Мое вечное лето

Матвей

Жить в бесконечной осени, когда мир наполнен лишь серым, не доставляло никакого удовольствия. И так на протяжении нескольких лет. С тех пор, как я в последний раз видел ее.

Вы можете представить себе ту самую детскую, чистую и наивную любовь? Про нее еще многие говорят, что она самая сильная и несерьезная. Но для меня это была любовь с первого взгляда и навсегда.

Я тогда увидел девочку с самыми красивыми золотыми волосами и самыми яркими голубыми глазами. Среди толпы детей она светилась как солнышко и притягивала к себе взгляд. Я стоял и смотрел на нее, разинув рот.

Она была напугана. В красивых глазах стояли слезы, и она нервничала, перебирая пальцами ленту на поясе своего платья. Внутри я тогда почувствовал желание защищать эту девочку.

Я надеялся попасть с ней в один отряд, чтобы быть всегда рядом. Но мы оказались в соседних. Но даже так, зная, что ее комната находится в конце коридора от моей, я чувствовал себя счастливым.

Потом я узнал, как ее зовут. Мира. Мирослава. Очень красивое и нежное, как и она сама, и яркое, как букет васильков в тон ее глазам. Казалось, что эта девочка была достойна целого мира.

При виде нее внутри все переворачивалось с ног на голову. Сердце билось так, что казалось, вот-вот выпрыгнет из груди. Я терял рядом с ней дар речи, смотря на нее глазами-сердечками. И так хотел, чтобы она заметила меня.

И когда я уже был готов с ней заговорить, между отрядами пробежала черная кошка.

Именно тогда я понял, что за миловидной внешностью Миры скрывался сильный характер. Она не была хитрой и острой на язык, как Лизка. Мира была умной, мыслила стратегически и во всех проделках была голосом разума. Но при этом она была озорной, соглашалась на все авантюры и любила спорить.

Оттолкнуло ли меня то, что мы оказались в разных командах? Нет. Кажется, я только сильнее влюблялся.

Напряженные отношения между отрядами вставляли палки в колеса моим планам по сближению с Мирой. Поэтому я стал действовать единственным известным детскому уму способом. Игрой в ненависть. Я надеялся, что так смогу добиться ее внимания.

Я чувствовал, как мои «приколы» играют с ее нервами, но, несмотря на это, внутри меня зарождалось какое-то странное волнение. Я понимал, что мои действия могут восприниматься как детская агрессия, но мне казалось, что это единственный способ заставить ее заметить меня. Поэтому я продолжал в том же духе: шутки, поддевки и маленькие трюки, которые, по моему мнению, должны были произвести эффект.

Мира иногда вздыхала, а иногда улыбалась. Я не мог точно понять, что она чувствует. Она могла застыть, как статуэтка, или заливисто рассмеяться. Каждый раз, когда я дразнил ее, сердце стучало в груди — срабатывала та вечная детская азартность, когда ты понимаешь, что играешь с огнём.

Но неприязнь между отрядами только крепла. Первый год не увенчался успехом.

Уехав домой, я так расстроился, что мы живем с ней в разных городах. Я целый год до следующего лета думал о ней и мечтал вновь увидеть. Я рвался в тот же самый лагерь, только ради нее. И думал, как сделать ее моей.

Во второй год вражда продолжилась. Но если на публике я притворялся, то в тылу делал все по ее завоеванию.

Я привез с собой целый пакет ее любимых конфет и тайно подкладывал ей в ящик, чтобы ее запасы никогда не заканчивались. В ее блокноте с рисунками прятал цветы, что собирал для нее в лагере. И в моменты, когда наступало перемирие, я разговаривал с ней, был милым и улыбался ей. А она улыбалась в ответ и не отказывалась общаться.

Я думал, вот оно. Она наконец-то заметила меня. В те часы, что мы проводили вместе, я чувствовал, что между нами зарождалось доверие. Но по мере того как смена заканчивалась, мой энтузиазм постепенно гас. Я оставался со своими чувствами наедине, а она как будто не замечала моих усилий.

В следующие два года я злился. На себя за глупость, наивность и надежду. На нее за то, что не замечала меня. В те годы и вражда между отрядами приобрела другие обороты. Но я не переставал любить ее и не поддавался обиде.

Я знал, что она будет моей.

Не знаю, как это возможно, но моя любовь к ней разгорелась сильнее, когда в тот первый день на последней смене я увидел ее. Она появилась как солнце, выглянувшее из-за туч. От этого внутри все потеплело.

На первой же дискотеке я отпугивал каждого, кто приглашал ее на танец. Она злилась, но после всего этого приняла мое предложение. В тот вечер я прямо сказал ей, что она мне нравится, что устал от всех игр и просто хочу, чтобы мы были вместе. В ее глазах читался шок и неверие.

После этого она несколько дней меня избегала. Но я терпеливо ждал, продолжая аккуратно ухаживать за ней.

Не прошло и недели, как она сама нашла меня и призналась, что и я всегда ей нравился. Это было невероятное чувство – знать, что это взаимно.

И тогда я ее поцеловал. Это был робкий, сладкий и даже неловкий первый поцелуй. После того, как наши губы встретились, мир вокруг исчез. Вся тревога и неопределенность вдруг рассеялись, оставив только легкость и счастье. Я чувствовал, как внутри меня что-то изменилось, уверенность заполнила пустоту, которую я так долго испытывал.

Я наконец-то смог это сделать. Мира была ожившей мечтой.

Объявив себя парой, нас уже невозможно было разлучить.

Наши вожатые, видя это, старались сделать так, чтобы отряды чаще взаимодействовали. Не все сразу это приняли, продолжая иногда пакостить друг другу. Но мы с Мирой в этом больше не принимали участие. Мы были поглощены друг другом.

Это были дни, когда я чувствовал себя самым счастливым. Я всегда держал ее за руку и обнимал, украдкой срывая поцелуи с ее губ. Продолжал таскать для нее яблоки из столовой и подкладывать конфеты. Смешил ее, когда ей было грустно.

Да и Мира, казалось, рядом со мной расцвела. Я заметил, что ее смех стал ещё громче, а глаза – ярче, как будто эта искра, которую мы разжигали вместе, освещала всё вокруг.

Она стала моим вечным летом.

Я не хотел считать дни до отъезда, не хотел с ней расставаться. Но я был уверен, что после лагеря мы все равно останемся друг у друга и сможем быть вместе.

Но в тот финальный день мое лето слишком быстро сменилось осенью. Я услышал тот роковой разговор, от которого все внутри перевернулось и сжалось. Я не верил ее словам.

Но она говорила это так уверенно, вкладывая в слова все отвращение. Я почувствовал себя преданным. Обманутым. В груди все разрывалось от боли, что становилось трудно дышать.

Я не смог совладать со своей обидой, поэтому сделал то, что сделал. Я хотел, чтобы и она почувствовала хоть толику боли, что причинила мне.

Сейчас вспоминая то, как я поступил с ней, мне хочется себя ударить. Нужно было просто с ней поговорить.

Любовь в шестнадцать лет неопытна. От того и жестока. Вспомните себя в этом возрасте и только попробуйте закатить глаза. Я не буду полностью оправдывать свое поведение возрастом. Но в тот момент уязвленные чувства были сильнее разума.

Поэтому, попрощавшись с лагерем, я решил жить так, как будто Миры и чувств к ней никогда не было.

Но все это время я и не жил вовсе. А существовал, выполняя монотонные и заученные действия. Школа, тренировка, дом, гитара.. Потом школа сменилась универом. И снова по кругу. Универ, тренировка, дом, гитара..

Но искоренить из сердца чувства к ней и из мыслей ее образ было сложно.

Я ненавидел себя за чувства к ней.

Я пытался забыть ее. Ненавидел ее. Ненавидел себя. Но чувства оказались сильнее, как бы я не пытался их заглушить. Я закрывал глаза и видел ее улыбку. Память вновь и вновь воспроизводила ее смех. Даже в музыке, что я играл и сочинял, была всегда она..

Мира стала моим наваждением и проклятьем.

И когда я уже почти научился жить с любовью к ней в разбитом сердце, судьба столкнула нас лоб в лоб на первой планерке в том самом лагере, где мы когда-то познакомились.

Если честно, в глубине души я надеялся увидеть ее там и одновременно боялся этого.

Встретить ее и видеть после этого каждый день было, как глотнуть свежего воздуха и тут же уйти с головой в холодные воды прошлого.

Рядом с ней прежние чувства разгорелись с новой силой, а обиды сжимали сердце в тиски.

Она выглядела так же прекрасно, как и раньше, с той же очаровательной улыбкой, способной растопить даже самую ледяную душу. Но вокруг нас было множество воспоминаний, которые не получалось просто стереть.

Работать рядом с ней, сдерживать чувства и убеждать себя, что все осталось в прошлом, было невыносимо. Мы больше не вместе, я не должен к ней ничего чувствовать. Но, увидев ее спустя столько лет, больше не мог отвести от нее взгляд.

Я вновь злился на себя и на нее. Я хотел быть с ней безразличным, отталкивал, чем ранил ее, и корил себя за это. Я ревновал ее, когда появился этот.. комиссар. Но продолжал заботиться о ней и проявлять внимание, чем только путал ее и смущал. И с каждой минутой, проведенной рядом с ней, я все сильнее хотел просто подойти к ней, обнять, и сказать, как сильно ее люблю. Может я и не всепрощающий, но моя любовь к ней – да. Что мы сможем построить все заново.

Запутавшись в своих чувствах, я запутал ее и причинил ей боль. И она не выдержала.

И я понял, каким был идиотом. Я осознал, что все это время она чувствовала все то же самое. Ее тоже одолевали противоречивые эмоции.

Страх, что я потеряю ее снова, был невыносим. И я отпустил прошлое, признавшись ей в любви. А когда она ответила мне взаимностью, я почувствовал, как ко мне вновь вернулось лето.

Все, что раньше казалось серым и безжизненным, теперь заиграло яркими оттенками. Каждый миг, проведенный рядом с Мирой, насыщался смыслом. Мы вновь стали теми, кто смог справиться с бурей эмоций, обидами и недопониманием. Каждый разговор, каждое прикосновение, каждая улыбка – это был словно второй шанс, который нам предоставила судьба.

Каждую минуту я старался запомнить, каково это – быть рядом с ней, чувствовать тепло ее руки в своей и наслаждаться ее улыбкой.

Каждый день после планерки, а порой и вместо нее, я забирал ее, и мы уходили в беседку, где, несмотря на усталость и поздний час, проводили время друг с другом. Мы рассказывали друг другу о годах, что провели порознь, обменивались историями из жизни, смеялись и обсуждали все, что волнует. Я слушал ее, затаив дыхание и восхищаясь ею, и не верил, что она моя.

Казалось бы, о чем еще мечтать? Мы вновь вместе. Но работать над нашими отношениями нам только еще предстояло.

Через пару дней я заметил, как задумалась Мира. Она несколько раз пыталась мне что-то сказать, но переводила тему. Я уже начал бояться, что она передумала быть со мной.

Но потом я стал догадываться, что же ее тревожило. Мира хотела обсудить прошлое, но боялась. И я понимал ее в этом. Не хотелось копаться в старой ране, не хотелось портить наше новое хорошее начало.

Понимая, что нужно быть честными и открытыми друг с другом, я уже сам хотел поднять эту тему. И Мира заговорила. Но я поспешил заверить ее, что отпустил прошлое, простил ее и готов двигаться с ней дальше.

И тут вскрылась та правда, что мы оба не ожидали услышать. Я все эти годы верил в одно, а все было совсем наоборот.

Я увидел, как по лицу Миры пробежала боль, попавшая прямо в сердце.

Она ушла, сказав, что не может мне доверять. И она была права.

Я потерял ее. Дважды. По своей вине.

Я столько лет страдал от обиды, погружаясь в свои собственные мысли, не зная, как это разрушало не только меня, но и ее. Я предал ее чувства, выстроив между нами стены и мосты, что сейчас горели.

Чувствуя, как накрывает боль, паника, разочарование и.. страх, я сел на песок, уставившись в горизонт. Казалось, мир превратился в выжженную землю, где нет места жизни, а есть только мука и страх.. И я сам на себя это навлек. Если бы я тогда был чуть умнее и смелее, мы бы сразу поговорили. Я бы не разбил ей сердце дважды.

Я должен что-то сделать. Не хочу и не могу ее снова потерять.

Если она даст мне еще один шанс, я все исправлю. Я докажу, что мне можно верить.

Полный решимости вернуть любовь всей своей жизни, я бежал в лагерь, не обращая внимание ни на прохожих, ни на красный свет светофоров. Важна была только Мира. С каждым шагом мое сердце стучало всё быстрее, подгоняемое волнением и надеждой. Я не мог представить, как выглядела бы наша жизнь, если бы у нас не было еще одного шанса.

Я влетел на наш этаж и постучал в ее дверь. Нетерпение увидеть ее, обнять и все объяснить дрожью било мое тело. Надежда дрогнула, когда вышла Лиза, сразу же закрыв комнату и не дав мне заглянуть внутрь. Она заслонила собой дверь, сложив руки на груди, и смерила меня недобрым взглядом.

– Пусти меня, – я попытался ее обойти.

Лиза шагнула в том же направлении.

Я нахмурился, начиная злиться. Было понятно, что Лиза пыталась защитить Миру. Но, даже если она ее лучшая подруга, она не встанет между нами. Поэтому я торопливо объяснил:

– Пожалуйста, Лиза, я просто хочу поговорить с ней. Я облажался перед ней. Дважды. Мне нужно поговорить с ней. Я смогу все исправить.

Она все еще смотрела на меня недоверчивым взглядом, от чего кровь внутри закипала еще сильнее.

– Слушай, я понимаю, что ты сейчас чувствуешь, – немного ослабила она оборону, – но тебе действительно сейчас лучше уйти..

– Лиза, – почти зарычал я.

– Она спит! – Повысила она голос.

На мгновение воцарилась тишина, и в коридоре послышался еле уловимый звук – это было сердцебиение, которое гудело в ушах, призывая к действию. Стены вокруг сжимались, а обстановка наполнилась наэлектризованным напряжением. Я чувствовал, как злость кипит внутри меня, смешиваясь с тревогой и беспокойством о Мире.

Я прислонился затылком к стене и закрыл глаза. Эмоции давили на грудь, что становилось тяжело дышать.

– Я очень боюсь ее потерять вновь, – прошептал я.

Лиза вздохнула, ее выражение лица смягчилось, и она сделала шаг ко мне, опуская руку мне на плечо.

– Я знаю, что причинил ей боль. Я понимаю, что всё это не просто, – произнес я, стараясь подчеркнуть искренность своих слов. – Но она важнее всего для меня. Я хочу попробовать всё исправить. Я не собираюсь просто сдаваться.

В этот момент Лиза стала менее угрюмой, она чуть отвела взгляд. Возможно, её холодный фронт начал трещать, и в этом было что-то трогательное. Она все еще защищала подругу от меня и сама не доверяла мне, но она так же верила и надеялась на хороший исход. Я зажмурился, чтобы собраться с мыслями. За спиной послышался шорох, и я понял, что замерла сама жизнь – ни звуков, ни движений, только я и Лиза, как герои в статичном кадре.

– Как бы мне не хотелось поколотить тебя за то, что ты с ней сделал, – вздохнула она, – но я боюсь, что... после этого разрыва она не оправится.

Я тяжело сглотнул, стукнувшись затылком о стену. Я просто идиот.

– Поэтому исправь все, Костров, – услышал в ее голосе мольбу. – Но дай ей время.

Время.. Его как раз почти и не осталось. Послезавтра мы все уезжаем, а от мысли, что мы так и не сможем поговорить, закружилась голова.

Но я кивнул. Послав Лизе свою извиняющуюся улыбку, побрел к себе в комнату.

Я потерял сон. Та буря эмоции что разрывала меня изнутри, не позволяла забыться во сне. Перед взором была только Мира. Ее заплаканные глаза, дрожащие губы.. Ее боль кинжалами пронизывала мне сердце.

Я потерял аппетит. Утром на завтраке, который должен был стать самым вкусным за всю смену, так как был последним, мне кусок в горло не лез. Единственная причина, по которой я вышел в этот день, это была возможность увидеть ее. Но Мира не пришла на завтрак. Ребят в столовую привела Лиза. Увидев мой растерянный взгляд, она послала мне извиняющуюся улыбку и пожала плечами.

Мы столкнулись с ней во дворе, как в фильме, застыв друг напротив друга. Шум открывающейся ярмарки вдруг превратился в тишину. Я смотрел только на нее, чувствуя, как внутри все замерло в ожидании. В ее глазах была растерянность. Она не знала, уйти ли ей или заговорить.

Между нами повисло молчание, словно невидимая преграда. Я сделал шаг вперед, но она отшатнулась. Это выбило воздух из легких.

Зазвучала громкая музыка. Лагерная ярмарка официально открылась. Во дворе было не протолкнуться, дети и вожатые смешались. На территории заработали точки с самыми разными развлечениями и активностями.

Детский смех и радостная музыка вызвали тоскливую улыбку на моем лице. Обычно вместе с детьми я принимал участие в гуляниях, но в этот раз веселиться не хотелось. Поэтому, отпустив детей в свободное плавание, я сел на скамейке у крыльца.

Взглядом в толпе я искал Миру. Ее сложно было не увидеть. Среди сотни голосов я слышал только ее смех, видел только ее улыбку. От этого тепло разлилось внутри. Она была волшебной. Но грусть в ее глазах и натянутая улыбка вновь напоминали, что я все испортил.

Я сидел и думал, как же поймать ее в этот день, чтобы поговорить с ней.

Из моих мыслей меня вырвали голоса моих детей.

– Матвей! Матвей! – Звали они.

Я уже успел испугаться, вдруг что-то случилось. Но, подняв голову, выдохнув, увидел коварные улыбки и светящиеся глаза.

– Матвей, идем с нами, – просил Игорь.

– Что случилось? – Спросил я.

– Тебе понравится. Ну пойдем, пожалуйста-пожалуйста, – упрашивала меня Рита.

Я не успел встать со скамьи, как ребята, взяв меня за руки, куда-то потащили. Лавируя между людьми, я пытался понять, куда они меня ведут. Почти сразу показалась беседка, украшенная лентами и бантами. И, поняв, что здесь будет происходить, я резко остановился.

На беседке красовалась табличка «Давай поженимся!». Раз меня привели сюда, значит здесь..

Одновременно радость и холодок пробежали по коже, когда я услышал ее голос и рядом появилась она. Миру так же за руки привели Тима и Аня. Увидев меня, она вновь растерялась.

– Что вы задумали? – Хмуро спросил я.

– Ну как же? – Хитро улыбался Тима. – Вы же любите друг друга.

– Значит вы должны пожениться! – Пропели в один голос Рита и Аня.

Мы переглянулись с Мирой. Рассказать детям о нашей ссоре было бы неправильно. Но скажи им, что не хотим принимать участие в их идее, сразу вызвало бы вопросы.

Еще раз взглянув на нее, я послал ей извиняющуюся улыбку. Я не хотел ставить ее в неловкое положение и сразу бы ушел, если бы она попросила. Но Мира, подняв голову, кивнула и слабо улыбнулась.

– Тогда жените нас, – сказала она, улыбнувшись детям.

И ребята воодушевились. Два отряда окружили беседку, чтобы посмотреть на это. Тима, заняв место регистратора, тут же начал произносить речь.

Мира первая взяла меня за руку, что было неожиданным. Я взглянул на нее, но она смотрела прямо перед собой. Я сжал ее руку, вкладывая в это прикосновение все свои чувства к ней и извинения. Жестом я просил ее взглянуть на меня. Но и на это она не отреагировала. Это расстроило меня, но я это заслужил.

Всю мини-церемонию я был сосредоточен только на ее руке в моей. Поэтому, когда Тима крикнул «А сейчас кольца!», я вздрогнул. Ребята передали нам два пластиковых кольца. Когда я взял маленькое, чтобы одеть его на палец Миры, я увидел, как дрожит ее рука.

Мы смотрели друг другу в глаза. Я чувствовал, что связующая нить все еще есть между нами, но она очень слаба.

– Теперь вы можете поцеловать невесту! – Довольно ухмылялся Тима, а все ребята его поддержали.

Мира смутилась еще больше, залившись румянцем. Одной рукой притянув ее за талию, а другой приподняв ее лицо за подбородок, я невесомо коснулся ее губ своими. Она задержала дыхание.

Мои губы едва касались ее, как будто я боялся, что это мгновение может разлететься, как пузырь. Но Мира ответила мне легким движением, что напитало меня надеждой. Я почувствовал, как ее сердце бьется в унисон с моим, и это создавало уверенность, что ничего еще не потеряно.

Пока дети рядом радовались состоявшемуся бракосочетанию, больше не обращая на нас внимание я отстранился на мгновение, чтобы взглянуть в глаза Миры; в них читалась не только растерянность, но и маленькая искорка надежды. Она искренне и легко улыбнулась мне.

Я вновь наклонился к ней и прошептал ей:

– После концерта. В беседке. Прошу, приходи.

Ожидание ее ответа казалось вечностью.

Слабо кивнув, она отстранилась, заглянув меня в глаза, и первая ушла.

С ее уходом я вновь ощутил пустоту внутри. Но сейчас она не накрыла с головой. Внутри теплилась надежда.

Весь оставшийся день я не докучал Мире. Я наблюдал за ней издалека. И я не мог сдержать своей счастливой улыбки, когда замечал, что и она смотрела на меня.

Перед финальным выступлением мы с отрядом отправились репетировать свой номер. Не знаю, кто больше волновался: дети или я.

Мы договорились с двадцать первым отрядом повторить те номера, что сами готовили детьми. Но я немного поменял условия. Да, мы будем исполнять песню, которую сочинил я, но не ту, что была в прошлый раз о лете и беззаботном детстве. А ту, что посвящена одной особенной девушке. И я так надеялся, что она услышит ее, услышит меня..

Эгоистично с моей стороны подкупать Миру песней. Но я готов на все, чтобы вернуть ее.

Я знал, что это рискованно, но в то же время не мог удержаться от желания выразить свои чувства. Наша репетиция проходила в оживленной атмосфере, и несмотря на волнение, ребята выглядели полными энтузиазма. Я наблюдал, как они готовились к выступлению, каждый из них старательно оттачивал свои движения, и это придавало мне уверенности.

Минута до выступления. Я закрыл глаза и сосредоточился. В каждой строчке, в каждом аккорде была надежда на то, что Мира почувствует всю искренность и страсть, которые я вложил в эти слова. Я не знал, получится ли у нас все так, как задумано, но в моем сердце была уверенность, что она обязательно услышит.

Когда мы вышли в центр костровой, основной свет погас, оставив теплую гирлянду. Я взглянул на Миру в первом ряду. Она казалась такой красивой и загадочной, и это придавало мне сил. Я глубоко вдохнул, и, когда первые аккорды заполнили пространство, сердце забилось быстрее.

Слова, которые я сочинил, ожили, и я, казалось, искал в них Миру, погружая в музыку все свои чувства и эмоции. Каждый стих был пронизан надеждой на то, что она услышит меня, что она почувствует, как важно для меня вернуть нас.

Костровая заполнилась звуками наших голосов, и когда мы закончили, зал взорвался аплодисментами. Я увидел на лицах детей улыбки и восторг, но больше всего меня тронуло выражение на лице Миры. Она смотрела на меня с удивлением и нежностью, а по ее щекам текли слезы. И в этот миг я понял – даже если дорога будет сложной, я обязательно буду бороться за то, чтобы эта музыка зазвучала в наших сердцах вновь.

Когда началась прощальная дискотека, я оставил ребят под присмотром Кирилла, а сам направился в беседку. Ждать ее.

Я не мог сидеть на одном месте, поэтому ходил кругами и постоянно думал, что ей скажу. Я верил в то, что у нас есть шанс. Другого я не рассматривал. Но, если она скажет мне нет, я оставлю ее, как бы не было больно и горько после этого. Об этом я старался не думать.

Услышав тихие шаги, я обернулся, затаив дыхание. Мира остановилась напротив меня на расстоянии вытянутой руки. Ее глаза светились теплым светом, но в них пряталась доля страха. Я чувствовал, как сердце заколотилось в груди, словно оно пыталось вырваться наружу.

– Привет, – наконец произнесла она, голос ее дрогнул.

– Привет, – ответил я, стараясь звучать уверенно, но сам был охвачен волнением.

Между нами повисло молчание, словно невидимая преграда. Я сделал шаг вперед, но Мира не сдвинулась с места. Кусочек земли между нами казался бесконечным.

– Я... – начал я, но слова застряли в горле. Как же трудно было найти правильные слова, когда каждое из них могло ранить.

Она опустила взгляд, и я заметил, как ее руки сжались в кулаки. Это был знак, что она тоже переживает.

Сделав к ней еще один шаг, я взял ее руки в свои, поглаживая большими пальцами тыльную сторону ладоней. Мира опустила глаза на наши руки и ждала.

– Прости меня, – собрал всю свою смелость и любовь я. – Я подвел тебя. Дважды. Мне самому тошно от этого. Но, если ты дашь мне еще один шанс, я все исправлю, обещаю.

Я смотрел на нее, держась за свою надежду. Она молчала и пробовала найти слова, которые могли бы объяснить ее собственные чувства и переживания. Я видел, как ее губы дрожат, а глаза наполняются слезами, как будто она пытается сдержать внутри бурю, готовую вырваться наружу.

– Я... – начала она, но голос ее изменился, и я почувствовал, что Мира борется с чем-то гораздо большим.

– Я приму любой твой ответ, – сказал я мягко, стараясь поддержать ее. – Скажешь уйти, и я уйду. Попросишь остаться, и я все исправлю.

Она сделала глубокий вдох и, наконец, продолжила:

– Я не могу не чувствовать, что все еще не отпустила наше прошлое... Мне сложно дается прощение. – Я задержал дыхание. – Я стараюсь, но эти воспоминания не так легко забыть, и я теряю уверенность в том, что мы можем быть счастливыми. Я не хочу, чтобы это разрушило нас.

Я почувствовал, как мое сердце сжалось от ее откровения. Она была честной со мной, и я понимал, что это были не просто слова, а настоящая борьба, с которой она сталкивалась.

По ее щекам потекли слезы. Я обнял ее лицо ладонями и соприкоснулся с ней лбом.

– Прости меня, – шептал я, – я все испортил, но исправлю это. Я знаю, что недостоин тебя после случившегося. Но, если ты мне позволишь остаться с тобой, я каждый день буду стараться стать для тебя таким. Я докажу, что ты можешь мне верить.

Она посмотрела на меня с благодарностью и печалью в глазах, словно в ее душе ощутилась надежда, но страх оставался. Я заметил, как ее лицо постепенно менялось, как будто слова начали разрушать эту стену, которую она возвела вокруг своего сердца.

– Обещай, что будешь честным со мной. Обещай, что никакие обиды и недомолвки больше не встанут между нами, – сквозь слезы говорила она, сжимая мои руки своими.

– Я обещаю, – ответил я, глядя ей прямо в глаза. В этот момент мир вокруг словно исчез, осталась только она, ее печальные глаза и те слова, что я произносил. – Я буду честен, честен в своих чувствах и в своих поступках. Я не хочу больше ничего скрывать, я не хочу больше причинять тебе боль.

Слезы продолжали струиться по ее щекам, и я нежно протер их рукой, стараясь успокоить ее. Интересно, как один миг может изменить все. Еще совсем недавно между нами стояли стены, но теперь я чувствовал, что в нашем разговоре загорелось маленькая, но очень важное искра.

– Поцелуй меня, – прошептала она.

Я не смог сдержать своей улыбки и, притянув ее ближе к себе, поцеловал. Наши губы встретились, и в этот момент мир вокруг словно затих. Это был чувственный и требовательный поцелуй, наполненный надеждой.

Она ответила на поцелуй, и я почувствовал, как наши страхи начинали рассеиваться. Это прикосновение, это мгновение было как бальзам на наши раны. Я обнял ее крепче, стараясь передать ей всю ту любовь, что я хранил в себе все эти годы.

– Еще раз разобьешь мне сердце, – первая отстранилась она, сжав мою шею своей маленькой рукой, – я вырву твое из груди.

Я рассмеялся, видя, как грозно блеснули ее мокрые от слез глаза:

– Если я это повторится, я сам вырву его для тебя.

Она еще раз угрожающе сощурилась, но на ее губах появилась улыбка.

И от ее улыбки все внутри расцвело. Я снова смог вдохнуть полной грудью, держа в руках любимую девушку. Мира прижималась ко мне так крепко, будто боялась, если отпустит, то я исчезну. Но я не знал такой силы, что была способна нас вновь разлучить.

Я вновь потянулся к ее губам за поцелуем, как ночное небо разукрасил яркий салют. Она вздрогнула и прижалась ко мне.

Пока Мира смотрела на салют, я не отрывал своих глаз от нее.

И теперь, когда я смотрел на Мирy, зная, что она готова открыться, я чувствовал, что впереди нас ждет путешествие, полное открытий и искренности. Нам многое предстояло сделать для укрепления наших отношений, но мы были на правильном пути. Каждый шаг, который мы сделаем вместе, приблизит нас к тому, о чем мы мечтаем.

И в этот момент, когда ночью зажглись последние огни, я знал, что мы сможем преодолеть любую бурю, если будем держаться друг за друга.