Глава 9
Я стояла перед зеркалом, оценивая своё платье. Оно сидело безупречно. Взяв сумочку, я аккуратно положила в неё ноутбук и вышла из комнаты.
На первом этаже папа, как всегда, собирался на работу — костюм, галстук, ни одной лишней складки. Его утро было таким же предсказуемым, как и весь наш дом.
В этот момент на подъездной дорожке появилась знакомая машина.
«Что он тут делает?» — подумала я, но вслух ничего не сказала.
Дверь машины открыли, и из неё вышел Рафаэль... с букетом роз, таким огромным, что за ним едва виднелось его лицо.
— Рафаэль? — удивился отец. — Что ты тут делаешь?
— Здравствуйте, — спокойно произнёс он, передавая цветы горничной. — Я приехал за Евой, отвезти её в университет.
Папа перевёл взгляд на меня.
— Ты ведь как раз туда собиралась.
— Да, сэр, — добавил Рафаэль. — Я отвезу её.
— Вот это подход! — с довольной улыбкой
произнёс отец. — Молодец. Вы отлично смотритесь вместе.
— Нет, — сказала я, прерывая этот фарс. — Во-первых, мы с Рафаэлем не встречаемся. Во-вторых, я поеду с Германом, как обычно. А в-третьих...
Я посмотрела на букет.
— ...мне не нравятся розы, которыми ты меня одариваешь. Они пустые. В них нет чувств.
— Но ты ведь любишь розы, — удивился отец.
— Люблю. Но только те, что выбраны с сердцем, а не потому, что они большие и выглядят дорого.
Я развернулась и вышла. Папа, кажется, остался стоять в дверях, загипнотизированный, словно пытаясь понять, что только что произошло.
Я не оглянулась.
Села в машину и попросила водителя ехать.
По дороге в университет я открыла чат с Лиамом. Мы переписывались часто. В нём было что-то... неуловимое.
Я не хотела отпускать его, не узнав до конца. Но свою суть... он знать не должен. Никто не должен.
Мои раны — не витрина. И я слишком хорошо научилась прятать их под кожей.
****
Ближе к полудню я уже пришла в себя. Утренняя сцена перестала резать нервы, но всё ещё звучала где-то внутри, как отголосок. Я прокручивала её в голове и, как ни странно, ловила себя на сравнении. Рафаэль и Лиам. Один — старается, появляется, делает шаги. Другой... исчезает, наблюдает из тени, словно ждёт, когда его заметят.
Разве любовь — это не действия?
Я не могла сказать, что Рафаэль любит меня. Нет. Но он — заинтересован. Вежлив, красив, старается быть рядом. А Лиам... Он просто был. Без усилий. Без претензий. И всё же — именно это «ничего» не давало мне покоя.
Когда Рафаэль после лекции предложил пообедать, я не отказалась. Любопытство пересилило скуку.
— Один обед — не драма, — сказала я себе. — Мне нужно знать, способен ли он зацепить меня. Или хотя бы удивить.
Ресторан был известным. Столы у окон всегда бронировали заранее. Мы сидели как раз у одного из них. Официант услужливо подал меню, но я даже не открыла его — знала всё наизусть.
— Паровую рыбу с овощами, — сказала я.
— Стейк, средняя прожарка, — ответил он.
Он ел уверенно, неторопливо. От него пахло чем-то дорогим, сухим, зимним. Он был предсказуем — и, возможно, в этом была его главная проблема.
Я смотрела в окно, а он — на меня.
— Ты часто бываешь здесь? — спросил Рафаэль, делая глоток воды.
— Иногда, — ответила я, не поднимая взгляда от тарелки.
— Я подумал, тебе понравится. Атмосфера... уравновешенная.
Я кивнула. Уравновешенная — подходящее слово для того, что меня совсем не трогает.
— Что ты любишь больше — готовить дома или рестораны? — продолжил он, будто старался заполнить паузы, которые я не стремилась сокращать.
— Я люблю, когда вкусно. А где — не так важно.
Он улыбнулся, будто нашёл в моих словах скрытый смысл. Я не поправила его.
— Ты сегодня... другая. Спокойная.
— Утро было бурным. Надо же когда-то стать спокойной.
Он рассмеялся, но его смех остался висеть в воздухе, как музыка из колонок — нейтральный, неуместный.
— Слушай, Ева... я не тороплю события, просто — мне с тобой интересно. Ты необычная.
Я смотрела на прозрачный лимон в воде. На то, как медленно он качался, будто не знал, куда приплыть.
— Спасибо.
— Ты не веришь?
— Я не ищу смысла в словах. Только в действиях.
Он что-то рассказывал о работе отца — дипломатические приёмы, люди в дорогих костюмах, ужины, на которых «нужно правильно молчать». Я слушала вполуха, из вежливости. Он говорил красиво, правильным языком, умело вставляя имена, бренды, термины. Но я всё больше чувствовала, что это всё — обёртка без содержимого.
— ...и тогда он повернулся к министру и сказал: «Это не просто вино, это эмоция!» — Рафаэль улыбнулся, гордясь историей.
Я вежливо усмехнулась.
— Эмоция? Звучит как рекламный слоган.
— А ты бы что сказала? — оживился он.
— Я бы не стала ничего говорить. Просто выпила. Если вкусно, слова не нужны.
Рафаэль опешил, но быстро снова заулыбался.
— Ты любишь, когда проще?
— Я люблю, когда — по-настоящему.
Он откинулся на спинку стула, глядя на меня с тем взглядом, который мужчины обычно выдают за «восхищение», но в котором всегда проскальзывает тень «я не понимаю тебя».
— Ты немного... закрытая. Знаешь об этом?
— А ты — немного открыточный.
— В смысле?
— В смысле ты говоришь, как будто собрал лучшее из чужих речей. Красиво, гладко. Только не твоё.
Я не хотела быть резкой. Просто говорила, как есть. Он замолчал, не обиделся — скорее, растерялся.
— Прости, если...
— Всё в порядке, — перебила я. — Просто, мне кажется, мы с разных планет.
На секунду повисла тишина.
— Я просто хочу понять тебя, — сказал он тихо.
— А я — понять себя. И в этом ты мне не поможешь.
Я встала, оставив салфетку на тарелке. Он попытался встать вместе со мной, но я подняла ладонь.
— Просто обед. Спасибо.
Я вышла из ресторана, не оборачиваясь. Слишком тепло. Слишком стерильно. Рафаэль был идеален — но не для меня.
Наверное, не стоило уходить так резко. Но зачем тратить время там, где ты больше ничего не чувствуешь? Лицо, голос, слова — всё стало плоским, чужим. Я просто встала и вышла.
В машине я набрала номер Реджин — своей психолога. Хотелось говорить. Или хотя бы услышать тишину, в которой кто-то умеет быть рядом.
— Приезжай, — сказала она, выслушав меня без перебиваний.
Мы сидели в её кабинете, и я рассказывала про утро, про Рафаэля, про ресторан, про то, как задыхаюсь в мире, где всё слишком правильно.
— Я не могу притворяться, что мне интересно, когда мне всё равно. Даже из вежливости. Это же... честно?
— Честно. — Реджин кивнула. — Но ты не обязана быть зеркалом других людей. Ты можешь быть просто собой.
— Только я не знаю, кто это — "просто собой". Всё вокруг — ожидания. Кто-то дарит цветы, кто-то говорит "ты должна", и даже в зеркале я — проект, не человек.
Мы говорили долго. Сняли верхний слой раздражения, добрались до внутренней усталости. И когда я уже молчала, обняв чашку чая, она спросила:
— Что помогает тебе выдыхать? Не как девушке, не как студентке, не как дочери влиятельного отца. Тебе. Настоящей.
Я задумалась.
— Мотоцикл, — наконец сказала я. — Только когда я за рулём и ветер бьёт в лицо, я чувствую, что живая.
— Хорошо. Но я бы предложила добавить ещё что-то. Там, где нет скорости и адреналина. Что-то простое. Что не связано с работой, учёбой, достижениями. Что-то, что не "надо", а просто "хочу".
Я вскинула бровь.
— Например?
— Танцы. Ролики. Фигурное катание. Бассейн. Рисование. Даже лепка из глины. Что-то, где ты теряешь контроль и просто плывёшь. Не ради результата, а ради процесса.
— Но это же... детское.
— А в тебе столько взрослости, что иногда ты забываешь, что имеешь право быть легкой. Не сильной. Не правильной. Лёгкой.
Я усмехнулась. Лёгкость — слово, которого мне всегда не хватало.
С пятнадцати лет я каждый год писала по одной картине. Это была моя личная традиция — как тихий разговор с собой. Мои руки почему-то тянулись только к тёмным краскам. Картины выходили мрачными, словно кадры из советского кино: серые, тусклые, молчаливые.
Но со временем всё сошло на нет: жизнь забрала ритм, и я перестала брать в руки кисть.
На роликах я каталась недолго, но это приносило удивительное ощущение свободы, и желание вернуться к этому не отпускало.
На коньках я держалась уверенно, но наедине с мыслями — всегда недолго. Слишком много шума внутри.
Бассейн остался единственным стабильным спутником — он до сих пор помогает моей спине и успокаивает лучше всяких слов.
В этот вечер, вернувшись домой, я сняла туфли, включила тихую музыку и нашла свой старый скетчбук. Он пылился на нижней полке уже три года.
Я долго листала страницы, разглядывая свои прежние наброски, пока не остановилась на пустом листе.
Рука сама потянулась к карандашу. Не для оценки. Не для галочки. Просто — чтобы нарисовать. Хоть что-то.
В попытках сосредоточиться и что-то нарисовать, я делала небольшие наброски, но быстро потеряла к ним интерес. В этот момент зазвонил телефон — первый видеозвонок от Лиама. Я решилась ответить.
— Привет, — сказал он как-то иначе, чуть мягче, чем обычно.
— Привет, — ответила я.
— Что делаешь? — начал он.
— Пытаюсь сосредоточиться и что-то нарисовать.
— Умеешь рисовать? — спросил он.
— Ну, как умею... Врожденный генетический дар, — усмехнулась я.
— А ты чем занимаешься? — спросил он.
Лиам повернул телефон в сторону большого монитора, где на экране мелькали дизайн-проекты и таблицы.
— Ты дизайнер? — удивилась я.
— Нет, просто интересуюсь рекламой, маркетингом и дизайном. Подрабатываю в этой сфере. А ты?
На мгновение мне показалось, что он знает обо мне больше, чем говорит — мой отец управлял одной из самых успешных компаний по рекламному дизайну и маркетингу в Лондоне и далеко за его пределами.
— Да не особо, — ответила я с лёгкой долей скептицизма.
— Слушай, если ты ещё не ужинала, можем встретиться. Есть одно неплохое кафе, — предложил он.
Я взглянула на часы: вечер, не слишком поздно, но и не рано.
— Почему бы и нет, — согласилась я.
— Я вышлю адрес, — сказал Лиам и отключился.
Что происходит? — подумала я. Он будто знал, что если предложит заехать за мной, я придумаю очередную отговорку. Но я отогнала эту мысль и попросила водителя отвезти меня в кафе.
****
За десять минут я доехала до кафе — обычного, не в самом центре, но в хорошем районе.
Вечерний ветерок нежно растрепал мои волосы, когда я вошла внутрь.
Лиам сидел за столиком у окна и, заметив меня, сразу встал. На столе лежал аккуратный букет желтых роз.
«Как он догадался?» — мелькнула мысль. Букет был не слишком пышным — около двадцати пяти роз, но очень красивым.
«Красивые», — сказала я, глядя на цветы.
В этот момент в голове Лиама промелькнула мысль: «Такие же, как ты». Но я даже не подозревала, что у него на уме.
Мы заказали что-то лёгкое — я выбрала свежий салат с авокадо и креветками, а Лиам — куриное филе с овощами на пару. Еда была аккуратной и ненавязчивой, идеально подходящей для вечернего разговора.
Сначала мы говорили о простых вещах — учеба, проекты, планы на будущее. Лиам рассказывал, как увлекся дизайном и маркетингом, а я, не спеша, делилась своими впечатлениями от университета.
Постепенно разговор перешёл на более личные темы — о том, что для нас важно, о страхах и надеждах. Но несмотря на всю дружелюбность, я чувствовала, что что-то остаётся за словами, что он не до конца раскрывается.
— Что ты чувствуешь, когда рисуешь? — неожиданно спросил он, пока официант уносил пустые чашки.
Я чуть замешкалась, уставившись в витраж за его спиной.
— Ничего. — пожала плечами. — Хотя нет... пустоту.
Сказала почти шепотом. Не знаю, зачем — просто вырвалось. Обнажать себя было непривычно, даже опасно.
— Пустоту? — переспросил он, и в голосе было не осуждение, а тихое участие.
— Потому что все мои картины тёмные. Чёрные, серые, синие... Я не ангелочек, Лиам. Скорее демон.
— Чарующий, — сказал он.
— Почему? — я приподняла бровь, пытаясь скрыть колючую настороженность.
— Потому что ты притягиваешь. Людей. Одним взглядом, жестом, словом. Словно гипноз. — Он отвёл взгляд и на секунду сжал губы. — Ты зацепила и меня.
В груди что-то сжалось. Лиам был слишком откровенен. Слишком прям.
— Я? — с иронией переспросила я.
— Да. И ты не выходишь у меня из головы. Хотя мне кажется, для тебя это просто игра.
Очередной эпизод.
Я нахмурилась.
— Почему ты так думаешь?
Он медленно выдохнул:
— Потому что у Евы Фернандес может быть любой мужчина. Любой. И, похоже, ты выбрала меня. — Он на секунду посмотрел в окно, словно ища там подтверждение своим словам. — А я начал верить, что для тебя это может быть чем-то настоящим.
— Откуда ты знаешь? — тихо спросила я.
— Увидел тебя в журнале. Позже вспомнил ту вечеринку в коттеджном доме... Я заносил ящик в одну из комнат и случайно увидел тебя. Ты целовалась с каким-то высоким брюнетом. Тогда я понял, что ты совсем не та, кем казалась.
Я замерла. Тот парень в шлеме... это был он. Лиам.
Он продолжал, не повышая голоса:
— Я пойму, если это был твой парень. Может, вы поссорились, и ты просто решила развеяться. Мне не нужно объяснений. Я просто хочу честности.
Что-то в его спокойствии раздражало. И пугало.
— Он не мой парень. — Я обвела взглядом зал, будто ища выход. — И ты зря ревнуешь. Я тебе ничего не обещала. Ничего не должна. Делаю то, что хочу.
Лиам не ответил сразу. Только кивнул, как человек, которому подтвердили его худшие догадки.
— Я понял. Мне просто хотелось знать... видишь ли ты во мне что-то большее.
Я усмехнулась — горько, почти зло:
— Лиам, ты серьёзно? Думаешь, я увижу в тебе любовь всей своей жизни? Ну давай, открою тебе тайну. Я не умею любить.
Он поднял глаза, но не перебил.
— Я не чувствую влюблённости, притяжения, — продолжала я, глядя в стол. — Только физиология, инстинкты. Всё остальное — пустые слова. Понимаешь?
Он молчал, и тишина между нами стала слишком громкой.
— Так что, что бы ты там себе ни придумал — отбрось. Хочешь быть со мной — без проблем. Проведём неплохо время, без иллюзий и ожиданий, — я машинально начала рассматривать свои ногти, чувствуя, как с каждым словом отталкиваю что-то... нечто живое и тёплое.
Он откинулся назад, вздохнул. Потом сказал тихо, почти с грустью:
— Пожалуй, мне это не подойдёт.
Молчание.
— Рад, что мы всё поняли до того, как сделали глупости. — Он достал кошелёк, положил купюры на стол. — Счёт я оплатил. Хорошего вечера, Ева.
Он встал, медленно надел куртку и направился к выходу.
Я не удержала его.
Когда дверь за ним закрылась, внутрь ворвался прохладный воздух. Стало зябко, хотя в кафе было тепло. Наверное, потому что он ушёл, унеся с собой что-то важное. Что-то, к чему я не позволила приблизиться.
****
Лиам шёл по улице, ощущая, как прохладный ветер пробирается сквозь ткань пальто. Хотя не было ни зимы, ни особого холода, внутри всё сжималось так, будто наступил февраль. Вечерний Лондон гудел машинами, фонари отбрасывали мягкий свет, а он чувствовал себя так, будто остался один в этом городе.
Может, не стоило уходить? Может, стоило остаться, сказать что-то ещё, хотя бы попытаться достучаться до неё?
Но нет. Он знал, что не сможет быть рядом с Евой, если для неё это просто игра.
«Девчонка наиграется — и бросит». Он сам это сказал. Сам в это поверил. И всё же... почему так задело?
Он ведь и сам не был святым. Знал, как уходить, не оставляя следов. Сходился и расходился, без истерик, без драмы. Просто... заканчивал, когда терял интерес. Никто не плакал, никто не рвал душу. Ни он, ни они.
Но с Евой было иначе. Она будто вынула из него что-то важное, бесценное, даже не заметив. Будто забрала половину сердца и оставила в груди пустоту, ледяную и хрупкую. И этот лёд начинал заражать остальное — мысли, чувства, воспоминания. Даже шаги стали глухими, словно ходил не по асфальту, а по чьей-то тени.
Он остановился на углу улицы, облокотившись на холодный перила. Город жил своей жизнью — огни, смех из открытых кафе, пары под руку. А он стоял, глядя в витрину какого-то винтажного магазина, не видя ничего.
«Почему именно она? Почему сейчас?»
Ответа не было.
Только сердце, которое почему-то скучало по человеку, не давшему ни намёка, что когда-нибудь научится держать его в руках бережно.
****
Дворецкий открыл мне дверь, и я застыла.
В прихожей стояли чемоданы. Два.
Родительских.
Мама сидела на диване, аккуратно укладывая какие-то документы в папку. Папа ходил по комнате, как будто что-то искал.
Я, прижимая букет Лиама к груди, прошла внутрь.
— А что... чемоданы?.. — спросила я.
Мама подняла голову и чуть улыбнулась. Эта улыбка меня не успокоила.
— Решили немного развеяться. Уехать.
Ненадолго.
— Угу... — кивнула я, подходя ближе. — Мам, с тобой всё нормально?
— Всё хорошо, — мягко ответила она. — Просто... устала. Нужно сменить обстановку, подышать другим воздухом.
Я на секунду опустила взгляд на букет. Пальцами нашла стебель, провела вдоль. Шипов не было.
Он их снял. Заранее.
Чёрт.
— Вернётесь к моему дню рождения?
Мама на мгновение замялась, но прежде чем она успела сказать хоть слово, в разговор вмешался папа:
— Постараемся.
Тон был ровным. Сухим. Как уведомление.
— И, Ева, — добавил он, словно невзначай, — отсутствие родителей — это не повод устраивать тут вечеринку века.
Мама на него посмотрела, не одобряя. Но ничего не сказала.
Я кивнула, не сдерживая раздражения:
— Спасибо за доверие.
И поднялась наверх.
Он даже не посмотрел на букет. Не спросил, от кого.
Не то чтобы я хотела объяснять. Но всё равно.
В своей комнате я села на кровать. Цветы положила рядом. Глянула на них — и вдруг почувствовала, как подступает.
Тепло в груди превратилось в комок.
Слёзы пошли, сами собой. Без разрешения.
Что меня задело?
Лиам? Отец? Или то, что, похоже, я снова останусь одна в самый странный день в году?
Я провела пальцами по лепесткам — и они оказались влажными от моих слёз.
У меня было всё.
И не было никого.