Слёзы Бугенвиллеи

Время тянулось бесконечно долго. Проведенные взаперти два дня показались Хартли вечностью — иногда она всерьёз думала, что медленно сходит с ума. Ещё совсем недавно служившая ей убежищем спальня превратилась в западню, из которой едва ли представлялось возможным выбраться. Каждая вещь, каждая маленькая деталь в этой комнате напоминали ей о случившемся, отчего на душе становилось ещё хуже.

Хартли призирала Питера. Призирала и боялась. Только от одних воспоминаний о той злополучной ночи она невольно вздрагивала, обреченно поглядывая в сторону двери. Ей постоянно казалось, что он с минуты на минуту войдёт к ней, дабы в очередной раз потешить своё себялюбие. Неуверенные попытки выбраться с помощью шпильки для волос не увенчались успехом. Впрочем, как и умоляющие просьбы к мисс Эмме оставить дверь хоть ненадолго открытой — увы, но та оставалась непреклонной, как камень.

Невзирая на утреннюю прохладу, окно оставалось чуть приоткрытым. Издалека донёсся приглушённый свист уходящего за горизонт экспресса. На прикроватной тумбе стоял давно уже остывший завтрак, к которому Хартли так и не соизволила притронуться. Сложив руки на груди, она лежала на кровати и безразлично смотрела в потолок, находя единственным развлечением созерцание нагло ползающей по нём чёрной жирной мухи. Мухи, у которой не болела ни плоть, ни душа. Мухи, у которой всё было в порядке.

— Миссис Гарленд, если вы и дальше будете продолжать в этом духе, то зачахнете, как сорванный цветок. Вы ведь не желаете этого, правда?

— Зато господин Гарленд, видимо, желает, — услышав голос компаньонки, Хартли повернулась лицом к стене.

— Немедленно прекратите говорить глупости, миссис Гарленд. Вам это не к лицу.

Прикрыв за собой дверь и положив ключ в боковой кармашек юбки, мисс Эмма тенью нависла над кроватью, сложив руки перед собой.

— Прежде, чем вы протрете в простыне дыру, мистер Гарленд просил напомнить вам о приеме, на котором вы будете обязаны его сопровождать. Через час сюда зайдёт горничная и поможет вам одеться, а после... — мисс Эмма на мгновение умолкла, задумчиво нахмурившись. — А после мы отправимся на Риджент-стрит выбирать вам чудесное новое вечернее платье. Миссис Гарленд, вы слышите меня? Взбодритесь же наконец!

«Знай своё место», — тихо, но оттого не менее язвительно нашептывал внутренний голос, отчего на душе становилось только хуже. Хартли прекрасно понимала, что в случае отказа только усугубит своё и без того скверное положение: сев в кровати, она натянуто улыбнулась и вяло кивнула в ответ.

— Вот и славно. Надеюсь, пребывание на улице благотворно скажется на вашем расположении духа. Сегодня поистине чудная погода! — воодушевленно проговорила мисс Эмма и тут же скрылась за дверью, щёлкнув ненавистным ключом.

Оставшись наедине с собственной тенью, Хартли устало вздохнула. Коснувшись босыми ногами холодного пола, она медленно, будто призрак, побрела к инкрустированному амарантом шифоньеру и потянула ручку на себя. Хотелось ухватить первый попавшийся подходящий наряд, но вдруг её рука застыла. Ощутив пальцами плотную шерсть, Хартли больно прикусила губу.

Да. Никаких сомнений. Это было то самое злосчастное зелёное платье. Его ткань до сих пор продолжала хранить в себе ту единственную, незабываемую ночь. Казалось, от него все ещё пахло проливным дождем, бродячим цирком и едва уловимым ароматом миндального парфюма. Будучи запертыми в шкафу, воспоминания вновь выпорхнули наружу, и теперь, когда всё было кончено, они заново запестрили в голове, как пестрят при движении цветные стекла, заключенные в трубке волшебного калейдоскопа.

К горлу подошёл комок, и глаза защипало. Непременно, Хартли была обязана уничтожить всё, что напоминало ей о Николасе — схватив платье, она с ненавистью швырнула его на пол, лихорадочно соображая, как от него избавиться.

— Ненавижу! Всех вас... Ненавижу!

Эмоции вновь восторжествовали над здравым смыслом. Смахивая слёзы, Хартли бессильно опустилась в кресло, закрыв лицо ладонями. Она чувствовала себя слабой, зависимой маленькой девочкой, униженной и одинокой, как никогда прежде. Разве теперь она способна что-то изменить? Осознание собственной беспомощности нагоняло ещё большее уныние. Немного успокоившись, Хартли уже хотела было повесить платье обратно в шифоньер, как вдруг её взгляд споткнулся о смятый клочок бумаги.

— Это ещё что такое?

Хартли наклонилась и медленно подняла его, развернув дрожащими пальцами. На пожелтевшей бумаге отчетливо вырисовывались начёрканные карандашом угловатые буквы, которые, в свою очередь, складывались в слова.

«Безумие небеспричинно. Детта Леруа. Париж, рю Камбон, дом 64.»

И тут Хартли осенило. Она ведь и вовсе позабыла о существовании этой записки! Перед мысленным взором вновь возник образ устало улыбающейся мадемуазель Леруа. Удивительная личность со своей историей и светлой душой. Сильная и открытая. Искренняя и отзывчивая. Настоящая. Как было бы прекрасно, будь они с Хартли близкими подругами! Но, к несчастью, разделявшее их расстояние в пару сотен миль делало это едва ли возможным.

Хартли продолжала стоять, задумчиво буравя взглядом парижский адрес Бернадетт. «Вслед за смирением придёт награда» — эти слова крутились в голове безумной каруселью. Но что есть смирение на самом деле? Благо, добродетель или же извечное бремя души, убежденное отчаяние и принятие собственного бессилия? Она много раз силилась схоронить себя на кладбище несбывшихся надежд, но тщетно: в попытках вырваться естество громко стонало, царапало крышку гроба и постоянно напоминало о том, что всё могло бы быть иначе.

Решение пришло спонтанно, оно нагрянуло словно гром среди ясного неба. Встреча с Деттой оказалась не просто случайностью. Это был билет в другую жизнь. Шанс. Возможность, кою она не могла просто так упустить. Посетившая голову идея была немыслимой, хуже того — поистине безумной, но Хартли больше не пыталась от неё избавиться. В ушах отдавались удары разбушевавшегося сердца. Схватив шкатулку с украшениями, она высыпала содержимое в небольшой бархатный ридикюль и, шумно выдохнув, прижала его к груди и закрыла глаза. Сегодня она совершит нечто, что изменит её мир навсегда.

В полдень на Риджент-стрит было как никогда шумно. Пробираясь сквозь толпу встречных прохожих, Хартли шагала вдоль белокаменных домов с массивными колонами и множества витрин, наполненных изобилием разного рода товаров. Но ни китайский фарфор, ни изящные шляпки, ни даже пестрые наряды не привлекали её внимание так, как конец улицы, за которым скрывалась пугающая, и в то же время манящая неизвестность.

— Вы прежде бывали здесь, миссис Гарленд?

Голос мисс Эммы донёсся к ней, как будто из тумана. Едва не столкнувшись с куда-то спешившим клерком, Хартли, поглощенная мыслями, рассеянно качнула головой.

— Видите слева витрину шляпного салона с голубой вывеской? В нём не так давно работала моя племянница. Месяц назад она вышла замуж за банковского служащего мистера Гарднера, который, между прочим, приходится троюродным братом самому виконту Уоллису. Как жаль, что он не смог достигнуть столь высокого положения в обществе!

— Весьма прискорбно, что так вышло, — отрешенно протянула Хартли и сразу замолчала, не имея желания поддерживать совсем бессмысленную для неё беседу.

— А вот мы и на месте, — мисс Эмма остановилась у фасада небольшого ателье и, ступив на порог, вдруг брезгливо поморщилась. — Какое удручающее зрелище!

На мгновение отвлекшись, Хартли вопросительно вскинула брови.

— Миссис Гарленд, если вы край впечатлительны, я бы не рекомендовала вам смотреть вниз.

Не придав значения словам камеристки, Хартли подошла поближе и присмотрелась. На пороге ателье лежало закоченелое тельце канарейки с оторванной головой. Желтые пёрышки были напрочь пропитаны свежей кровью — судя по всему, сердце несчастной птицы перестало биться всего каких-то несколько минут назад.

— Как она здесь оказалась?

Случайность или дурной знак? Голос Хартли задрожал, и она судорожно сжала ридикюль, стремясь отогнать нехорошее предчувствие о наихудшем, что могло ожидать её за границами этой пестрой и, казалось бы, очень даже приветливой улицы.

— Полагаю, бедняжка выпорхнула у кого-то из окна. Как жаль... А она ведь даже не успела насладиться свободой, — вздохнув, мисс Эмма повернула голову в сторону Хартли. — Пойдёмте же скорее. Я уверена, что миссис Бакстер нас уже заждалась.

Камеристка повернула дверную ручку, и в помещении раздался мелодичный звон колокольчика. В ярком дневном свете ателье казалось ещё просторнее, нежели есть на самом деле — прищурившись, Хартли окинула равнодушным взглядом разодетые манекены и выстроенные у стены рулоны разноцветных тканей.

— О, мисс Эмма, как я рада вас видеть!

Навстречу им вышла стройная светловолосая женщина, облачённая в аспидно-серое платье. На шее у неё болтался портняжный метр.

— Здравствуйте, миссис Бакстер, — мисс Эмма сдержанно улыбнулась. — Не могли бы вы нам помочь? Эта прелестная леди нуждается в новом вечернем туалете.

— С радостью, — обнажив ряд белоснежных зубов, миссис Бакстер оценивающе посмотрела на Хартли. — Только вчера к нам поступили несколько чудесных нарядов из самого Парижа. Леди, позвольте поинтересоваться, каков ваш любимый цвет?

— Малиновый, как цветы бугенвиллеи, — тихо ответила Хартли: она медленно завела руку за спину и, сжав её в кулак, изо всей силы вогнала ногти себе в ладонь.

— А мистер Гарленд считает, что вам больше подходит голубой, или же светло-зелёный.

— Я могу предложить вам чудное платье из бирюзовой парчи. Оно сшито по последней моде и более того, будет изумительно смотреться на вашей изящной талии!

— Миссис Бакстер, разрешите вас на пару слов, — приглушённым голосом произнесла мисс Эмма, на что портниха согласно кивнула. — Кроме этого, нужно учесть некоторые пожелания мистера Гарленда...

Как только женщины скрылись за наполненными кружевами ящиками, Хартли обернулась, уставившись на стеклянную дверь — за ней, как и прежде, продолжала кипеть жизнь. Проводив взглядом пожилую пару с неуклюжим французским бульдогом на поводке, она нервно усмехнулась. Пальцы дрожали, сердце вот-вот грозилось выскочить из груди, а к горлу, перекрывая дыхание, подкатил противный комок. Решение давалось с огромным трудом, но, так или иначе, времени на размышления оставалось совсем мало. Или она сделает это сейчас... Или не сделает никогда.

— Ткань просто изумительного качества, миссис Бакстер. Ах, как жаль, что миледи так преждевременно покинула нас... Она бы точно была бы в восторге, — мисс Эмма миновала ящики и, обойдя манекен, оглянулась. — Миссис Гарленд?

Ответа не послышалось. Миссис Бакстер прошла вперёд, посмотрела по сторонам, повернулась к мисс Эмме и недоумевающе пожала плечами. Лицо той вмиг побледнело. В ателье, кроме них, больше никого не было.

***

Неловкое чувство тревоги не покидало Маргарет с тех пор, как она получила извещение о смерти племянницы. В тот день она не проронила ни слёзы, однако чувствовала себя весьма подавленно. Причиной послужила не только преждевременная кончина Рашель, но и настораживающее содержание письма с чёрной рамкой, в котором не оглашалась ни дата, ни место похорон. Только короткая новость о трагедии, приправленная деликатным желанием Сибиллы прервать общение с сестрой. Увы, она не сочла нужным объяснить причину такого решения, и эта недосказанность возмущала Маргарет больше всего.

Что же на самом деле произошло в семье Макэлрой и чем же она так досадила самой близкой родственнице? Первые дни её терзали догадки, кои не только не имели смысла, но и провоцировали жуткую мигрень. Убедив себя в том, что всему виной овладевшая сестрой скорбь и глубочайшая хандра, леди Джеймс вскоре взяла себя в руки — она была более чем уверена, что рано или поздно Сибилла успокоится и обязательно даст о себе знать.

День сменялся днём, и она все меньше задавалась вопросами, продолжая безмерно упиваться недавним триумфом, даже не догадываясь, насколько горькой и омерзительной была правда. В кои-то веки ей удалось убить двух зайцев одним выстрелом. Хартли больше не донимала своим присутствием, да и её замужество сыграло только на руку, чему Маргарет была несказанно рада. Только вот было ли это облегчение по-настоящему подлинным? Иногда эйфория рассеивалась, подобно пелене, обнажая былую обиду на Джеймса, которая, увы, так никуда и не исчезла. Его предательство оказалось для неё слишком гнусным, слишком вероломным. Оно было сродни глубоко засевшей старой занозе, вокруг которой уж давно всё воспалилось и отекло, болезненно пульсируя.

Как и полагалось, лорд Джеймс ни о чем не подозревал. Сразу после бракосочетания Хартли его как будто подменили — он стал более рассеянным и все чаще замыкался в себе, подолгу просиживая в кабинете. Он испытывал огромную вину за то, что так мало времени уделял Хартли, что не решился поговорить с ней тогда, когда она так в этом нуждалась. Между ними не осталось ничего, кроме сырой недомолвки, а ведь ему так хотелось сделать её по-настоящему счастливой! В его памяти отчетливо застыла сцена венчания. Там, перед алтарем, Хартли походила на привидение. Сразу после клятвенных слов внезапно раздался бой часов, отчего старому лорду стало не по себе. Скверная примета подтвердила все его сомнения. Этот брак не сулил счастья, но увы — он понял это слишком поздно.

Для домочадцев Крендерфорд-Хауса время текло размеренно и, казалось бы, без происшествий. Мисс Алекс медленно приходила в себя, но, к глубокому сожалению, речь к ней так и не вернулась. Все усилия, брошенные на поиски преступника, ни к чему не приводили. Даже невзирая на глубокое отчаяние, Джордж Клементайн продолжал надеяться, что его дочь обязательно поправится, и они отправятся домой первым же рейсом.

По прошествии чуть больше недели все трое отбыли в Дублин, дабы встретиться со знаменитым доктором Флинном, о методах лечения которого едва ли не слагались легенды. Маргарет предпочла остаться дома, в одиночестве. Сразу же на следующий день после обеда она прочитала молитву, облачилась в чёрное платье и велела заложить экипаж. Её причудливое поведение не могло не привлечь лишнее внимание прислуги — всегда строгая и высокомерная, теперь она казалась подавленной и разбитой, и только старый дворецкий, служивший в доме больше двадцати лет, сокрушенно качал головой. Он знал — то, что когда-то случилось в этот день, навсегда сломило Маргарет, оставив на месте её души чёрную, зияющую дыру.

На кладбище было тихо и пусто. Оставив позади ворота, Маргарет, шурша юбками, медленно шла по аллее, по обеим сторонам которой тянулись ряды потемневших надгробных плит, искусно выполненных памятников и фамильных склепов. Пребывая во мрачной задумчивости, она свернула направо и, миновав невзрачную замшелую часовенку, остановилась рядом с одной из усыпальниц, охраняемой распростершей крылья статуей ангела.

Небо затянули сгустившиеся тучи, и в воздухе запахло дождём. Обратив взгляд кверху, Маргарет потянулась за шелковым платком, ютившемся во внутреннем кармане накидки.

— Джорджи, мой дорогой Джорджи... — едва слышно проговорила она, вглядываясь в скорбное лицо статуи: первые капли скатывались по её безжизненным щекам, оставляя на сером камне тёмные следы. — Ты ведь слышишь меня, правда? Я знаю... Знаю, что слышишь.

Где-то с шумом вспорхнула стая птиц. Поднявшийся ветер раскачивал верхушки кустов и деревьев, из-за чего кладбище казалось ещё более мрачным. Оглянувшись, Маргарет поднесла к губам платок и нервно улыбнулась — в отличие от Джеймса, она уже много лет подряд в тайне ото всех продолжала бередить себе старые раны.

— Знал бы ты, как я безумно скучаю по тебе, мой милый мальчик. Наверняка, ты уже совсем возмужал... Как бы я хотела тебя увидеть! Особенно сейчас, после всего, что произошло, — стыдясь рвущихся наружу чувств, Маргарет на мгновение умолкла, поджав губы. — Только тебе я могу признаться, как на самом деле одинока. Иногда мне кажется, что меня не существует — единственная сестра отказалась от нашего с ней общения, даже не удосужившись объясниться. Я как призрак, Джорджи, которому приходится греметь цепями, дабы о себе напомнить.Ты ведь не осудишь меня за это, правда? — опустив голову, она закрыла глаза. — Всё так изменилось. Никак не могу смириться, что твой отец обманывал меня почти с самого твоего рождения. Будь на это воля Господа, ты бы вырос не таким, как он. Я уверена. Он полагал, что та плебейка с необузданным нравом сможет заменить тебя. Он взял её в дом, прикрываясь сходством девчонки с покойной племянницей, и если бы мне тогда стало известно, чья это дочь, я ни за что бы её не приняла. Оливия Вайт... Обольстившая Джеймса беспутница, родившая на свет такую же бестолковую, вздорную девицу, принесшую в дом раздор и неприятности. Она даже успела задурить голову Николасу, сыну Сибиллы! Подумать страшно, что было бы, возьми он её в жены. Самая нелепость в том, что Хартлей Вайт могла бы оказаться твоей единокровной сестрой, но я каждый раз отметаю подобные мысли, убеждая себя, что это было бы слишком низко даже для Джеймса. Но разве самоутешение может что-то исправить? Он предал семью, предал клятву, данную Господу в церкви... Станет ли достойный муж и отец искать утешения в объятиях другой женщины в то драгоценное время, когда важна каждая секунда? Ты ушёл слишком рано, пребывая в полном неведении, и это даже к лучшему. Ты бы не смог его простить. Это бы так ранило тебя!

В небе прогремел первый раскат грома. Слева от ограды в пышных кустах можжевельника затявкали лисы. Подойдя поближе, Маргарет прикоснулась рукой к прохладному камню и глубоко вздохнула.

— Ты всегда оставался и остаёшься моим единственным сыном, даже несмотря на то, что прошло столько лет. Надеюсь, тебе там хорошо и ты не одинок, ведь от недавна твоя кузина, Рашель, покинула нас... Упокой Господи её душу. Помни, что я люблю тебя, Джорджи, как никто другой, и мы увидимся, рано или поздно. А теперь мне нужно идти. Спи с миром, дорогой, — она положила к подножью могильной плиты белоснежную розу и направилась в сторону центральной аллеи. Убедившись, что её никто не видит, Маргарет смахнула слёзы и зашагала к выходу, где у ворот её поджидал экипаж.

— Леди Джеймс!

Раздавшийся рядом топот копыт и громкое ржание заставило её вздрогнуть от неожиданности.

— Мистер Гарленд? — она, держась за ручку дверцы, удивленно вскинула брови. — Не ожидала вас здесь увидеть.

Придерживая разгоряченного скачкой вороного жеребца, Питер проворно спрыгнул на землю и выпрямился. Его грудь вздымалась и опадала в такт дыханию — откинув назад растрепавшиеся пряди волос и пытаясь скрыть разбушевавшееся волнение, он нарочито вежливо улыбнулся.

— Леди Джеймс... Я надеялся застать вас дома, но госпожа случайность распорядилась иначе... Во всяком случае, я очень рад, — собираясь с мыслями, сбивчивым голосом протараторил Питер. — Я бы не стал обсуждать это на улице, но времени в обрез... В общем, дело весьма щекотливое, и оно не терпит отлагательств.

— Выслушаю вас с превеликим удовольствием, мистер Гарленд, — Маргарет вдруг почувствовала неладное, но виду не подала.

— Мисс Хартлей... Прошу прощения, миссис Гарленд, моя жена... Боже правый, какая абсурдная ситуация! — не в силах сдержать пренебрежительный смешок, выпалил Питер и покачал головой. Поймав на себе пронзительный взгляд, он поспешил тут же взять себя в руки. — Я хочу осведомиться на счёт её визита к вам.

— Визита?

— Именно. Не навещала ли она вас в течение сегодняшнего дня?

— Что за глупости, — снисходительно хмыкнула Маргарет и отошла подальше от экипажа. — Вы не знаете, куда отправилась ваша супруга?

Сжимая в руке повод, Питер нервно сглотнул.

— Скажите только, что она в Крендерфорд-Хаусе. Что она приехала повидаться с лордом Джеймсом.

Странная оторопь, словно дрожь от холодного ветра, пронзила Маргарет. Нахмурившись, она отвела взгляд в сторону и изумленно приоткрыла рот.

— Нет, лорд Джеймс отбыл в Дублин по делам несколько дней назад, мистер Гарленд. Хартлей не...

— Смею признать, что недавно я повёл себя с ней очень грубо, и...

— Её нет в Крендерфорд-Хаусе, — на одном выдохе вымолвила Маргарет и закрыла глаза.

Питер болезненно поморщился.

— Нет, это какой-то вздор. Она что, сбежала?

— А вы настолько слепы, что не замечаете очевидных вещей? — шёпот Маргарет больше походил на шипение змеи. — Как вы могли допустить подобное, мистер Гарленд?

— Я всего лишь следовал вашим предписаниям, леди Джеймс, — сухо ответил тот. — И к чему это привело? Я поступал с ней так, как могут поступать только эгоисты, движимые задетой гордостью и желанием обладать. Я шантажировал её. Я вознамерился проучить её за чувства, кои она пытала не ко мне. Я запер её в комнате, после того, как... Проклятье! Я только теперь понимаю, как это низко!

Гарленд умолк и быстро повернул голову, стыдясь своего порыва, боясь, чтобы Маргарет не прочла его эмоции, но было слишком поздно. Мысленно отчитав себя за несдержанность, Питер глубоко вдохнул.

— То, что вы раскаиваетесь, очень благородно с вашей стороны, но время не вернуть вспять, — голос Маргарет обрёл властные ноты. — Вам не за что себя корить. Хартлей сделала свой выбор. Она взяла на себя обязательство, коим осмелилась пренебречь, и в этом не только её вина, но и моя. Я хотела воспитать из неё скромную, кроткую и богобоязненную мисс, но не справилась. Даже несмотря на все мои усилия, от Хартлей можно ожидать чего угодно. Её побег, это уже не впервой, мистер Гарленд, вы ведь знаете. Но если она не вернётся... Вы не последний человек в обществе и как никто должны понимать, чем всё это может обернуться.

— Я заявлю в полицию. Сейчас же.

— Не стоит торопиться с этим, мистер Гарленд. Ещё слишком рано. Хартлей ещё может вернуться.

— Если она  вовремя не образумится, то запятнает не только свою репутацию, но и всей нашей семьи, — сквозь зубы процедил Питер: казалось, холодная рассудительность вновь возвратилась к нему. — Все надежды только на вас, леди Джеймс, ибо я не знаю, как поступить. Мой отец... Он не должен узнать об этом.

Маргарет понимающе кивнула.

— Мы предпримем всё, что в наших силах, дабы избежать скандала, — тихо и ровно ответила она. — Во всяком случае, мы с вами плывем в одной лодке. А теперь успокойтесь и езжайте к себе домой. Если до утра ничего не изменится, жду вас с визитом сразу же после обеда.

— Благодарю, леди Джеймс. Желаю вам хорошего вечера, — кивнув на прощание, заметно оживившийся Питер взобрался в седло. Переполненный надеждой, он пришпорил коня и ускакал прочь, оставив Маргарет наедине со своими мыслями.

— Глупая, взбалмошная девчонка... Ты снова всё испортила, — прошептала она в пустоту и, криво усмехнувшись, направилась назад, к экипажу.

***

Хартли быстро шла по улице. Шла в никуда. Риджент-стрит уже давно осталась позади — миновав работный дом Сент-Мартин и Трафальгар-сквер, она свернула налево и остановилась.

С неба срывались первые капли дождя. Громкие возгласы и топот копыт отдавался в в голове гулким эхом. Первобытный страх перед неизвестностью заставлял сердце колотиться как безумное, порождая очередную волну паники. Ощутив толчок, Хартли прижалась к кирпичной стене большого здания в несколько этажей и, дабы окончательно не впасть в отчаяние, больно прикусила губу. Она стояла в полной растерянности, и совсем не знала, что делать дальше.

С трудом созревший план казался смутным, опасным, и заведомо безнадежным. Прежде чем отправиться на ближайшую железнодорожную станцию, ей требовалось выручить деньги за украшения. Хартли с тревогой осознала, что оказалась в тупике. Одна, без сопровождения, она ловила на себе косые взоры достопочтенных дам, что делало невозможной попытку обратиться за помощью к кому-то из прохожих. Это было бессмысленно, и к тому же, слишком рискованно —наверняка, её уже ищут.

Мысли о новой жизни в Париже придавали ей немного уверенности. Собравшись с духом, Хартли двинулась дальше и, даже и не обратив внимания на рядом находившуюся ломбардную контору, перешла улицу.

Впереди виднелся богато украшенный коричневый фасад вокзала Чаринг-Кросс. Времени на размышления не было. Дождь усиливался, и Хартли начинала чувствовать, как промокают её обшитые атласом туфельки: не предназначавшиеся для сырой погоды, они впитывали влагу, как губка. Скрыться под крышей общественного здания было единственным правильным решением — придерживая подол юбки, она ускорила шаг.

Казалось, в вестибюле царил настоящий бедлам. Воздух казался спертым. Везде толпились люди — кто-то громко смеялся, а кто-то молча дожидался своей очереди в кассу. Пожилой седовласый джентльмен, покуривая трубку, молча сидел на скамейке и читал газету; две тучные женщины, облаченные в пестрые платья, о чём-то неистово спорили. Справа от выхода на одну из платформ носились несколько сорванцов, пытаясь отобрать друг у друга старый холщовый мешок. Ощутив на себе сладострастный взгляд одного из мужчин в офицерской форме, Хартли вмиг стало не по себе. Она хотела уже уходить, как вдруг почувствовала, как кто-то настойчиво тянет её за платье.

— Мисс! Подайте на корочку хлеба, мисс!

Мальчишка лет восьми на вид, весь в лохмотьях, вперил в Хартли жалостливый взгляд.

— Но у меня нет с собой денег... — растерянно пробормотала она.

— А что у вас там, в сумочке? — спросил попрошайка, хитро прищурившись. — Неужто не найдётся парочку пенсов?

Хартли сглотнула и сильнее прижала к себе ридикюль.

— Пошёл прочь! Мисс, вам стоит быть поаккуратней с этими мелкими жуликами, они обчистят вас в одну секунду!

Зычный голос констебля заставил нутро сжаться. Кивнув в знак благодарности, Хартли опустила голову и поспешила уйти в сторону ближайшей платформы. Заприметив пустующую скамейку, она заняла её и, осмотревшись по сторонам, устало вздохнула. После длительной ходьбы ноги противно ныли, а в животе урчало от голода. Невзначай Хартли перевела взгляд на запястье и тут же досадливо сморщилась: вещь, которая связывала её с прошлой жизнью и так много значила для неё, осталась лежать на тумбе, в шикарном, но таком ненавистном ей доме.

— Будьте внимательны, поезд в Дувр отправляется через пять минут!

Рядом раздался свист пара, локомотив заскрежетал и медленно тронулся с места. Хартли понимала, что вот-вот заплачет. Ещё несколько часов назад ей казалось, что нет ничего проще нежели сбежать в Париж, имея при себе мешочек с драгоценностями. Её наивность и неосведомленность сыграли с ней злую шутку, и теперь она безмерно корила себя за это.

« Лондон опасен, Хартли. Он поиграет с тобой, а потом проглотит и выплюнет, оставив барахтаться в луже собственной самонадеянности», — в голове прогремели когда-то произнесённые Николасом слова, отчего на душе стало ещё гаже. На место былому задору пришло понимание того, что он оказался прав. Слишком неискушенная, наивная и пылкая, она не в силах что-то изменить. Она должна немедленно вернуться, пока не стало слишком поздно. Питер Гарленд причинил ей достаточно боли, и Хартли была уверена, что хуже уже не станет. Она стерпит очередное унижение с достоинством — во всяком случае, это её крест, и ей нести его до самого конца.

В мысленных поисках какого-нибудь нелепого оправдания Хартли встала и поправила платье. Несколько минут она стояла, задумчиво смотря вслед очередному уходящему составу. Всё это время её не покидало чувство, как будто кто-то за ней пристально наблюдает — повернувшись, Хартли встретилась лицом к лицу с худосочной дамой в старой, но вычурной шляпке, украшенной разноцветными перьями. На вид ей было не больше сорока. Рядом с ней стояла молоденькая девушка чуть младше Хартли — одетая в поношенное, но аккуратное плисовое лиловое платье, она нелепо улыбалась. Черты лица её были такими же грубыми, как и у матери: то, что эти особы приходились друг другу родственницами, не было никаких сомнений.

— Добрый вечер, мисс, — голос женщины прозвучал хрипло, но вполне доброжелательно. — Будьте так любезны... Не прибывал ли поезд в Дувр?

— Нет, мэм, — Хартли отстранённо качнула головой и шмыгнула носом. — То есть... Он уже уехал.

— Ах, опять опоздали, — женщина раздосадовано махнула рукой. — Ну что же, Софи, придётся навестить дедушку Сэма на следущей неделе, — она опять повернула голову в сторону Хартли и смерила её участливым взглядом. — Мисс, с вами всё в порядке?

— Всё в порядке... — едва сдерживая наворачивающиеся на глаза слёзы, протянула та.

— Не стоит обманывать миссис Ливитт, кому как не ей знать, как выглядят нуждающиеся в помощи юные леди. Позвольте узнать ваше имя?

— Мисс Хартли, мэм.

Вскинув густые брови, миссис Ливитт озадаченно хмыкнула.

— И что же с вами стряслось? Вас кто-то обидел?

— Мне нужно в Париж, миссис Ливитт, но я не знаю, с чего начать, — в голосе Хартли вновь забрезжила надежда.

— Надо же! Если бы мы встретились на несколько минут раньше, то могли бы ехать в одном вагоне, — женщина хохотнула. — Вы пропустили нужный поезд, как и мы с Софи. Вам нужно добраться до Дувра, потом пересесть на судно и пересечь Ла-Манш — и здравствуй, Франция! Всегда мечтала побывать в Париже. Поговаривают, что девушки там носят брюки и курят сигары, а мужчины...

— Это всё басни, мама, — внезапно встряла в разговор Софи.

— Ты там знаешь!

Рассмеявшись, женщина отмахнулась в ответ. Хартли улыбнулась — веселая хохотушка миссис Ливитт располагала к себе и вызывала доверие.

— Следущий поезд будет завтра утром, так что не торопитесь. Покупайте билет и езжайте домой, поди, вы вся промокли.

— Но у меня нет с собой денег... — тихо ответила Хартли и понурила голову. — И возвращаться мне некуда. Но у меня есть украшения, — она сглотнула, понимая, что доверяет этой женщине самое сокровенное. — Мне нужно продать их. Не подскажете, где это сделать?

Внезапно миссис Ливитт оживилась ещё больше.

— Постойте-ка! — воскликнула она. — Один наш хороший знакомый работает в небольшой ломбардной конторе. Он примет ваши ценности по достойной цене. Надеюсь, что мой супруг все ещё болтает с тем коммивояжером в клетчатом сюртуке — в этом случае вам не придётся нанимать экипаж, и мы подвезём вас бесплатно. Согласны?

Не сдерживая трепетного волнения, Хартли радостно закивала.

— Ждите нас здесь, — велела женщина и, дёрнув дочь за рукав платья, поспешила скрыться в здании.

Вскоре они вернулись. На лице миссис Ливитт сияла радушная улыбка.

— Мне повезло застать мужа, только он не в духе и очень торопится! Пойдёмте же скорее, если желаете успеть закончить все ваши дела, ведь на улице скоро стемнеет, а вам ещё возвращаться. Негоже вот так одной разъезжать в темноте. Это может быть опасно для леди с таким прелестным личиком, как у вас.

Ничего не ответив, Хартли последовала за миссис Ливитт обратно в вестибюль. Там они встретились с коренастым мужчиной в выцветшем коричневом костюме-тройке и шляпе-котелке — морщинистый лоб и густые чёрные усы придавали его лицу хмурый и отчасти суровый вид. Рядом с ноги на ногу переминался темноволосый юноша лет тринадцати. Бросив на женщину нетерпеливый взгляд, он что-то недовольно буркнул под нос, за что сразу же схлопотал от мистера Ливитта смачную оплеуху.Обменявшись коротким приветствием, все четверо направились на улицу, где их ожидала крытая повозка. Хартли забралась последней. Мистер Ливитт щелкнул вожжами, и лошадь, недовольно взмахнув головой, пошла широкой рысью.

Места в повозке было совсем мало. Прижавшись к двери, Хартли устало закрыла глаза, раздумывая о том, как получит деньги, отблагодарит этих добрых людей, доберётся в Париж и, отыскав мадемуазель  Леруа, наконец начнёт всё с чистого листа. Вероятно, что поначалу ей придётся тяжело работать, но мысли об этом ничуть не пугали. Если это цена свободы — то она была готова заплатить за неё сполна.

Время пролетело незаметно. Повозка дернулась и остановилась. Отодвинув занавеску, Хартли недоумевающе нахмурилась — то место, в котором она оказалась, ничуть не походило на фешенебельный район Лондона. На улице не было видно ни единого экипажа. Подобно куску старой серой шерсти над покрытой грязной жижей мостовой висел липкий смог; он же укутывал покосившиеся ветхие убогие домишки и неприглядные кирпичные постройки, сменившие собой величественные и богатые здания Вест-Энда.

— Всё, мисс Хартли, мы поедем дальше, а вам, — миссис Ливитт задумчиво нахмурилась, — вам нужно вон туда, — она указала рукой в сторону невзрачной узенькой улочки. — Пройдёте ярдов двести и сразу же увидите нужную вывеску. Это легко.

— А как я доберусь назад? — голос Хартли дрогнул.

— До станции Степни отсюда рукой подать, — отозвался мистер Ливитт. — Вернётесь назад, свернёте налево и пройдёте ещё немного прямо. Её уж точно ни с чем не спутать.

— Я вам так благодарна за вашу доброту, миссис Ливитт, мистер Ливитт, — запнувшись, Хартли смущенно потупила взор. — Что бы я делала, если бы не встретила вас...

— Брось расшаркиваться, милочка, а лучше поспеши, — как-то нервно проворчал мужчина и прокашлялся.

Не придав значения вдруг царапнувшей грудь необъяснимой тревоге, Хартли со всеми простилась и поспешила покинуть повозку. Как только дверь закрылась, мисс Ливитт резко сменилась в лице — из улыбчивой и добродушной миссис она вмиг превратилась в угрюмую старуху.

— Эй, балбес, давай быстрее, — прошипела она, глядя на мальчонку, который лишь криво ухмыльнулся. — А не то упорхнёт птичка, и пиши пропало. Сообщишь Волдо, надеюсь, он уже на месте?

— Если его не скосила очередная хворь, — захихикал мальчишка. — Не волнуйтесь, тётушка Элспет, всё пройдёт, как по маслу.

— И тебе её не жаль? — обернувшись, мрачно буркнул мужчина.

— Нет, Лиам, не жаль! — ощетинилась та. — Разве твоя ирландская рожа забыла, как ей подобные сжили со свету всю твою родню? То-то же. Откуда у тебя возникло сострадание к перенасытившейся, богатенькой наивной дурочке?

Ничего не ответив, Лиам лишь безразлично пожал плечами.