Хвастун на метле
Макс Файер
Погода в ноябре выдалась отвратительная. Настоящая стужа: ледяной ветер гулял по внутренним дворам, заставляя студентов плотнее закутываться в шарфы и мантии. Утренние туманы окутывали замок густым, молочно-белым покрывалом, трава хрустела под ногами от инея, а озеро начинало медленно затягиваться тонкой коркой льда. В окна всё чаще стучал колкий дождик, а камин в гостиной Гриффиндора пылал особенно ярко, маня теплом и уютом. Коридоры казались холоднее обычного, и даже привидения, казалось, вздрагивали от пронизывающей сырости.
Но к такой погоде я был привычен. Вокруг нашего поместья всегда стелился густой туман — на него были наложены специальные чары, не только отпугивающие маглов (любой неволшебник, попавший в него, тут же вспоминал о каком-то срочном деле и разворачивался), но и скрывающие сам особняк от посторонних глаз. Большой, мрачный, больше похожий на крепость, "дом" всегда вызывал у меня странную дрожь. Я старался не смотреть на него лишний раз. Настоящий жуткий замок — прямо как в одном из тех магловских... как их там... фильмов! Точно. Гермиона рассказывала.
Из-за этих чар, да и по воле дяди, я почти никогда не покидал поместье. Друзей вне семьи у меня не было. Из всех детей я общался разве что с Мелани — двоюродной сестрой, чуть ли не единственной девочкой в окружении. Дядя, мягко говоря, женщин не жалует... Что одновременно и проклятие, и счастье для Мел. Но, по крайней мере, у неё голова пока на месте — в отличие от других, помешанных на "чистоте крови" родственников.
Они все, разумеется, учатся на Слизерине. И не упускают случая метнуть в мою сторону ядовитый взгляд. Я знаю, что они меня недолюбливают, шепчутся за спиной, называют предателем. Но не только из-за Гриффиндора. Есть и другая "замечательная" причина. Как будто я сам об этом просил…
Но теперь я далеко от дяди. Здесь он меня не достанет. Не запугает, не заставит сделать что-то против воли. Под носом у Дамблдора Доминик Файер ничего мне не сделает.
Разве что начнёт слать мне в два раза больше громовещателей. Вспомнить хотя бы последние два… "Выродок!" — "Позор семьи!" — "Вернёшься — выбью из тебя эту дурь!" и другие... не самые печатные выражения. Хорошо ещё, что письма приходят в спальню. Видимо, дядя пока не хочет публичных скандалов — нужно ведь поддерживать образ идеальной чистокровной семьи.
Доминик Файер был уважаемым и почти обожаемым человеком среди аристократов-волшебников (о его прошлом помимо семьи, практически никто не знал). Его поместье — излюбленное место для званых вечеров, куда съезжались чистокровные фамилии. Особенно часто — Блэки. Но я не горел желанием общаться со всеми этими высокомерными снобами. Они были идиотами. Настоящими.
Мои родители, хоть и чистокровные, были другими. Добрее. Я до сих пор помню их тёплые взгляды, голоса, прикосновения. Когда они были живы… всё было иначе. Но я старался думать о них как можно реже. Сам не знаю, почему.
С самого детства я летал на метле. Помню, пусть и смутно, как отец учил меня летать — на самой обычной, детской, игрушечной метле. Когда я падал — он подхватывал меня. Когда я смеялся — он смеялся вместе со мной. Когда я плакал — мама приносила мне блинчики, а отец тем времнем успокивал. Это были самые тёплые моменты в моей жизни… Я берегу их. Тихо, молча, никому не рассказывая. Просто ношу внутри.
Сейчас я сидел в Большом зале и уныло ковырял вилкой омлет. Суббота. Долгожданное открытие сезона по квиддичу. Вся школа гудела в предвкушении. Все — кроме меня и других игроков сборной Гриффиндора.
Не то чтобы я дрожал от страха или не спал три ночи. Просто с самого утра внутри поселился странный, тугой узел, который отказывался развязываться. Аппетит куда-то исчез, мир вокруг потускнел, и даже небо (а с ним и потолок зала) издевательски затянулось серыми тучами.
Оливер Вуд — отличный капитан, серьёзный, целеустремлённый... и временами перегибающий палку. На тренировках он выматывал нас до изнеможения, а потом заявил, что участие меня и Гарри в первом матче нужно держать в строжайшем секрете.
— Вы — наш козырь, — быстро говорил он. — Никто не будет этого ожидать. Это собьёт их с толку!
Великолепный план, лучше и не придумаешь... только вот правда всё равно как-то просочилась наружу. И теперь каждый второй, кого я встречал по дороге куда бы то ни было, считал своим долгом подойти и сказать... ну, что-нибудь.
Одни — с наивной добротой: «Ты справишься!», «Удачи, Макс!», «Ты — отличный охотник!».
Другие — со склизким ехидством: «Надеюсь, метла тебя выдержит», «Постарайся не врезаться в в кого-то из игроков через пару секунд после начала игры» или простое «Готовься к позору!»
Особенно преуспевали в этом слизеринцы. С того самого дня, как я попал в Гриффиндор, они смотрели на меня, будто я прокажённый.
Братья — Леонтий, Кассий и Титус — сверлили убийственными взглядами, как будто мысленно обдумывали, в каком участке огороде Хагрида удобнее будет меня закопать. Младшие — Ортус, Лоркан и Каин — громко фыркали, улюлюкали при каждой встрече.
В семье Файер девочек было мало, и в большинстве своём они были не менее безумны, чем мальчики. Кроме Мелани. Та хотя бы умела думать своей головой.
Взять, к примеру, Лилит — с налитыми кровью глазами, маниакальной улыбкой и матерью, отбывающей пожизненное в Азкабане за «небольшие шалости» в эпоху Пожирателей, точно походила на сумасшедшую...
Нас всех воспитывали одинаково. Сурово. Жестоко. Стандартная программа для Файеров. С самого детства — темная магия, чистая кровь, послушание...
Если кто-то ослушался — отправляли в подземелье. Если плохо учился — применяли меры. Не словами. Заклятьями.
В семь лет я впервые испытал на себе Круциатус. Помню, как ноги подкосились. Как я орал. Как молил, чтобы всё прекратилось.
А дядя кричал в ответ: «Слабак! Не можешь вытерпеть? Позорище!»
После этого я трое суток не мог встать. Мелани носила мне воду и куски хлеба. Я был ей благодарен. Тогда — и до сих пор.
Иногда я думаю: как? Как родители добровольно отправляют детей в это место?
Но Файеры — такие же, как Доминик.
Мои родители... они были другими. Благородные. Хитрые, да, но честные.
Когда они узнали, что Доминик и Тот-Кого-Нельзя-Называть уготовили для меня такую «судьбу», они попытались спрятать меня.
Не успели. Погибли при загадочных обстоятельствах.
Я был уверен — Доминик приложил к этому руку. Может, и сам Лорд...
Так в пять лет я оказался в его доме. Он держал меня рядом. Любил повторять, что я — его отражение.
И всё это — из-за какого-то идиотского пророчества.
Кусок омлета вдруг соскользнул с вилки. Я и не заметил. Всё равно есть не хотелось.
За окнами накрапывало и всё же студенты один за другим покидали Большой зал, направляясь очевидно к полю. Когда в холл зашел бледный, но уверенный Вуд я, вслед за остальными членами команды, медленно поднялся.
Я шёл до раздевалки последним, едва волоча ноги.
В поместье у нас не было метел. Наверное поэтому я так обрадовался и удивился, когда ко мне в комнату вдруг прилетели целых пять сов со свертком в котором находился новенький "Нимбус 2000". «Найтвелл» — именно так назывался фамильный дом Файеров — располагался на высоком утёсе, где ветер постоянно срывал шапки и гнул деревья сада до земли. Там не терпели «всякой ерунды». Так дядя называл квиддич.
— Старомодная, плебейская игра! — презрительно бросал он. — Возиться в небе, как дикари, за каким-то мячом… Выродки, вот кто так делает.
Метёл у нас попросту не было. Их не покупали, не хранили, о них не говорили. А я... я любил небо с тех пор, как отец впервые поднял меня на игрушечной метле.
Мне пришлось заново учиться всему. И я учился — молча и упорно, на тренировках и ночью, втайне от остальных.
Когда пришло время переодеваться в форму, я вспомнил письмо Мелани. Утром, едва я открыл глаза, меня уже ждал конверт, аккуратно завернутый в чёрную бумагу — письмо от Мел. Её аккуратный почерк, выведенный гусиным пером, я узнал сразу. Поскольку в поместье все письма проверялись, мы ещё до Хогвартса придумали лазейку: Мелани передавала свои письма через старого домашнего эльфа — одного из сотни — по имени Моркс. Он был нем, стар и предан, а значит, даже если бы захотел, ничего бы не выдал. Да и дяде до него не было дела. Идеальный курьер.
«Я слышала от дяди (такой крик стоял, не поверишь), что ты попал в команду. Желаю тебе большой-большой удачи! Хотя думаю, она тебе не понадобится... А если вдруг засомневаешься — помни, что людям свойственно ошибаться.
Твоя Мел.»
На сердце сразу стало теплее. Интересно, как там Мелани без меня? Она ведь такая хрупкая, даже за себя постоять не может... но ничего. В следующем году она тоже будет здесь — это я знал точно. Нет, она не была каким-то гением (как я, например), она просто была девчонкой. А от девчонок дядя Доминик всегда старался избавиться как можно скорее… жаль, что он недооценивает девушек. Большая ошибка.
На стадионе было шумно и ветрено. Болельщики гудели на трибунах, как пчёлы в улье. Стоял невообразимый гвалт, но сквозь него всё-таки можно было уловить голос комментатора. Кажется, его звали Ли Джордан… а рядом с ним, как ни странно, сидела профессор МакГонагалл и внимательно следила за мадам Трюк, она же судья, которая уже парила в небе на метле.
Пока Вуд и капитан слизеринцев сжимали друг другу руки до хруста пальцев, я оглядывал трибуны. И среди алых шарфов гриффиндорцев я вдруг заметил рыжую макушку. Цветочк. Она сидела рядом с Гермионой и Роном Уизли, судя по копне пышных каштановых волос слева и темно-медной шевелюре — справа.
Кстати, Гермиона в последнее время отдалилась. Всё чаще она болтала с Поттерами и Уизли. Началось это после того случая с троллем. Сколько бы галлеонов я отдал, чтобы увидеть своё лицо, когда узнал: это Гермиона, оказывается, пошла сама искать тролля, а Поттер, Цветочек и Уизли якобы пошли её спасать. Гермиона сама пошла искать тролля! И как только профессор МакГонагалл поверила в эту сказку? Впрочем, с того момента Гермиона переключилась на этих троих.
Жаль, конечно, что моя первая дружба, да ещё и с маглорожденной, закончилась так быстро. Но кто я такой, чтобы запрещать Грейнджер с кем-то дружить? Моего общества ей явно было маловато. И правда — девчонка ведь.
Рыжая макушка Поттер вдруг резко дёрнулась. Я проследил за взглядом Цветочка и уткнулся в слизеринскую трибуну, где Драко Малфой (ещё один высокомерный индюк) активно жестикулировал, наверняка рассказывая своим дружкам очередную героическую историю — как, болтаясь на метле, он спас какую-то там утку из горящего сарая... Или, может, это уже был маленький дракон был. Неважно — его голос всё равно тонул в общем гуле. Но я готов был поклясться, что сейчас Поттер морщится и закатывает свои удивительные карие глаза к пасмурному небу.
Когда я впервые встретил эту рыжую девчонку в магазине Олливандера, сразу почувствовал: от неё идёт какая-то… нехорошая энергия. Не знаю, почему, но она меня отталкивала. Что-то с ней было не так. Ну, или она правда была чокнутая, как говорили про Поттеров в поместье. Лиана… кидается в людей блинчиками. По моему это совершенно ненормально — переводить такую священную еду!
Кстати, о её брате (к нему у меня чувства были те же, если не хуже). Гарри Поттер — легенда волшебного мира — сейчас нервно топтался на месте, и я невольно метнул в его сторону жалостливо-насмешливый взгляд. Неожиданно он посмотрел прямо на меня, ободряюще кивнул и показал большой палец. Я кивнул в ответ — и он снова отвернулся, теребя край формы, взъерошивая волосы и кидая косые взгляды на трибуну, где сидела его сестра, Гермиона и Рон.
Мадам Трюк подняла руку, что-то сказала (я не расслышал), и пронзительно свистнула в свисток.
Метла дрогнула в руке — я едва её не выронил. Сердце забилось быстрее.
А потом — короткий рывок ветра, толчок ногами от земли — и все мы взмыли вверх.
Ветер хлестнул по лицу.
И всё исчезло: болельщики, другие игроки, шум, даже туманное поместье на утёсе, которое до сих пор висело в мыслях.
Остались только я, метла и небо.
Я выровнялся в воздухе, набирая скорость. Ветер щекотал ноздри, мантия развевалась за спиной будто плащ, а под ногами мелькало поле, трибуны, крошечные, как игрушечные фигурки, люди.
Квоффл был в руках у Анджелины. Я, делая крутой вирая, как по отработанному сценарию, рванул вперёд, делая крутой вираж вокруг одного из игроков Слизерина и обогнал его с такой легкостью, будто он стоял на месте.
Анджнлина бросила квоффл мне. Я ловко перехватил мяч одной рукой — другой продолжал уверенно удерживать метлу. Народ на трибунах охал и ахал, Джордан, надрываясь, комментировал все в самых ярких красках и иногда получал за это от профессора МакГонагалл. Я едва сдерживал улыбку.
Я резко свернул в сторону, обогнув второго охотника Слизерина, и, не сбавляя скорости, бросил кваффл вверх... только чтобы поймать его спиной, развернувшись в седле. Не знаю почему, но сейчас мне хотелось делать абсолютно безумные поступки вплоть до пары мёртвых петель.
Толпа загудела. Поворот и кольца противника прямо передо мной. Слизеринский вратарь приготовился к броску — и в этот момент я специально замедлился. Пусть он подумает, что я промахнусь. Пусть начнёт радоваться заранее.
А потом — резкий толчок метлой вниз, обманный финт влево и… бросок. Квоффл стремительно пролетел через среднее кольцо.
— ГОООООЛ!!! — орал Джордан. — МАКС ФАЙЕР ЗАБИЛ ГОЛ!
Я, от восторга, сделал круг над трибунами, небрежно откинувшись назад в седле и бросив снизу вверх самодовольный взгляд на публику. Руки держались на метле как бы между делом, будто это была не смертельно опасно. Воздух — моя стихия.
* * *
Я мчался за квоффлом. Ловко обогнув метлу одного из слизеринцев, швырнул мяч Кэти Белл и тут же нырнул вниз. Сделал пару переворотов, пронёсся так близко над трибунами, что снизу раздались одновременно испуганные и восторженные визги.
Неспешно облетел поле по дуге — и вдруг взгляд наткнулся на Поттера.
Его метла дёрнулась. Один раз. Потом второй — уже сильнее. Гарри резко взмыл вверх, и тут же пошёл вниз, будто метла взбесилась. Она вела себя, как дикая лошадь, решившая избавиться от наездника. От неожиданности Гарри едва не сорвался, но вцепился в рукоять, изо всех сил пытаясь подтянуться и снова сесть.
— Что за... — выдохнул я.
Я резко затормозил в воздухе, паря в нескольких метрах над полем, и уставился на Поттера. Кто-то должен вмешаться, остановить игру... ну же! Но — ничего. Ни тревожных криков, ни реакции судьи. Всё внимание толпы было приковано к Кэти с квоффлом.
Я растерянно осмотрел толпу — и вдруг увидел кто смотрел прямо на Гарри. Северус Снейп. Его губы шевелились — он бормотал что-то, сосредоточенно и почти не мигая.
Желудок скрутило в узел.
— Чёрт... — выругался я и рванул через всё поле к Поттеру, чтобы в случае чего успеть его подхватить.
Но Фред и Джордж уже крутились рядом. Они пытались дотянуться до Гарри, стащить его на одну из своих метёл, но ничего не получалось. "Нимбус-2000" вёл себя как бешеный — метла резко моталась в стороны, делала мёртвые петли и дикие развороты.
Поттер держался из последних сил. Вцепился в рукоять мёртвой хваткой и не собирался падать.
И тут — среди этого хаоса — я увидел нечто странное... Сначала — красные искры, вспыхнувшие вокруг Поттера. А потом — тонкая золотая нить, сотканая точно из солнца, тянущаяся снизу. Она вплелась в воздух, обвила метлу Поттера и почти остановилась.
Я не понял, что это было, да и не до того было. Я уже собрался лететь к мадам Трюк — поднять тревогу, что-то сказать — но на полпути резко остановился.
Метла Поттера вдруг выровнялась полностью. Он больше не метался в воздухе. Всё стало странно тихо.
И в этот же момент где-то на учительской трибуне вспыхнуло красно-оранжевое пламя! Никто и пискнуть не успел как оно тут же прекратилось также внезапно, как и началось.
* * *
Лиана Поттер
— Что происходит?.. — выдохнула я, глядя на брата.
Гарри крутился на метле, как заведённый, его швыряло из стороны в сторону. Метла дергалась вверх-вниз, резко бросалась вбок — словно её било током. Ещё секунду назад Гарри летал, как профи, а теперь едва держался за рукоятку, и, казалось, мог сорваться вниз в любую секунду!
Но никто не замечал. Никто! Все затаили дыхание, следя за Кэти Белл с квоффлом.
— Это ненормально, — пробормотала Гермиона.
Она выхватила бинокль у только что подошедшего Хагрида и резко навела его… не на поле, а на трибуны.
— Что вы делаете?! — опешил Рон, растерянно озираясь.
Я проигнорировала его, и, глотнув, осторожно взяла бинокль у Гермионы. Навела объектив туда, куда указывала она — на учительскую трибуну. И тут меня будто ударило током.
Северус Снейп. Он стоял, не мигая глядя на Гарри, и что-то бормотал себе под нос. Его губы двигались, взгляд чёрных глаз — сосредоточен.
Внутри у меня всё вспыхнуло. Змеи... сотни змей, зашевелились в груди, свернулись кольцами в сердце, обливаясь ядом ненависти.
Я резко сунула бинокль Рону под нос и указала на Снейпа.
В этот момент кулон на моей груди… вздрогнул. Словно ожил. Сначала едва-едва потеплел, а потом — вспыхнул жаром. Резким, обжигающим. Я сжала его в кулаке — и тут же вскрикнула: ладонь обожгло так, будто я схватилась за раскалённое железо. На коже тут же вспух красный след.
Сердце забилось так быстро, что я слышала удары в ушах, гулким эхом.
Я вскочила. Воздух вдруг стал густым, словно его налили в лёгкие, как липкий, тягучий мёд.
На ногах стоять было трудно.
Я смотрела на Гарри, который продолжал отчаянно цепляться за метлу, а она бешено вертелась, как безумная. Крик застрял в горле.
Пожалуйста, пожалуйста… держись...
Гермиона схватилась за мою руку — крепко, коротко — но тут же отпустила и бросилась к выходу, протискиваясь сквозь толпу.
— Ты куда?! — крикнула я, потрясённая.
— К Снейпу! — бросила она через плечо. — Я остановлю его!
Я осталась. Всё во мне металось и кричало: беги за ней!
Но ноги не слушались. Я вцепилась в перила обеими руками, почти повиснув на них, и закричала:
— Гарри, держись!
Кулон снова заискрился. Из него вспыхнули алые, пёстрые искры, и из одной, самой яркой, потянулась золотая нить. Она скользнула сквозь воздух — прямая, как луч, — и потянулась прямо к Гарри.
Ко мне прилетела безумная мысль: вцепиться в этот луч и карабкаться — как обезьяна.
Но тут… со стороны учительской трибуны вспыхнуло красное пламя. На долю секунды я увидела, как по мантии Снейпа скользит огонёк, будто живой. Он вспыхнул — и тут же исчез. Словно закатился под трибуны.
Я прищурилась…
Там, под трибунами, в просвете между балками — не Гермиона ли это стоит?!
Нужно отдать ей должное: Снейп, как и все остальные преподаватели, полностью отвлёкся от игры. Професср зелий смотрел в сторону огня, сбитый с толку — я никогда не видела его таким растерянным.
Искры на кулоне начали гаснуть. Золотая нить дрогнула — и оборвалась.
Я сразу поняла почему. Гарри резко пошёл вниз, спикировал.
Он больше не метался в воздухе — метла выровнялась.
— Невилл, можешь открыть глаза, — тихо шепнул Рон.
Я бросила косой взгляд в сторону и тут же почувствовала, как сердце сжалось от жалости. Долгопупс уткнулся лицом в меховую куртку Хагрида и тихонько всхлипывал, весь дрожа, пока лесничий гладил его по голове своей огромной ладонью, бормоча что-то успокаивающее.
Я осторожно коснулась плеча Невилла, бережно взяла его за руки и медленно отняла их от заплаканного лица. Его глаза были опухшие, мокрые от слёз. Я кивнула — всё ведь хорошо. Он всхлипнул, но чуть-чуть улыбнулся.
Гарри тем временем, вдруг сам соскочил с «Нимбуса», опустился на четвереньки и тихо застонал, будто дряхлый старик. Игра остановилась. Даже бладжеры никто больше не выпускал. Все взгляды были прикованы к нему — к Гарри Поттеру.
Я почувствовала, как рядом снова задрожал Невилл. Рон нервно выдохнул, весь сжавшись от напряжения.
Я молча взяла Рона за руку и сжала её, не отрывая взгляда от брата.
Несколько мучительно долгих секунд — и Гарри вдруг выплюнул что-то себе на ладонь. Поднялся, выпрямился и, изо всех сил заорав, поднял руку вверх:
— *Я ПОЙМАЛ СНИТЧ!*
Трибуны Гриффиндора взорвались.
Крики, свист, визги, аплодисменты, кто-то обнимался, кто-то просто лежал в счасливом обмороке, флаги мельтешили в воздухе. Я сама оказалась в вихре объятий — меня со всех сторон обхватили руки, закружили, кто-то расцеловал в висок.
Голос Ли Джордана гремел в микрофон, перекрывая всех:
— ГРИФФИНДОР ВЫИГРЫВАЕТ СО СЧЁТОМ 170:60!
Профессор МакГонагалл улыбалась — даже слегка подпрыгивала от радости.
Близнецы Уизли одновременно хлопнули Гарри по плечам, Вуд пожал ему руку, что-то горячо восклицая, Кэти Белл — коротко обняла, Анджелина Джонсон подмигнула.
Даже Файер… он молча и коротко кивнул Гарри.
Гарри стоял в самом центре, окружённый толпой. В руках он всё ещё сжимал золотой снитч, отчаянно пытавшийся выбраться из цепких ладоней мальчишки. Брат посмотрел на меня — и улыбнулся.
Я усмехнулась в ответ.
И мне вдруг стало… тепло.
Я даже не верила, что всего несколько дней назад меня разъедала зависть. Что я злилась, жаловалась на судьбу.
Но теперь это чувство исчезло.
Растаяло, как первый снег под солнцем.
На его месте — пришли другие.
Облегчение. И…
Самая искренняя радость, которую я когда-либо чувствовала.
* * *
— Да я тебе говорю, Хагрид! — восклицал Рон. — Снейп пытался убить Гарри!
Мы впятером сидели в хижине великана. За столом, с огромными кружками в руках — почти с мою голову размером, — мы неторопливо пили чай. На блюдце рядом стопкой лежали засохшие печенья, не уступающие кружкам по размерам. Зуб об них было проще сломать, чем надкусить — проверено на личном опыте.
У меня на коленях лежала голова чёрного пса Клыка, и я то и дело чесала его за ухом. Почему-то он не вызывал у меня тревоги, как другие собаки, наоборот — я ощущала к нему тёплую привязанность и заботу. В его глазах не было и намёка на злость — да Клык бы мухи не обидел!
После всех переживаний и квиддича это спокойное чаепитие было как бальзам на душу. Но разговор сам собой снова свернул на сегодняшний матч, и вот мы — четыре первокурсника — пытаемся доказать Хагриду, что один из преподавателей пытался убить Гарри. Разумеется, великан нам не поверил.
— Чушь, — фыркнул он. — Снейп — преподаватель, а не убийца. Зачем ему убивать Гарри?
— Но он ведь его ненавидит, — мрачно отозвалась я.
— А тебя он, конечно, обожает, — ехидно вставил брат, но тут же сник под моим предупреждающим взглядом.
— Так или иначе! — громко перебила нас Гермиона. — Снейп точно заговаривал метлу Гарри. Хагрид, я много читала о заклинаниях, знаю, как они работают, как выглядят, и что для них нужно. Я даже читала дополнительные материалы! Это неоспоримо — Снейп пытался сбросить Гарри с метлы!
Забавно... Мы с Гермионой ещё недавно так яростно защищали профессора зельеварения от мальчишеских подозрений, свято веря в его невиновность. А теперь… Похоже, мы всё-таки не так хорошо разбираемся в людях как думали.
— А ещё, — добавил Гарри, — мы узнали про него кое-что интересное: в Хэллоуин это Снейп впустил в замок горного тролля, чтобы отвлечь внимание. Сам он в это время пробрался на третий этаж и пытался пройти мимо трёхголовой собаки. Но сам был ранен. Я сам видел у него царапину на ноге. К тому же Лина видела его буквально за мгновение до того, как тролль проник в Хогвартс. Всё сходится!
Я поморщилась. Мне всё ещё было трудно поверить в эту теорию… но спорить я не стала.
Решительное выражение лица Хагрида вдруг исчезло.
— А вы откуда знаете про Пушка? — с интересом спросил он.
— Пушок?! — прыснул Рон. Даже я не сдержала улыбку. Отличное имя — сразу видно, псу подходит.
— Ну да, — Хагрид ничуть не смутился. — Это... собачка моя. Купил у одного торговца… э-э… в баре, во! А Дамблдор Пушка одолжил, чтобы охранять…
Хагрид осёкся.
— Что?! — допытывался Гарри.
— Ничего! — буркнул великан, уже жалея, что вообще открыл рот.
— Но, Хагрид, эту штуку Снейп точно хочет украсть! — настаивал Гарри.
Хагрид неодобрительно покачал головой.
— Знаете что? — пробормотал он. — Носы вы свои суёте не туда. Это дела Хогвартса. Дамблдора и Николаса Фламеля…
— Николас Фламель?! — одновременно переспросили мы. Имя показалось мне до боли знакомым.
Хагрид тут же вспыхнул, смутился и поспешно перевёл разговор на чай. Мол, остыл уже, а чайник как раз вскипел!
Мы с Гарри уныло переглянулись. Ну ничего… Хагрид рано или поздно всё равно расколется.
* * *
В гостиной Гриффиндора было шумно. Ребята устроили грандиозный праздник в честь победы факультета львов. Ещё бы! С тех пор как Чарли Уизли покинул школу, Гриффиндор больше не побеждал. Все почести доставались Слизерину, и, конечно же, это раздражало всех. Но вот, наконец, мечта многих гриффиндорцев сбылась — и каждый хотел отпраздновать её как следует.
Близнецы Уизли откуда-то притащили целую коробку сливочного пива и несколько огромных подносов с едой. Сначала Перси Уизли попытался всех урезонить — мол, к десяти часам должна быть тишина. Но вскоре махнул рукой и ушёл спать. Было видно, что и он, не такой уж и фанат квиддича, рад победе Гриффиндора. Позже и меня захватило общее веселье — да и как не радоваться, когда брат поймал снитч... ртом! Такое умудриться нужно!
Старшекурсники давно уже отплясывали под громкую музыку, повсюду слышался звонкий смех, радостные крики, а в тёмном уголке под лестницей целовалась какая-то парочка... Я с лёгким отвращением поморщилась, проходя мимо них. Нашли место чтобы уединиться!
Но больше всего народу столпилось, конечно же, вокруг наших чемпионов — игроков команды по квиддичу. Кэти Белл окружили однокурсники, Анджелина Джонсон с близнецами уже вовсю отплясывали, а Оливер Вуд, сияя гордостью, разглагольствовал о «лучшей команде десятилетия», хлопая по спине смущённого Гарри. У того пылало лицо — и я невольно улыбнулась. Скромный какой... Брат бросил на меня косой взгляд, а я, улыбнувшись, счастливо подмигнула ему.
Лишь один член команды — да ещё какой! — стоял в стороне от всеобщего веселья. Макс Файер с растрёпанными волосами и мрачным видом косился на толпу. Время от времени к нему подходили студенты, пожимали руку, поздравляли. Какая-то девчонка даже попыталась его обнять — но он мягко и сдержанно освободился из её объятий. Видно было, что весь этот шум ему не по душе. Когда его поздравляли, он морщил нос, но при этом не мог скрыть самодовольную улыбку.
И вдруг, сама не понимая почему, я направилась именно к нему — к этому заносчивому, самовлюблённому... кхм, но, по правде говоря, неплохому игроку.
— Привет... Файер, — промямлила я и тут же прикусила язык, наткнувшись на его удивлённый и подозрительный взгляд.
— Привет... Поттер, — передразнил он меня и тут же грубовато спросил: — Чего уже? Игра понравилась? Так я автографов не раздаю, ты уж прости, цветочек.
Я вспыхнула до самых корней волос.
— Хватит называть меня цветочком! И вообще, я всего лишь хотела посоветовать тебе не зазнаваться! Но, видимо, уже поздно... клоун! — вдруг с яростью выпалила я. Слова вырвались раньше, чем я их обдумала. И тут же я пожалела. Всё стало слишком громким, жарким и пестрым. Зачем я вообще к нему подошла?! Я разозлиась на себя — за то, что ляпнула такое, и на этого несносного Файера, который вечно всё портит. Я ведь правда шла его поздравить! — Хвастун на метле, вот кто ты! — выкрикнула я, словно в бреду
У Файера вытянулось лицо. Он явно не ожидал от меня такого. Потом Макс побледнел и, сжав челюсть, процедил сквозь зубы:
— Если будешь оскорблять меня...
Но я даже не стала его слушать. Просто развернулась и быстро ушла. На нас начали коситься другие студенты, а у меня пылало лицо — казалось, хуже быть не может. Но пылало не от злости, как можно было бы подумать, а от... смущения.
А в мыслях, в ритм стучащего в ушах сердца, эхом проносилось снова и снова:
Хвастун на метле!