Глава 17. Падение
Миновала неделя с тех пор, как Хартли в последний раз бывала за пределами Крендерфорд-Хауса. За самой прекрасной и незабываемой в её жизни ночью последовало утро, наполненное переживаниями и тревожными предчувствиями. Каково же было её удивление, когда Маргарет при встрече с ней не произнесла ни слова. Ограничившись лишь скупым приветствием, она отправилась куда-то по своим делам, будто совсем её не замечая. Это могло значить лишь одно — беда миновала. Однако вместе с облегчением пришло печальное осознание того, что пережитое в ту ночь уже не повторится никогда.
Только от одних мыслей её сердце сковывала безутешная печаль. Она должна была бы быть безмерно благодарна случаю, который так с ней благосклонно обошёлся. Ей был дарован шанс всё осознать, исправить, раскаяться в содеянных ошибках и, наконец, перелистнуть страницу. Предать забвению те мягкие прикосновения и робкий первый поцелуй. Стереть из памяти его развязную, но в то же время нежную улыбку. Он изменил её. Он даровал эмоции и чувства, которые ей ранее не доводилось испытать, и от которых не хотелось избавляться.
Хартли была вынуждена признать, что безнадежно влюблена. Слепо. Безвозвратно. Эта любовь нещадно истомляла, она жгла сердце и от неё кружилась голова, но в то же время грела душу и придавала крылья. Она была проклятьем и в одночасье божьим даром, что, будто сладкий дурманящий яд, отравляла рассудок и лишала способности мыслить. Хартли хотела одновременно плакать и смеяться, забиться в угол и пуститься в пляс, и то, что с ней происходило, нельзя было назвать иначе, как безумством.
Казалось, она и думать позабыла о том, что произошло тогда на пикнике, наивно полагая, что Питер Гарленд разочаровался в ней. Она позволила себе надеяться, свято уверовав в слова Николаса, произнесённые им накануне. Он всё исправит. Он обещал. Ей оставалось только запастись терпением и ждать, изнемогая от чрезмерного волнения.
Новость о предстоящей поездке в Эйлсбери Хартли восприняла без особого энтузиазма. Маргарет велела ей готовиться ко сну ещё засветло, дабы наутро выглядеть свежо и бодро. Ядовито напомнив о том, что леди не пристало иметь уставший вид, будто у какой-то жалкой прачки, она поспешила покинуть комнату и уйти к себе. Хартли, изобразив нарочито вежливую улыбку, так и не осмелилась спросить о приглашённых, посему ей не оставалось ничего, кроме как терзать себя догадками.
Ночь выдалась беспокойной. Громкий удар о стекло вынудил Хартли проснуться. Густое завывание ветра, не переставая, разносилось по всей округе, мешаясь с шелестом листвы. Не в силах противостоять стихии, деревья гнулись и жалобно скрипели. Весь этот шум походил на стон серых пенистых волн, с неумолчным рокотом накатывающих на скалистый берег и разбивающихся миллиардами солёных брызг. Ветер буйствовал, стучался в окна и срывал листья с веток — вальсируя в предсмертном танце, они безвольно метались в разные стороны и быстро таяли во тьме.
Перевернувшись на живот, Хартли уткнулась носом в подушку. Гул пугал её. Он напоминал ей о промозглых ночах, проведённых в приюте Дарлингтона, когда она, кутаясь в старое стёганое одеяло, пыталась хоть как-то согреться — вне зависимости от сезона, спальни для девочек всегда оставались сырыми и холодными. К счастью, те мрачные времена давным-давно миновали, прочертив в памяти глубокий и неизгладимый след.
К утру буря прекратилась, оставив после себя изувеченные деревья и комья земли в придорожных канавах. Хартли встала с кровати и медленно подошла к туалетному столику: взглянув на себя в зеркало, она недовольно вздохнула и попыталась растереть заспанное лицо ладонями. День обещал быть весьма насыщенным. Вероятно, при других обстоятельствах она испытывала бы блаженное предвкушение и радостный восторг, но не теперь, когда была уверена в одном — всё изменилось. Время не повернуть вспять, и уже не будет так, как прежде. Никогда.
Внезапный стук в дверь заставил Хартли вздрогнуть.
— Мисс, всё готово к поездке. Нам нужно поторопиться, — коротко бросила горничная и торопливо подошла к платяному шкафу с одеждой.
Не найдя что ответить, Хартли лишь смиренно потупила взгляд.
* * *
Ранним утром на Лондон-Бридж было практически безлюдно. Прохладный воздух мешался с запахом машинного масла, а в застывшую тишину вплеталось беспечное чириканье воробьев и протяжный свист экспресса, что приближался к соседней платформе. Николас, облачённый в тёмный твидовый костюм, сжимал ручку саквояжа и поглядывал на круглые станционные часы, в то время как Сидней, присев на деревянную скамью, нарочито легкомысленно вертел перед собой вычурной тростью с позолоченным набалдашником — она служила ему скорей аксессуаром, нежели жизненной необходимостью.
— О Никки, я уже запамятовал, когда в последний раз вставал в такую рань, — жеманно потянувшись, промурлыкал он. — Какая, всё-таки, приятная неожиданность! Возможно, тебе это покажется забавным, но я ещё со вчерашнего дня нахожусь в состоянии душевной экзальтации. Твоя тётушка, она... Она просто ангел!
Николас лишь снисходительно ухмыльнулся.
— Я действительно нахожу это забавным, даже очень.
— Но почему? — прекратив вертеть трость, нахмурился Рид.
— Потому, что даже мистер Кармайкл держится в седле лучше, чем ты, — Николас поставил саквояж на скамью и картинно поправил перчатки. — Удивительно, что моя тётушка, прежде чем присылать приглашение на охоту, не изъявила желания осведомиться, умеешь ли ты ездить верхом.
— К-к-кармайл? — с трудом выговорил Сидней, смешно заикаясь от внезапно охватившего его возмущения. — Наш арендодатель? Но ему ведь уже под восемьдесят!
— Совершенно верно.
— Ч-черт подери, Николас, это чистой воды к-клевета! — не сдерживая эмоции, Рид импульсивно вскочил на ноги, в то время как лицо Николаса и дальше оставалось бесстрастным.
— Частые походы в «Ровенлайн» и тамошнее окружение уж слишком пагубно на тебя влияют — ты всё чаще теряешь чувство такта, — спокойно заметил он. — Тебе не стоит забывать о манерах, Сидни.
— И это мне в назидание говорит тот, кто барахтается в соседнем болоте, — с едкой иронией ответил Рид. — Считаешь, что я ничего не замечаю?
Макэлрой не ответил. Подняв саквояж, он молча зашагал к прибывшему составу. Сиднею ничего не оставалось, как последовать за ним.
Внутри купе было тихо и уютно. Устроившись на покрытом велюровым чехлом диване, Николас безучастно смотрел в окно. Где-то снаружи хлопнула дверь, послышался свист и шипение пара. Дернувшись, поезд медленно тронулся с места и постепенно стал набирать скорость.
— Никки, ну скажи хоть что-нибудь, — умоляюще взглянув на друга, проговорил Сидней.
— У меня нет сил на пустую болтовню, — сухо ответил тот.
— В последнее время с тобой творится невесть что. После той ночи, когда ты ушёл... Тебя как будто подменили. Я уже в который раз прошу тебя, расскажи мне. Тебя ведь что-то глодает, и нужно быть слепцом, чтобы не заметить этого.
— В прошлый раз это ничем хорошим не обернулось, — Николас устало прикрыл глаза. — Оставь меня в покое. По крайней мере, на ближайший час.
Как бы он не пытался отрицать слова Рида, но тот был прав. После той ночи, проведённой наедине с Хартли, Николас не находил себе места. При мысли о ней он испытывал какой-то диковинный внутренний трепет, сопровождаемый чувством беспомощности и первобытного страха. Он переступил черту и, впервые в жизни потеряв бдительность, угодил в зыбкую трясину, которую создал для себя сам. То, что ранее считалось глупой выдумкой, предстало перед ним мучительною явью, длинными острыми когтями впивающейся в его самолюбие. Николас понимал, что, потеряв равновесие, сбился с пути. Мост, ведущий в неизвестность, рухнул, увлекая за собой в ущелье тягостных сомнений — прежде будучи всегда уверенным в своих действиях, он не имел ни малейшего понятия, как поступать дальше.
***
Скрипя рессорами, двухместный фаэтон проехал через высокую арку ворот и остановился в тени раскинувшего свои исполинские ветви многолетнего бука. Отовсюду доносился ржание недавно прибывших лошадей и заливистый лай фоксхаундов из псарни, находившейся на заднем дворе небольшого охотничьего имения Клементайнов. Выбравшись наружу, Маргарет осмотрелась по сторонам и блаженно улыбнулась. Воздух в Эйлсбери был намного чище и свежее, нежели в Лондоне — он пах зеленью, приятной влагой и сладостным умиротворением.
— Неужели ты не рада? — на удивление мило обратилась она к Хартли, застывшей на месте и всем своим внешним видом напоминающей мраморное изваяние.
— Несомненно, тётушка, — Хартли притворно улыбнулась в ответ. Обратив внимание на несколько стоявших неподалеку незнакомых экипажей, она вдруг почувствовала, как откуда-то снизу, от кончиков пальцев ног, стала подниматься по телу противная нервная дрожь.
— Ты чем-то обеспокоена? — в голосе Маргарет вдруг проскользнули пренебрежительные нотки. — Я более чем уверена, что у тебя нет на это никаких причин.
Хартли отрицательно качнула головой.
— Прекрасно. Полагаю, нам следует пройти в дом — наверняка, лорд Джеймс уже прибыл и ожидает нас.
« Кажется, не только он», — пронеслось в голове у Хартли, когда та узрела на пороге дома трёх рослых мужчин среднего возраста, облачённых в красные рединготы с отчеканенными металлическими пуговицами — видимо, оными являлись одни из многих здесь присутствующих членов охотничьего клуба.
После того, как Маргарет представила Хартли встретившимся им на пути гостям, они прошли через парадный вход и оказались в просторном, изысканно обставленном холле — даже невзирая на нечастые визиты четы Клементайн, имение содержалось в образцовом порядке, тем самым свидетельствуя о респектабельности его владельцев. Растерянно посмотрев по сторонам, Хартли подошла к большой фарфоровой вазе, наполненной розовыми пионами. Ах, какой чудесный они источали аромат! Она наклонилась к ним и сделала медленный вдох, наслаждаясь их благоуханием.
— Леди Джеймс, мисс Хартли! — рядом раздался знакомый мужской голос — в один миг Хартли почувствовала, как внутри всё больно напряглось.
— Для меня великая честь видеть вас здесь, лорд Гарленд, — Маргарет сдержанно улыбнулась и протянула руку. — Как добрались?
— Поездка в подпрыгивающем на ухабах экипаже немного утомляет, — Генри оценивающе обвел глазами обстановку, остановившись на внезапно побледневшей Хартли. — Мой сын с большим нетерпением ожидал этого дня.
— А где же он сам?
— Видимо проверяет, всё ли в порядке с его лошадью — в грузовом вагоне она могла случайно поранить себя. Вороная чистокровная кобыла, он очень ею дорожит, — с неким воодушевлением в голосе проговорил Гарленд-старший. — Но я, как-никак, предпочитаю гунтеров. У чистокровок слишком дурной нрав.
— Позвольте, я прерву вас, — На лице Маргарет возникла нарочито виноватая улыбка. Не теряя ни секунды, она обратилась к камеристке, всё это время молча стоявшей от неё по правую сторону. — Мисс Оксли! Отведите мисс Хартли на второй этаж, и... Вы знаете, что делать. У нас совсем мало времени!
Поднявшись наверх, они скрылись в одной из небольших и светлых комнат. На то, чтобы сменить дорожное платье на чёрную амазонку, ушло совсем немного времени — придерживая длинный шлейф юбки, Хартли вышла в коридор и подошла к парадной лестнице, что тянулась вдоль стены к самому низу. Окинув взглядом на собравшихся внизу новоприбывших гостей, она уже хотела спускаться, как вдруг застыла, глубоко вдохнув. Её левая рука дрогнула и непроизвольно потянулась к шейному платку, дабы ослабить его, а правая вцепилась в балюстраду так, что побелели пальцы. Сердце бешено заколотилось.
— Николас...
Один только её недвижимый изящный силуэт заставил его поднять голову и невольно попятиться, случайно наступив на ногу Риду, что с интересом рассматривал картину с изображенным на ней военным сражением.
— Никки, у тебя сейчас такое лицо, будто ты привидение увидел, — с насмешкой проронил он и посмотрел вверх, именно туда, где сейчас стояла Хартли. — Не эта ли юная очаровательная леди вывела тебя из равновесия?
— Что за вздор ты говоришь, — сквозь зубы процедил Николас и отвернулся, наткнувшись взглядом на Питера Гарленда, который чинно беседовал со своим отцом. К горлу тут же подступил противный комок.
Хартли понимала, что ещё немного — и она себя выдаст. Собравшись с силами и придав себе как можно более непринуждённый вид, она спустилась в холл и, больше не глядя в сторону Николаса, направилась к поджидавшей её чете Клементайн. Вскоре к ним вновь присоединился лорд Гарленд: на этот раз он был не один.
— Мисс Хартли, вы выглядите безупречно, впрочем, как и всегда, — слегка наклонившись вперёд, негромко проговорил Питер, на что Хартли ответила лишь вежливой улыбкой. — По правде говоря, — он перешел на шепот, — Тогда, на пикнике, я был приятно изумлён вашей находчивостью и острым умом.
Она вдруг почувствовала, как по спине побежал неприятный холодок.
— Видите ли, мистер Гарленд, леди из высшего общества не пристало иметь собственного мнения, — опасливо взглянув на Маргарет, как-то заговорщицки ответила Хартли. — И я, осмелившись пренебречь правилами, выставила себя в дурном свете. К сожалению, истина и мораль бегут по разным берегам реки, у них нет ничего общего. Говорить правду стало неприличным.
Питер удивлённо повёл бровью, но счёл за нужное промолчать. Именно на подобную реакцию с его стороны Хартли и рассчитывала.
— Невероятно, что сегодняшний день решил порадовать нас теплом, — окинув взором присутствующих, произнёс Джеймс. — Бушевавшая ночью буря успела сильно навредить деревьям — некоторые из них были вырваны с корнями. Однако здесь, как ни странно, не сломано ни единой веточки.
— Вчера Лондону и его окрестностям здорово досталось, — слегка нахмурился Генри и тут же глухо хохотнул. — Хорошо, что с крыши Линден-Холла не сорвало черепицу, её ведь только недавно заменили!
— Сегодня мы сможем отвлечься от этого кошмара, — Маргарет, мило улыбнувшись, вдруг вперила взор в Макэлроя. — Не так ли?
— Вы совершенно правы, леди Джеймс.
Её настойчивый взгляд сразу дал Николасу понять, что ему следует подойти.
— А вот и мой дорогой племянник, мистер Макэлрой!
Поприветствовав собравшихся плавным кивком головы, Николас вскинул левую бровь, отчего его лицо приняло надменно-насмешливое выражение.
— Позвольте вам представить моего близкого друга, мистера Рида.
В ответ на приветствия Сидней расплылся в широкой улыбке. Всё это время Маргарет как-то по-особому смотрела на него, но этому никто не придал никакого значения. Обменявшись с ним парочкой пустых любезностей, она обратилась к Николасу, который с едва скрываемой горечью в глазах поглядывал на Хартли.
— Как обстоят дела в четы Макэлрой? — её слова вмиг вырвали его из-под вороха мыслей.
— Превосходно. Вчера я получил от них письмо, — он пытался придать голосу непринуждённую лёгкость. — Отцу поручили одно важное дело, посему он будет вынужден задержаться здесь на некоторое время.
— А миссис Макэлрой останется в Карлайле? — как бы невзначай поинтересовалась Маргарет.
— В этот раз матушка решила сопровождать отца. Видимо, будничная повседневность её совсем утомила, — он чуть натянуто улыбнулся. — Они остановятся в отеле «Уэлси». Не сомневаюсь, что матушка будет несказанно рада вашему внезапному визиту.
— Какая чудесная новость!
Метнув взор в сторону Николаса, Хартли вдруг ощутила, как что-то в груди болезненно сжалось. В его лице было что-то высокомерно-пренебрежительное, такое ему привычное и чуждое ей.
— Господа, предлагаю всем выйти во двор и выпить по бокалу имбирного эля, — Джеймс вынул карманные часы и взглянул на циферблат. — Сейчас нам предстоит утомительное, но оттого не менее увлекательное действо!
Вскоре все гости собрались снаружи. Со всех сторон доносился нетерпеливый топот, конское ржание и взвизгивание охотничьих собак. Джеймс, как главный распорядитель, поспешил принять рапорт у старшего егеря. Поправив узду на заранее подготовленном для него гнедом жеребце, он подогнал под себя длину путлищ и, что удивительно для его возраста, с лёгкостью вскочил в седло.
Тем временем грум подвёл к Хартли рыжую кобылу Вербену и помог ей сесть верхом. На этой лошади ей доводилось скакать лишь единожды и очень давно, посему она чувствовала себя не столь уверенно, как на любимице Хейде, совсем некстати захромавшей. Вербена нервно грызла удила — ощутив натяжение поводьев, она беспокойно замотала головой, уронив на землю клок белоснежной пены.
Повернув голову направо, Хартли узрела Николаса — будто совсем её не замечая, он, пришпорив высокого тёмно-гнедого коня, пронёсся мимо, вслед за Джеймсом. В груди больно засаднило неизбывное чувство горечи и сожаления. Теперь это был не тот Николас, с которым она прощалась ранним утром на пороге дома. Не тот, который с нежностью смотрел на неё, и обещал, что всё исправит. То, что произошло между ними в ту ночь, теперь казалось выдумкой, чем-то эфемерным, призрачным и нереальным. Время как будто повернулось вспять, расставив всё по своим прежним местам.
Хартли подавила печальный вздох. Она ещё никогда прежде не чувствовала себя такой разбитой.
Спустя некоторое время кавалькада покинула двор, тронувшись к месту выпуска лисицы. Миновав ворота, всадники перешли на медленную рысь. Хартли, придерживая рвущуюся вперёд кобылу, ехала почти в самом конце вереницы.
Полуденное солнце, высоко поднявшись над землёй, озарило благодатными лучами обширную долину Эйлсбери. Вдали виднелись холмы и лощины, поросшие ромашками и полевицей. Длинная полоса порыжелого кустарника подступала к небольшому перелеску. Не отвлекаясь на доносящийся сзади топот копыт, Хартли внимательно смотрела вперёд — вытянув шею, она тщетно пыталась разглядеть в толпе остальных всадников дядюшку Джеймса.
— Мисс Клементайн!
Встречный ветер подхватил тонкую вуаль и взвил её вверх, тем самым приоткрыв лицо. Николас, послав коня вперёд, поравнялся с Хартли и протянул ей ладонь с зажатым в ней белым ажурным платком.
— Это ваше?
— Как вы здесь оказались? Вы... Вы же были впереди, — пролепетала она неуверенно: сердце отчаянно забилось, заглушая все звуки вокруг.
— А разве это имеет хоть какое-то значение? — Улыбнувшись краешками губ, Николас спрятал платок в передний карман чёрного редингота. — Пожалуй, оставлю его себе.
Совсем обыкновенный жест, но он так много для неё значил. Это было непередаваемое облегчение — вновь обрести надежду и уверенность в том, что ничего не изменилось. Николас не мог не обратить внимания на безумный блеск её широко открытых глаз, источавший по-детски искреннее и наивное радушие.
— Вам стоит быть более осмотрительной, мисс Клементайн, — он смерил её прозорливым взглядом. — Лишний повод для сплетен послужит никак не в угоду нам с вами.
Поправив вуаль легким движением левой руки, Хартли отвернула голову, дабы скрыть от глаз Николаса заливший щёки предательский румянец.
— А где же ваш любезный друг, мистер Макэлрой? — будто невзначай поинтересовалась она.
— Мистер Рид предпочёл выступить в роли наблюдателя, ведь он совсем плохо держится в седле, — в глазах Николаса заплясали насмешливые огоньки. — Он изъявил желание сопровождать нас в экипаже.
— Должно быть, вместе с тётушкой Маргарет, — хмыкнула Хартли.
— Никак нет. Я слышал, что в последний момент тётушка Маргарет отказалась участвовать в охоте ввиду внезапно обострившейся мигрени. Она осталась в имении, дабы распорядиться ужином.
— О как! — Хартли изо всех сил пыталась спрятать ликование в голосе. — Как неожиданно!
Николас с весьма таинственным прищуром посмотрел на неё.
— Как вы уже знаете, мисс Хартли, я чрезмерно наблюдателен, и смею предположить, что Питер Гарленд...
— Более чем заинтересован мною, — раздраженно ответила Хартли, опасливо осмотревшись по сторонам.
— Нас могут услышать, — Николас вмиг посерьезнел. — Я совсем не это имел в виду.
— Я не знаю, что вы имели в виду, мистер Макэлрой, но я приложу все усилия только того ради, дабы избавить себя от этой обременяющей увлечённости с его стороны, — словно ножом, отрезала Хартли и, подхлестнув кобылу, направила её вперёд.
Не успев ничего сказать в ответ, Николас лишь удивлённо вскинул брови. Чрезмерная уверенность, утаптывая осторожность в грязь, рано или поздно сыграет свою злую шутку. Кому, как не ему, об этом знать? В душу закралось недоброе предчувствие. В своей способности совладать с собой он ни капли не сомневался, однако поведение Хартли его настораживало — движимая безрассудными эмоциями, она могла решиться на самую безумную затею.
Наконец всадники остановились у самого перелеска, дожидаясь выпуска лисицы. Отыскав взглядом Питера, Хартли подняла лошадь в короткий галоп. Подъехав к нему почти впритык и потянув поводья на себя, она гордо вскинула подбородок — в её глазах горел неприкрытый вызов.
— Мисс? — Питер вежливо, чисто в формальной манере наклонил голову, и лучезарно улыбнулся. — Не могу не уличить момент и не сообщить вам, что у вас просто прелестная шляпка — она вам очень к лицу.
— Пожалуй, ваша лошадь заслуживает комплимента не менее достойного, нежели моя шляпка, — ответила она нарочито беззаботным шутливым тоном. — Ах, какая у неё необыкновенно гладкая, лоснящаяся шерсть!
— Я приобрёл её год назад на аукционе в Ньюмаркете, — Гарленд-младший говорил, не скрывая выраженного удовольствия — он любил лесть, а с уст Хартли она звучала особенно сладко. — Смело утверждаю, что Ирис обгонит любую лошадь, здесь присутствующую.
— Но не мою Вербену, — Хартли смерила его надменным взглядом с головы до ног. — Или вы считаете, что такая хрупкая леди, как я, не способна скакать наравне с остальными мужчинами? Если это на самом деле так, то я вас в скором времени разочарую. Подобное предубеждение смешно, ведь я смогу обскакать вас в два счёта!
В её глазах застыло немое ожидание. Она говорила намеренно высокомерным тоном, пытаясь придать голосу как можно больше уверенности. Её слова были абсурдными: в них было столько беспечного ребячества и столько беспардонной дерзости! Хартли знала, что ведёт себя неподобающим образом, однако совершенно не задумывалась о последствиях, всем существом уповая на то, что своим нелепым заявлением сможет заставить Питера усомниться в своих прежних суждениях о ней. Она жаждала предстать перед ним совсем в ином свете, продемонстрировав всю легкомысленность и глупость самонадеянной натуры. Намекнуть, что не отличается благоразумием, и посему не подходит на роль безропотной супруги. Затаив дыхание, Хартли ждала. Ждала того мгновения, когда Гарленд бросит на неё недоуменный взгляд, полный снисхождения и искреннего разочарования. Но, так или иначе, этот момент не наступал.
— Я вам охотно верю на слово, — Питер смотрел на неё с неподдельным любопытством — казалось, её слова лишь только подогрели его интерес. — Не стоит быть обо мне столь предвзятого мнения, мисс Клементайн. Я нисколько не сомневаюсь в том, что вы отлично держитесь в седле.
Хартли нервно усмехнулась, но тотчас постаралась вернуть лицу серьезный вид. В голову закралась безумная идея — она была решительно настроена на следующий шаг.
— В любом случае я не откажусь в намерении доказать вам это.
Разговор был прерван раздавшимся из рога протяжным звуком — проносящийся над долиной, он спугнул парочку птиц, что сорвались с одинокого дерева на вершине холма. В глубине чащи покатился волнами нарастающий собачий лай. Рыжая лисица, подобно юркому огоньку, со всех ног бросилась прочь, к ближайшему оврагу.
— Вперёд!
Хартли не успела опомниться, как Вербена сорвалась с места и, поддавшись инстинкту, понеслась вслед за остальными всадниками, преследующими добычу. Встречный ветер свистел в ушах, а от копыт отлетали пучки и земляные комья. Узрев впереди Гарленда-младшего, Хартли ослабила поводья и ударила лошадь хлыстом, в то время как лисица, вильнув пушистым хвостом, скрылась в овраге, увлекая за собой свору бросившихся следом собак.
Настигнув Ирис, Вербена продолжала скакать, как бешеная. Хартлей, опьянённая неукротимым азартом, даже не пыталась сдерживать кобылу. Как ни странно, но обогнать Питера ей не составило особого труда, посему лицо её озарила победная улыбка — она продолжала нестись, наслаждаясь происходящим. Выбившаяся из сил лиса попыталась скрыться в одном из вблизи растущих кустарников, но не успела. Истошный, жалостливый визг раздался по всей округе, мешаясь со злым собачьим тявканьем — в воздух взлетали клочья рыжей шерсти и, вспыхивая подобно искрам, безвольно падали на местами пожухлую траву.
Не сдерживая своих эмоций, охотники радостно заулюлюкали и перевели лошадей на размеренную рысь. Все, кроме Хартли. Откинувшись назад в седле, она что было силы тянула повод на себя, но тщетно. Паника в груди всё возрастала. Хартли с ужасом понимала, что не может остановиться.
***
Сидней Рид не имел возможности вдоволь насладиться действом, и посему скучал. После праздной беседы с неким приехавшим в отдельном экипаже пожилым джентльменом, он направился в сторону поросшей терновником небольшой возвышенности, с которой открывался отличный вид на долину Эйлсбери. Сунув руку в карман сюртука, Рид нащупал сложенный напополам крохотный лист плотной бумаги. Судя по его выражению лица, это не стало для него неожиданностью. Он внезапно застыл, вглядываясь куда-то вдаль и всё ещё колеблясь, будто для чего-то набираясь мужества. Тяжело вздохнув, резким движением руки Сидней вынул записку и, скрепя сердце, развернул её.
Всего лишь два слова, такие безобидные и, казалось бы, совершенно бессмысленные, но не для него. Пальцы Рида непроизвольно дрогнули. Его задорный и любопытствующий взор в одно мгновение погас, сменившись откровенным страхом, а побледневшее лицо выражало безысходность, присущую заключённому, отправляющемуся на каторгу. Таким Сиднея Рида ещё не видел никто. Судорожно сглотнув, он скомкал записку и отправил её обратно в карман.
Во рту сразу пересохло, а к горлу подкатила противная тошнота — это чувство тревоги, к которому Рид никак не мог привыкнуть, но приловчился умело скрывать. Для всех он оставался легкомысленным юнцом, и делал вид, как будто ничего не изменилось, в то время как его лёгкие, точно придавленные чем-то немыслимо тяжёлым, болезненно сжимались и трепетали вместе с сердцем. Та злополучная случайная связь лишила его права на выбор. Она обратила его в безвольного слугу. Его жизнь, его судьба, его будущее больше ему не принадлежали — они были в чужих руках. И теперь, когда время не повернуть вспять, ему ничего не оставалось, как, безмерно жалея о своём проступке, продолжать хранить свою страшную тайну и наивно уповать на то, что рано или поздно всему этому придёт конец.
***
Степенно прохаживаясь по коридору дома, Маргарет остановилась напротив зеркала в украшенной резьбой массивной раме и вдруг застыла. Прикоснувшись пальцами к щеке, она смотрела на своё лицо — всё ещё выразительное и красиво очерченное, однако давно уже утратившее былую привлекательность. Сухая кожа и морщины вокруг глаз, которых с каждым годом становилось всё больше, приводили её в состояние досадливого недовольства, давая понять, что время неподвластно никому. Опечалено вздохнув, Маргарет окинула взглядом новое тёмно-зелёное платье, приобретённое в одном из французских домов высокой моды — украшенное рельефной вышивкой ручной работы и инкрустированное гипюровыми вставками, оно выглядело воистину великолепно.
Она уже хотела пройти в смежную с холлом гостиную, как вдруг внезапно раздавшиеся снаружи громкие мужские голоса заставили её обернуться. Парадная дверь распахнулась, и в холл ворвался Джеймс — увидев его мертвенно-бледное лицо, глаза Маргарет сощурились, принимая недоумевающее, и вместе с тем тревожное выражение.
— Приготовить покои! Немедленно! — повелительным тоном отчеканил он встретившейся на пути прислуге. Переведя взор на супругу, Джеймс, порывисто выдохнув, замер. — Хартли... Её понесла лошадь. Проклятье! — казалось, он был не в себе от нахлынувшей ярости. — Она... Ей конец, Маргарет. Она мертва.
От изумления Маргарет округлила глаза. Она не верила своим ушам.
— Я не понимаю...
— Кобыла мертва. Она упала на скаку и сломала ногу, — сквозь зубы процедил Джеймс. — Её пришлось пристрелить.
— А Хартлей? — на мгновение Маргарет стало смешно от того, как она превратно истолковала его речь. — С ней всё в порядке?
— Мы все на это очень надеемся, — зычный голос Гарленда-младшего эхом прокатился по холлу. Он стоял, держа на руках полубесчувственную Хартли, в тот момент всем своим видом напоминавшую тряпичную куклу.
— Господи! — Маргарет всплеснула руками, внимательно всматриваясь в испачканное землей и ничего не выражающее личико.
— Сюда, в гостиную, — наконец собравшись с мыслями, она указала Гарленду на дверь и торопливо вошла вслед за ним. Аккуратно уложив Хартли на обитую жаккардом тахту, он, не сдвигаясь с места, вперил в неё вопросительный взор: в его глазах плескалось беспокойство и явное замешательство. На мгновение в комнате повисло напряжение, казалось, видимое и почти осязаемое.
— Полагаю, лорд Джеймс уже послал за врачом, — как можно более холодным тоном произнесла Маргарет. — Очень надеюсь, что Хартли скоро придёт в себя. Кто бы мог подумать, она ведь отличная наездница! Вы даже не представляете, мистер Гарленд, как она любит прогулки верхом. Пожалуй, теперь ей следует запретить садиться в седло ради её же блага.
Питер исподлобья смотрел на неё, не отрывая глаз: он как будто силился что-то сказать, но не мог подобрать подходящих слов.
— Там, на охоте, она себя вела так, как будто... — он выдержал паузу, сомневаясь, стоит ли ему продолжать. — А впрочем, леди Джеймс, это не так важно.
Маргарет раздражённо сжала губы в тонкую полоску, убедившись в нежелании Питера говорить с ней начистоту. Очевидно, он чего-то не договаривал.
— Ну что же, мистер Гарленд... Думаю, нам не следует более беспокоить Хартли — сейчас она как никогда нуждается в спокойствии и тишине, — проговорила она, направляясь к двери.
Питер согласно кивнул и молча последовал за ней.
— И вы просто обязаны мне поведать, что на самом деле произошло, — напоследок бросила Маргарет, едва скрывая своё недовольство.
<center>***</center>
Николас, лихо въехав во двор и осадив коня у самого порога, поспешно перекинул ногу через седло и спрыгнул на землю. Вручив поводья подоспевшему груму, он взбежал по ступенькам к парадному входу и, громко хлопнув дверью, остановился посреди пустующего холла. Длинные пальцы нервно впивались в рукоятку хлыста, а грудь вздымалась высоко и часто, будто в утопающего, после нескольких отчаянных попыток наконец-то выбравшегося из воды на берег. Не в силах понять, что же с ним на самом деле происходит, Николас попытался перевести дух, силясь унять охватившее его беспокойство.
Убедившись в том, что поблизости никого нет, он скованной неуверенной поступью подошел к приоткрытой двери гостиной комнаты. Всё ещё сомневаясь в благоразумности своих побуждений, Николас потянул ручку на себя и, сощурившись от ударившего в глаза яркого света, почти бесшумно вошёл внутрь.
Превозмогая ноющую боль в лодыжке, Хартли молча лежала на тахте, потупив невидящий взор в отделанный лепниной высокий потолок.
— Хартли, я... — начал было Николас, но резко замолчал, поймав на себе потухший, но в то же время волнующе проникновенный взгляд. Беспомощная и такая уязвимая, она только одним своим видом вызывала доселе неведомые чувства — заполняя сознание, они разливались по телу пьянящим теплом, и, казалось, проникали в самую душу.
— Какая непозволительная дерзость, мистер Макэлрой, — Хартли медленно повернула к нему голову и слабо улыбнулась.
Николас многозначительно хмыкнул. Его лицо вдруг засияло, а в глазах засверкала чистая и неподдельная радость, которую не в силах было скрыть. На этот раз оставив все сомнения, с тяжелым сердцем он был вынужден признать, что угодил в ловушку, которую собственноручно смастерил.
— Если бы я мог остановить тебя до начала гона, я бы непременно сделал это, — его слова звучали тихо, но оттого не менее уверено. — Хартли, я даже во сне представить себе не мог, что однажды скажу нечто подобное, но... Я себе места не находил, правда.
— Ты это видел?
— Нет, я был в группе с лордом Джеймсом, — тяжело вздохнув, Николас присел на краешек тахты. — Когда он узнал, что ты упала, его как будто кто-то подменил. Он выглядел таким разгневанным и в то же время сокрушённым, каким мне прежде не доводилось его видеть. Право, Хартли, можешь мне не верить, но ты дорога ему. Дорога, как никто другой.
Опершись на мягкую высокую спинку, Хартли отвела взгляд в сторону.
— Как хорошо, что он не наблюдал сие жалкое зрелище, — наружу вырвался глупый смешок, о котором она вмиг пожалела.
Крепко стиснув хрупкую ладонь, Николас вперил в неё немигающий взор, полный немого укора. Тревожное опасение, что в комнату в любой момент может кто-то войти, скользнуло в сознании и вмиг растворилось с такой же естественной легкостью, с какой растворяется сахар в чашке горячего чая. Здравый смысл, будто корабль с глубокой пробоиной, тонул в пучине сумасбродства, стремительно погружаясь на самое дно.
— Думаешь, это смешно?
Его взгляд, такой холодный и пронзительный, словно прожигал насквозь. Сердце бешено выбивало ритм. Хартли почувствовала, как к горлу подкатывает неприятный ком — она была готова расплакаться, словно осознавшее свою вину нашкодившее дитя, провалившись в бездну всепоглощающего стыда и нестерпимой горечи.
— Нисколько, — сказала она подавленно, опустив голову.
— Как бы то ни было, но ты обязана мне всё рассказать, — Николас только сильнее сжимал её руку. — Слышишь?
— Порой обстоятельства бывают намного прозаичнее, нежели кажется на первый взгляд, — уклончиво ответила Хартли. — Меня просто понесла лошадь, и я не смогла её остановить.
— Ложь, — в его голосе звучали металлические нотки. — Думаешь, я столь наивен, что поверю в эту чепуху?
— Ник... — она осеклась, когда это слово сорвалось с её губ, и мучительно покраснела. — Это всё моя вина. Я пренебрегла твоей просьбой и поступила безрассудно. Право, не знаю, какая муха меня укусила, я повела себя так неосмотрительно и так глупо! Мне всего лишь хотелось пасть в глазах мистера Гарленда, хотелось, чтобы он счёл моё поведение вызывающим и оттого недостойным для юной леди, которую он разглядел во мне тогда, когда впервые...
— Что ты ему сказала? — не дав ей договорить, Николас повысил голос.
Хартли болезненно сморщилась.
— Я стала хвастаться перед ним своей лошадью, а потом пообещала, что обскачу его в два счёта. Наверняка, из моих уст это звучало так забавно... Я пыталась казаться ему упрямой и самоуверенной. Я нарочно подстегивала лошадь, дабы убедить его в своём же своенравии, но этим сделала лишь только хуже. В тот момент мне казалось, что и так помутившийся разум больше не был в моём распоряжении. Прости меня, Николас. Прости за то, что разочаровала.
Он напрягся, брови нахмурились, а на лице нервно заходили желваки. Тонкий слой его самообладания дал глубокую трещину и, словно разбитое вдребезги зеркало, рассыпался на мелкие осколки.
— Господи, Хартли! Какой вздор, какое легкомыслие! — бросив опасливый взгляд в сторону двери, Николас попытался взять себя в руки. — Ты что, возжелала повторить судьбу своего почившего отца? Я не могу в тебе разочароваться, Хартли. И знаешь, почему? Да потому только, что ты всего лишь капризный ребенок, даже не представляющий как это, быть ристалищем для рыцарского поединка двух заклятых врагов, чувства и здравого смысла, когда каждый неверный шаг может дорого тебе обойтись. Когда ты висишь над глубокой пропастью и единственный шанс на спасение — это хрупкая ветка, за которую ты отчаянно и в то же время предельно осторожно цепляешься, дабы не сломать её и не сорваться вниз. Ты ещё не можешь рассуждать мудро и с умом, легко увязая в трясине наивной неопытности и напускного куража, ты путаешься в паутине воображения и яви, принимая желанное за действительность. Воспылавшая в твоей груди надежда притупляет чувство осторожности, она может привести к чему угодно, даже к самому плачевному исходу. Я слишком привязан к тебе, чтобы оставить всё так, как есть, но ради всего святого, услышь меня, — он склонился над ней, обжигая щеки горячим дыханием. -Только молчание и кротость позволит уберечь тебя от себя самой. Уберечь меня, и... — Николас внезапно прервался: имя Рашель вихрем пронеслось у него в голове, вычертив в сознании короткий и хлесткий след. — Прошу, не делай больше необдуманных решений. В ином же случае я просто не смогу ничего сделать.
Склонив голову набок, Хартли вся сжалась, будто неоперившийся птенец на пронизывающем холодном ветру. Подавив предательский всхлип, она заслонила рукой лицо и растерялась совершенно, до полной беспомощности, так, как прежде никогда не терялась.
— Я так ничтожна и так несовершенна... — едва слышно прошептала она, утирая пальцем скатившуюся по щеке слезу. — Действительно, я всего лишь дитя, не познавшее горечи разочарования и живущее в своём собственном вымышленном мире, в своих иллюзиях и мечтах. Как бы я ни силилась, но я не смогу принять настоящее таким, каким оно есть, и ты помог мне убедиться в этом окончательно. Там, на охоте, я смотрела в лицо мистеру Гарленду, и не могла поверить, что за этой выхоленной и любезной маской скрывается лжец и негодяй, обманувший ни в чём не повинную мисс Рашель Макэлрой. А ведь это она должна быть на моём месте! Я видела твою сестру лишь единожды, но даже за столь короткий промежуток времени успела проникнуться к ней всей душой. Рашель заслуживает лучшего, и я не смогу избавиться от чувства вины до тех пор, пока мистер Гарленд не осознает, что совершает непростительную ошибку. Как я могу помочь ей, Николас? — Хартли вдруг сама поверила в свои слова, вскинув на него взгляд, полный мольбы. — Как? Я не смогу жить с осознанием того, что это я украла её счастье.
— О Хартли, — при упоминании дорогого ему имени Николас вдруг смягчился, и губы его изогнулись в лёгкой печальной улыбке. Не в силах подобрать нужные слова, он молча склонился и крепко обнял её за плечи, с несвойственной для него нежностью прижимая к себе. — Смею признать, что написав тебе письмо, я совершил проступок. И знаешь, что самое ужасное? То, что я нисколько не жалею о содеянном. Испытав то, чего никогда не испытывал прежде, я стал заложником собственной слабости. Я жалок, Хартли. Жалок и порочен. Прости меня, я не должен был позволять себе подобную вольность. Прости за то, что слишком увлёкся и подвергал тебя опасности. От тебя будет достаточно лишь одной фразы, дабы разорвать связь и навсегда прекратить это безумие, — плавно отстранившись, Николас внимательно посмотрел на Хартли, наблюдая за тем, как та резко переменилась в лице: казалось, его слова врезались острыми клиньями прямо ей в сердце.
— Я готова была пить горечь из чаши смирения до конца своих дней, — в каждом её слове звучал укор, приправленный негодованием и тоскливой досадой. — Но всё изменилось тогда, когда в моей жизни появился ты, настоящий. Иногда я задаюсь вопросом, существовал ли тот прежний Николас Макэлрой, который причинил мне боль? Возможно, он был всего лишь плодом моего воображения. Я не могу быть полностью уверенной, и хочу лишь только одного, чтобы ты помог мне убедиться в этом до конца. Я ни за что, слышишь, ни за что не соглашусь выйти замуж за Питера Гарленда, и причиной этому служит отнюдь не отсутствие трепетных чувств к нему. Я не пойду на этот шаг лишь потому, что никогда не откажусь от тебя, Николас. Во что бы то ни стало.
— Ты точно уверена, что я тот, в ком ты так отчаянно нуждаешься? — его вопрос звучал скорее утвердительно, нежели вопросительно.
— Несомненно.
— Тогда до скорой встречи, мисс Клементайн, — Николас порывисто встал и, галантно поклонившись, поспешил к выходу.
Тихо закрыв за собой дверь и осмотревшись по сторонам, он испустил долгий дрожащий вздох и, будто пытаясь сбросить наваждение, протёр глаза. Это всё казалось таким странным и таким ненастоящим. Хартли была права: прежний Николас Макэлрой давно умер, навсегда запутавшись в тенетах, сотканных из собственных противоречий — мучительных, неразрешимых и абсурдных. Был ли он перед ней честным? Были ли его слова по-настоящему искренними? Николас не знал, ибо до сих пор продолжал терзать себя сомнениями, не в силах осознать ужасающую для него истину. Тягостное чувство зависимости, которое он презирал и в существование которого совсем не верил, теперь ворвалось прямо в сердце, заставив его струны задрожать по-новому, жалобно и громко, но оттого не менее фальшиво.
Бросив безучастный взор в висевшее напротив большое зеркало, Николас поправил взъерошенные волосы — вопреки любым обстоятельствам он должен был выглядеть безупречно. Даже сейчас, когда внутри неведомая сила рвала его на мелкие куски.
— Мистер Макэлрой, не ожидала вас увидеть здесь, — властный голос тётушки Маргарет заставил его вздрогнуть и резко повернуться, ощутив на себе изучающий взгляд. По левую сторону от неё стоял лорд Гарленд и, как ни в чём не бывало, вежливо улыбался.
— Я бы хотел справиться о здоровье мисс Хартли, — Николас выпрямился и чинно склонил голову, как того требовал этикет.
— К счастью, всё обошлось. Этот случай вынудил всех нас всерьёз побеспокоиться, — на момент Маргарет замолчала, как бы в задумчивости сощурив глаза. — Лорд Гарленд, я рада, что вы составили мне общество, но сейчас я буду вынуждена отлучиться. Нам с племянником предстоит беседа личного характера.
Ничего не ответив, лорд учтиво кивнул в ответ и ушёл, оставив их наедине. Николас молчал, нутром ощущая подкрадывающееся змеей недоброе предчувствие.
— Позвольте спросить, вы не встречали моего друга, мистера Сиднея? — пытаясь отвлечься от тревожных мыслей, как можно более непринуждённо поинтересовался Ник.
— Полагаю, он сейчас в холле, с остальными, — бесстрастно бросила в ответ Маргарет. — Совсем скоро ты сможешь с ним увидеться.
Они молча проследовали в большой обеденный зал, имеющий выход на выкрашенную в белый цвет деревянную террасу, откуда открывался прекрасный вид на цветущий розарий. Прикрыв за собой стеклянную дверь, Маргарет повернулась к Николасу и как-то загадочно улыбнулась.
— Разве они не прелестны? — она перевела взгляд на пышные кусты белоснежных роз и всей грудью вдохнула благоухающий аромат.
— Бесспорно, тётушка, — Николас весь напрягся, продолжая с недоумением глядеть на неё.
— Нет цветов более великолепных, нежели розы. Однако следует всегда помнить, что они имеют острые шипы, о которые легко пораниться.
Подспудный смысл этих слов был вполне ясен, посему Николас нервно сглотнул.
— К чему вы клоните? — его губы скривились в чуть пренебрежительной усмешке.
— Вам больше нечего скрывать, Николас. Я всё знаю.
Сердце в груди тяжело ухнуло, и время словно замедлило свой бег. Он смотрел на неё и впервые не мог предугадать ход её мыслей, отчего чувствовал себя уязвимым, как никогда прежде.
— Я не совсем вас понимаю, тётушка.
Даже невзирая на всецело охватившее его волнение, Николас продолжал держаться невозмутимо.
— Мой милый мальчик, всё ты прекрасно понимаешь, — елейным голосом протянула Маргарет и присела на рядом стоящее плетеное кресло. — Я даже не предполагала, что ты способен на подобного рода интрижки.
Николас нахмурился, не в силах понять, блефует ли тётушка или же говорит правду: так или иначе, эта беседа напоминала игру в невидимые шахматы, где каждый ход, как бы он не был продуман наперёд, грозился сокрушительным провалом.
— Это она вам рассказала? — настороженно спросил он и заложил руки за спину.
— Так и есть. Утаить подобное не так легко, как кажется. Если бы мисс Хартли не призналась мне в этом на следующий день, я бы вряд ли простила ей эту пренеприятнейшую выходку, — проговорила Маргарет с едва скрываемым ликованием. — Николас, послушай меня внимательно. Не знаю, что ты затеял, но я всего лишь хочу предостеречь тебя. Подверженное терзаниям юное сердце порою способно обманывать разум, и я не допущу, чтобы мой племянник совершил непростительную ошибку. Я желаю тебе только счастья, и приложу все усилия, дабы помочь тебе сделать правильный выбор. Я видела, как ты на неё смотришь, но она не та. Не та, которая нужна тебе для брака, и однажды ты это поймешь.
Данного поворота событий Николас никак не ожидал. Лицо его вмиг помрачнело, а телом овладела оторопь. Мысли в голове перемешались, слипшись в один вязкий несуразный ком.
— Пожалуй, для мистера Гарленда вы приготовили совсем иные речи, — едко заметил он. — Я прав, тётушка?
Пробудившийся дух противоречия обжигал сильнее адского пламени. Если бы только Маргарет знала правду о Питере, возможно, она бы заговорила по-другому. Но правда была слишком бесчестной. Слишком унизительной. Хартли было известно лишь о самой малости: на самом деле всё обстояло совсем иначе. Николас понимал, что был не вправе говорить об этом с кем-либо, даже имея самые благие намерения. Он не мог опорочить доброе имя отца, и ему ничего не оставалось, кроме как сдерживаться, изнемогая от собственного бессилия.
— Будь осмотрительным в своих словах, мой дорогой племянник, — в глазах Маргарет блеснул недобрый огонёк. — Что за вздор? Мистер Гарленд один из наших почётных гостей, и не более того. Какое он имеет отношение к мисс Хартли? Чтобы ты не говорил, но я слишком хорошо тебя знаю, и более чем уверена, что менее чем через минуту к тебе придёт понимание абсурдности сложившейся ситуации.
Николас вопросительно вскинул брови.
— Ты знаешь, кто она такая? — она ехидно ухмыльнулась.
— Продолжайте.
— Хартли не та, за которую её все принимают. Она отнюдь не племянница лорду Джеймсу, а всего лишь сирота. Безродная девчонка, по доброте душевной оказавшаяся здесь. Она никто. Ты не задумывался, кем могла бы оказаться её мать? — Маргарет брезгливо поморщилась. — А ведь о ней ничего неизвестно! Только от одних предположений становится дурно. А отец? Вполне вероятно, что это от него она унаследовала столь несносный нрав.
— Хватит! Вы выставляете себя не в лучшем свете, — Николас пронзил её взором, полным презрения. — Ваша ложь ни к чему, тётушка, мисс Хартли мне всё рассказала. Её родители были приличными людьми.
— Надо же, какая откровенность, — Маргарет хмыкнула. — Вам не кажется, молодой человек, что вы забываетесь?
— Покорно прошу меня простить за мою излишнюю дерзость, — Николас вдруг осёкся, осознав, что перешёл границу. — Но даже невзирая на это я не собираюсь отказываться от своих намерений.
— Изволь ответить, о каких намерениях идёт речь?
— О самых искренних и бескорыстных. Я восхищён мисс Хартли и прошу у вас и лорда Джеймса позволения видеться с ней, — безапелляционно заявил Николас: в его голосе звучал неприкрытый вызов.
Широко распахнув глаза, Маргарет едва нашла в себе силы, чтобы сдержать саркастический смешок.
— Это невозможно, — она на некоторое время замолчала, наблюдая за реакцией племянника. — По крайней мере, до тех пор, пока мы не подыщем мисс Хартли новую компаньонку.
Николас благодарственно склонил голову, нервно перебирая пальцами за спиной.
— Надеюсь, это случится совсем скоро.
— А как же чета Макэлрой? Они уже были поставлены в известность?
— Полагаю, они одобрят моё решение, — Николас гордо поднял голову и смерил Маргарет холодным взглядом с головы до ног.
— Ну что же... Могу лишь пожелать тебе удачи, — её лицо вдруг расплылось в широкой, нарочито невинной улыбке. — Вероятно, я погорячилась и была в чём-то не права. Но Николас, ты мой племянник, и я беспокоюсь о твоём будущем. Ради всего святого, прошу, подумай трижды.
— Обязательно, тётушка.
— Сразу после ужина тебя и мистера Рида будет ждать экипаж. Он отвезёт вас на станцию ровно в девять.
Больше не проронив ни слова, Николас коротко кивнул и покинул террасу. Как только дверь закрылась, Маргарет, слегка поправив складки на изысканном платье, лишь ядовито ухмыльнулась.
— Как же ты низко пал в моих глазах, дорогой Николас, — сказала она задумчиво куда-то в пустоту. — Но всё-таки рано или поздно ты поймешь, что менее прискорбно не получить того, чего желаешь, нежели достичь того, чего желать недопустимо, — с этими словами она встала и, поежившись от дуновения прохладного ветерка, зашла внутрь дома.