16 Глава
-Кэтрин! –позвал кто-то девушку. Она была сейчас в своей комнате и размышляла как поменялась ее жизнь за этот месяц, который она провела под водой в роли серены. В общем- то вся ее жизнь катилась по замкнутому кругу. Она вставала, если собственный организм позволял ей заснуть ночью, еще до того момента, как поднималось солнце. Потом целый день скиталась по морю, в поисках уединения и тишины. А затем возвращалась в свою комнату на лайнере.
-Да?
-Нас зовёт Фрида. – И верно...месяц прошёл.
-Сейчас...сейчас. – девушка поднялась с кровати и, заплетя струящиеся волосы в косу, выплыла из комнаты. Плавать без определенной цели доставляло ей необыкновенное удовольствие. Ей нравилось, как ее тело соприкасается с водой, нравилось, как плавник шевелился, при малейшем ее движении. Ей нравилось, когда она в процессе бесцельного скитания расплетала волосы и они приятно окутывали ее на секунду до того момента, как аккуратным ореолом распределится вокруг ее головы. Все эти вещи дарили ей малую толику удовольствия, но соединяясь воображали собой истинное наслаждение. Она выплыла из комнаты и направилась по уже заученной за месяц тропе к дому старой серены. Они наведывали ее сейчас впервые, но все тропы в море вели через ее дом, поэтому не стоило большого труда найти жилище женщины. Они откинули водоросли, которые закрывали проход в пещеру, и без особого труда проплыли дальше.
-Фрида, -произнесла одна из приплывших девушек.
-Вы можете присесть на эти небольшие камни. Прошу простить все эти неудобства. Я не часто пользуюсь своим жилищем, - женщина произносила это не спеша, размеренно, оставаясь в тени. В пещере было тихо, хотя здесь было много девушек. Само это место было предназначено для того, чтобы здесь было тихо. Казалось, что если все и заговорят, то только шепотом, чтобы сделать разговор мягче, для того, чтобы звуки скорее пропадали и оставляли после себя томную тишину. – Я обещала вам рассказать легенду появления серен. Нашу историю и все то, что мы создавали годами. Я начну, пожалуй, с самого начала истории. С того самого момента, когда я была еще обычной девушкой, живущей в Голландии. «В то время шла уже на спад тюльпанная лихорадка, разразившаяся в стране и люди с накопленными богатствами, спешили скорее покинуть страну. Они собирали драгоценные луковицы и продавали их за огромные деньги где-то в приграничных районах. Мой отец был одним из министров, но красоту он не понимал и не принимал ни в чем кроме как в золотых слитках и женщинах. Поэтому после лихорадки у него появилось несколько увесистых сундуков с золотыми слитками, одна луковица, которую он отдал матери, и пару дешевых портовых шлюх, замаскированных под его прислугу. Мы с матерью и двумя братьями, которые в общем-то недалеко ушли от отца, предпочитали не замечать очевидного и закрывать глаза на все выходки избалованного самим собой старика. Отец, который имел привычку не то чтобы губительную, но и не слишком полезную, следовать стадному инстинкту, решил, что, как и все уважающие люди, он покинет эту страну, чтобы успеть обогатиться еще больше до своей смерти. Однако, как и всегда, смерть пришла к нему очень неожиданно и крайне не вовремя. Моя мать, как женщина практичная и теперь уже по счастливому случаю свободная, была совершенно не огорчена, когда нашла его намертво спящим в супружеском ложе с одной из домработниц. Она собрала свое счастье в кулак, чтобы оно зазря не расплескалось и, написав на листках договор, дала подписать его всем «работницам». В следствии чего те обязаны были служить нашему дому за совершенно скудную плату, ограничивающуюся разве что одной монетой в месяц. Все имущество отца перешло матери, как супруге. Завещание он не составил по двум простым причинам: он никогда не думал о смерти и считал это глупым занятием, ну не мог же он подумать, что кончина его окажется не так далеко, и застанет его в таком крайне неприглядном виде, вторая причина была еще более проста. Нотариусы в мире были еще крайне редким явлениям, как и адвокаты, и стоили целое состояние, которого у отца, по его словам, не было. Так моя мать стала хозяйкой всего. Тогда она первым делом привела в порядок семейную усадьбу, оставила старшему брату одно состояние и жену. Прислугу она забрала с собой, чтобы не соблазнять милого Генриха на повторение участи отца. Вторым делом матушка взялась за младшего братца Ульриха, рыжеволосого красавца, но, к сожалению, того еще кутилу. Она нашла ему невесту, тоже известную игровую даму, с которой братец вскоре взялся за ум. Увидев внуков от старшего, а затем и от младшего сына, она решила наконец покинуть Голландию, для того, чтобы больше никогда туда не возвращаться. Надо отметить, что она так хорошо распоряжалась финансами, что вместо десяти оставшихся состояний отца, она получила пятнадцать за пять лет, не включая тех двух, что отдала братьям и еще трех, которые положила на сохранность в банк, из которых позже получила еще пятнадцать. Вместе со мной, надо сказать, что я была ее любимым чадом, именно потому, что меньше всех походила на своего отца, и именно поэтому была самым его нелюбимым ребенком, меня любили скорее за то, что когда-нибудь меня выдадут замуж и получат еще и состояния моего мужа. Так вот, вместе со мной маменька отправилась в Англию. Там, несколько породнившись с королевой и, получив ее великое расположение, она зажила обычной жизнью. Снова положила несколько состояний в разные банки под проценты и снова выручила из них в три раза больше начального капитала. Купила себе усадьбу и, всячески уговаривая меня не соглашаться на предложения мужчин, баловала меня беспощадно. «Любовь любовью, моя милая, но ничто в мире не стоит столько, чтобы до смерти терпеть чье-то присутствие» - говорила она мне, усаживаясь возле камина и расчесывая мои волосы. Позже, когда я подросла мама сказала мне новую мудрость: «Если тебе захотелось ухаживаний, заставь мужчину ухаживать, но не позволяй ему больше скромного поцелуя руки и томных взглядов. Если захотелось страсти, позволь мужчине быть раскованным, но не позволяй ему ухаживаний и взглядов.» «Действуй и получай» так звучал ее девиз, и она получала все, чего хотела. У нее был мужчина для ухаживаний, и даже не один, который и для меня приносил разные занятные вещицы, был мужчина для страсти. Мне такой был не нужен. Я была вполне разумна и довольно скромна. Я однажды спросила ее, не жалко ли ей их и то, что она сказала, стало для меня третьим заветом. «Милая. Ни один мужчина не будет жалеть портовую шлюху, или свою душевную поклонницу. Шлюхе нужны утехи, и деньги- она их получает, а поклоннице хватит одного взгляда в ее сторону. Я поступаю точно также, как и они. Так отчего же мне их жалеть? Каждая из сторон состоит в сделке и каждая этой сделке вполне довольна.». Вскоре из Англии должен был отправляться в Америку лайнер и моя мать купила билет. Я помню, что устроила тогда настоящий скандал, но маменька отказывалась брать меня с собой, заверяя, что она никогда больше не сможет вернуться и что завещание составлено в мою пользу. В конце концов моя недельная забастовка удалась и мать, переписав мое наследство на тех своих внучек, которых я полюбила больше всех, а все остальное оставив все как есть, сдалась. Таким образом, каждая из девочек: Маргарет (Маргарет была младшей дочерью Ульриха и на мой взгляд была менее всех похожа и на отца и на мать, вообще-то она напоминала мне меня в детстве) и Адель ( Она была старшей из детей Генриха и ее воспитанием первые пять лет занималась исключительно я, девочка была сущее чудо и имело мое покровительство, что было очень достойным) получала по десять состояний от матери, она завещала мне двадцать, и по пять от меня, я получила их путем накопления всех своих сбережений, полученных от продажи безделушек подаренных мне, в банке, письма на каждый год вплоть до сорокалетия, и для каждой библиотека романов, собранных огромным трудом томных охов и ахов перед кавалерами. Таким образом отплывая я уже знала, что мои любимые девочки, единственные обеспокоенные моей жизнью, будут обеспечены пятнадцатью состояниями, находящимися в банке, таким образом им полагались и проценты. Мы с мамой отплыли особенно не церемонясь, заглянув только попрощаться с королевой и пожелав ей и ее детям здравия. Лайнер, на котором мы отплывали, был огромен, хотя нас это особенно и не беспокоило. Мы с маменькой пробовали каждый день как последний и радовались каждый день так, как не позволяли ни разу за жизнь отца. Но мы обе знали, чувство приближающейся смерти с каждым днем пробавлялось все больше, что мы никогда не попадем больше на землю. Каждый день мы надевали самые нарядные платья, делали самые странные и прекрасные прически, заводили новые знакомства и, в полной мере этого выражения, жили полной жизнью.
На восьмой день уже всем стало понятно, что мы погибнем. Лайнер встал посреди моря и попросту начал тонуть. Мы с мамой не горевали, а лишь вздохнули с облегчением, когда вспомнили, что все финансовые и моральные дела были отрегулированы. Всем сказали написать письма родным, их отправят почтовыми голубями, и мы с мамой принялись писать. Точнее мама складывала драгоценности в конвертик, а я писала письма. Таким образом на десятый день весь мир знал, что в море тонет или уже потонул корабль. Я, к сожалению, не застала тот момент, когда он утонул, меня связали и сбросили в море. Видимо думая, что так можно отсрочить время своей гибели. Я помню, что падение и удар о воду не доставил мне дискомфорта. Моя душа и тело были подготовлены к смерти еще до того момента, как я ступила на корабль. Но попав в воду я стала барахтаться, пытаться закричать. Когда я очнулась, свободной от воды осталась только верхняя палуба. Я без крика осознала, что вместо ног у меня появился хвост. Я не хваталась за жизнь, но я выжила. Я отправилась на предпоследний ярус и с усердием пыталась отворить дверь. Она открылась с ужасным скрипом, как будто предсмертным криком человека. Комната была заставлена какими-то ящиками, запечатанными смолой. В тот день я открыла все двери на лайнере и везде нашла подобные ящики и выгравированными на них именами получателей. Весь следующий месяц я обеспечивала то, чтобы все родственники получили посылки. И все отправляли благодарственные письма, которые я клала обратно в комнаты. Я запомнила каждого адресата. С особым трепетом я читала письма Маргарет и Адель. Первые письма они отправили отдельно друг от друга из Голландии. Они писали, что их тетя и бабушка совсем спятили, что оставили им столько сбережений, а после письма с крейсера они писали, что нам пора возвращаться поскорее и заканчивать свои шутки. Каждое из четырех писем было пропитано слезами. А потом, потом пришло благодарственное письмо. Одно за двоих. Они писали, что безмерно благодарны, за то, что им была передана эта коробка, потому что для них это очень ценные вещи. Они писали, что на деньги, отправленные вместе с этой посылкой, они обязательно отыщут тела всех и захоронят их. Тогда, сидя на камне и проводя ладонями по измоченному слезами пергаменту, я думала, что это верно, что я завещала им свои деньги. Потому что я не получила ни одного письма ни от братьев, ни от других племянников. «Как жаль, что я воспитала все хорошее, только в этих двух чудных розах» - так я думала. С тех пор серены появляются тогда, когда девушек связывают и выбрасывают в море просто так или, например, из-за глупой шутки, следуя которой женщина в море-беда. Девушек всегда почему-то считают чем-то слабым и серым, как мышка. Только вот не стоит забывать, что женщина -это не вещь, а такой же человек. Человек, благодаря которому вы появились на свет, благодаря которому у вас могут появится дети. Это человек, думающий всегда о своих детях и близких людях и только потом уже о себе. Вот кто такая женщина. Это кустик сирени, который может и погибнет, но оставит после себя сотни тысяч воспоминаний, после которого даже через десять лет будет пахнуть также очаровательно, как и сто лет назад. Все женщины -это цветы.» – шептала Фрида, вставляя за ухо девушкам неизвестные цветы.