От него пахло вином и болью, а еще – его обычным парфюмом. Значит, с вечера он не менял рубашку, и от этого понимания у Мири почему-то заныло в груди.
– Я почему-то знал, что вы прибудете скоро, – сказал Сиэс вместо ответа, – и я рад, что вы здесь. Но тебе, – он схватил Рина за плечо, что тоже казалось чужеродным, непривычным жестом в этой семье, – сначала нужно зайти к отцу.
– Разве он меня ждет? – беспечно пожал плечами Рин, стряхивая руку брата и старательно скрывая новую волну тревогу, поднявшуюся откуда-то из недр его сердца.
– Лорд Феррерс должен увидеть тебя первым, – Сиэс перешел на шелестящий шепот, – иди к нему немедленно и хотя бы ради меня сделай вид, что все идет своим чередом.
– Я понял тебя, братец. Присмотри за Мири, пока я не вернусь. И за... э, ну, за крысой.
Сиэс молча отступил в сторону, приглашающим жестом распахивая дверь своей спальни.
– Иди же.
Мири невольно бросила взгляд через порог, туда, где свежий предрассветный ветер развевал прозрачные занавески, ворвавшись в комнату. Там поблескивала в розовом свете утра хрустальная люстра, а на постели белели мятые шелковые простыни. Единственная свеча все еще горела в роскошном канделябре, рассчитанном минимум на десяток свечей, и комната, где раньше смеялись и веселились до утра, теперь замерла в тревожном ожидании.
И когда она повернулась обратно, Рина в коридоре уже не было. Только одиноко стояла на алом ковре клетка с химерой, задремавшей еще на борту корабля под действием собранных Рином трав.
– Чувствуй себя как дома, Миримэ, – грустно улыбнулся Сиэс.
Мири подхватила клетку и вошла, зная, как сильно это ему сейчас нужно.
И они, несмотря на ранний час, открыли новую бутылку вина, впервые с тех пор, как Мири стала студенткой Академии Золотого Дракона: куратор Сиэс Феррерс был не из тех, кто станет пить с вверенной ему подопечной, но наследник рода Феррерс в минуту отчаяния вполне мог выпить немного с лучшей подругой своего брата.
Вино было легким и полным аромата цветов, будто весенним полднем вобрало в себя солнечный свет. Они разговаривали, минуя неловкость, обо всем и ни о чем, и оказалось, что им легче находить общий язык, чем когда-либо раньше.
Сиэс внимательно слушал ответы Миримэ, наклонив голову к плечу и узнавая в ней новые черты, которых не было раньше. Холодный выговор чистокровных эльфов, по-звериному плавные движения, порой – изящная, нарочитая небрежность, обусловленная тем, что любой поставленный мимо столика бокал она все равно успеет поймать, любые полутона все равно рассмотрит даже в темноте, а бессонную ночь легко компенсирует несколькими часами легкой дремы. И в то же время в ней поселилось что-то... будто бы темная мрачная тайна.
И глаза Сиэса постепенно наполнялись блеском алчности, но не той, что означает жажду несметного богатства. Эта алчность была другого рода – страстным желанием остановить чужую смерть, перекроить то, что было суждено, исправить все и сделать реальностью невозможное.
– Ты ведь уже не та Миримэ, что я знал раньше, – Сиэс не спрашивал, потому что знал это наверняка.
– Ты тоже не тот Сиэс, кого я знала раньше, – в тон ему ответила Мири.
Они обменялись понимающими улыбками и чокнулись бокалами из граненого хрусталя.
Мири понимала, что от его взгляда ничего не укрылось. И даже колебалась мгновение, видя, сколько боли плещется у Сиэса в глазах. Он был так похож на Рина, и это разбивало Мири сердце, но она справилась с этим жалким, детским порывом и сложила руки на груди. Ухмыльнулась, качая головой.
– Это черная беспросветная бездна, и она просто не для тебя, вот и все.
Сиэс вздохнул и долго-долго всматривался ей в лицо, забыв и про бокал с вином в руке, и про то, что по правилам вежливости нужно что-нибудь на это ответить.
Солнце поднялось над морем и начало новый круг. Через час, не более того, вернулся Рин, целый и невредимый, разве что чуть-чуть более раздраженный, как всегда бывало после встреч с отцом.
– Все в порядке, – бросил он с порога, на ходу стаскивая с себя плащ, крепление для миниатюрного арбалета, наручи и многочисленные ремни с ножнами. – Он хотел удостовериться, что я не натворил дел, только и всего.
Сиэс поморщился, потому что точно знал, что брату пришлось вытерпеть за этот час.
– И ты не натворил? – совсем по-феррерски вздернула бровь Мири.
Рин фыркнул.
– А то ты не знаешь! Но тут вопрос формулировки... и отцовской фантазии.
Они рассмеялись, пусть и немного напряжно, но оба краем глаза следили за реакцией Сиэса. Он держался недостаточно хорошо, будто внутри что-то надламывалось и надламывалось каждую секунду.
Рин резко оборвал смех. И, видя, что творится с братом, стал заставлять его умыться ледяной водой и сменить рубашку, а потом, добившись этого, цепко подхватил под локоть и увел куда-то в одному ему известном направлении.
Мири не смотрела им вслед, только прислушивалась к неровным шагам, приглушенными мягкими коврами. И, когда воцарилась полная тишина, она с задумчивым видом медленно вытянула прямо из воздуха сверкающую колоду карт.
ххх
Утренний сверкающий и ослепительный рассвет сменился тихим и блеклым утром, которое постепенно перетекло в равнодушный серый день.
Мири досидела над волшебными картами почти до самого конца второго завтрака. Но наконец голод взял верх, и она одним движением смахнула всю колоду со стола. Карты рассыпались серебристыми искрами, Мири вздохнула.
– Интересно, все ли по-прежнему в книжном королевстве? – спросила она у своего отражения в гранях давно опустевшего бокала.
И, прикинув, как далеко может быть сейчас Рин, она выскользнула в коридор.
Там не было слышно ни звука, словно замок Феррерс затаился, подкарауливая нарушительницу его спокойствия. Но Мири знала, что это иллюзия – здесь она никому не нужна.
По мягким коврам и холодным мраморным лестницам, которым не было числа, через роскошные залы и крошечные потайные комнатки, чье убранство было дороже всего квартала, где стоял дом не родителей, Мири пробиралась в библиотеку. Собрание книг семьи Феррерс полностью занимало одну из замковых башен и никак не охранялось снаружи, но горе было тому, кто принимал его за легкую добычу.
Дверь была приоткрыта, из библиотеки лился мягкий свет. И Мири вошла, уже зная, что ее встречают.
Она медленно проходила между книжных шкафов, выросших здесь целым лабиринтом, и чувствовала повсюду тонкие, изящно сплетенные нити магии. Обманчиво-нежные, они опутывали книги, свитки, пол и уходили куда-то под потолок, в сумрак. Как бы они ни переливались и ни расползались в стороны, они не выдавали своего источника. Поэтому, когда Мири за плечо тронули прохладные пальцы, она вздрогнула всем телом.
– Фаэлитин!
В проходе стояла миниатюрная эльфийка, а рядом с ней в воздухе висела внушительная стопка книг.
Мири помнила ее в лучшие и худшие времена у них обеих, и пусть они всегда держали дистанцию, а их магия отличалась по своей природе, Миримэ как будто чувствовала, что Фаэлитин в тайне немного, но все же на ее стороне.
– Как хорошо, что ты заглянула ко мне, – она улыбнулась Мири так, будто это была ее собственная библиотека. – Добро пожаловать домой, светлейшая магесса Миримэ.
И здесь стоило бы по-настоящему испугаться, но Мири вдруг почувствовала... облегчение? Словно сквозь свинцовые тучи продралось рассветное солнце.
– Я ненавижу магические гильдии! О, ты бы только знала, как было страшно!..
Фаэлитин понимающе, мягко кивнула и молча указала рукой куда-то вглубь библиотеки.
Мири помнила, что там у окна стояли вокруг стола тяжелые кресла с резными завитками, и проще было сесть на пол или на стол, чем на заваленное бумагами и раскрытыми книгами кресло. Все и сейчас было так, словно многие годы пронеслись здесь за одно мгновение, не оставив следа.
– Рин зайдет, когда освободится, – зачем-то сказал Мири, поудобнее устраиваясь на подоконнике между чашей со стеклянными шариками и стопкой книг на драконьем. – Он куда-то утащил Сиэса пару часов назад.
Фаэлитин заправила волосы за уши и подмигнула ей.
– Будем считать, что это добрый знак. Как раньше, да?
И это было так ласково и так обезоруживающе, так желанно и так невероятно, что Миримэ согласилась.
Снаружи начал накрапывать дождь, и отсюда было видно море, чуть затянутое туманом и мирно дремлющее под мелкой занудной моросью. Фаэлитин зажгла свечи в раскидистых подсвечниках, откуда-то достала сыр и хлеб, еще теплый после печи, и, таинственной улыбнувшись, вытащила из-под стола пакет, из которого исходил ни с чем не сравнимый запах – так пахли свежие булочки с крупным сахаром на румяных боках.