7. Последние из нас
— Вот что в этих краях означает «убежала и больше никогда не возвращалась». Это означает «съели».
— Гм, а как насчет «и жили они долго и счастливо»? — несколько неуверенно спросил Дэвид. — Что это означает?
— Съели быстро.
Джон Коннолли, «Книга потерянных вещей»
Токио начала двадцать первого века всплыл в их разговоре как-то неожиданно, когда Макисима, лежа на диване, перечитывал «Моби Дика». Эль валялся рядом на полу, закинув ногу на ногу, и, что неудивительно, не читал ничего, а просто что-то грыз и думал о своем. И вдруг сказал:
— Мне вот интересно, если вложить твою страницу в «Тетрадь смерти» или мою страницу в твой «Психопаспорт»...
Если бы это произнес кто-то другой, Макисима решил бы, что это довольно порочный эвфемизм, но мысли Эля наверняка были чисты, как слезинка ребенка. (Путешествие в вампирский лавбургер ничего особенно в их отношениях не изменило, ни один из них не мучился неловкостью: Эль просто был не в курсе, что тут чего-то можно стыдиться, а Макисима, который считал, что важность секса вообще сильно переоценена, не собирался его просвещать).
— ...кем бы мы там стали? — договорил Эль. — Может, я в «Психопаспорте» стал бы Когами Синьей?
— Ты ни капли не похож на Когами, — честно сказал Макисима. — Ты просто какой-то анти-Когами. Да и из меня Кира не очень.
— Все равно мне интересно своими глазами посмотреть на твой мир. — Эль повернулся на бок и заглянул Макисиме в лицо. — Давай отправимся к тебе.
Макисима с раздражением сказал:
— Слушай, это тебе не погостить в замке графа фон Вайсхаара. Ты хоть представляешь, какой у тебя коэффициент преступности?
Ему самому тут же стало интересно — и правда, какой?.. Эль не раз успел продемонстрировать восхитительную, достойную испанской инквизиции неразборчивость в методах. Конечно, он всегда был уверен, что действует в интересах справедливости, но ведь почти любой маньяк скажет то же самое. И служить полиции в качестве карателя он был бы согласен лишь до той минуты, как суть приказа разойдется с его собственными причудливыми моральными нормами, то есть... хм, до первого порученного ему задания?..
— Как только ты окажешься в «Психопаспорте», тебя превратят в гору кровавых ошметков, — подвел итог Макисима.
Эль не стал спорить, лишь вздохнул:
— Жаль. Интересно было бы посмотреть, какой станет Земля в будущем.
Вот тогда Макисима и сказал, не подумав:
— Давай лучше отправимся в мир, похожий на твой, мне интересно, как ты жил.
Пора уже бы понять, что любая их идея, даже на первый взгляд здравая, приводила к результатам крайне паршивым. Вот и новая книга не подвела, более того — заняла почетное место в этой череде несчастий.
С точки зрения Макисимы, Токио образца 2015 года очень мало чем отличался от знакомого ему Токио из «Психопаспорта». Лес одинаковых небоскребов, миллионы крошечных огоньков, которые сливались в бесконечное одиночество и безнадегу. Именно таким мир выглядел с высоты трехсот пятидесяти метров.
Последние три месяца он прожил на «Небесной площадке» — нижнем из двух обзорных уровней телебашни Токио Скай Три. Был и второй уровень, ста метрами выше, но там не было вообще ничего кроме огоньков и неодолимого ужаса, а здесь хотя бы имелись кафе и магазины. Единственный работающий лифт, ведущий от основания телебашни к обзорным площадкам, Макисима на первое время после начала эпидемии просто закрепил стопором наверху; какие бы страсти ни творились на нижних этажах, никто — ни люди, ни зомби — не был готов преодолевать пешком столько лестничных маршей. Потом, когда здоровых людей в городе почти не осталось, он убрал стопор, чтобы самому иногда спускаться вниз. Двери лифта он на всякий случай загородил складной ширмой с видом старого Эдо, которая когда-то украшала интерьер башни. Впрочем, даже без этой ширмы зараженные — хоть и постоянно забредали на нижние этажи Скай Три — слишком плохо соображали, чтобы заинтересоваться лифтом.
Началось все совершенно стандартно для таких историй: лаборатория крупной корпорации, занимающейся вооружением; испытания вируса, делающего приматов агрессивными и передающегося буквально через все, хуже лихорадки Эбола; криворукий лаборант, недостаточно тщательно закрывший клетку с подопытными; пара сбежавших обезьян, покусавших нескольких сотрудников лаборатории; обезумевшие сотрудники лаборатории, которые... в общем, через месяц во всем Токио не осталось почти никого, кроме зомби, которые не были живыми мертвецами в буквальном смысле, но выглядели примерно так же и так же жаждали плоти.
Макисиму спасло то, что он, работавший в той же лаборатории, в отличие от остальных сотрудников умел и совершенно не стеснялся пользоваться оружием. Лаборатория находилась недалеко от Скай Три, в тихой старомодной Асакусе, и как только эпидемия начала распространяться и город охватила паника, он, сразу поняв, к чему идет дело, решил, что лучше телебашни убежища не найти. Но главным образом его, разумеется, спасло то, что он был центальным героем этого нехитрого сюжета: хорошенькая бы получилась история, если бы он прямо с порога заразился и умер.
Свою цель он представлял довольно ясно. Он был рядовым лаборантом, а не каким-то гениальным доктором (увы!) и не мог сам создать антизомби-вакцину — но вот центральный компьютер лаборатории мог бы, если бы удалось найти человека, иммунного к инфекции.
Кому в повествовании отведена роль этого волшебного человека с иммунитетом к зомби-вирусу — Макисима тоже, в общем, догадывался.
Дни и ночи он проводил с биноклем у стекол «Небесной площадки» и пытался высмотреть среди мертвецов и зараженных того единственного человека, который был ему нужен.
Вот только ждать пришлось как-то уж очень долго. То есть сначала он выжидал намеренно, понимая, как трудно найти одного человека в 30-миллионном муравейнике, тем более внизу царил такой хаос, что его не спасло бы ни оружие, ни костюм химзащиты. Когда это светопреставление немного поутихло, он начал делать вылазки в обезлюдевший город — царство бессмысленно бродящих по городу безмозглых хищников, навсегда остановившихся автомобилей и опустевших квартир, груд трупов и развешанных повсюду бесполезных знаков «биологическая опасность». Со Скай Три ему были хорошо видны следы присутствия людей — такие, как, например, внезапно проехавшая по улице машина или манипуляции со светом (свет много где продолжал гореть сам по себе, но включение-выключение выдавали присутствие незараженных), и как только он замечал что-нибудь такое, он отправлялся на разведку. Но поиски раз за разом заканчивались ничем. Присоединяться к найденным группкам выживших Макисима не хотел — они были бесполезны, а часто и попросту опасны — и, убедившись, что того, кого он искал, среди них нет, он возвращался обратно в свою tour d'ivoire. Постепенно таких очагов и огоньков жизни становилось все меньше и меньше.
Все это до зубовной боли было похоже на какую-то издевательскую метафору к его одиночеству в «Психопаспорте». «История повторяется дважды: первый раз в виде трагедии, второй — в виде фарса»... Но когда ты не зритель, а герой представления, фарс не кажется особенно смешным.
Он был готов ждать хоть целую вечность, обладай он полной уверенностью в правильности своих рассуждений и действий; но в голову Макисиме начали закрадываться мысли, что он что-то понял не так, что никакого человека, способного предотвратить зомби-апокалипсис, и не существует вовсе, что это история без хэппи-энда — ведь хэппи-энды представляют собой не более чем потворство пошлым вкусам толпы и имеют очень мало отношения к реальной жизни.
По правде говоря, ему было очень, очень не по себе от этих мыслей.
Несколько раз ему приходила в голову мысль застрелиться или выпить снотворное — не трусливая, просто здравая: он ведь не умер бы по-настоящему, просто оказался бы снова в Вавилонской библиотеке; останавливало только то, что Эль точно так же, как и он сам, бродит где-то здесь — бродит один и ему даже надеяться не на что, он ведь не знает про лабораторию и антивирус и что мир еще можно спасти.
В один из вечеров Макисима, без особой надежды в очередной раз всматриваясь в силуэты раскинувшегося под его ногами мертвого города, заметил какие-то странно мигающие огоньки в стороне Токийского залива.
За Радужным мостом, рядом с огромным светящимся в темноте колесом обозрения он разглядел в бинокль здание весьма странной архитектуры, состоящее из решеток и шара посередине — как будто мяч залетел в клетку и застрял — и как раз внутри этого шара и мигал свет.
Три коротких вспышки, три длинных, три коротких — это послание способны расшифровать, вероятно, даже самые далекие от морской романтики люди: сигнал бедствия.
Первым побуждением Макисимы было прямо тут же натянуть костюм химзащиты, взять оружие, залить бензина в одну из машин — теперь любая была к его услугам — и поехать туда, где светом надежды мерцал этот SOS, но все-таки стоило дождаться утра: ночью вылазка в наводненный зомби город могла закончиться плачевно даже для человека в автомобиле.
Это была самая длинная ночь в его жизни.
Здание с мячом в клетке находилось на Одайбе, маленьком искусственном острове в заливе. Он поехал туда сразу, как только рассвело. Но почти вплотную приблизившись к цели, Макисима столкнулся с неожиданным препятствием: въезд на Радужный мост, соединяющий верфь в Сибаура с этим островком, был взорван. Причем так старательно, что через завалы было не пробраться и пешком.
Тогда Макисима нашел поблизости супермаркет, взял пару ракет (за неимением сигнальных — обычных, для фейерверка) и начал запускать с интервалом в пару минут, встав недалеко от берега. Это был отчаянный шаг, Макисима отдавал себе отчет, что ракеты привлекут к нему в первую очередь внимание зомби, а не того, ради кого он устроил это представление. Зараженные в самом деле не заставили себя ждать и тут же повалили к его машине.
Макисима чуть тронул педаль газа — машина стала медленно отъезжать назад. Зомби, хоть и были туповаты, понимали, что внутри машины находится вкусный живой человек, и не отставали.
Он ехал довольно медленно, зомби тащились за ним довольно быстро — ну, для зомби. Потом несколько самых ловких исхитрились запрыгнуть на крышу машины. Макисима решил, что пора с этим заканчивать, и вдавил педаль на полную, но из-за незапланированного груза машина пошла юзом и врезалась в ограждение. Пока он пытался справиться с управлением, зомби облепили машину, как мухи, и начали разбивать стекла. Одной рукой выкручивая руль, второй он достал пистолет и начал стрелять. Патронов было двенадцать, зомби — штук двадцать, но у него был и другой пистолет, главное — как-то ухитриться до него дотянуться...
— Пригнись, пожалуйста, — произнес знакомый голос.
Макисима послушно пригнулся.
Грохнул выстрел дробовика. А за ним еще один. И еще.
Посреди дороги стоял Эль — с дробовиком, без костюма химзащиты или чего-то подобного, и Макисиме даже не надо было видеть на забинтованной выше колена ноге явственный след укуса, не причинившего Элю никакого вреда, — он и так знал, что тот, кто ему нужен, наконец-то найден.
После нескольких секунд безмолвного пожирания друг друга взглядами Эль осуждающе заявил:
— Ты плохо выглядишь.
Макисима с облегчением рассмеялся. Не потому, что Эль сказал что-то такое уж смешное, а потому, что был счастлив. Наверное, впервые за всю свою жизнь Макисима Сёго был так счастлив.
Автор этой книги явно не напрягался с деталями: лаборатория, откуда вырвался вирус, была словно собирательный образ всех на свете лабораторий — светлые стены, хромированные поверхности приборов, холодный свет ламп. На полу кое-где трупы людей и животных, засохшие лужи крови и прочие следы катастрофы. Голос ИИ, контролирующего работу аппаратуры лаборатории, — ровный, бесцветный.
— Все верно. В крови найденного вами человека присутствуют антитела к вирусу, — сообщил он Макисиме.
— Ну вот и славно. Начинай синтез вакцины, — велел Макисима.
Эль был в соседней комнате, лежал в какой-то тубе, похожей на аппарат для МРТ.
— Может быть, вы хотите попрощаться с подопытным? — все тем же равнодушным голосом спросил компьютер.
— Я... а?..
— Когда из мозга будет извлечено достаточное количество ткани, необходимой для исследований, подопытный умрет.
Чего? Эй, мы так не договаривались. Всего час назад Макисима думал, что у него от радости крыша съедет, он не был готов вот так с разбега ухнуть в яму. Он что, так долго ждал и искал, чтобы Эль вот так просто взял и умер? Он же не останется снова тут один?
Макисима ничего лучше не нашел, как глупо спросить:
— Это точно?
— Аболютно. Операция со стопроцентной вероятностью закончится летальным исходом.
Нет, наверное, все нормально и так и должно быть: спасти мир от зомби-апокалипсиса, да еще и чтобы все герои выжили — больно жирно будет. Слащавые неразбавленные хэппи-энды для слабаков, Макисима ведь и сам как раз недавно об этом думал. Большой беды не случится — Эль ведь не умрет, он просто снова вернется в библиотеку, и Макисима тоже.
А если Макисима не вернется?..
— Приступаю к операции, — сообщил компьютер. Макисима услышал, как зажужжала та самая туба, похожая на аппарат для МРТ.
Нет, он, конечно, должен вернуться, ведь с созданием вакцины в этой истории будет поставлена точка... Ведь так?
Он слишком хорошо помнил, каким пустым и страшным был город, полный трупов и зомби, пока Макисима был один. Все эти дни и недели на Токио Скай Три, когда Макисиму поддерживал единственный огонек надежды, который снова и снова обманывал его... Что с ним будет, когда не останется даже этого огонька? Наверное, ему останется только ждать, как высшей милости, когда он свихнется.
— Прекратить операцию, — сказал он.
Он почти услышал, как заскрипели нули и единички в процессоре, переваривая полученную команду. Через секунду компьютер произнес:
— Требуется объяснение.
Макисима только пожал плечами и пошел к дверям операционной.
— Вы ведете себя неадекватно ситуации. Прошу прощения, но мне придется закрыть операционную.
Макисима начал торопливо тыкать в клавиши, набирая команду для разблокировки дверей.
— Если вы будете продолжать вмешиваться в ход операции, — сказал компьютер, — придется...
— Да заткнись ты, — не выдержал Макисима. Он схватил прислоненный к стене дробовик Эля и несколько раз выстрелил в главный системный блок компьютера.
Жужжание аппарата стихло. Свет в помещении замигал и погас.
Через минуту Эль выглянул из операционной и спросил:
— Что случилось?
— Этот компьютер был злым, — уклончиво объяснил Макисима.
Дробовик в его руках слегка дрожал.
— Эй, ты чего? — удивленно спросил Эль. — На тебе лица нет.
Макисима не знал, как объяснить Элю, что произошло. По сюжету надо было оставить Эля в лаборатории, это совершенно точно. Это должна была быть история о спасении мира, а теперь она о чем? О безудержном эгоизме? А главное, дальше-то что? Он плохо представлял, что станет с историей, которая пошла совсем не по тому пути, каким должна — но уж точно ничего хорошего.
Он желал всеми силами оттянуть момент, когда Эль спросит его, что им теперь делать — потому что Макисима понятия не имел, что.
Эль тревожно смотрел на него. Чтобы отвлечь его от разговора про вакцину, Макисима спросил:
— А как ты добрался с Одайбы в город, когда спас меня от зомби? Въезд на мост взорван.
— Я сам его и взорвал, чтобы зараженные не лезли на Одайбу. Но верхняя-то часть моста не пострадала. Добрался на Юрикамомэ, ты как раз удачно подъехал на машине почти к самой станции Симбаси; Юрикамомэ ведь ходит как обычно, зомби слишком плохо соображают, чтобы заходить в вагоны поезда.
— Юрикамомэ?..
Похоже, полнейшее непонимание происходящего на лице Макисимы выглядело забавно, потому что Эль вдруг улыбнулся:
— Понятно, почему тебе было так паршиво в твоем будущем, раз у вас там и Одайбы-то нет...
Как это нет? Макисима что-то знал про Одайбу, хоть и довольно смутно: когда-то там были остатки военных укреплений в заливе, потом — свалка для отдохов стремительно растущего Токио, потом остров влился в город...
— Идем, покажу тебе Одайбу, — предложил Эль.
— ...Это было самое популярное в Токио место отдыха — особенно у семей с детьми, у иностранцев и у парочек, которые ходили на свидания. В поездах линии Юрикамомэ нет машинистов, ими управляет компьютер. Людям казалось, это очень круто: чудеса начинаются еще до того, как попадаешь на остров.
— И ты тут и жил все три месяца?
— Ага. Можешь, кстати, снять костюм химзащиты, тут нет зомби. От тех немногих, что были, я избавился и даже тела убрал.
Макисима снял маску, и ему в лицо тут же ударил порыв ветра с залива. Ветер принес запахи тины и рыбы. Удивительное ощущение: все эти три месяца он видел мир исключительно через костюм или стекла телебашни, «сквозь тусклое стекло, гадательно»...
Они прогулялись по маленькому пляжу Одайбы, потом свернули к зданиям. Весь островок по сути представлял собой один большой торгово-развлекательный центр — музеи, магазины, кинотеатры. Тут было не так уж много зданий, но все они выглядели так же причудливо и псевдофутуристично, как и здание Фудзи ТВ — то самое с шаром и решетками, откуда Эль подавал сигнал бедствия.
— В Мирайкане, Музее будущего, классная выставка роботов — хочешь посмотреть? — сказал Эль. — Почти все до сих пор работает, некоторыми роботами даже можно управлять самому...
Роботы Макисиму не заинтересовали, в его родном мире в них недостатка не было. Тогда Эль потащил его в Международный выставочный центр, где, по его словам, во время начала эпидемии как раз проходил «Комикет».
— Самый большой в мире фестиваль комиксов, игр, додзинси, косплея и всего такого. — После этой ремарки Элю пришлось углубиться в долгие пояснения, которые — вкупе с увиденным на «Комикете» — произвели на Макисиму впечатление... ну, скажем, настолько сложное, что сначала он даже не решился как-то все это прокомментировать.
Его прорвало позже, когда они уже покинули «Комикет» и удалились весьма далеко от Выставочного центра — в парке, где Макисима, совершенно не подготовленный к такому зрелищу, увидел огромную, высотой с десятиэтажный дом, модель боевого робота. Он заявил:
— Я абсолютно уверен, что в моем мире ничего подобного никогда не существовало. Там, наверное, была какая-то другая Одайба.
— Ты что-то имеешь против гандамов? — удивился Эль.
Конкретно против гандамов Макисима ничего не имел. Просто все в Одайбе выглядело абсурдно и было похоже на какую-то метафору эскапизма в наихудшем смысле слова. Он попытался объяснить:
— Я не верю, что было столько людей, которые всерьез увлекались такими странными, нелепыми вещами. Тратили жизнь на рисование фанатских комиксов, шили дурацкие костюмы, ставили крест на учебе и карьере из-за помешательства на выдуманных персонажах... Вот так взять и добровольно отгородиться от мира нормальных людей — это все равно что наложить на себя руки.
— Кто бы говорил, — хмыкнул Эль.
Макисима удивился:
— Тебе, что ли, нравится вся эта чушь?
— А если бы и нравилась, то что?.. — резко спросил Эль, и Макисима вдруг почувствовал неловкость. Но тот отрицательно мотнул головой: — Нет... Сам я никогда не был фанатом аниме. Но, может, в конечном итоге неважно, что нас развлекает: расследования или рисование додзинси про боевых роботов... Это нормально — иметь странности.
Потом Эль предложил пойти в зал игровых автоматов.
— Какой в этом смысл? — удивился Макисима. — Охраны нет, все на свете позволено. Можно просто потрясти автомат и взять все, что захочешь.
— Вот в этом, — наставительным тоном сказал Эль, — уж точно нет никакого смысла. Неужели тебе ни капельки не интересно? Я думаю, если точно рассчитать угол, скорость и силу захвата клешни — а я, конечно, достаточно умен, чтобы это сделать — вытащить игрушку очень легко.
— Да ничего подобного, — сказал Макисима.
Следующий час они соревновались, пытаясь выудить игрушки. В конце концов Макисима победил — ему первым удалось принудить автомат отдать ему какую-то мягкую ушастую тварь. Это было страшно глупо, но чуточку приятно; он гордо вручил трофей Элю. Тот, совсем не выглядевший расстроенным своим проигрышем, сунул игрушку под мышку и стал размышлять вслух:
— Так, куда еще обычно тут ходят?.. Можно было бы сфотографироваться в кабинке пурикура, но это, пожалуй, немного чересчур, мы же не школьницы-гяру. Давай лучше покатаемся на колесе обозрения.
По дороге к огромному колесу обозрения с разноцветными кабинками Макисима увидел еще одно свидетельство того, что проектировщики острова были безнадежно не в своем уме: станцию метро, которая называлась «Токийский телепорт», — но «Комикет» уже достаточно закалил его разум, и он не стал снова поднимать эту тему.
С колеса обозрения открывался фантастически красивый вид на море, Радужный мост, изгибы многоярусных дорожных развязок и токийские небоскребы, освещенные вечерним солнцем (этот странный долгий непонятного жанра день наконец-то клонился к закату).
Глядя на все это, легко было представить, что никакого зомби-апокалипсиса и не было вовсе, что по улицам вдали ходят не чудовища, а улыбчивые красивые люди, а воздухом можно дышать, не боясь заразиться, без всякой маски химзащиты. На самом деле же...
Эль, сидевший напротив него в кабинке, отвлек его от неприятных мыслей, спросив:
— Чего ты такой смурной?
Макисима вздохнул и наконец признался:
— Компьютер в лаборатории... вообще-то с ним все было в порядке. Я просто... испугался, что останусь снова один, и...
— Я догадался. А ты изменился, знаешь, — задумчиво сказал Эль. — С тех пор, как я впервые тебя увидел... Можно подумать, что совсем другой человек.
— Разве? — удивился Макисима.
— Но это только на первый взгляд, — сказал Эль и добавил: — На самом деле ты теперь еще больше ты.
Макисима отчаялся понять его умопостроения и сказал:
— В общем, я не знаю, что теперь делать. Мы не создадим вакцину, не вылечим мир от вируса...
Эль рассмеялся:
— Ты себя вообще со стороны видел? Какой из тебя спаситель мира?
— Тем не менее, это должна быть история про спасение мира. А теперь она непонятно про что. Вместо того, чтобы остановить зомби-апокалипсис, мы таскаем из автомата игрушки и катаемся на аттракционах... Это как-то... бессмысленно, ты не находишь?
— Тебе лишь бы во всем был смысл!.. Нашел о чем переживать. Какая разница, что произойдет с историей, мы ведь всегда можем ее покинуть тем или иным способом. Ты ведь знаешь, мы — это наши персонажи, но и не только они. Хоть мы и часть этой истории, мы больше, чем она.
Слова Эля почему-то поразили Макисиму, хотя, казалось бы, тот не сказал ничего нового. Так бывает, когда долго идешь по темному коридору к свету — знаешь, что окажешься на солнце, но, переступив порог, все равно удивляешься его яркости и теплу. Мы больше, чем история. Чем любая история.
Вот тут-то — неожиданно и в то же время в каком-то смысле вполне ожидаемо — все и закончилось. Все прошлые разы они перемещались в библиотеку как-то незаметно для себя самих; в этот раз Макисима ясно увидел, как залитый вечерним золотом Токийский залив вокруг них медленно, точно неохотно поблек и размылся.
Вместо кабинки колеса обозрения они сидели в одной из полутемных комнат Вавилонской библиотеки, на полу, в кольце из разбросанных по ковру книг — как в ведьмином круге.