Ничего не изменить... [18+] //Вышла печатная версия книги! //

— Нет! — Резкое, громкое «нет» звучит неожиданно даже для неё самой.

Что-то безумно тяжёлое сдавливает грудь, проходится крупной дрожью по телу, концентрируясь колющим холодком на кончиках пальцев.

Невозможно дышать, будто вентиль с кислородом перекрыли.

Алиса подрывается с кровати, судорожно подхватывает с пола свои вещи. Нагота придаёт чувство ещё большей незащищённости, и девушка успевает пожалеть, что не последовала примеру брата и не оделась сразу после их грехопадения. Поспешно натягивает бельë, с трудом застёгивает лифчик. Пальцы немеют, и справиться с застёжкой получается далеко не с первого раза. Боится повернуться и посмотреть Матвею в глаза. Ощущает устремлённый на неё взгляд — уверена, полный замешательства от её такой странной реакции на его, казалось бы, вполне предсказуемые слова: «Мы не вернёмся домой, малыш».

Паника накрывает — и Алиса больше не может мыслить здраво. Всё, что она знает: они не могут не вернуться домой! Их побег для Него, как красная тряпка для быка. Дорога прямиком в ад!

В голове с новой силой звучат слова, сказанные ей безумцем три дня назад. Те, что теперь являются её самым большим кошмаром: «Попробуйте только обратиться в полицию или надумать скрыться. Его посадят. Ты ведь помнишь, что он сделал?.. О, ты не представляешь, что этого щенка, которого ты называешь братом, ждёт за решёткой. Я уж об этом позабочусь. Поверь мне, он будет молить о смерти, а ты будешь смотреть на его мучения. Я прослежу, чтобы ты не упустила ни одного его крика, ни одного стона…»

Становится невыносимо душно. Душно не снаружи — душно внутри. И страшно. Безумно страшно… Не за себя — за брата.

Непослушными дрожащими пальцами Алиса пытается застегнуть пуговицу на джинсовых шортах, когда крепкие, обжигающе горячие руки ложатся ей на плечи, мягко, но настойчиво разворачивая к себе.

— Эй… Алиса… Малыш, ты чего? — Матвей склоняется к сестре, отодвигает в сторону спутанные светлые пряди, закрывающие ей лицо.

Брат прилично выше ростом, и её взгляд упирается в его обнажённый торс, скользит по контурам татуировки орла на его груди, застывает на светлой полоске шрама, преломляющего правое крыло чернильной птицы. Алиса машинально касается кончиками пальцев белёсого рубца. Второй, такой же, только более свежий, ещё не успевший истончиться, «украшает» спину брата. А теперь и ещё один окольцовывает запястье.

Каждая такая отметина могла стоить Матвею жизни. И в каждом случае именно она, Алиса, была причиной появления этих зарубок на теле брата... Пальцы скользят вдоль линии пореза, а тот расплывается от слёз, навернувшихся на глаза.

Алиса так отчётливо помнит эту драку, оставившую длинный рваный след на груди брата. Яростную, жестокую, страшную… И то, что было за несколько мгновений до неё…

***

Как саднила спина от резкого удара о шершавую бетонную стену. И как гремела музыка в зале кафетерия, предусмотрительно выкрученная на полную мощь. Как неугомонные биты бились в стены, заглушая любые другие звуки: звуки борьбы и сопротивления, отчаянный крик о помощи, запечатанный огромной ладонью…

Интересно, хоть кто-то видел, как он поволок её сюда: в полуподвальное подсобное помещение?..

А даже если видели…

Никто не пойдёт. Никто не заступится…

Все боятся.

Его боятся.

Ещё бы! Ринат — огромный двухметровый «шкаф», чья масса стремится к бесконечности. Хозяин кафе, в которое Алиса устроилась работать официанткой, несмотря на категоричное несогласие брата. Они даже крепко повздорили по этому поводу.

— Нет, Алиса! Ты меня вообще слышишь?! У тебя выпускной класс и экзамены на носу! Тебе учиться надо! Вот окончишь школу, поступишь в универ, а потом работай и вообще делай что хочешь! А сейчас — нет! Тем более официанткой! Тем более в притон к этому гондону! Ты хоть знаешь, что он один из тех, кто снабжает нашу мать наркотой! И сам крепко сидит на героине! А то, что он дважды привлекался за попытку изнасилования, знаешь?! Поэтому нет! Я тебе запрещаю! — пытался вразумить сестру Матвей. Парень нервно расхаживал по комнате, всё больше распаляясь и закуривая очередную сигарету — третью за последние несколько минут.

Но Алиса не уступила, не услышала и не послушала… Видела, как Матвей надрывается сразу на нескольких работах, пытаясь обеспечить её и их непутёвую мамашу, которой было дело только до того, где достать очередную дозу.

Брат и так жертвовал слишком многим: своими интересами, своим будущим. После школы он не уехал поступать в университет, о котором всегда мечтал, и тот теперь так и останется для него всего лишь картинкой с потёртого рекламного буклета. Вместо беззаботной студенческой жизни — заочное обучение и изматывающая работа.

Матвей никогда не признается, но Алиса и без его слов знала, что он остался не из-за матери, а из-за неё. И ей хотелось хоть как-то облегчить жизнь брата. Разделить с ним его тяжёлую ношу. Поэтому, увидев объявление, что в кафетерий требуется официантка на неполный рабочий день, Алиса не задумываясь откликнулась на вакансию.

График подошёл — и её взяли. И вот уже несколько недель она сразу после школы бежит сюда и до восьми вечера носит кофе и булочки завсегдатаям кафешки, сметает крошки со столов и помогает на кухне Анастасии Ивановне — милой робкой женщине.

Но и эта улыбчивая женщина, с такой теплотой относящаяся к ней, сейчас не придёт на помощь. Не услышит или сделает вид… Так же, как Славик в баре и уборщица Ольга Михайловна.

Никто не осмелится противостоять Ринату. Все знают, на что он способен. Даже полиция и та его не трогает. Предпочитает закрывать глаза на его мерзкие делишки, которые он проворачивает перед самым их носом.

И, конечно же, никто не смеет ему отказывать. Никто! И уж точно не она,  жалкая девчонка, чья мать задолжала ему кругленькую сумму за поставленные ей дозы.

Но Алиса сопротивляется, что только злит его и сильнее заводит.

Ринат свирепеет на глазах, как закипевший чайник, который надрывается от свиста, а горелку под ним, вместо того, чтобы отключить, выкручивают на полную. И он бурлит, дребезжит и плюётся во все стороны кипятком.

— Ах ты, маленькая дрянь! Ещё и кусаться вздумала! — всё больше зверея, орёт он ей в лицо, стискивает пальцами подбородок, рывком запрокидывает голову.

От удара затылком о стену гудит в ушах, и его вопли теперь слышатся глухо. Больше музыка из зала кафешки, в такт которой пляшут серые мушки перед глазами.

— Теперь эта сука, твоя мамаша, будет знать, как не платить по счетам! А она мне мно-о-о-ого задолжала! Но такая оплата мне нравится даже больше…

Сопротивляться бесполезно. Кричать нет смысла. Можно хоть голос сорвать — всё равно никто не услышит. Не захотят услышать. Его руки — кандалы. Даже пошевелиться практически нет возможности.

Но она находит силы, кричит и вырывается, когда он задирает ей юбку, валит на пол, зажимает ладонью рот, почти перекрывая воздух.

От удушья темнеет в глазах, и Алиса не сразу осознаëт, что хватка ослабла, а его мерзкий смех превратился в болезненный вой.

Узкое окошко под потолком покрыто толстым слоем пыли, и свет с улицы едва проникает внутрь подсобки, создавая глухой полумрак, но Алиса сразу узнаёт Матвея.

Брат отталкивает от неё обидчика, а уже в следующее мгновение, сцепившись в мёртвой хватке, мужчины валятся на пол, снося всё, что подворачивается им на пути. Грохот от падающих предметов перекрывает и звуки громкой музыки, врывающиеся в открытую дверь, и обезумевшие вопли Рината…

Хозяин кафешки гораздо крупнее и тяжелее, но в какой-то момент Матвею удаётся скрутить его, перевернув лицом в пол и заломив руку за спину. И Алиса с ужасом замечает, как из скрюченных толстых пальцев вываливается нож…

Матвей нависает над Ринатом, коленом сдавливает ему шею, выворачивает руку ещё сильнее. Что-то говорит у самого его уха, периодически сплёвывая кровь…

Алиса не может разобрать слов брата, слышны лишь жалкие поскуливания толстяка:

— Понял… Понял… Пусти… А-а-а, руку сломаешь, сука-а-а-а… Обещаю… Пусти…

Не сразу, но Матвей отпускает. Поднимается, носком кроссовки отталкивает в сторону нож. Пошатываясь, подходит к ней, всё ещё сидящей на полу, помогает встать на ноги.

Ему здорово досталось. Даже при столь скудном освещении Алиса чётко различает наливающийся багрянцем синяк под правым глазом, рассечённую бровь и кровоточащие разбитые губы. Костяшки пальцев, что крепко сжимают её ладонь, тоже свезены до крови.

А в следующее мгновение она и вовсе испуганно вскрикивает, замечая, как по груди брата растекается кровавое пятно, быстро перекрашивая светло-серую ткань футболки в багряно-красный...

— Он тебя ранил! — Слëзы вмиг застилают глаза, а страх за жизнь брата затмевает весь тот ужас, что ей пришлось пережить.

Но по-настоящему накрывает уже возле дома. Осознание того, что произошло, и того, чем бы это всё могло закончиться, не приди Матвей ей на помощь, наваливается неподъёмным грузом, пригвождая к месту. Больше не в силах двигаться на ватных ногах, Алиса замирает, смотрит, как брат тяжело опускается на ступеньки крыльца, приваливается спиной к иссохшей древесине перил, достаёт из измятой пачки сигарету, прикуривает. На белоснежном фильтре остаются кровавые разводы. А багряное пятно на его груди успело обширно расползтись по поверхности футболки, щедро напитав ткань.

«Нужно в больницу… Столько крови потерял… Я не послушала его… Это всë из-за меня… Из-за меня брат мог сегодня погибнуть!» — Мысли обрывочными вспышками возникают в голове и разом гаснут в обрушившемся вакууме. Словно все звуки и шумы вытравили из мира, оставив только звенящую тишину. Ноги не держат её, подгибаются в коленях, а дрожь по телу больше похожа на судороги…

— Прости меня. Это я виновата… — пытается произнести она, но не различает собственных слов. Рыдания подступают к горлу и выливаются в нескончаемый поток слёз, сопровождаемый судорожными всхлипываниями…

Матвей успевает подхватить её почти у самой земли.

— Тихо, тихо, тихо… — шепчет он ей на ухо, обдавая густым облаком сигаретного дыма. Опускается рядом на колени, привлекает к себе и покачивает как расстроенного ребёнка. — Чшш... Тихо. Всë закончилось. Он больше не тронет тебя. Иначе я его просто убью…

Слова утешения, крепкие объятия и ни одного: «Я же тебя предупреждал».

Брат гладит её по волосам, касается губами виска, стирает слёзы, мешая их с собственной кровью, а она ещё долго вздрагивает от неотпускающей истерики и прижимается к его груди.

Сумерки отступают, и ночь, как ненасытный зверь, вгрызается в окружающие предметы. В её чёрной пасти быстро исчезают и двор, и дом, и даже лес становится частью непроглядного мрака.

Луны нет, а едва показавшиеся звёзды одна за другой гаснут, скрываясь за тёмной массой быстро наползающих туч. И только крошечный огонёк от тлеющей сигареты в руке брата не позволяет тьме вокруг стать абсолютной.

Почти до рассвета они просидят на ступеньках крыльца, вслушиваясь в успокаивающие звуки ночи и не разжимая согревающих объятий. Даже не подозревая, что именно в эти часы их мать познакомится в местной забегаловке с неким Гериком, и первая порция наркотика перекочует к ней из его толстых коротких пальцев, на которых тёмными пятнами отпечатаны четыре уродливые буквы «У М Р И»…

***

— Алиса! Да посмотри на меня! Что с тобой?! Что тебя так напугало? — встревоженный голос брата с трудом пробивается сквозь плотный кокон паники, с невероятной скоростью завладевающей её сознанием.

В отчаянном порыве Алиса обхватывает Матвея руками, прижимается щекой к его груди. Он горячий, такой горячий. Температура если и не сорок, то очень близка к этой критической отметке.

Жар у него, а дрожит она. Сейчас от слёз, что больше не в состоянии сдерживать.

«Как объяснить, что сказать?..»

Они не могут сбежать! Эта попытка освободиться лишь продлит их агонию. А брату может стоить жизни.

«Время пришло, Ева. Скоро, очень скоро ты будешь моей, а твой братец отправится на кладбище, где ему и место. Я подарю ему свободу. Если ты будешь послушной девочкой, он умрёт быстро и больше не будет мучиться. Не заставляй его страдать, Ева», — угрозы безумца гулким эхом звучат в её голове всë громче и громче, вызывая новые приступы почти неконтролируемого страха.

Нет! Они не могут уехать!

Они должны вернуться домой!

Она должна вернуться домой!

Вернуться домой, чтобы наконец-то всё прекратить!

Матвей не без усилий отрывает её от себя, крепче сжимает предплечья, слегка встряхивает.

— Алиса, я не понимаю… Это… Это как-то связано с тем, что между нами было? — спрашивает спокойно, но Алиса ощущает, как тело брата застывает в напряжённом ожидании.

«Боже, нет!»

Вопрос обжигает. Это то, чего она так боится. Что Матвей в первую очередь будет винить себя в том, что поддался чувствам. Не остановился и не остановил её. Позволил случиться близости, которой между ними быть не должно. 

— Нет, нет, нет, нет! Конечно, нет! — поспешно твердит она. Вскидывает голову. Полный тревоги взгляд тёмно-серых глаз проникает ей прямо под кожу, и сердце болезненно сжимается. — Я люблю тебя. Я ни о чëм не жалею. Нет. Нет. Пожалуйста, не думай так…

— Одного нет, было бы достаточно, — слабая улыбка на бледных губах, а в голосе слышится облегчение. Но Матвей всё ещё ждёт от неё ответа.

— Прости… Я не знаю… Мне просто стало страшно… — выдавливает она из себя. Прячет лицо у него на груди.

«Страшно. Невыносимо страшно потерять тебя!»

Он обнимает её нежно и так бережно, словно она хрупкий хрусталь, способный разлететься на миллиарды осколков от любого неосторожного прикосновения.

— Малыш, это нормально… Мне тоже страшно… — честно признаётся Матвей. — Знаешь, я ведь весь этот год, каждый чёртов день, каждую, сука, бессонную ночь прокручивал в голове тысячи всевозможных вариантов, как можно всё это прекратить. А сегодняшней ночью понял, что их просто нет. Нет и никогда не было этих грëбаных вариантов. Не будет условий, сделок или каких-то требований с его стороны. В его планы просто не входит нас отпускать…

Парень проводит здоровой рукой по волосам сестры, приглаживая спутанные светлые пряди. Глубокий вдох, призванный успокоить тревожно колотящееся сердце. И когда Матвей продолжает, в его голосе звучит холодная решимость.

— Мне бы правда хотелось сказать, что у меня есть план. Но это не так. И… Я не знаю, как всё обернётся уже завтра. Но одно знаю точно. Мы не будем помогать ему прикончить нас. Сидеть и покорно ждать, когда он осуществит задуманное, чем бы оно ни было. Мы уедем. Сегодня же. Мы больше не будем его марионетками.

— Больше не будем… — еле слышно повторяет Алиса слова брата. Радуется, что он не видит, как крупные слёзы прожигают ей щёки.

Небольшой пузырёк из полупрозрачного стекла, доверху наполненный смертоносными капсулами, — в нём одном сейчас Алиса видит их спасение. Способ освободиться. Возможность сохранить брату жизнь.

Осталось убедить Матвея вернуться домой…

Но тут брат вдруг, пошатнувшись, тяжелее опирается на её плечи.

— Тебе лучше лечь, — взволнованно произносит Алиса.

— Я в порядке…

— Нет, не в порядке. Ты горячий как печка. Еле стоишь на ногах. Ты много крови потерял. Матвей, тебе нужно ещё немного времени, чтобы восстановить силы…

Алиса уговаривает, а сама настойчиво подталкивает брата к кровати. Откидывает край покрывала, вынуждая Матвея лечь. Он слишком слаб и особо не спорит, лишь бурчит себе под нос, что полежит ещё полчаса, не больше.

— Хорошо, хорошо… — улыбается про себя девушка, заботливо укутывает брата мягким флисом, присаживается рядом на краешек кровати.

— Ты же понимаешь, в таком состоянии мы далеко не уедем… — осторожно начинает она.

— За меня не переживай…

— Прошу, послушай. Даже если тебе станет лучше, подумай, куда мы сможем поехать без денег, без документов. А наша одежда! Она вся в кровище. Да нас в таком виде не пустят ни в один автобус…

— Предлагаешь вернуться и терпеливо ждать, когда он придёт прикончить нас?! — перебивает её Матвей, криво усмехается.

— Нет. Но я предлагаю вернуться домой, переодеться в чистую одежду и взять ещё на смену. У нас есть деньги, что удалось накопить, не думаю, что он найдёт, где они спрятаны. Там немного, но на пару билетов хватит. Ещё есть обручальные кольца родителей…

— Мать говорила, что их украли…

— Нет. Она так думала. Я спрятала их. Боялась, что мама пропьёт украшения или спустит на наркоту…

При упоминании о кольцах голос дрогнул, а глаза вновь наполнились слезами… Увесистые золотые украшения с инкрустированными в них драгоценными камнями стоили немалых денег, но для неё они были бесценны.

Последнее напоминание о папе. И о том, что когда-то мама была счастлива, а её жизнь вместо пьяного угара и безумия наркотиков была наполнена радостным смехом детей, заботой и любовью дорогого ей мужчины…

Алиса с раздражением стирает упрямую слезу, покатившуюся по щеке. Родителей больше нет. А такая роскошь, как воспоминания, им отныне не по карману.

— Мы можем продать кольца или заложить в ломбард, — продолжает девушка уже совершенно бесстрастно. — Так на первое время у нас будут средства, чтобы снять жильё и на еду… Если мы хотим, чтобы наша попытка бегства имела хоть малейший шанс на успех, нам нужно вернуться. Без всего этого нам не справиться...

Алиса осторожно касается раненой руки брата. Впервые за всё время, что говорила, решается взглянуть на него. Отчаянно надеется, что за напускным спокойствием не видно истинных чувств, рвущих ей душу на части.

На изнурённом лице сложно прочесть эмоции, но уже то, что Матвей слушает не перебивая, даёт Алисе надежду, что ей удастся убедить брата.

— Матвей?.. — спрашивает она. С замиранием сердца ждёт его решения.

— Хорошо, — наконец отвечает он, накрывает её тонкие пальчики здоровой рукой и слабо улыбается. — Ты умеешь убеждать, малыш. Дождёмся Аврору и вернёмся домой, но только чтобы взять необходимое и сразу уйти…

Алисе с трудом удаётся скрыть вздох облегчения. На то, чтобы исполнить задуманное, много времени ей не потребуется.

Больше не в силах выносить проницательный взгляд брата, девушка поднимается с кровати и подходит к окну.

— Как думаешь, в какой части города мы сейчас? — спешит она сменить тему. Слегка отодвигает штору и настороженно выглядывает наружу.

— Не знаю, не следил за дорогой, но вроде бы ехали недолго.

— Да, мне тоже так показалось…

Девушка внимательнее вглядывается за прозрачную грань стекла. Обычный двор старой пятиэтажки утопает в зелени, а плотно смыкающиеся ветви растущих под окнами деревьев мало что дают рассмотреть. Среди густой растительности проглядывают цветные элементы детской площадки, расположившейся напротив дома. Какая-то пёстрая вывеска в стороне, может быть, магазин. И, конечно же, машины, плотно оккупировавшие каждый мало-мальски подходящий островок для парковки. Картина идентичная для тысяч и тысяч таких же старых спальных районов, похожих друг на друга, как братья-близнецы. Ничего, что могло бы дать понять, где именно в городе они находятся.

Алиса уже собирается опустить штору, когда что-то яркое, мелькнувшее среди листвы одного из деревьев напротив подъезда, вдруг привлекает её внимание. Девушка приглядывается… Узкая багряная лента запуталась в корявых ветвях и змейкой сползает вниз по стволу почти до самой земли.

«Возможно, её занесло сюда порывами ветра во время вчерашней грозы».

Лëгкий ветерок треплет атласную ткань, и она извивается, струится и вспыхивает алыми бликами в падающих на неё солнечных лучах.

Вот только сейчас Алисе кажется, что эта вьющаяся по стволу красная лента — кровь, сочащаяся из зияющей раны дерева. Тело будто прошибает озноб, и девушка резко опускает штору, на краткий миг прикрывает глаза, обрывая всплывающие в памяти картинки о других ранах, о другой крови…

— Я думаю, Аврора не будет против, если мы съедим по бутерброду и выпьем кофе. Или, может, ты больше хочешь?..

Алиса оборачивается к брату, и вопрос так и остаётся недосказанным.

Матвей лежит с закрытыми глазами, никак не реагируя на её слова. Брат снова уснул, но на этот раз его сон больше походит на бессознательное состояние. Алиса с тревогой замечает, что нездоровый румянец на его щеках стал ещё ярче, — и ей не нужен градусник, чтобы понимать, что жар усилился, а самочувствие брата ухудшается. Но наибольшее беспокойство у девушки вызывает его тяжëлое рваное дыхание.

— Матвей… — тихо зовёт Алиса, склоняясь над братом. Но Матвей не реагирует.

***

При других обстоятельствах она никогда бы не стала этого делать. И до недавнего времени даже подумать не могла, что будет вот так, без спросу, в отсутствие хозяйки, рыться в чужих вещах. Но сейчас, наплевав на все правила приличия, Алиса планомерно выдвигала один ящик за другим, открывала дверцы шкафчиков, осматривала полки, надеясь найти хоть какое-нибудь лекарство, способное облегчить состояние брата. Вот только ничего похожего на таблетки найти так и не удаётся.

— Да что же это! — с нарастающей тревогой восклицает девушка, открывая очередной шкаф — последний, в котором она ещё не искала.

Несколько раз просматривает содержимое. Но и там, среди многочисленных предметов, необходимых ей медикаментов нет. В отчаянии Алиса толкает дверцу, но прежде чем та успевает закрыться, девушка замечает край бумажной купюры, торчащей из-под небольшой цветной коробочки.

Решение приходит мгновенно.

Алиса выхватывает из шкафчика хрустящую новенькую банкноту, расправляет её. Пять тысяч. Для них с братом это огромная сумма. Возможно, и для Авроры тоже…

Недремлющие угрызения совести тут же заводят свою неустанную шарманку: «Ты не можешь взять их без спросу… Ро была к Вам так добра. Приютила Вас — совершенно незнакомых ей людей… Она уж точно не рассчитывала, что те, кому она так бескорыстно помогла, будут рыться по её шкафам и брать её вещи».

«Но я ведь не краду эти деньги и не собираюсь их все потратить. А всего лишь куплю лекарства. Что-нибудь недорогое, чтобы сбить Матвею температуру», — пытается неуверенно спорить девушка, переводит растерянный взгляд на брата…

Его измученный вид и слабое дыхание рушат любые сомнения, заставляя заткнуться совестливые голоса. Брат, конечно, не одобрит её поступок. Но сейчас Алиса не хочет об этом думать. Девушка уверенно сжимает деньги в ладони и, больше не медля ни секунды, устремляется к выходу. Спешно обувается и, схватив с комода связку ключей, что оставила им Аврора, выходит в подъезд…