Слёзы Бугенвиллеи

Первые оранжевые лучи восходящего солнца пронзили утреннее небо, упав на тёмную, ещё сырую от прошедшего ночью дождя мостовую. Водная гладь покрылась мелкой рябью, подвергаясь дуновениям внезапно налетевшего порывистого ветра. Облокотившись на перила набережной, Николас молча смотрел вниз, теряя отрешенный взор в ленивом течении Темзы.

Бессонная ночь отдавалась в голове тупой, тягучей болью. Николас покинул Линден-Холл около полуночи — уставший и злой, он до самого утра бесцельно бродил по улицам Лондона, продолжая истязать себя догадками, в которых сам был не до конца уверен. Питер Гарленд, возможно, казался совершенно не тем, кем был на самом деле. Мог ли он пренебречь уговором и пойти наперекор отцу и собственному брату? Николас не знал. Он лишь наблюдал за тем, как тот ни на минуту не покидал общество Хартли Клементайн, бледное лицо которой озаряла робкая, и оттого трогательная улыбка.

Николас иронично усмехнулся. Она вновь возникла перед его мысленным взором — запуганная, с влажными от слёз, печальными глазами. Её слова, случайно услышанные им в тёмном коридоре, ввергали его в пучину безграничного замешательства. Николас прекрасно помнил тот момент, когда он, в очередной раз потянувшись за бокалом вина, узрел Хартли, парящую в танце с Питером Гарлендом: этого хватило, чтобы наконец убедиться в одном — Рашель не приедет. Гарленд затеял свою игру, из которой решил выйти победителем, во что бы то ни стало.

Рашель, его милая Рашель. Его единственная радость, его печаль, его отрада. Её сердце принадлежит ему, Питеру Гарленду, наследнику титула и весьма завидного состояния, и чтобы его разбить — достаточно всего лишь пары слов.

От одной этой мысли в груди что-то больно заныло. Николас, едва сдерживая гнев, с силой вцепился в перила побелевшими от напряжения пальцами.

— Чёртов мерзавец!

На скулах нервно заходили желваки. Внутри кипели ненависть и разочарование. Николас впервые за всю свою жизнь почувствовал себя обманутым, но, тем не менее, отступать не собирался — сдаваться было не в его правилах. По крайней мере, если ему было суждено оказаться костью в горле Питера Гарленда, он будет торчать там до самого конца, с каждым глотком впиваясь в податливую плоть острыми краями.

Наконец-то разжав пальцы, Макэлрой глубоко вздохнул: мысли вихрем проносились в его голове, порождая нелепую, и оттого забавную идею. Удивившись своей весьма сомнительной находчивости, Николас лишь про себя криво усмехнулся и, неодобрительно покачав головой, направился вдоль набережной в сторону трёхэтажного кирпичного дома, находящегося в самом конце Темпл-авеню.

Вскоре поднявшись на второй этаж и переступив порог квартиры, он к своему удивлению обнаружил, что дверь была не заперта. В комнате разило мускусом вперемешку с алкоголем — представившаяся картина заставила его невольно поморщиться.

— Какого дьявола здесь произошло?!

Рид, распластавшись на кресле, сонно приоткрыл глаза. Вид он имел довольно помятый.

— К сожалению, абсолютно ничего, мистер Макэлрой, — уставившись на полупустую бутылку из-под джина, пробормотал он.

— Я советую тебе привести себя в порядок, мистер Кроншнеп, — даже не поинтересовавшись причиной такого неуместного состояния друга, Макэлрой подошёл к секретеру и открыл его.

— Как прошёл приём?

— Он стоил того, чтобы на нём поприсутствовать, — Николас только снаружи выглядел бесстрастным: обмакнув перо в чернила, он принялся выводить на бумаге ровные, аккуратные буквы.

— Николас, смею заметить, что ты ведешь себя как-то странно, — приняв удобное положение в кресле, усмехнулся Сидней.

— Смешно слышать подобное умозаключение от человека, который пьянствовал всю ночь, — парировал Николас, не отрываясь от письма. — Открой окно, друг мой. Этот запах дурно на меня влияет.

Лениво поднявшись с кресла и всё ещё продолжая усмехаться, Рид медленно поковылял в сторону окна.

— Прекрасно, просто прекрасно, — с наслаждением протянул он, ощутив на себе лёгкое дуновение ворвавшегося ветерка. — Никки! Ты готов принимать мои поздравления?

Брови Николаса взлетели вверх — повернувшись к Сиднею вполоборота, он недоумевающе уставился на него. В голову тут же закралась тревожная мысль.

— Я тебя не совсем понимаю.

— Питер Гарленд объявил о своей помолвке? — в глазах Рида пылала неутолимая жажда интереса.

— Помолвке? — Николас чувствовал себя так, как будто кто-то окатил его ледяной водой.

— Да, с твоей дорогой сестрицей Рашель. Тот разговор, в «Ровенлайне»... Ты разве не помнишь?

Макэлрой нахмурился, пытаясь припомнить тот вечер, когда несколько бокалов виски и непринуждённая атмосфера смогли так запросто развязать ему язык. Оставалась надежда лишь на то, что он не сболтнул ничего лишнего, что могло бы послужить новым поводом для сплетен.

— Припоминаю, кажется, — прочистив горло, выдавил он. — Мы же были вдвоём, так ведь?

— Так и было. С тобой явно что-то не так, Никки. Это же было совсем недавно, — прищурившись, Рид неотрывно смотрел на друга.

— Приём меня немного утомил, только и всего, — соврал Макэлрой, дрожащей рукой потянувшись за пером. — А Рашель...

Казалось, он на мгновение застыл: крупная чёрная капля, медленно скатившись по стержню, упала на чистый лист бумаги, расплываясь махровым цветком.

Николас с раздражением уставился на испорченное письмо. Мысленно выругавшись, он осознал, что пришло время взять себя в руки — придав лицу привычно высокомерное выражение, он, отложив бумажный лист в сторону, натянуто улыбнулся.

— А Рашель... Рашель сердечно рада, ведь со вчерашнего вечера она официально объявлена невестой Питера Гарленда. — казалось, его ровный голос не выдавал никаких эмоций. — Я передам ей твои поздравления, Сидней.

— Конечно, я не знаком с Питером Гарлендом лично, но... Я почему-то уверен, что она будет счастлива в этом браке. Непременно.

— Я тоже в этом уверен, — весьма удивлённый такой внезапной искренностью Рида, соврал Николас.

Сидней не ответил. Невзирая на то, что затея с письмом напоминала ему не более чем наивную ребяческую выходку, Николас принялся за прежнее занятие. Слепая вера в собственную ложь приносила ему едва ощутимое облегчение. Облегчение, час от часу сменяемое гадким отвращением к самому себе.

* * *

Сжимая в правой руке карандаш, Хартли пространно смотрела на медленно увядающие ветки бугенвиллеи, роняющие пожелтевшие листья на красивую белую скатерть. Китайский расписной склеп лишь временно создавал иллюзию их жалкого существования, подпитывая водой их мертвецкую красоту, восхищаться которой оставалось лишь от силы пару дней. Хартли не любила срезанные цветы. Они напоминали ей о смерти.

Её пальцы дрожали, а глаза стыдливо поглядывали на небольшой чистый лист, покоившийся у неё на коленях. Прикоснувшись карандашом к бумаге, она тут же одёрнула руку, с опаской оглядевшись по сторонам. Невзирая на то, что кроме неё, в библиотеке никого не было, Хартли не покидало тревожное чувство чьего-то присутствия, ведь то, что она сейчас сделает, навсегда должно было остаться тайной.

Глупая затея. Запретная забава, сродни маленькому преступлению. Непозволительное баловство, граничащее с абсурдом и полностью противоречащее былым убеждениям. С того момента, когда Хартли в последний раз видела Николаса, назойливые мысли о нём то и дело преследовали её — тщетные попытки избавиться от них не увенчались успехом, поэтому ей ничего не оставалось, как смириться. Смириться с пьянящим наваждением, дарующим ощущение затмевающей разум блаженной истомы, сменяющейся меланхолией и непосильной тоской. Иногда Хартли казалось, что желание вновь увидеться с ним было до неприличия странным: оно не было связано со здравым рассудком и не поддавалось абсолютно никакому объяснению.

Вздохнув, мисс Клементайн покосилась на один из книжных стеллажей — она ещё никогда не позволяла себе предаваться мечтам на бумаге. Возмутительная неловкость смешалась со сладостным предвкушением, отчего её щёки тут же заалели. Она напишет письмо. Втайне от всех. Она будет читать его вновь и вновь, упиваясь каждым словом, после чего сразу же порвёт его на мелкие кусочки, швырнув во всепоглощающее пламя каминного огня. Она выплеснет все свои мысли на бумагу. Возможно, это поможет ей справиться с охватившим её мороком. По крайней мере, Хартли надеялась на это.

Превозмогая стыд, она принялась медленно водить карандашом по гладкой поверхности.

» ...Жить во мгле, каждый день уповая на то, что тяжёлая скрипучая дверь наконец-то откроется, впустив вовнутрь озаряющий луч иллюзорной надежды. Это невыносимо. Жить и осознавать, что в скором времени станешь чей-то собственностью. Знать, что терзания немой души заведомо тщетны. Выход только один — запереть её в ларце на тысячу замков, а ключи выбросить в тёмную бездну забвения. И уже никто ни о чём не узнает. Даже о том, что она смертельно отравлена тобой, мистер «Н»... Мне стыдно признаться, но от твоего взгляда моё сердце трепещет, словно канарейка в угольной шахте, учуявшая смертельные испарения рудничного газа. Кажется, тот вечер в Линден-Холле навсегда изменил меня. И теперь я могу смело утверждать, что все те книги, прочитанные мною втайне от тётушки Маргарет, оказались бессовестной ложью.

Расстройство, болезнь, непосильная ноша. Что-то медленно пожирает меня изнутри. В одночасье мне хочется смеяться и рыдать... Иногда мне кажется, что я медленно схожу с ума. Знаю, если бы ты прознал об этом, то принял бы меня за сумасшедшую, но... Не обессудь. Я никогда не буду искать встречи с тобой, ибо просто боюсь очутиться рядом. Боюсь, что моё сердце вновь провалится в пропасть. В том, что сейчас со мной происходит, только моя вина. Вина в том, что позволила себе...»

— Мисс! Мисс Клементайн!

Громкий голос гувернантки сразу же вернул Хартли в реальность. Встрепенувшись от неожиданности, она судорожно скомкала письмо, спрятав руку за спину.

— Я знала, что найду вас именно здесь.

Прищур мисс Пейдж казался немного подозрительным.

— А ведь я нигде больше и не бываю, — потупив взгляд, ответила Хартли.

— Прекрасно то, что вы так любите занимать себя чтением. Наверняка, вы желаете поделиться со мной впечатлениями от прочитанного, не так ли?

Хартли сглотнула, ещё сильнее сжимая в руке помятый клочок бумаги. Вопрос мисс Пейдж загнал её в тупик.

— Да, конечно... Точнее... Я как раз хотела спросить у вас совета! — внезапно нашлась Хартли. — Не могу выбрать между двумя книгами, мне кажется, обе они по-своему чудесны. Одна из них на французском и...

Мисс Пейдж лишь снисходительно усмехнулась.

— Ни к чему эти выдумки, мисс Клементайн, ведь мы обе знаем, чем вы здесь занимались. Тем более, я никогда не наблюдала у вас рвения к изучению французского.

Казалось, сердце Хартли на мгновение остановилось.

— Будьте предельно осторожны, ведь безделье — сродни пороку. Вы прозябаете здесь слишком много времени, и поверьте мне на слово, что никакая библиотека не спасёт вас от внешнего мира. Милочка, я не знаю, что у вас там на уме, но вам следует очнуться. И чем раньше — тем лучше. Понимаете?

Хартли коротко кивнула.

— Лорд Джеймс желает видеть вас.

* * *

Комната, находящаяся в самом конце восточного крыла, резко отличалась от остальных помещений Крендерфорд-Хауса — обстановка в ней оставалась такой же неизменной, как и тридцать лет назад. Плетёная ротанговая мебель, окружённая подставками с причудливыми фигурками на них, утопала в зелени роскошных веерных пальм, что едва пропускали сквозь ветви слабые лучики света. Всё здесь, начиная от статуэток из слоновой кости и заканчивая чучелами экзотических животных, хранило память о ныне покойном лорде Ричарде Артуре Клементайне, когда-то состоявшем на службе в Ост-Индской компании.

Джеймс, тяжело вздохнув, бросил взгляд на пустующую позолоченную клетку. Когда-то давным-давно в ней жил индийский кольчатый попугай по имени Поль. Лорд Ричард научил его нескольким незаурядным фразам, поэтому попугай ещё долго служил напоминанием об отце после его преждевременной кончины. Поль умер в возрасте двадцати семи лет, что было по его птичьим меркам достаточно долго. Как бы там ни было, но после его смерти клетка, будучи прикрученной к потолку, навсегда осталась пустовать. Картина из далёкого прошлого, внезапно возникшая в памяти лорда, окутала сердце светлой тоской — едва заметная печальная улыбка тронула его губы и в тот час же исчезла.

И всё-таки, ничто не воскрешало воспоминания о его прежней жизни так, как берилловый браслет, что до определённого момента являлся не более чем ювелирным украшением, попавшим ему в руки вместе с остальными драгоценностями, привезёнными с колоний. Джеймс извлёк из кармана сюртука старый потёртый футляр — он не помнил, когда открывал его в последний раз.

Берилл. Прекрасный мерцающий камень, символизирующий надежду. Для Джеймса Клементайна она давно умерла, обратившись в пепел и навсегда развеявшись по ветру. Подобно старым, покрывшимся мхом полуразрушенным надгробиям, отголоски прошлого теряли свои былые очертания. И только эта маленькая бархатная коробочка на протяжении долгих семнадцати лет таила в себе ту глубокую душевную боль, от которой, как казалось раньше, лорд навсегда избавился — так или иначе, он вновь рисковал выпустить её наружу.

— Дядюшка Джеймс?

В дверях показалась Хартли: переступив порог комнаты, она сделала изящный книксен.

— Здравствуй, милое дитя, — спрятав футляр обратно в карман, мягко обратился Джеймс. — Прекрасный день, не так ли?

— Несомненно, дядюшка Джеймс. — Хартли наигранно улыбнулась: избитая фраза, в которой не было ни капли правды.

Клементайн нахмурился, пристально вглядываясь в её лицо. Он чувствовал, как незримое расстояние разверзается между ними глубочайшей пропастью — невзирая на хорошее обращение, Джеймс всегда был для неё чужим человеком.

— Думается мне, неплохо было бы поселить здесь кого-нибудь, — задумчиво произнёс он, указав взглядом на пустующую клетку. — Хотелось бы узнать, как к этой идее относится юная мисс?

— Чудесно относится! — Хартли улыбнулась, а в глазах её блеснула искра интереса. — И кого вы пожелали поселить там, дядюшка Джеймс?

— Я надеюсь, что юная мисс сама справится с этим незатейливым заданием, — казалось, его серые глаза искренне смеялись.

— Каким заданием? — растерянно проговорила Хартли, с лёгким недоумением поглядывая на мистера Клементайна. — Я ведь совсем не знаю толк в птицах... Что вы имеете ввиду, дядюшка Джеймс?

— Я имею в виду то, что в магазине мистера Эдвардса тебе помогут определиться с выбором. Я уже велел приготовить экипаж, так что поспеши предупредить мисс Пейдж — сегодня вы отправляетесь за покупками. Но, прежде чем ты...

— О, дядюшка Джеймс, я так вам благодарна! — на лице мисс Клементайн тут же засияла счастливая улыбка: от одной только мысли, что ей представится возможность хоть немного развеяться и отвлечься от тягостных мыслей, что-то приятно защекотало внутри. — Но ведь у меня осталось совсем мало времени... Мне нужно немедленно подняться в свою комнату и сменить туалет!

— Мисс Хартлей, я не договорил. — В голосе Джеймса проскользнула доля упрёка, отчего Хартли стыдливо потупила взор.

— Я прошу прощения...

— У меня есть кое-что для тебя.

Нащупав в кармане маленькую коробочку, лорд извлёк её наружу.

— Что это? — Хартли с нескрываемым любопытством поглядывала на синий футляр.

— Он лежал у меня в шкафу слишком долго, и... Однажды меня посетила мысль, что он отлично подойдёт к тому небесно-голубому платью, в котором ты была вчера, — промолвил Джеймс, с лёгкой грустью взглянув на вещицу: он никогда раньше не задумывался о том, что когда-то придёт время от неё избавиться. — Пожалуй, мне следовало сменить коробочку, эта выглядит слишком уж тусклой... Держи. Я хочу, чтобы ты сама её открыла.

Хартли, приняв подарок в руки, медленным движением руки приоткрыла футляр.

— Дядюшка Джеймс, он прекрасен... — она восхищённо улыбнулась. — Я надену его сейчас же!

— Теперь он твой, — лорд мягко улыбнулся, наблюдая за искренним восхищением мисс Клементайн. — Береги его, он много значит для меня. Когда-то он обязательно принесёт тебе счастье.

— Вы так добры ко мне, но... — на момент Хартли замешкалась. — Тогда я не смогу его принять.

— Это не единственная ценность в этом доме, Хартли. В конце концов, ты — Клементайн, и ты часть этой семьи. Ты просто обязана его взять. Он ждал своего часа долгие годы не для того, чтобы ты от него отказалась.

Хартлей, молча кивнув, закрыла футляр и крепко стиснула его в ладони. Да, лорд Клементайн время от времени справлялся о её делах, но не более — в этот день поведение его казалось довольно странным. Прежде она никогда не получала подарки из рук дядюшки Джеймса, потому его внезапная щедрость не могла не удивлять. У неё не хватило смелости спросить, какую именно значимость имеет подаренный браслет, посему ей ничего не оставалось, как тешить себя догадками. А если это что ни есть самая настоящая семейная реликвия? От одной только мысли у Хартли перехватило дух — прижав коробочку к груди, она воодушевлённо улыбнулась.

Спустя некоторое время Хартли, уже будучи облачённой в закрытое, но оттого не менее элегантное оливковое платье из тонкой парчи, выскользнула из комнаты и, миновав коридор, вскоре оказалась у лестницы, ведущей на первый этаж. Остановившись, она беззаботно улыбнулась семенившей вслед за ней мисс Пейдж — в глазах компаньонки читался укор, который, как это обычно бывало, оставался без какого-либо видимого внимания. Едва приподняв подол платья, Хартли ловко перепрыгнула через первую ступеньку и, едва удержавшись на маленьких каблучках, ухватилась за перила, издав коротенький смешок.

— Мисс! Что за ребячество? Вам не следует так себя вести, вы ведь не маленькое дитя, — упрекнула её мисс Китти. — Я уже не впервые говорю вам, что прыгать по ступенькам в вашем возрасте глупо. И опасно. Чего уж таить, вы можете легко упасть и сломать себе что-то. Разве этого вы желаете?

— Но я ведь ещё ни разу не упала, — гордо вскинув подбородок, Хартли сбежала по лестнице вниз.

Мисс Пейдж лишь устало взглянула на неё.

— Я настоятельно рекомендую позабыть об этих мальчишеских выходках, мисс Клементайн. В конце концов, вы — леди. Если я ещё раз увижу нечто подобное, честное слово, я накажу вас. И в этот раз даже не рассчитывайте на мою снисходительность, как тогда, в Линден-Холле, когда я оставила вас одну. Вы хоть понимаете, что я рисковала потерять работу?

По-детски беспечная улыбка тут же сошла с лица Хартли. Она всегда избегала разговоров на эту тему — не обронив ни слова, юная мисс лишь согласно кивнула. Перед мысленным взором из полумрака вновь возникло знакомое лицо, отчего сердце взволнованно заколотилось.

— Я прошу прощения, мисс Пейдж, этого больше не повторится, — сдержанным тоном ответила она, пытаясь отогнать от себя внезапно нахлынувшие мысли. — Пойдёмте же скорее.

Пожилой мажордом Уилсон с каменным выражением лица плавно потянул входную дверь на себя. Невзирая на ярко сияющее в небе солнце, после вчерашнего ночного ливня в воздухе витала свежесть и лёгкая прохлада. Хартли уже почти переступила порог дома, как вдруг знакомый властный голос резко остановил её — нервно сглотнув, она медленно обернулась, узрев на лестнице спускающуюся вниз леди Клементайн, облачённую в синее прогулочное платье с высоким воротом и небольшим турнюром. Внутри всё неприятно сжалось: неожиданное появление Маргарет не предвещало ничего хорошего.

— Хартлей! Почему ты не отвечаешь, когда к тебе обращаются? — холодно отчеканила она, вонзив сверлящий взор в резко побледневшую Хартли.

— Прошу прощения... Наверняка, я просто не услышала вас, тётушка, — не в силах терпеть вонзившийся в неё ледяной взгляд, мисс Клементайн опустила голову.

— Ты должна быть внимательной, — отрезала Маргарет, остановившись в шаге от Хартли. Внезапно сменившись в лице, она нарочито вежливо улыбнулась, обратив свой взор на молчаливо стоявшую в стороне мисс Китти. — Превосходная погода для того, чтобы совершить прогулку в город, не так ли, мисс Пейдж?

Гувернантка, не сказав ни слова, лишь сдержанно кивнула.

— Думаю, нам нужно поспешить. Мы должны успеть к миссис Ингрэм к пяти, иначе Хартлей рискует остаться без нового платья. Очень надеюсь, что у неё ещё осталась шелковая ткань цвета чайной розы, в этом сезоне она весьма популярна.

Хартли недоумевающе взглянула на леди Клементайн. Она никак не ожидала, что та решит составить им компанию, и это был сюрприз не из приятных.

— Но ведь дядюшка Джеймс позволил мне выбрать платье самой... — голос Хартли дрогнул.

— Ты оденешь только то платье, которое выберу тебе я, — отрезала Маргарет, отчего по коже юной мисс побежали мурашки. — В субботу ты будешь просто обязана выглядеть безупречно.

Хартли не совсем понимала, почему лорд Джеймс не предупредил её об этом, посему в глазах её застыл немой вопрос, на который леди Клементайн сразу же нашла что ответить.

— Никогда! Слышишь, никогда ты не должна перечить мне, Хартлей! Это всё исключительно ради твоего блага. Мы только что получили приглашение от лорда Генри — он изъявил желание видеть нас на пикнике в Баттерси, который состоится в субботу. Ты должна вести себя соответственно, чтобы произвести должное впечатление на собравшихся там господ, не исключая лорда Питера Гарленда. Ты удостоилась его внимания, милочка, а это уже что-то значит. Лорд Джеймс был прав — лучшей партии для тебя не сыскать.

— Но я ведь... — Хартли чувствовала, будто кто-то ухватил её за горло: кровь отхлынула от её лица, а губы чуть заметно дрогнули.

— Даже не желаю слышать эти жалкие возражения. Тебе представилась возможность составить общество сыну лорда Генри, ты понимаешь это? Он — птица высокого полёта, и ты должна приложить все усилия для того, чтобы не упасть перед ним лицом в грязь. Ты даже не представляешь, как тебе повезёт, если нам удастся породниться с Гарлендами. И... Чем раньше ты выйдешь замуж, тем лучше, — деловито добавила Маргарет, лёгким движением руки дав понять, что им пора идти.

Хартли придала лицу как можно более невозмутимый вид и вышла наружу. Сощурив глаза, она бросила потухший взгляд на нарядное ландо, запряжённое двумя гнедыми лошадьми с лоснящейся шерстью. От недавнего порыва радости не осталось ни следа — на смену прежней эйфории пришла свинцовая пустота. В груди едва терпимо жгло. Смирение и самоотверженность сродни великой мудрости, покорность — одна из высших добродетелей. Могла ли девушка её положения претендовать на нечто большее, чем на удачное замужество? Как бы это прискорбно не звучало, но леди Клементайн оказалась права. И Хартли прекрасно это понимала. Она мысленно твердила себе, что обязана встретить этот удар судьбы достойно, как подобает истинной леди, с едва высокомерной улыбкой на лице.

Забравшись в ландо, Хартлей с грустью взглянула на подаренный лордом Джеймсом браслет.

— Что-то не так? — в голосе Маргарет скользнул едкий яд.

— Всё просто прекрасно, тётушка, — нарочито бодро ответила Хартли, на что леди Клементайн лишь самодовольно усмехнулась.