Слёзы Бугенвиллеи

  Хартли устало сомкнула глаза. Ещё совсем недавно она наивно полагала, что этот вечер непременно станет для неё волшебным. Но, к её величайшему разочарованию, мистер Гарленд оказался совсем не сказочным принцем, а само празднество никак не оправдывало её ожиданий: все эти чопорные леди и джентльмены, так любезно беседующие друг с другом, были ей абсолютно чужими, а от непрерывной болтовни сидевшей рядом Элайзы неприятно звенело в ушах.

— Говорят, что мистер Олдман по уши в долгах! — шепнула Элайза на ухо Хартли, бросая осуждающий взор на одного из поодаль стоящих мужчин.

Хартлей молчала. Страсть к ложным домыслам и пересудам вызывала у неё омерзение, и то, что мисс Миллиган оказалась самой настоящей сплетницей, для неё было пренеприятнейшим сюрпризом.

— Хартли! Хартли! Смотри! Кажется, ты всё-таки приглянулась мистеру Гарленду, — глупо хихикнула Элайза, прикрыв рот ладонями. — Он идёт сюда.

Услышав эти слова, Хартли встрепенулась. Опять? Даже не поднимая взгляда, девушка чувствовала, что некто впивается в неё буравящим взглядом, но она была уверена: это был не мистер Гарленд. Это был кто-то иной.

— Мисс?

Питер Гарленд стоял всего в шаге от неё и вежливо улыбался. Но эта, казалось бы, весьма обаятельная улыбка не производила на неё ни малейшего впечатления: танцевать во второй раз Хартли уже не желала.

— Сожалею, но...

Хартли запнулась. Непробиваемый ком, появившись словно из ниоткуда, глухо засел в горле, не давая вымолвить ни слова. Гарленд непонимающе глядел на неё, тем временем как она смотрела совсем в другую сторону. Нет, всё-таки ей не привиделось. Это был он. Да, он повзрослел и изменился едва ли не до неузнаваемости, но этот насмешливый и едкий взгляд... Он оставался прежним. Таким же, как и в тот проклятый день, когда запомнился ей навсегда.

Она не сразу заметила миловидную девицу, которая, обмахиваясь веером, держала его под руку. Комок, до этого находившийся в горле, плавно опустился в грудь, выпустив тонкие и острые шипы. Странные чувства овладели Хартлей. Не гнев. И не досада. Так что же это? Обострённое чувство несправедливости, что даже такому подлецу, как Николас Макэлрой, было суждено встретить свою любовь?

— О Господи... — закатив глаза, протянула Хартли: только в последний момент она поняла, что произнесла это вслух.

— Мисс, с вами всё в порядке? Вы бледны, как полотно.

— Со мной всё отлично, мистер, — собравшись с внутренними силами, мисс Клементайн выдавила фальшивую улыбку.

Пожалуй, очередной танец с мистером Гарлендом оказался не такой уж и плохой идеей. По крайней мере, он послужил отличным поводом для того, чтобы покинуть общество Элайзы Миллиган и ненадолго затеряться в толпе. Повернув голову, Хартли узрела Джеймса Клементайна: он стоял у самой двери, о чём-то разговаривая со своей супругой.

— Я так и не представился — меня зовут Питер Гарленд, — молодой человек старался быть ненавязчивым, но мисс Клементайн думала иначе: всё-таки, она сама дала ему повод.

— Конечно, это будет проявлением дурного тона, если я заговорю с вами, будучи непредставленной... — Хартли, не поднимая глаз, слабо улыбнулась. — Но разве я не могу представиться сама? — не дожидаясь ответа, она продолжила: — Хартлей. Хартлей Клементайн.

— Безумно рад знакомству с племянницей владельца этого прекрасного особняка, — шепнул он, остановившись: его рука будто невзначай скользнула по её тонкой талии.

— А теперь мистер Гарленд, будьте так любезны, сопроводите меня к моему дяде, — устало молвила Хартлей. — Мне нужно с ним поговорить.

Питер в знак согласия кивнул головой. Хартли была ещё на шаг ближе к своей цели: она не имела возможности покинуть бал без разрешения старших членов семьи, но могла это сделать посредством жалоб на головные боли и общее недомогание. Конечно, Маргарет Клементайн немедленно проигнорировала бы её просьбу, в отличие от Джеймса, который относился к Хартлей почти как к родной дочери.

— А вот и наша дорогая Харти!

Увидев девушку, мистер Клементайн расплылся в широкой улыбке. Гарленд не произнёс ни слова: галантно поклонившись, он, ощутив на себе сверлящий взгляд Маргарет, поспешил удалиться.

— Мне кажется, или этот джентльмен возжелал скомпрометировать нашу юную леди? — даже в присутствии строгой и надменной жены Джеймс не упускал возможность пошутить. — Или мне всё-таки показалось?

— Я думаю, шутки здесь неуместны, мистер Клементайн, — Маргарет впилась в девушку осуждающим взглядом. — Мисс Клементайн, вы вели себя неподобающим образом. Два танца подряд с одним и тем же джентльменом! Это немыслимо!

Хартли, нервно сглотнув, вмиг опустила глаза. Приёмная мать никогда не любила её. Она видела в ней лишь один сплошной изъян, который был невообразимо далёк от идеала истинной английской леди.

— Так это же Питер Гарленд! Думаю, в том, что Харти танцевала с ним, нет ничего предосудительного. Между прочим, он смог бы составить ей отличную партию, — Джеймс, попытавшись сгладить накалившуюся ситуацию, опять-таки широко улыбнулся.

— Ты всегда был слишком мягок с ней. Даже в те моменты, когда это не слишком уместно, — злобно прошипела женщина. — Иногда мне кажется, что твоё решение уволить миссис Бишем было слишком поспешным и необдуманным.

Слова Маргарет больно резанули слух. Хартли прекрасно помнила тот день, когда она, стоя на коленях, жалобно умоляла гувернантку не наказывать её. Она помнила свист проносящейся в воздухе линейки, помнила невыносимую обжигающую боль, пронзившую её тело до самых костей... Тогда она впервые закричала. Закричала громко и пронзительно. Закричала во всю мощь, как только могла. И, благодаря стечению обстоятельств, её крик был всё-таки услышан. С того самого момента, как разъярённый мистер Клементайн приказал миссис Бишем убираться восвояси, он навсегда пообещал себе и Хартли, что больше никогда не допустит подобного. Никогда и ни за что.

— Необдуманной может быть только ваша речь, миссис Клементайн, — в голосе Джеймса внезапно проскользнули металлические нотки. — Не считаете ли вы, моя дорогая, что упрекать мужа в принятом им решении является пиком неблагоразумия? Тем более, если оно было абсолютно верным, ведь нам обоим известно, как миссис Бишем обращалась с бедняжкой.

— И всё-таки она была отличной наставницей, — парировала Маргарет, снисходительно взглянув на Хартли. Не прошло и мгновения, как на её лице засияла радушная улыбка, что немного сконфузило девушку. Чтобы понять истинную причину такой резкой перемены настроения миссис Клементайн, Хартлей было достаточно лишь обернуться.

— Николас! О, мой дорогой племянник!

Хартли попятилась. Он был совсем рядом, совсем в полушаге от неё. Она чувствовала терпкий миндальный аромат его парфюма, чувствовала его ровное, размеренное дыхание. Внутри всё неприятно сжалось. В тот момент она желала лишь одного — бесследно провалиться под землю.

— Давно не бывал на таком замечательном мероприятии, — неторопливо осмотревшись, важно протянул Николас. — Моя мать просто в неописуемом восторге. Я вот, собственно, по какому вопросу... — казалось, младший Макэлрой на мгновение замялся. — Тётушка, вы не будете против, если мисс Клементайн подарит мне следующий танец?

Николас многозначительно приподнял левую бровь и, даже не дожидаясь ответа, тут же протянул руку. Хартли могла ожидать чего угодно, но точно не такого поворота событий: вряд ли та неприязнь, возникшая между ними много лет назад, могла так резко и беспричинно исчезнуть. Она всё ещё ненавидела Николаса, и то, что происходило сейчас, было похоже на странную, бессмысленную и совершенно непонятную глупую игру.

— Милая Хартлей, ты ведь не откажешь в танце своему кузену?

По губам Маргарет скользнула нарочитая улыбка. Змея! Девушка бросила умоляющий взгляд на мистера Клементайна, но тот, увы, на него совсем не отреагировал. Ах, если бы он знал! Хартли, чувствуя на себе вопросительный взор Николаса, поёжилась: так или иначе, если она откажет ему, то непременно навлечёт на себя гнев приёмной матери, которая в итоге накажет её — строго и в обязательном порядке.

— Да... Конечно, — пробормотала она, едва прикоснувшись пальцами к его руке: даже во время танца она желала держаться от него как можно дальше.

Заиграла музыка. Кажется, это был вальс. Пышными разноцветными цветками кружили дамы в объятьях своих кавалеров, предавшись обворожительному ритму танца. Красота, грация, изящность... Их движения были лёгкими и непринуждёнными, будто у мотыльков, что, казалось, вот-вот воспарят, вмиг оторвавшись от пола. Все. Кроме Хартли.

Николас вёл её в танце, едва ощутимо касаясь девушки пальцами: он словно чувствовал ту неприязнь, так яростно клокочущую внутри неё. Каждое движение Хартли давалось с особым трудом: ноги подкашивались, а она сама то и дело сбивалась с такта.

— Мисс Клементайн, что с вами? — не выдержав, полюбопытствовал Макэлрой. — Я же видел, как вы танцевали с одним из этих джентльменов и получалось у вас, смею признать, довольно умело.

— Вы что, следили за мной? — не без части презрения в голосе отрезала Хартли.

— Нет, — бесстрастно ответил он.

— Но тогда почему вы мне говорите об этом?

Музыка заиграла громче.

— Потому что, мисс Клементайн, у меня такое чувство, что я танцую с куском свинца, — Николас беззлобно улыбнулся, в то время как в его глазах сверкнули искорки самодовольства.

Невинная, но такая язвительная шутка. Тонкая нить терпения, на которой Хартли удавалось балансировать с таким колоссальным трудом, была наконец-то оборвана. Стиснув зубы в приступе бессильной злобы, она, остановившись на ходу, попыталась отстраниться. И ей бы это удалось, если бы не длинный подол платья, на который она тут же наступила, сделав всего лишь один шаг назад. Макэлрой, понимая всю скверность ситуации, не растерялся: в последнюю секунду он подхватил девушку под руки, прижав к себе, и, соответственно, не дав ей упасть.

— Отпустите меня, чёрт бы вас побрал, — тихо сквозь зубы проговорила Хартли: она даже не заметила, как это отвратительное выражение сорвалось с её языка.

— Если я отпущу вас, мисс Хартли, вы можете упасть и больно удариться, — проигнорировав адресованную ему грубость, спокойно вымолвил Николас. — По-моему, мой долг — помочь вам избежать этого, как я считаю, неприятного конфуза. Не находите?

— Я нахожу вас беспросветным нахалом, мистер Макэлрой, — прошипела Хартлей, уже не в силах сдерживать внутри разыгравшуюся бурю. — Вы совсем не изменились! Ненавижу вас...

Задерживаться здесь для неё больше не имело никакого смысла. Схватив подол длинного платья, чтобы наверняка не споткнуться ещё раз, она, демонстративно оттолкнув Николаса, бросилась прочь из зала. Перед глазами с бешеной скоростью вновь пронеслись кадры из детства. Сдерживать безумную истерику, нараставшую с каждой минутой и беспощадно овладевающую ею внутри, Хартли уже не могла.

— Мисс Хартли? Что произошло?

Мисс Пейдж, внезапно встретившаяся ей на пути в коридоре, была весьма взволнована видеть прежде беззаботную и весёлую воспитанницу в таком подавленном состоянии.

— Мисс?

— Оставьте меня в покое, — сквозь слёзы процедила Хартли и поспешила скрыться в своей комнате, громко хлопнув дверью за собой.

* * *

Воскресное утреннее небо затянуло серыми хмурыми тучами. Хартли проснулась от слишком громкого раската грома и, повернув голову на подушке, сонным взглядом уставилась в окно напротив. С неба начали падать крупные дождевые капли: касаясь стекла, они тут же расплывались и причудливыми потоками стекали вниз.

Казалось, только сегодня она начала осознавать всю абсурдность ситуации, происшедшей с ней вчера на балу. Подумать только, какой позор! Как она объяснит своё поведение миссис Клементайн? Одна мысль, что ей придётся беседовать с мачехой, приводила Хартли в дичайший ужас. Наверняка, она уже приготовила для неё наказание. А дядя Джеймс? Что он теперь скажет ей, когда увидит? Какая неловкость. А всё из-за её глупого и нелепого представления, которое она устроила прямо в самый разгар праздника. Что она хотела этим показать и был ли в этом смысл? Николас уехал, и, вероятнее всего, Хартли увидит его очень нескоро. Если вообще увидит. Она была уверена в том, что у него сложилось весьма скверное впечатление о ней. Ну и пусть. А вот чета Клементайн... Непреодолимое чувство стыда нахлынуло на неё, гигантской волной окатив с ног до головы.

Приподнявшись, Хартли встала с кровати. В комнате было довольно прохладно: скукожившись, она, облачённая лишь в тонкую ночную рубашку, направилась к окну. В один миг её брови удивлённо поползли вверх. Внизу, у самого входа в Крендерфорд-Хаус стоял небольшой экипаж, запряженный парой гнедых лошадей. Тот же экипаж она видела здесь в последний раз полгода назад, когда дядю Джеймса постигла сердечная болезнь. Неужели это случилось опять? Её пронзил страх, острый и ощутимый, словно острие ножа, с силой воткнутое в область желудка. Это всё из-за неё. Это она виновата.

— Мисс? Вы уже проснулись? — В дверном проёме показалась горничная, державшая в руках поднос с чаем, джемом и булочками. — Я принесла вам завтрак.

— Да... Спасибо, — дрожащим голосом молвила Хартли, отойдя от окна. — Скажите, мисс Лодж... Что-то произошло?

— Произошло? — горничная недоумевающе взглянула на неё. — А что могло произойти?

— Карета доктора... Она стоит там, у входа. Я её видела.

— Я тоже её видела, мисс Хартли, — поставив поднос на столик, сухо молвила женщина. — Не хочу врать вам, но...

— Говорите уже, — нервно изрекла мисс Клементайн.

— Я слышала, что у одной из гостей вчера начался жар, — горничная перешла на шёпот, — домой отправиться в таком состоянии она не могла, поэтому осталась здесь. Кто-то из её семьи тоже задержался, чтобы приглядеть за ней... Я больше ничего не знаю, мисс. Честное слово.

Хартлей облегчённо вздохнула.

— Мисс, ваш завтрак остынет! Вам следует поесть, — резко сменив тему, произнесла мисс Лодж. — А потом я помогу вам одеться.

Мисс Клементайн, ничего не ответив, лишь согласно кивнула.

* * *

К счастью Хартли, мисс Пейдж даже не спросила, что же вчера произошло: она лишь с явным любопытством наблюдала за ней, когда та вслух зачитывала весьма полюбившиеся ею сонеты Шекспира.

— У сердца с глазом — тайный договор: они друг другу облегчают муки, когда тебя напрасно ищет взор и сердце задыхается в разлуке... — Хартлей, вскинув взор к потолку, резким движением захлопнула книгу. — Мисс Пейдж, наверное, мой вопрос покажется вам глупым, но... Любовь — это воистину прекрасное чувство, как вы думаете?

— Думаю, милая моя, любовь всегда занимала в душе человечества самую огромную нишу, — мягко ответила гувернантка. — Если бы не любовь, наш мир бы сгорел дотла, поглощённый войнами, несущими разрушения и смерть.

— Я имею в виду любовь между мужчиной и женщиной, — Хартли смущённо потупила взгляд, залившись румянцем. — Вы когда-нибудь влюблялись, мисс Китти?

— А не рановато вам об этом думать, юная мисс? — голос её приобрёл строгий оттенок. — Кажется, вы забиваете голову глупостями.

— Прошу прощения, мисс Пейдж. Теперь мне неудобно перед вами.

— Ничего страшного, юная леди, — мисс Китти, взглянув исподлобья на воспитанницу, едва заметно улыбнулась. — Вы можете быть свободны. Но не забывайте, что через пару часов у вас обед и чета Клементайн будет вас ждать внизу. Они велели мне вам передать.

Неподдельный испуг снова охватил Хартли. Так или иначе, ей придётся ответить за свой вчерашний поступок, и она это знала.

— Можно я возьму книгу? — проговорила она, вопросительно взглянув на наставницу. — Хочу выучить один из сонетов.

— Весьма благоразумное решение, мисс Хартли. Мне очень приятно, что вы изъявили желание провести своё свободное время с пользой. Ступайте.

Аккуратно прикрыв за собой дверь, Хартлей направилась вдоль по коридору в библиотеку. Это было единственное место, служившее ей оплотом спокойствия и уединения. Хартли зашла в помещение, сделав глубокий, медленный вдох: воздух здесь был насквозь пропитан запахом старых книг, аккуратными рядами расположенных на этажерках.

Возникшее ложное желание учить сонет и вовсе сошло на «нет», когда она увидела одну из книг в кожаном переплёте. Хартли уже не раз зачитывалась ею, мысленно представляя себя на месте главной героини: драматичность «Ромео и Джульетты» немыслимо завораживала её, и ей не терпелось узнать, чем же закончится история этого трепетного и сладостного чувства, всецело овладевшего юными сердцами. Ах, как бы она хотела познать его хоть на долю крупинки! Сев поудобней в большое, обитое синим бархатом кресло, она раскрыла книгу, тотчас же погрузившись в водоворот событий.

— Как ты сюда пробрался? Для чего? Ограда высока и неприступна. Тебе здесь неминуемая смерть, когда тебя найдут мои родные... — она читала слова громко и с таким воодушевлением, будто находилась совсем не в библиотеке, а где-то на большой сцене театра в роли влюблённой красавицы Джульетты.

— Меня перенесла сюда любовь, её не останавливают стены. В нужде она решается на всё.

Хартли едва не подавилась. Кровь резко отхлынула от её лица. Девушка попыталась встать, но голова внезапно пошла кругом. В одно мгновение сердце бешено заколотилось: то ли от испуга, то ли от волнения, то ли от осознания вмиг нахлынувшего чувства дежавю.

— Я почему-то знал, что найду вас именно здесь.

Его голос звучал вежливо, но в тоже время сухо и безэмоционально. У Хартли всё ещё не хватало смелости заговорить с ним, но для себя она уже приняла решение. На этот раз, даже несмотря на вновь разбушевавшуюся бурю эмоций, она будет вести себя достойно. Она исправит ситуацию. По крайней мере, постарается.

— Мистер Макэлрой? — Хартли попыталась улыбнуться, что получилось у неё несколько нервно и дёргано.

— Да, это я. Собственной персоной. — Николас провёл пальцами вдоль ряда книг. — Увлекаетесь Шекспиром?

— Да это так, мистер Макэлрой, — буркнула она, потупив взор в книгу.

— Ромео и Джульетта... — задумчиво протянул он, медленно прогуливаясь вдоль стеллажа. — Когда-то мне очень нравилась эта пьеса. В детстве. Желаете узнать концовку? — Николас, не дожидаясь ответа, продолжил: — Они умрут. Оба. Из-за их неразумного, самозабвенного чувства.

— И почему же это чувство — неразумное? — возмущённо выпалила Хартли: казалось, слова кузена задели её. — Любовь — это величайшее благо! Только познав её, мы узнаем, что такое истинное счастье.

— Любовь придумали люди, — по губам Николаса скользнула безукоризненно вежливая улыбка, тем временем как в тёмном омуте его янтарных глаз блеснули искры любопытства. — Это самообман, мисс Клементайн. Иллюзия. Мираж. Всеобщий заговор, на который ведутся абсолютно все, руководствуясь собственным невежеством.

Хартли нахмурилась. Что он желает доказать этим? Её безграничную глупость и детскую неосведомлённость? Она хотела спорить с ним. Она хотела показать ему, что способна не только на дамские истерики.

— Любовь не могут понять только чёрствые сердцем, — парировала Хартлей: пытаться держать себя в рамках позволенного перед ним было ещё тяжелее, чем она ожидала.

— А вы-то сами её способны понять? Любовь — это химия, помрачающая рассудок. Это болезнь. И ваша Джульетта с Ромео... Вы затеяли злую игру с собственным разумом. Это своего рода эскапизм, мисс Клементайн. Очнитесь.

— Со своим разумом я как-нибудь разберусь сама, мистер, — едва сдерживая себя, язвительно молвила Хартли. В голове всё смешалось — она больше не находила, что ему ответить.

— Я более не намерен продолжать с вами эту пустую полемику, — демонстративно ухмыльнулся он, поправляя манжеты белоснежной рубашки. — Собственно, почему я пришёл сюда...

— Собственно, почему вы здесь вообще? — мисс Клементайн вопросительно сдвинула брови: её изначально терзал этот вопрос.

— Рашель, она... Она очень плохо себя чувствует. Мать с отцом уехали, а я остался, чтобы присмотреть за ней. Знаете, она очень хрупкая, боюсь, что в дороге ей бы стало ещё хуже.

Хартли заметила, как Николас изменился в лице, но не прошло и мгновения, как он вновь возвратил себе вежливую маску холодного безразличия.

— Смею полагать, это ваша супруга? — эти слова у Хартли вырвались раньше, чем она успела прикусить язык.

— Супруга? Нет... Рашель — моя сестра, не более того. Судя по вашему выражению лица, этот вопрос вам дался с трудом?

— Никак нет, мистер Макэлрой!

Хартли изо всех сил старалась придать лицу возмущённый вид, пытаясь подавить внезапно возникшее смущение. Лучше бы она не задавала этот вопрос! Но, тем не менее, ей стало легче. Почему — Хартли не могла объяснить даже сама себе.

— Желаю вашей сестре скорейшего выздоровления, — протянула она, пытаясь больше не пересекаться с ним взглядом.

— Благодарю, мисс Клементайн, — Николас продолжал смотреть на неё, не отрывая глаз. — Я пришёл... Я пришёл, чтобы принести вам свои извинения.

— Что? — Хартли удивлённо таращила глаза, не веря своим ушам.

— Вы всё верно услышали. Я хочу извиниться перед вами за вчерашний инцидент. Я полностью признаю свою вину в том, что допустил в вашу сторону подобную колкость.

— Но я ведь тоже оскорбила вас...

Эти слова едва ли казались Хартли реальностью. Неужели это правда? Неужели изменения коснулись не только его внешности? Ей было неудобно. Ей было стыдно перед ним за то, что она всем сознанием была так твёрдо уверена в своих догадках. Он всегда ассоциировался у неё с прошлым. С гадким прошлым. Да, он был резок и сух в высказываниях, но... Впервые за всё это время Хартли смогла разглядеть в нём то, чего не видела поныне.

— Абсолютно нет, мисс Хартли, — Николас, прикрыв глаза, едва улыбнулся. — Мне стыдно перед вами. Стыдно за тот случай на балу и... Стыдно за то, что произошло тогда здесь, в библиотеке. Я был чересчур юн и глуп. И прекрасно понимаю, за что вы меня так презираете.

Сотни слов пронеслись у неё в голове, но она не могла их собрать воедино. Она, полностью потрясённая, просто не знала, что ответить.

— Я никоим образом не рассчитываю на дружбу с вами, но я должен был сказать вам это.

— Мистер Макэлрой...

— До встречи, мисс Клементайн, — промолвил Николас и, галантно поклонившись, тут же направился к выходу.