Слёзы Бугенвиллеи

Ещё никогда прежде Хартли не было так противно и мерзко на душе. День, о котором она совсем недавно с нетерпением мечтала, обернулся гнетущим кошмаром, хоть и не являл собой ни мертвецов, ни призраков, ни жутких уродливых чудищ. Утро двадцать шестого июля встретило её приторно-сладким запахом флёрдоранжа, жжением от туго затянутого корсета и болью от врезавшегося в голову свадебного венка. Каменные своды величественного храма и волнительные звуки церковного органа, облачённый в шикарный фрак Питер Гарленд и бесстрастная речь священника у алтаря, безмятежное, чуть отрешённое лицо ни о чем не подозревающего дядюшки Джеймса и завистливый взгляд мисс Элайзы, разлетающиеся в разные стороны зерна пшеницы и открытый, запряженный четвериком великолепных лошадей экипаж... Всё это проплыло перед глазами, как в тумане, и, скорее, напоминало нелепый сон, нежели правду. В конечном счёте, всё случилось именно так, как того хотела Маргарет. К удивлению, в день свадьбы она была немногословной — в её поведении и жестах угадывалось некое смятение и даже испуг. Возможно, виной этому послужил таинственный конверт с чёрной рамкой, который она так усердно прятала где-то в своей комнате. Так или иначе, Хартли не думала об этом. Принимая поздравления от гостей, она со страхом вглядывалась в каждое лицо, опасаясь только одного — приезда семейства Макэлрой. Но в доме они так и не появились. Причина их отсутствия не оглашалась, да и Хартли знать об этом не хотелось. Она не раз ловила себя на мысли, что подчиниться воле старших оказалось куда проще, нежели смириться с предательством Николаса. Из-за него она пропала. Растаяла. Растворилась в вымышленном мире, что обрушился для неё в тот миг, когда она прочла то проклятое письмо. Когда все её наивные мечты обратились в прах, а желания стали не значимее пыли.

 Сразу же после празднества последовал переезд в Линден-Холл, а за ним пара светских раутов и выходов в свет. Каждый раз они возвращались глубокой ночью, и Хартли, ссылаясь на усталость и головную боль, немедленно запиралась в отведённой ей комнате. С тех пор, как она переступила порог этого дома, её не покидала давившая тяжесть обреченности. Питер Гарленд был ей чужим человеком, и Хартли совсем не понимала, что ожидает её впереди. Она ощущала себя не более чем предметом декора, заполняющего пустующий угол одной из многих комнат. 

 Ночь с тридцать первого июля на первое августа выдалась на редкость отвратительной. Не прекращаясь ни на минуту, по окнам нудно тарабанил дождь, и только к утру тяжелые свинцовые тучи рассеялись, уступив место солнцу и бледной голубизне бескрайнего неба. Кутаясь в пуховое одеяло, Хартли свесила ноги с кровати и невольно поежилась. Несмотря на то, что на дворе было лето, в просторной, но совсем неуютной спальне с высокими потолками было всегда прохладно. Со дня свадьбы миновала уже почти неделя, но она все ещё не могла освоиться в новом доме — всё вокруг казалось навязанным и непривычным.

 К счастью, по утрам Гарленд часто пребывал в разъездах, но от того легче не становилось. Жить на пороховой бочке и каждый раз думать о том, что рано или поздно его терпению придет конец и он на правах супруга потребует от неё чего-то большего, нежели просто присутствия в одной комнате и сухой беседы за обеденным столом, было невыносимо. В конце августа они должны были отправиться в свадебное путешествие, и этот день неумолимо приближался. Хартли не раз слышала о загадочном семейном долге, который обязана выполнять каждая замужняя дама, но что он собой представлял? Поцелуи? Или нечто совсем иное? Увы, но в обществе было не принято говорить на подобные темы. Хартли почти не знала о том, что происходит между мужчиной и женщиной после брака — только от одних предположений ей становилось не по себе. Находящаяся за гранью понимания неизвестность пугала, следовала по пятам и дышала в затылок, заставляя думать о ней снова и снова. Это была та действительность, которую, несмотря на её неизбежность, Хартли до конца отказывалась принимать.

 Снаружи послышались чьи-то размеренные шаги. В комнату вошла щуплая пожилая женщина в темно-коричневом шерстяном платье с черной кружевной оторочкой и, поприветствовав Хартли, помогла ей одеться.

 — Мисс Эмма... 

 — Слушаю, миссис Гарленд, — закончив дело и подойдя к двери, Эмма смерила её безразличным взором светло-серых глаз. 

 Хартли поморщилась. Неужели её нельзя называть просто по имени?

 — Я хотела спросить, видели ли вы сегодня мистера Гарленда, — тихо поинтересовалась она, исподлобья поглядывая на камеристку.

 — Нет, — сухо ответила Эмма. — Мне известно только, что у него важная встреча с неким джентльменом. Кстати, мистер Гарленд высказывал недовольство по поводу вашего времяпрепровождения и добавил, что от того, что вы избегаете его, вам легче не станет. Рекомендую прекратить ваши выходки, милочка, ибо замужней женщине не пристало так себя вести. Я служу в этом доме уже больше двадцати лет и знаю, о чём говорю.

 Где-то в глубине души Хартли понимала, что камеристка права, но чувство отчаяния и обиды на весь мир были сильнее, нежели доводы здравого смысла. Увы, к Питеру она не испытывала ничего, кроме тщательно скрываемого раздражения, предпочитая его обществу одиночество и компанию своих мрачных мыслей. 

 — Я приму во внимание ваши советы, мисс Эмма. 

 — Помнится когда-то давно точно таким же затравленным взглядом на меня смотрела юная Агнес, супруга лорда Гарленда, упокой Господи её душу, — на вытянутом лице камеристки отразилось слабое подобие улыбки, но тут же исчезло. — Не вы первая, не вы последняя. Многие девушки через это проходят. 

 Проницательность мисс Эммы причиняла жуткое неудобство. Хартли кивнула и, дождавшись, пока та уйдёт, присела на кровать и обречённо уставилась в окно. Понимание того, что её замужество — всего лишь чистой воды фарс, на который она согласилась только ради того, чтобы забыть Николаса, больно давило на грудь. Увы, но надежда выбросить его из головы с каждым днём иссякала, оставляя после себя выжженную тоской душевную пустыню. Мнимая любовь стоила Хартли разбитого сердца, и теперь, когда всё изменилось, она мысленно пообещала доказать себе, что сможет жить без неё.

 День миновал незаметно, и время неумолимо приближалось к вечеру. Линдер-Холл был настолько огромным, что заблудиться в нём не составляло особого труда. Выпутавшись из лабиринта коридоров, Хартли спустилась вниз и направилась в столовую, дабы наскоро отужинать и поскорей вернуться в свою комнату. 

 За широкой витражной дверью слышался едва заметный шорох. В залитой жемчужным светом столовой никого не было, кроме расставляющей блюда прислуги. От мысли, что Питер, по всей видимости, не явится к ужину, Хартли облегченно вздохнула и села за стол, покрытый белоснежной ажурной скатертью. 

 Спустя минуту донёсшиеся снаружи шаги и мужские голоса заставили её напрячься. То, что один из них принадлежал Питеру, не было никаких сомнений. Отпив глоток воды из хрустального стакана, Хартли нахмурилась и встала, положив руку на обитую бархатом спинку стула.

 — Надо же, мисс нелюдимость наконец соизволила почтить нас своим присутствием, — застыв на месте, Питер вскинул подбородок и комично поднял брови. — Однако, какая всё-таки честь.

 Хартли нервно поджала губы и резко повернула голову, ощутив на себе чей-то колючий взгляд. Действительно, Гарленд вернулся не один. Рядом с ним стоял рослый джентльмен в чёрном дорогом костюме-тройке и вежливо улыбался. Незнакомец был примерно того же возраста, что и Питер: темноволосый, с гладко выбритым узким лицом, чуть крючковатым носом и выразительными светлыми, почти прозрачными глазами он напоминал караулившую добычу хищную птицу.

 — Миссис Гарленд, хочу представить вам моего брата, мистера Оскара Гарленда, — сбросив насмешливую маску, уже более серьезным тоном проговорил Питер. — Оскар приехал по делам из Глазго, и я предложил ему остановиться у нас на несколько дней, пока он всё не уладит.

 — Рад встрече с вами, миссис Гарленд.

 — Я тоже рада знакомству, — бесцветным голосом ответила Хартли: на мгновение ей показалось, что Оскар смотрит на неё изучающим, даже оценивающим взглядом. 

 — Кстати, у меня имеется одна чудеснейшая весть, — торжественно заявил Питер, заняв место во главе стола. — В эту пятницу леди Сканторп устраивает приём в честь помолвки дочери, и мы приглашены. Бесспорно, лорд Бакингем сделал весьма неплохой выбор — леди Джудит юна, скромна и очень хороша собой. 

 Хартли удивлённо повела глазами и опустила взгляд. Леди Джудит — миловидная, светловолосая девушка примерно восемнадцати-двадцати лет, с которой она имела удовольствие познакомиться на последнем званом вечере у какого-то высокопоставленного господина, и лорд Бакингем... Толстый, обрюзгший старик со скрипучим голосом и надменным выражением мясистого лица. Поговаривали, что год назад лорд схоронил жену, и что у него имеется уже взрослый сын. А ещё он был на сорок лет старше Джудит. Только от одной мысли, что эти двое пойдут под венец, Хартли брезгливо скривила губы, прикрыв их салфеткой.

 — Погодите, лорд Бакингем... Что-то знакомое. Неужели это тот самый лорд Бакингем, которому принадлежат основные алмазные копи в Кимберли?

 — Нет, лорд Бакингем занимает должность государственного секретаря по делам колоний, а его сын, лорд Уилфред, который, между прочим, сейчас доблестно сражается против египетской армии, поспособствовал тому, чтобы мы с тобой снова увиделись, — бесстрастно проговорил Питер, бросив на Хартли двусмысленный взгляд.

 — Ах да, как же я мог забыть! Золотой человек, смею заметить, — Оскар ловко покрутил в руке серебряную ложку, после чего окунул её в суп с зайчатиной. — Чтобы ты ни говорил, но его крестный буквально выручил нас обоих. Если бы не он, тебе уж точно пришлось бы пойти на уступки этому шарлатану Десмонду Макэлрою. Кстати, как там поживает его дочь?

 Услышав знакомое имя, Хартли невольно вздрогнула и почувствовала, как к горлу подступил комок. Она не знала, какое отношение имеет Оскар к отцу Николаса, и ей оставалось лишь только теряться в догадках. 

 — Скажи, тебя интересует вышивка? — спросил Питер, пытаясь спрятать за улыбкой внезапно накатившее раздражение.

 — Что за вздор, — Оскар ухмыльнулся.

 — Будь любезен, ответь на мой вопрос. 

 — Скучнейшего занятия я и представить себе не могу. Есть много более увлекательных способов провести время, например, играя в крокет или гольф.

 — Вот и меня в точности так же волнуют дела мисс Рашель, — с изысканным, почти неуловимым пренебрежением произнёс Питер. — В целом, мне эта тема не интересна, и я бы предпочёл не обсуждать её.

 — Кстати, как обстоят дела у лорда Уилфреда? — выдержав паузу, как ни в чём не бывало поинтересовался Оскар. — Это правда, что британским солдатам дали отпор при Кафр-эд-Дауваре? Если это действительно так, то очень надеюсь, что это была всего лишь небольшая временная неудача. 

 Питер с энтузиазмом ухватился за этот вопрос и, согласно кивнув, поддержал беседу. Совсем не понимая, о чём и о ком идёт речь, Хартли молча ужинала и время от времени выдавливала из себя подобие улыбки. Даже тогда, когда её взгляд был направлен в тарелку, она чувствовала, как будто кто-то следит за ней, не отрывая глаз. Оскар смотрел на неё столь напористо и столь бесцеремонно, что Хартли сразу захотелось покинуть столовую, уединиться комнате и закрыть дверь на замок. 

 Вскоре ужин подошёл к концу. Мужчины, что-то рьяно обсуждая, удалились в курительную комнату. Будучи уверенной, что до завтрашнего дня её точно никто не потревожит, Хартли облегченно вздохнула. Теперь она осталась одна, и может провести вечер так, как ей заблагорассудится.

 На третьем этаже было тихо, как в склепе, и только где-то снизу едва слышно доносились приглушённые голоса. От стен, облицованных бежевым мрамором, веяло прохладой. За окнами смеркалось. Хартли медленно шла по коридору, рассматривая лепнину на потолке. 

 В груди, подобно костру, жгла досада. В пятницу утром она хотела навестить мисс Алекс и дядюшку Джеймса, но новость о грядущем приеме в один миг свела все её планы на нет. Говорить об этом Питеру не имело никакого смысла. С самого первого дня он сразу дал ей понять, что никогда не станет потворствовать незначительным женским капризам. Что все её чувства и желания — всего лишь слабость, порок, с которым нужно научиться бороться. 

 Достигнув конца коридора, Хартли вдруг поняла, что вновь свернула не туда и хотела уже возвращаться, как вдруг её внимание привлекла чуть приоткрытая дверь. По сравнению с остальными, она казалась довольно старой — некогда белоснежная краска уже давно потеряла свой цвет и пошла трещинами, местами обнажая деревянную основу. На фоне остальной роскоши подобное казалось странным. Убедившись, что вокруг никого нет, Хартли потянула ручку и тихо вошла внутрь.

 В воздухе сильно пахло пылью. Окна закрывали тяжелые портьеры, отчего в комнате царила кромешная тьма. Хартли нащупала на стене выключатель и повернула его до щелчка. В разбавленном тусклым светом газового рожка полумраке угадывались очертания мебели: пустой стол на изогнутых ножках, обитые бархатом кресла и массивный шкаф, придвинутый вплотную к оклеенной цветастыми обоями стене. Слева в углу высилось безмолвное чучело бурого медведя на массивной подставке, а справа от шкафа красовался старый «Бёзендорфер» из орехового дерева — в приёмной Крендерфорд—Хауса стоял в точности такой же. Хартли взглянула на него и с грустью осознала, что хочет вернуться туда, откуда совсем недавно и с таким нетерпением мечтала сбежать насовсем.

 Она небрежно смахнула пыль, открыла крышку фортепьяно и плавно опустила пальцы на пожелтевшие от времени клавиши. Комнату заполнила тихая и грустная мелодия забытого вальса. Хартли помнила, что играла её в тот день, когда видела Николаса в последний раз. В тот день, когда он подарил надежду, которую вскоре собственноручно уничтожил. Заглушить причинённую им боль не удавалось. Она отчаянно отказывалась признаться себе в том, что всё ещё тоскует по нему, даже несмотря на затаённую обиду, и это напоминало неизлечимую болезнь. Болезнь, что медленно и мучительно раздирала все внутренности на мелкие кусочки.

 Хартли взяла ещё несколько аккордов и остановилась. Обида стояла комом в горле и пеленой перед глазами, саднила в груди и несносно жгла лицо. Нет. Так дальше нельзя. Пусть она ни с кем не сможет поделиться своим горем, пусть Питер Гарленд с ней предельно сдержан и сух, но он есть и будет оставаться ей супругом. Она должна измениться ради него и, возможно, этот человек однажды поможет ей исцелиться. Нужно только наконец-то взять себя в руки. Сделать встречный шаг, навсегда забыть о прошлом и выбросить воспоминания из головы, как испачканную чернилами выцветшую бумагу. 

 Опустив крышку фортепиано, Хартли собралась уже уходить, как вдруг замерла в оцепенении. Как оказалось, в комнате она была не одна. 

 — Давно не слышал такой чудесной игры. Почему же вы прервались? Продолжайте. 

 Она резко повернулась, заметив, как из темного угла вынырнула рослая мужская фигура. Деловито заложив руки за спину, Оскар прошёл мимо неё, вальяжно сел в кресло и закинул ногу на ногу.

 — Что вы здесь делаете? — голос её звучал тихо и в то же время настороженно.

 — То же, что и вы: решил сбежать от реальности, — Гарленд усмехнулся и ослабил шейный платок. — Боже правый, как же здесь душно... По правде говоря, я просто не смог превозмочь вдруг завладевшее мной любопытство. Ваша музыка взяла меня за душу, мисс...

 — Миссис. Миссис Питер Гарленд, — сухо сказала Хартли, тщетно пытаясь придать лицу строгое выражение. 

 — Позвольте спросить, как вас зовут? 

 — Миссис... 

 — Нет! — не дав Хартли договорить, Оскар взмахнул рукой и резко встал с кресла. — Не повторяйтесь. Меня интересует ваше настоящее имя.

 — Вы ведь должны знать, мистер... — недоумевая, пролепетала она и отпрянула, когда Оскар в один миг оказался в шаге от неё: он вёл себя подозрительно, отчего на душе становилось тревожно. — Меня зовут Хартли. 

 — Ах да, Хартли! Простите, запамятовал. 

 На его губах играла глупая улыбка. Хартли почувствовала, как в нос ударил запах виски и брезгливо поморщилась. Оскар ей не нравился. С самого начала она отнеслась к нему с подозрением, и теперь, вглядываясь в насмешливое лицо, испытывала явную неприязнь. Этот молодой мужчина с фривольными манерами был совсем не похож на своего брата. По крайней мере, внешне. Странно, почему он не присутствовал на их с Питером свадьбе? Тихо хмыкнув, Хартли попыталась ретироваться, но не успела — Оскар ловко поймал её за руку и притянул к себе.

 — Отчего вы так грустны, Хартли?

 — Со мной всё в порядке, — сквозь зубы процедила она, отворачивая голову в сторону. — А теперь позвольте мне уйти.

 — Нет. Вы никуда не уйдёте до тех пор, пока не расскажете мне, что с вами стряслось, — казалось, Оскар смотрел на неё, как удав на кролика. — И... Пока этого не пожелаю я сам.

 Какая вопиющая наглость! Хартлей недоуменно приоткрыла рот. Тревога мгновенно переросла в страх, сковавший внутренности ледяной коркой.

 — Всё хорошо, и это правда, — она пыталась придать дрожащему голосу как можно более бесстрастный тон, на что Оскар лишь лукаво усмехнулся. 

 — Я вижу вас насквозь. Вы глубоко несчастны, миссис Пит, — намеренно растягивая слова, протянул он. — Маленькая отчаявшаяся женщина, которой просто необходима помощь. И если уж мой братец неспособен вам её дать, то...

 — Вы ничего обо мне не знаете! — уже не в силах сдерживаться, воскликнула Хартли.

 — Я знаю больше, чем вы можете себе представить. 

 Ухо Хартли обдало горячим дыханием. Она попыталась вырваться, но жилистые мужские руки были сильнее. Казалось, Оскара происходящее только забавляло: он и дальше продолжал с силой сжимать тонкие запястья и улыбаться, как ни в чём не бывало.

 — Вы пьяны, мистер Гарленд, и я нахожу ваше поведение чрезмерно назойливым. Будьте добры, отпустите меня.

 Оскар сделал вид, будто ничего не услышал. Шумно вздохнув, он усадил Хартли на тахту и присел рядом.

 — Послушайте. Я ведь не слепой и вижу, как вам плохо. Как вы одиноки в этом громадном доме, и как нуждаетесь во внимании и поддержке...

 Голос его звучал вкрадчиво, но почему-то эта вкрадчивость пугала больше всего.

 — Я ни капли не нуждаюсь в вашей помощи, и готова повторить это тысячу раз!

 — Не стоит столь скоропалительно принимать решения, милейшая, — томно прошептал Оскар и медленно потянул сопротивлявшуюся Хартли на себя. — Я могу дать вам всё это, и даже больше... Мой брат никогда не умел обращаться с хорошенькими женщинами, и глупо полагать, что за столь короткое время что-то могло измениться. Не глупите. Всё останется только между нами.

 — Да как вы смеете... Я закричу!

 — Как вам угодно, миссис Пит.

Оскар вдруг отпустил руки и вцепился Хартли в талию, грубо прижимая к себе. Твёрдые сухие губы скользнули по её щеке, наградив жадным и требовательным поцелуем. 

 — Вы омерзительны! Уличив момент и наконец-то вырвавшись из объятий, Хартли вскочила, размахнулась и со всей силы ударила Оскара по лицу. Она с отвращением смотрела на потиравшего щеку новоиспеченного деверя и, судорожно кусая губы, с трудом сдерживалась, чтобы вновь не поднять на него руку.

 — Вашему брату это очень не понравится, — её рот скривился в презрительной гримасе. 

 — А тут я с вами согласен, — Оскар хмыкнул: в его глазах плясали недобрые огоньки. Он встал и, слегка качаясь, направился к двери. — Спокойной ночи, миссис Пит. 

 Хартли не сказала ни слова. От едва переводимого дыхания её грудь вздымалась, руки дрожали, а ноги все ещё казались ватными. Где-то в сердце продолжал судорожно колотиться страх. Она подождала несколько минут, после чего покинула комнату и, подхватив подол юбки, бросилась бежать по коридору. Наконец-то достигнув двери спальни, Хартли остановилась и оглянулась, чтобы перевести дух и убедиться, что за спиной никого нет.

 Отвращение было настолько сильным, что её мутило. Не прошло и двух недель, как жизнь в Линден-Холле превратилась в сущий кошмар — можно было ожидать чего угодно, но только не этого. Сообщить Питеру о том, что его брат имел к ней не самые благочестивые намерения и спровоцировать скандал? Хартли не знала, каким образом поступить, но и оставлять всё на самотёк и делать вид, что ничего не произошло, было глупо, и к тому же, небезопасно. Откуда ей знать, сколько ещё дней этот негодяй пробудет у них в доме и что у него на уме? Она должна подумать, успокоиться и всё хорошенько взвесить.

 В комнате было темно и спокойно. Хартли проскользнула внутрь, спешно закрыла за собой дверь на щеколду, зажгла газовый светильник под абажуром и принялась расстегивать пуговицы на лифе платья — благо, они находились спереди и для этого не понадобилось звать прислугу. Оставшись в одном корсете и нижней юбке, Хартли подошла к туалетному столику и застыла, узрев в отражении зеркала знакомый силуэт. 

 — А я думал, что вы уже давно спите. 

 Питер стоял, опершись о стену и деловито сложив руки перед собой.

 — Нет, я... 

 Унять волнение не получалось. Хартли пыталась подобрать нужные слова, но язык как будто онемел. Смутившись, она отвернулась, стянула с кровати покрывало и быстро укуталась в него.

 — Я выбрал вас не просто так. Впервые, когда я вас только увидел, то заметил во вашем взгляде живую искру. Я был намерен обратить эту искру в пламя, которое питало бы нас обоих, — Питер говорил медленно и чётко. — Но, как выяснилось, кто-то уже разжег его. До меня. И оно столь неукротимо, что способно уничтожить все на своём пути, в том числе вас. Огонь гармонично смотрится в камине, но вне его пределов он опасен, понимаете?

 — Что вы имеете ввиду?

 — Ваш дурной нрав. 

 — Что?

 Лицо как будто обдало жаром. Волнение сменилось гневом, и Хартли скривила губы в презрительной усмешке. 

 — Вы оскорбили моего брата, и должны извиниться. Сделаете это завтра, и чем раньше, тем лучше. 

 Глаза Хартли вспыхнули.

 — Господи, да что он вам такого наговорил?! — не в силах больше сдерживаться, выпалила она.

 — Он случайно встретил вас в коридоре, Хартли, и вы сразу же беспочвенно обвинили его в преследовании, а после, когда Оскар попытался сказать хоть что-то в своё оправдание, вы наградили его знатной оплеухой! Да что с вами не так? Я так надеялся, что вы оправдаете мои надежды...

 — Это неправда!

 — С чего я должен вам верить?

 — Да потому что он солгал вам! — в словах Хартли билось отчаяние. — Да вы совсем не знаете своего брата... Он мерзавец и прелюбодей! Он... Он смел приставать ко мне!

 — Вздор, — холодно ответил Питер. — Теперь вы — моя жена, и я женился на вас не ради того, чтобы терпеть ваши выходки.

 — А разве у меня был выбор?!

 На мгновение в воздухе повисла тишина. Питер снисходительно хмыкнул, важно описал по комнате круг и остановился возле Хартли, вперив в неё буравящий взгляд.

 — И тем не менее вы его сделали. Кажется, что причина этого решения весьма банальна... Кое-кто просто вытер о вас ноги, верно? — чуть наклонив голову, Гарленд надменно вскинул брови. — Сбежавший горе-поджигатель, увы, не научился за собой тушить огонь. Видимо, это придётся сделать мне... Прежде, чем разжечь новый. 

 Лицо Хартли судорожно исказилось, губы задрожали, и она едва сдерживалась, чтобы не расплакаться от жгучей обиды. 

 — Нет, вы понятия не имеете, о чём говорите! — она попятилась, больно ударившись об угол прикроватной тумбы. Питер подошёл к ней вплотную и, больно схватив за подбородок, резко поднял её лицо, заставляя смотреть в глаза.

 — Думаете, я не осведомлён о вашей связи с Николасом Макэлроем? Вы должны быть мне безмерно благодарны за то, что я вырвал вас из лап этого самонадеянного болвана, точно такого же, как и его отец, так отчаянно надеявшегося избавиться от душевнобольной дочери посредством брака со мной... — не скрывая раздражения, сквозь зубы процедил он. — Любопытно, как она? Небось уже прозябает в доме для душевнобольных, где ей, собственно, и место.

 — Нет, этого не может быть, — Хартли втянула воздух и поморщилась: от Питера несло спиртным так же, как и от его брата. — Вы ведь намеревались жениться на ней, но вдруг изменили решение... Вы разбили ей сердце!

 — Святая наивность... Кто вам рассказал эту байку? Небось, сам мистер Макэлрой? — глаза его зловеще сверкали. — Я никогда не испытывал чувств к мисс Рашель и более того, не хотел брать её в жены.

 — Но... 

 — Меня не интересуют столь заурядные женщины. С ней было бы слишком просто.

 Хартли нервно сглотнула. Она попыталась вырваться, но, оступившись, рухнула на кровать.

 — Может быть, я бы и поверил вам, если бы не ваша выходка на охоте, — Питер угрожающе навис над ней, запустив пальцы в растрепавшиеся рыжие волосы. — Мне всегда было интересно, что творится в этой прелестной головке и, как выяснилось, она оказалась ещё тем ящиком Пандоры. Я всё про вас знаю, Хартлей. Вы лгунья и притворщица. Леди Джеймс поведала мне о побеге, который вы бы с радостью осуществили, если бы не бдительность одной из горничных. Презабавнейшая история, не так ли?

 — Вы несёте чушь, мистер Гарленд, — в её дрожащем голосе послышался вызов. — Вы видите всё в искаженном свете и не желаете замечать очевидных вещей.

 — Неужели? А я-то думал, почему в словах леди Джеймс было столько недосказанности... А что, если она рассказала мне не всё? 

 На мгновение Хартли показалось, как будто кто-то окатил её ледяной водой. Она попыталась вырваться, но крепкие руки схватили её за плечи и прижали к кровати.

 — Ранее я и подумать не мог, что среди множества прелестных бриллиантов мне приглянется неограненный алмаз, — Питер наклонил голову и жадно впился в её шею губами. — И, чтобы придать ему нужную форму, мне предстоит немало работы.

 — Отпустите меня!

 — Моё терпение иссякло. Я намерено дал вам время, чтобы вы пришли в себя и перестали играть главную роль в вашем немом спектакле, — с издевкой продолжил он. — Но вы и дальше ведёте себя, как упрямое дитя. Я выбью из вас всю вашу спесь, в этом уж вы не сомневайтесь. И вместе с ней мысли о мистере Макэлрое!

Сердце бешено колотилось где-то в горле. Хартли с ужасом осознала, что ей никогда прежде не было так страшно, как сейчас. Воздуха не хватало. Она беспомощно извивалась под тяжестью его тела, умоляя прекратить, но Питер будто не слышал этого. Или не желал слышать. Продолжая удерживать её, он завёл руку под юбку и, нащупав тесемку панталон, ухватил за неё и потянул на себя.

— Хватит! Пожалуйста, хватит! — вскрикнула Хартли, упершись в его грудь ладонями. — Я сделаю всё, что попросите, только прошу, перестаньте!

— А мне от вас ничего и не нужно, — выдохнув, бесстрастно ответил Питер. — У вас всего лишь одна миссия, как и у всех женщин, коим посчастливилось выйти замуж. Скоро вы привыкнете и будете воспринимать это, как должное.

От страха и отчаяния Хартли закричала. Вскоре её крики перешли в жалкие умоляющие просьбы, а потом и вовсе сменились всхлипами — сдавленными и судорожными. Она дрожала, и эта дрожь отнюдь не походила на ту, кою она испытывала наедине с Николасом. Это была дрожь загнанного в ловушку дикого животного, напуганного и обреченного.

Одним движением Питер перевернул Хартли на живот и, наспех подняв юбку, вдавил её голову в подушку. Она попыталась подняться, но крепкие руки обхватили сзади за талию и потянули на себя, из-за чего тело её тотчас приняло неестественную позу.

— Если происходящее внушает вам страх или омерзение, можете закрыть глаза, — с ядовитым безразличием бросил Гарленд, прижимая её к себе сзади: его спешные касания казались пронзающими, как острые ножи.

Хартли безудержно хотелось рыдать, но с уст её не сорвалось ни звука. Она зажмурилась, в попытке представить себе хоть что-то, что смогло бы хоть как-то отвлечь от действительности, но в голову ничего не приходило. Только бесконечная пугающая темнота, от которой знобило и хотелось провалиться в беспамятство. Грубый толчок и внезапная острая боль внизу живота заставили её прикусить губу, и во рту тут же появился неприятный металлический привкус. Хартли больше не пыталась вырваться, лишь только слепо цеплялась пальцами за простыни, потому что было поздно. Слишком поздно. Под его телом она задыхалась, полностью отказываясь понимать происходящее. Её сознание всячески отторгало его ритмичные и нетерпеливые движения — из раза в раз Питер со всей силы врезался в неё, причиняя боль и в то же время демонстрируя свою власть, коей безгранично наслаждался.

Хартли уже не хотелось ни кричать, ни сопротивляться. Ей ничего не оставалось, как молча подчиниться и терпеть. Спустя несколько минут Гарленд внезапно замер и, на мгновение задержавшись в ней, рухнул на кровать. Всё закончилось. Тяжело дыша, он встал и принялся поправлять на себе одежду.

— Вы выглядите жалко, — снисходительно бросил Питер, неспешно застегивая манжеты. — В следующий раз я хочу видеть на вашем прелестном личике улыбку. Вы меня слышите?

Хартли не ответила. Поджав под себя колени, она лежала на боку, стиснув руками подушку и уткнувшись в неё лицом.

— Ну что же, если вы и дальше решили продолжать игру в молчанку, то так тому и быть. Если вам так нравится эта комната, то оставайтесь в ней и дальше, до тех пор, пока не образумитесь. Затевать мятежи бессмысленно, — едко отрезал Гарленд и направился к двери. — Завтрак, обед и ужин вам будет приносить прислуга. И да... Хотел добавить, что я всё-таки рад, что мои худшие опасения не оправдались. Спокойной ночи!

Снаружи послышался звук поворачиваемого ключа, и через мгновение в комнате повисла тишина. Хартли продолжала лежать на боку, буравя стену невидящим взглядом. В мерцающем свете газовой лампы птицы на обоях казались живыми — они как будто гонялись друг за другом, перепрыгивая с ветки на ветку и трепеща разноцветными крыльями. 

Немые слёзы медленно стекали по щекам. Осознание случившегося ввергало её в смятение и ужас — более унизительного действа ей никогда прежде не доводилось испытывать. То, что в обществе завуалированно величали священным долгом перед семьей и мужем, на самом деле оказалось отвратительным, неприятным и гнусным занятием, и от понимания того, что это только начало, Хартли хотелось умереть. В голове все ещё продолжали звенеть слова Гарленда, на разве можно свыкнуться с подобным? Она боялась его. Боялась и ненавидела. Он надругался над ней, растоптал, уничтожил. Совершил животный ритуал, постыдный и грязный, напоминающий о том, что она — всего лишь сосуд, вещь, чья-то собственность, и останется таковой навсегда. Но самое худшее — он не верил ей. Он причинил ей боль, грубо воспользовался её телом тогда, когда она так нуждалась в понимании и защите.

Хартли вновь вспомнила о мистере Оскаре, и в голову закрались самые страшные и пугающие мысли. В тот момент ей как никогда прежде хотелось, чтобы завтрашний день не наступал. Натянув на себя одеяло, она пространно смотрела перед собой, ничего не видя и не слыша, до тех пор, пока сон не сморил её, увлекая за собой в мир спокойствия и умиротворения.