7.
Она поворачивает ко мне экран, на главной странице которого выведена броская надпись: "НАЙДИ ЧЕЛОВЕКА. Сервис поиска людей".
— Диктуй имя и возраст, — бросает мне через плечо Люба.
Я мешкаю. Впервые за много лет чувствую себя таким неуверенным.
Что, если она больна или мертва? О маме мне никто не сообщил, так почему о сестре должны были? Прошло много времени с тех пор, как я видел её в последний раз и меня одолевают смутные сомнения. Как она теперь выглядит и что мне ей сказать?
Люба поворачивает ко мне голову в ожидании.
— Ветер Анна Семёновна, сейчас ей должно быть, примерно, семьдесят один, — хрипло отвечаю я.
— Что? Во сколько же она тебя родила? — окидывает меня неверящим взглядом.
— Бурное празднование ухода на пенсию, видимо. Вбивай уже, — наклоняюсь ближе к экрану, пытаясь подавить липкое волнение.
— Ладно, сейчас посмотрим.
Первая попытка не дала результатов, как и последующие три.
— Попробуй вбить город, — предлагаю я.
— Ростов?
— Да.
Я потираю вспотевшие ладони, ожидая очередного провала, но вдруг, среди огромного количества фотографий, узнаю родные глаза.
— Стоп. Верни назад, — я выхватываю мышку из миниатюрной руки и кликаю на нужное фото.
Нашёл.
С экрана на меня смотрит старая женщина. До боли знакомые, голубые глаза выглядят уставшими и безразличными, хоть она и улыбается. Некогда длинные, тёмные волосы, поседели и сострижены по плечи. По моей спине пробегает холодок.
Под фото ссылка, и я перехожу в надежде получить больше информации. Так и происходит. Только это не её личная страница из какой-то социальной сети, а сайт пансионата, в котором она, очевидно, содержится.
Вырвав лист из блокнота Любы, который так кстати лежал возле клавиатуры, я записал адрес и номер.
— Эй, ну и наглость, — тихо произносит она, пристально смотря на меня снизу вверх, обиженно поджав губы.
— Но я же взял пустой лист, — улыбаюсь ей своей фирменной улыбкой, невинно хлопая глазами.
Она пристально смотрит на меня в ожидании, как казалось, извинений, но я только шире улыбаюсь. Через минуту неловкого молчания, она смущенно опускает глаза и прочищает горло.
— Не хочешь выпить?
— Мечтаю.
***
Мы сидим в окружении плюшевых подушек, потягивая вторую бутылку виски, припасённую Дариной. Люба по-свойски закинула на меня свои ноги, весело болтая ими в воздухе. Я прислонился спиной к стене, положив свободную руку на её колено. Комнату освещает лишь небольшой ночник в виде мухомора, и я слушаю её с закрытыми глазами, откинув голову на холодную, гладкую поверхность.
— То есть, завтра ты уже планируешь к ней наведаться?
— Да, а к чему оттягивать момент?
Блестящие, серые глаза смотрят с сочувствием.
— Знаешь, если у тебя не получится до нее достучаться, то ты можешь погостить у нас, пока не решишь уехать, — уже достаточно охмелевшим, хриплым голосом предлагает она.
Мы нехило поднабрались за эти пару часов. Бутылка опустела быстро. Учитывая то, что Люба никак не может прикончить второй стакан, я смею предположить, что остальное выпил я. К чему способность регенерации, если не можешь её контролировать и отключать? Вот и я так думаю.
— Теперь я вижу, как вы с бабушкой похожи. Кто так просто пускает в свой дом незнакомцев? — мой голос звучит как-то отдалённо, и я даже открываю глаза, поворачивая голову к Любе, дабы убедиться, что сказал это вслух.
— Ты упал, как снег на голову, посреди ночи, а моя бабушка очень доверчива, вот и решила тебя приютить. Может, она решила рискнуть попросту из-за одиночества. Я редко бываю дома. Вообще... — она приподнимается и заговорщически манит меня пальцем, чтобы я придвинулся ближе. — ...ты мне кого-то напоминаешь. Может, и ей так показалось. Есть идеи?
— Может, её бывшего? — подмигиваю.
— Ты вообще бываешь серьёзным? — она откидывается назад на подушки, проливая содержимое стакана на футболку. — Твою мать.
Неуклюже перевалившись через край кровати, она встаёт на четвереньки и заливисто смеется.
— Картина маслом. Тебе помочь? — я сажусь прямо, протягивая ей руку.
Она крепко хватается, тяжело поднимаясь на ноги, затем отходит к шкафу.
— Отвернись, — бросает через плечо, поворачиваясь спиной и стягивая футболку. Я не вижу в этом никакого смысла, но всё же отворачиваюсь, разглядывая ночник.
— Почему ты живёшь с бабушкой, где родители?
— Отца я никогда не знала, а мама покончила с собой, когда мне был год, — непринуждённый тон, с которым она это произносит, говорит о том, что данная ситуация никак её не задевает, но я всё же отвечаю:
— Извини.
Дверца шкафа скрипнула, оповещая о том, что уже можно смотреть. На ней короткий, бежевый топ и пижамные, светлые брюки, тугая резинка которых отлично подчеркивает ее узкую талию.
— Ничего, я же была совсем мелкой, и даже не знала их. С бабушкой мне повезло, так что не жалуюсь, — она садится обратно, снова закидывая на меня ноги. — Ну, давай теперь ты. Где бы ты хотел оказаться в случае ядерной атаки? Как думаешь, есть шанс спастись?
— Если я, так или иначе, нахожусь в радиусе поражения, то не вижу смысла. Тогда я бы предпочёл быть в эпицентре событий.
— Что, так легко сдашься?
— Так легко приму свою смерть. Это лучше, чем страдать.
— Смерть — это страшно. Думаешь, попадёшь в рай, если он есть?
Я усмехаюсь.
— В смерти нет ничего страшного, а рай придумали люди, которым необходимо себя чем-то утешать.
— Так почему смерть — это не страшно? Откуда ты знаешь?
Не сказать же ей, что я уже мёртв. Или сказать? Интересно, как бы она отреагировала.
— Предполагаю. Из-за твоей смерти не тебе страдать. Ты просто перестаёшь существовать, а тем, кто остался здесь, — тебя оплакивать. Опасаться стоит смерти родных, не своей.
— Сколько тебе лет?
Неожиданный вопрос застаёт меня врасплох.
— Сем... двадцать один, — неуверенно проговариваю, успев вовремя одёрнуть себя. — А тебе?
— Семнадцать, — многозначительно смотрит из-под полуопущенных ресниц, отпивая из стакана.
— Твоя бабушка неплохо сохранилась, — ухмыляюсь я.
— Она просто рано родила, извращенец, — хихикает Люба, слегка пиная меня ногой.
Дверь в комнату резко распахивается, пропуская внутрь утренние лучи.
— Я смотрю, вы успели подружиться. Ваш бубнёж мне порядком надоел. То, что вы не спали всю ночь, не освободит вас от моих планов на сегодня, — раздражённым голосом произносит Дарина, просовывая голову в дверь. Её сонные глаза смотрят на нас осуждающе, а завитушки на голове топорщатся, как антенны, что заставляет нас тихо посмеиваться.
— Ладно, ба, мы сейчас выйдем, только подожди немного, — невнятно отвечает Люба, пряча лицо за мохнатым пледом, на что бабушка сначала щурится, пытаясь разглядеть нас в темноте, а затем включает свет и переводит взгляд на пустые бутылки около кровати.
— Это что, мой виски?