2. Шрамы
Разве мы не рассказываем нашу жизнь — не рассказываем ее по-настоящему — только одному человеку?
Ханья Янагихара, «Маленькая жизнь»
Думал он недели полторы. За это время он успел выпить чаю с Мориарти, «разбитным malltshipaltshikom» Алексом, котом-роботом Дораэмоном и капитаном Немо. При повторном доставании из книги персонажи успевали забыть предыдущую встречу с ним и, что хуже всего, даже в мелочах вели себя точно так же, как в первый раз — Макисима словно смотрел закольцованный видеоролик. По сути любимые персонажи не стали хуже при близком знакомстве, но он отчасти понял, почему Эль предпочитает ни с кем не встречаться больше одного раза.
Еще он прочитал книгу, которую дал ему Эль: «Тетрадь смерти». Макисима не одобрил вольность в обращении с литературными жанрами (боги смерти, серьезно?..), но, скрепя сердце, вынужден был признать, что противостояние Эля и его закадычного врага — или в их случае уместнее сказать «заклятого друга»? — занимательнее и хитроумнее, чем его выяснение отношений с Когами. То, как ловко Кира притворялся, что ловит сам себя, восхитило его до глубины души. Но в целом Кира как персонаж ему не понравился — все его мысли и действия казались ему какой-то уродливой пародией на то, что Макисима делал сам в той, прежней жизни.
Еще тяжелее ему было признать, что он проникся симпатией к персонажу Эля. Этот герой весь состоял из перегибов и клише: практически всемогущий юнец, способный решить любую логическую задачу, но при этом страшно одинокий и наивный, как котенок или щенок — встретив равного себе, он сразу счел его своим первым в жизни другом. Но это был герой, который просто не мог не внушить симпатию. И, стыдно сказать, концовка истории по-настоящему тронула Макисиму: то, что Эль почти сразу все понял про Лайта, но до самого конца пытался разглядеть в нем человека, а не только самопровозглашенного Бога.
Настоящий Эль от этого не перестал раздражать его меньше: его мятая одежда, воронье гнездо на голове, сутулость (и то, что он вопреки всему этому выглядел как-то гармонично), неустроенность в быту (собак Макисима не выносил, поэтому визиты Нэны в качестве домработницы были сведены к минимуму), причудливые пищевые привычки (как выяснилось, гениальный детектив не желает ни есть, ни готовить ничего кроме кремово-бисквитных подношений своему божественному мозгу) и то, что он вечно задирал нос выше неба.
— Почему ты до их пор не отправил меня обратно? Я же раздражаю тебя не меньше, чем ты меня, — полюбопытствовал однажды Макисима. — Ты же такой умный — давно уже мог бы найти способ выкрасть мою страницу обратно и вернуть меня в книгу.
Эль с обезоруживающей честностью ответил:
— Потому что надеюсь, что ты мне пригодишься. Я пока не хочу тебя возвращать, я же сам тебя выбрал. Твой ум в нашей ситуации можно назвать более практичным, чем мой.
Макисима удивился. Эль, конечно, во многих смыслах был не от мира сего, но его ум вовсе не казался Макисиме непрактичным. Когда Макисима, которому никогда не нравилась идея существования рая, предложил узнать, где они физически находятся, измерив высоту солнца и положение звезд (он даже немного гордился, что ему в голову пришла такая здравая мысль), Эль посмотрел на него очень странно и объяснил, что в первые недели своего пребывания здесь только и делал, что проводил всевозможные измерения; он не только соорудил примитивно выглядящий, но вполне рабочий секстант, но даже пытался измерить ускорение свободного падения, которое (как он сказал) немного отличается на разных параллелях земного шара. Все измерения говорили, что они находятся где-то в привычной земной Японии, примерно на широте Токио. Еще Эль рассказал, что проводил разные опыты, пытаясь понять правила этого странного места — например, убирал продукты из кухонных шкафчиков и наблюдал, как скоро появятся новые (они появлялись в течение нескольких часов, но в каком-нибудь новом месте, всегда незаметно для наблюдателя). Никакой практической пользы наблюдения не принесли: они находились в чертовом волшебном нигде, доверху забитом книжками, и что с этим делать, было непонятно.
Короче говоря, Макисима успел убедиться, что Эль определенно не глупее него самого (этот факт его вообще-то очень тревожил), поэтому комплимент его уму его удивил.
Эль пояснил свою мысль:
— Ты лучше меня приспособлен для этого книжного рая и, может, быстрее придумаешь, как отсюда выбраться. К тому же ты варишь вкусный кофе.
Его честность тоже чертовски раздражала.
— То есть я кажусь тебе полезнее, чем прочие одноразовые книжные друзья? Польщен, — ядовито сказал Макисима. — Может, я даже лучше Нэны?
— Благодаря противопоставленному большому пальцу ты лучше нее способен справиться с некоторыми задачами, — сказал Эль, явно снова собираясь поднять тему выпечки.
Больше всего бесило то, что Эль не поддавался на его провокации: почти ни на что не обижался и не злился. А Макисиме все время хотелось уколоть его побольнее, встряхнуть хорошенько, чтобы хоть немного растормошить этого инопланетянина.
Но вообще-то Макисима и правда был польщен — и был бы рад оправдать доверие Эля, но, как назло, ничего толкового в голову не приходило.
Через пару недель после пробуждения в «сумрачном лесу» Макисима Сёго:
1) кое-как смирился с абсурдной концепцией рая-библиотеки;
2) твердо решил, что, несмотря на все минусы этого места, не хочет обратно в свои пшеничные, то есть гипер-овсовые (что за идиотское слово!) поля под дуло пистолета Когами Синьи;
3) привык общаться с Элем без взаимных шпилек и ругани (иногда они даже проводили время вместе — например, играли, за отсутствием в доме шахмат или чего-то подобного, в «виселицу»);
4) научился варить действительно недурной кофе.
Также у него появилось две идеи, и ни одну из них он не мог уверенно назвать хорошей.
Обе идеи требовалось обсудить с Элем. К счастью, предлог для беседы не нужно было искать специально — Макисима как раз дочитал книжку про богов смерти и их тетрадки.
Когда он пришел к Элю, тот лежал на полу в одной из комнат, подперев голову руками, и читал мангу про Дораэмона — из всех извлеченных Макисимой из книг персонажей он заинтересовался только этим. Безухий кот-робот ему настолько понравился, что он решил приникнуть к оригинальному произведению.
— Вот твоя книга, — сказал Макисима. — Спасибо, что дал прочесть.
— Понравилось? — спросил Эль, не поднимая глаз.
— Не очень, — соврал Макисима.
Эль молча забрал у него книжку и опять уткнулся в свою мангу для детишек детсадовского возраста.
Макисима неловко переступил с ноги на ногу.
— Я... Я увидел, что ты доставал из книги страницу Лайта.
— Да. — По голосу Эля обычно сложно было понять его чувства — об одних и тех же вещах он мог говорить то преувеличенно эмоционально, то совершенно бесстрастно — но Макисиме показалось, что сейчас его тон суше, чем обычно.
— Вы поговорили?
— Да.
— Пожалуйста, расскажи, — не вытерпел Макисима.
— Да нечего рассказывать. Ты же знаешь конец его истории.
— Он выглядел одиноким? Просил прощения? Что ты ему сказал?
— Он выглядел как долбаный психопат, — с непривычной серьезностью сказал Эль. — Ничего я ему не сказал. Знаешь, понял, что сказать мне совершенно нечего. Мне было просто чертовски противно, что я расстался с жизнью из-за собственной... как ты и говорил... инфантильности.
— Ушам своим не верю! Ты, случаем, не заболел? — Макисима хотел, чтобы это прозвучало язвительно, но вышло скорее растерянно. Эль, пропустив подколку мимо ушей, продолжал:
— Он ведь был по-настоящему опасен, а для меня это до самого конца была игра. Я должен был просто убить его, хоть и не успел найти достаточно доказательств его вины: заколоть, застрелить, да как угодно — меня бы, скорее всего, даже не посадили. Но мне так хотелось выиграть честно, что я рискнул жизнью и... Если бы это была игра, я бы проиграл. Но я просто умер, что куда хуже. Не говоря уж о том, что из-за меня погибло множество людей. Я вел себя как ребенок.
Эта внезапная вспышка откровенности тронула Макисиму, и он вдруг испытал непривычное для себя чувство — ему захотелось сказать Элю что-то утешительное.
— Это не твоя вина. Я тут подумал, — сказал он, — что наши истории временами заставляли нас вести себя...
— ...глупо?..
— ...искусственно, если этого требовал сюжет или мораль. Помнишь, услышав впервые про богов смерти, ты сразу безоговорочно поверил в их существование?
— Да, сейчас это кажется мне очень странным, — согласился Эль. — В итоге я, конечно, оказался прав — я ведь всегда прав... — (Макисима почувствовал острое желание закатить глаза), — ...и боги смерти действительно существовали в том, моем мире... Но скорее мне, да и любому человеку, должно было прийти в голову, что «боги смерти» — это какое-то кодовое обозначение или название, например, террористической группировки, правда?..
— Правда. Да чего уж там, я тоже временами поступал не умнее, чем Торин, который выбрасывает ключ от Эребора как фантик от жвачки, — с горечью и отвращением сказал Макисима.
— Кто такой Торин?
— Э-э, неважно. Короче, я просто хотел сказать, что не имеет смысла ругать себя за ошибки, потому что мы были рабами нарратива. Книги, которые заставляли делать нас все эти глупости — это, знаешь, как такая «Сивилла» вселенского масштаба, — пришло в голову Макисиме блестящее сравнение. — Вне своих историй мы стали... жизнеподобнее.
— Вероятно, ты прав. — Эль как будто немного приободрился. — Эту теорию отчасти подтверждает факт, что ты перестал хотеть быть убитым Когами, как только я извлек тебя из твоей истории.
При этих словах Макисима вспомнил, зачем он пришел.
— Так вот... про Лайта... — сказал он очень неуклюже. — Тебе не пришло в голову, что можно... не возвращать его в книгу? Чтобы он остался здесь — с тобой?
— Конечно, пришло. Но я быстро понял, что это худшая идея на свете.
— Понятно, — сказал Макисима и уставился в пол.
Эль вздохнул и отложил «Дораэмона» в сторону. Встал, выпрямился (внезапно оказавшись почти одного роста с Макисимой), устремил на него пронзительный черный взгляд своих глаз-провалов и сказал:
— Ты считаешь, я не вижу, о чем ты думаешь? Я, конечно, не могу запретить тебе вытащить из книги Когами Синью. Но ты сам знаешь, что он не будет рад твоей компании. Во-первых, он никогда не простит тебя после всего, что ты наворотил. Ему, как и тебе, не хватало друга, и ему тоже доставляли удовольствие ваши кошки-мышки. Но он не такой, как ты — ему важно знать, что он делает что-то правильное.
— Не помню, когда ты успел заделаться психологом, — желчно сказал Макисима, в глубине души понимая, что Эль абсолютно прав. — Ну допустим. А во-вторых — что?
— А во-вторых, мне он не нравится, твой Когами, — с обескураживающе наглой откровенностью сообщил Эль. — Он слишком...
— ...рациональный? — подсказал Макисима.
— ...скучный, — вынес безжалостный вердикт Эль.
Макисима разозлился. Еще минуту назад он хотел обсудить с Элем свою вторую идею — он представлял, как они будут думать над ней вместе, как двое умных людей, спокойно взвесят плюсы и минусы. Но теперь он убедился, что с этим раздражающим человеком просто невозможно что-то обсуждать всерьез.
И решил, что не будет спрашивать его мнения.
Самым спокойным тоном, на который он только был способен в этой ситуации, Макисима сказал:
— Кстати, в книге про тетрадь смерти не было одной страницы — твоей.
— Конечно. Я ношу ее с собой, как и ты свою теперь.
— Я хочу прочитать эту сцену, — заявил Макисима.
Это даже не было на сто процентов ложью — он действительно хотел узнать подробности смерти Эля, хотя, конечно, примерно представлял, что произошло; но в данный момент страница была нужна ему вовсе не за этим.
Эль смотрел на него со странным выражением, которого Макисима понять не мог: в его взгляде не было ни подозрения, ни страха, ни вызова.
А потом достал и протянул ему лист с печатным текстом — почти такой же, как тот, что лежал, сложенный вчетверо, в кармане у самого Макисимы, и точно так же заляпанный какой-то едой.
— Ты что, попался на одну и ту же примитивнейшую уловку дважды? — изумился Макисима.
— Я просто доверяю тебе. Не думаю, что ты сделаешь что-то плохое с моей страницей. Да и нет тебе смысла меня убивать — без меня тут станет совсем скучно.
От этих слов Макисима разозлился еще больше.
— Хватит делать вид, что ты все обо мне знаешь, — сказал он, выдернув лист из рук Эля. — Это было очень глупо. Я теперь могу сделать с тобой все, что захочу.
Эль по-вороньи склонил голову к плечу и с интерсом спросил:
— И чего ты хочешь?
Чертов идиот ни капли его не боялся.
— Ты попросил меня что-нибудь придумать — и я придумал. Засунуть твою страницу в чужую книгу. Как тебе идея? — сказал Макисима со злорадством.
— Хм, — сказал Эль. — Можно предположить, что я окажусь в другой истории — и, возможно, даже физически ощущу это как перемещение в другой мир. Очень хорошо. Но прежде чем ставить эксперимент на мне, разумнее было бы сначала...
Он потянулся к Макисиме, чтобы забрать свою страницу, Макисима быстро отступил и отдернул руку вверх.
— Уже жалеешь, что отдал мне ее? — торжествовал он.
Эль нахмурился. Вид у него стал каким-то более собранным, чем обычно, а взгляд — более цепким, и Макисима вспомнил, что, если верить книге про тетрадку бога смерти, этот парень вообще-то недурно дерется. Он не хотел сейчас проверять, кто из них одержит верх в рукопашной схватке, поэтому быстро взял с полки первую попавшуюся книжку — с какими-то эльфами и мечами на обложке.
— Ты же не против фэнтези? Очень милый жанр.
— Не на... — начал Эль, но договорить не успел — Макисима вложил страницы в книгу.
Две страницы, свою и Эля, — вместе.
Сперва он собирался быть наблюдателем в этом эксперименте, но в последний момент вдруг понял, что он, конечно, не может уступить Элю право первым узнать, каково это — выбраться из этой тюрьмы, попасть в чужой мир, в историю, где тебя быть не должно.