Глава 13
Уильям и Ли спустились по скрипучей лестнице в подтрактирье, где густой воздух пропитался ароматом тушёной дичи и перегара. Низкие потолки давили потемневшей древесиной, а под ногами хрустел песок, который стал не мусором, а неотъемлемой частью заведения. Устроившись за неприметным столиком в углу, Ли прижалась спиной к тёплой стене.
— Не стоило отдавать мне своё одеяло, — проронила девушка, проводя пальцем по столешнице. Её голос потонул в гулком перешёптывании пьяных завсегдатаев у соседнего стола.
— Но ты дрожала, — мягко парировал кузнец, поправляя рукав рубахи. Его ладонь, покрытая старыми ожогами, на мгновение коснулась её запястья — шершавое прикосновение заставило Ли вздрогнуть.
Она отвела глаза, перебирая в руках платье. В свете медного светильника каштановые пряди её волн казались цвета карамели.
— Итак... Каков план насчёт камня? — Уильям наклонился ближе, и сцепил руки в замок перед собой.
Прежде чем она успела ответить, меж столов проплыл подавальщик с подносом, звонко стуча сапогами по дубовым половицам. Дымящиеся миски похлёбки опустились перед ними, распространяя пряный запах приправ. Золотистая жирная плёнка на бульоне лопнула, обнажив куски говядины — сочной, словно спелый плод.
Интересно, где сейчас Кайрот? Сыт ли он?
— Ли? Ты меня слышишь?
— А? Прости... — она моргнула, смахивая крошку хлеба с угла рта. — Честно? Я даже не знаю, с какой стороны подступиться к поискам...
Дверь трактира внезапно распахнулась, впустив свежий воздух, которого так здесь не хватало. В проёме замерла глава деревни — статная женщина в плаще, расшитом цветными нитями в узоре спящих драконов. Её волосы, заплетённые в косу с висящими на них ракушками, звенели при каждом шаге, заглушая бормотание пьянчуг.
— Дорогие гости, — зазвучал её голос, сладкий, как мёд, — позвольте в качестве извинений предложить вам прогулку по окрестностям. — Она провела рукой по воздуху, и браслеты на запястье звякнули друг о друга. —Цветки воздушных папоротников выстреливают спорами, мерцающими в сумерках, как фейная пыльца. А фламмарии... — Губы её изогнулись, обнажив золотой клык. — Их листья переливаются, словно расплавленное стекло, а бутоны горят синим пламенем ровно тридцать три дня прежде, чем распустятся в цветок.
Уильям медленно положил ложку на стол, не сводя глаз с её ногтей, выкрашенных соком ежевики. Ли же почувствовала, как волна предвкушения пронеслась по телу.
Женщина сделала шаг вперёд, её плащ из грубой ткани колыхнулся под порывом ветра. Через распахнутую дверь было видно, что поселение вокруг них жило своей жизнью: дети сновали между деревянными хижинами, старухи сушили рыбу на верёвках, а где-то вдали гудел рог, созывающий охотников. Она улыбнулась, но в уголках её глаз читалась усталость, будто годы правления вгрызлись в неё глубже морщин.
— Ой, совсем забыла представиться в этой суматохе, — её голос стал чуть хрипловатым и почти перекрыл шум прибоя. — Я — Айка, глава нашего поселения. Держу всё, — она широко развела руками, словно обнимая не только дома, но и скалы за спиной, — от колодца до маяка.
Ли кивнула и на автомате сложила руки в защищающемся жесте. Её пальцы дрогнули — привычка, от которой не избавиться даже здесь, среди дымящихся костров и смехов.
— Очень приятно, — ответила она, стараясь, чтобы голос не дрогнул. — Меня зовут...
Айка прервала её резким взмахом руки, будто отсекая лишнее.
— О, не утруждайтесь. Ваши ребята уже рассказали о вас: Ли и Уильям.
— Забавно, как слухи могут разноситься океаническим ветром, — произнёс Уильям, и в его интонации скользнул стальной холодок. — Мы им не говорили, как нас зовут. Может, капитан... — он сделал паузу, давая словам повиснуть в воздухе, — решил поделиться информацией раньше срока?
Айка не моргнув встретила его взгляд. В её глазах вспыхнуло что-то вроде искры — то ли вызов, то ли любопытство.
— Ветер здесь знает больше, чем люди, — она медленно провела пальцем по амулету на шее, чёрный камень которого поглощал свет и улыбнулась. — Что ж, если с этим мы закончили, то прошу вас пройти на экскурсию.
Они втроём вышли из трактира, и дверь, украшенная резными символами в виде спиралей, захлопнулась за их спинами, словно отсекая прошлое. Айка подозвала двух охранников. Их тела были покрыты татуировками, изображавшими причудливые узоры.
— Следуйте за нами, но держитесь на расстоянии броска копья, — её голос звучал мягко, но в нём чувствовалась сталь. — Нашим гостям не должно быть... тесно.
Мужчины кивнули, бронзовые браслеты на их запястьях звякнули в унисон. Айка жестом, похожим на танец, пригласила Ли и Уильяма вглубь деревни.
То, что открылось их глазам, было похоже на сон. Деревья с радужной листвой — простирали ветви, словно желая обнять небо. Их стволы переливались перламутром, а с листьев капала влага, оставляя на белом песке узоры, будто вышитые серебряной нитью. Воздух дрожал от звона "поющих колокольчиков" — крошечных существ, живущих в цветах-кувшинках.
Перед ними метнулось что-то маленькое и стремительное. Ли замерла: существо, похожее на обезьяну, сидело на камне, покрытом мхом. Его шерсть отливала сапфиром, будто впитала цвет ночного неба, а глаза — огромные, с вертикальными зрачками были, как фонарики. Оно щурилось на солнце, потом вдруг чихнуло, и из ноздрей вырвалось облачко золотой пыльцы.
— Это Глаури, — Айка протянула руку, и существо прыгнуло к ней, цепляясь лапками с перепонками между пальцев. Женщина жестом указала на "радужные" деревья. — Они спят в дуплах листониев, а пыльцу с их шерсти используют в наших ритуалах. Видите узоры на песке? Это их работа.
Глаури мурлыкнуло, словно миниатюрный ураган, и исчезло в кроне дерева, рассыпав за собой золотое облако. Уильям не сводил взгляда с дерева, куда спряталось животное.
— Их шерсть... Она синяя. Да, кажется удивительнее я ничего сегодня не увижу — он указал на стайку Глаури, резвящихся у ручья. Вода там была красной от цветущих водорослей, и когда существа касались её лапками, поверхность вспыхивала золотом пыльцы.
— Вы сказали... ритуалы? — осторожно спросила Ли, голос её явно намекал на продолжение разговора.
— О, да. Здесь мы проводим уникальные ритуалы очищения душ. Вам обязательно стоит попробовать. После них наступает блаженный покой.
Она рассмеялась, но смех потонул в рокоте водопада, низвергавшегося с кристаллического утёса где-то вдали.
— Неужели вы всерьёз верите в эту магию? — В голосе Ли проскальзывал наигранный скепсис, что вызывал улыбку на лице Уильяма. Девушка закатила глаза.
Айка провела ладонью по узору на своём одеянии, будто ощупывая невидимые нити традиций.
— Охотники приходят по души колдунов. Это не колдовство, — её брови сомкнулись в тугой узел. — Скорее... диалог с эхом предков. Наши острова помнят шаманов, что разговаривали с ветром и лепили будущее из глины снов. Их знания, как река, текли через поколения — теперь это наша вода.
Ли машинально прикусила нижнюю губу. В сознании сталкивались противоречивые мысли.
— И как выглядит этот... диалог с эхом? — её взгляд скользнул по фигурам сборщиц, срезающим с ветвей плоды невероятной симметрии.
Уголки губ собеседницы дрогнули в полуулыбке.
— Представьте алхимию, замешанную на пыльце Глаури. Несколько глотков отвара — и тревоги улетучиваются, словно дым от костра. Как после трёх кубков медового эля, только без тяжести в голове. А ещё... — она кивнула в сторону женщины, аккуратно подсыпающей золотистый порошок к корням дерева, — это лучшая пища для корней. Взгляните — разве сад великих художников мог бы сравниться с этим?
Райский уголок действительно будто сошёл с иллюстрации старинного фолианта. Персики отливали бархатным румянцем, виноградные гроздья переливались аметистовым цветом, даже воздух между деревьями казался плотным, как масляные мазки на живых полотнах.
— Пойдемте, — Айка мягко коснулась плеча Ли, и та вздрогнула, будто возвращаясь из далекого сна. Голос женщины звучал, как эхо:
— Вас ждет «Купол Шёпота». Говорят, там даже мысли можно слышать.
Ли вспомнила, как мать рассказывала им с Мириэль о древних святилищах, где стены хранили шепот столетий. «Каждый камень там — страница книги, которую надо уметь читать», — говорила она, поправляя дочерям венки из полыни.
Дорога, петлявшая вдоль пенящейся бурной реки, оживала в памяти старыми картинами. Брызги холодной воды щипали кожу, смешиваясь с соленым привкусом на губах — так же, как в тот день, когда они с сестрой, задрав подолы платьев, бежали вдоль ручья за матерью. «Не отставайте, мои светлячки!» — смеялась женщина. Ли сжимала пальцами складки платья, пытаясь ухватить ускользающий образ: солнечные зайчики в маминых каштановых волосах, запах медовых лепешек в ее сумке, хрипловатая колыбельная, что та напевала у костра, суша их промокшие косы...
В ноздри ударил терпкий аромат — смесь мха, влажного камня и чего-то неуловимо родного. Она остановилась, впиваясь взглядом в темный провал пещеры. Тепло, окутавшее плечи, было точь-в-точь как от маминых объятий в зимние вечера, когда буря выла за стенами хижины.
Следующее воспоминание настигло Ли: скрип ступки, дробящей корень мандрагоры. Две девочки, сидя на полу, перебирают сухие лепестки.
— Ли, не путай белладонну с черникой, — строго говорит мать, но глаза смеются. — А ты, Мириэль, покажи сестре, как вязать защитные узлы. Помнишь, я учила?
Старшая сестра, вся в веснушках, сосредоточенно перебирала в пальцах алую нить. В воздухе пахло имбирем и печеным яблоком...
— Вам плохо? — Айка взяла Ли за локоть, но ведьма отстранилась, прижав ладонь к груди, где под кожей пульсировало давнее горе. Стены пещеры мерцали, оживляя воспоминание о том, как они с Мириэль прятались под одеялом, когда молния освещала комнату, а её стены дрожали от грома. Теперь здесь не звучал мамин голос, не звенел стеклянный амулет на ее шее, не шуршала связка кедровых веточек под потолком... Но эхо тех дней все жило в сердце Ли — тихое, как шелест высохших трав в бабушкином гербарии.
— Нет, все в порядке, Айка, — тихо произнесла Ли, но ее голос дрогнул, словно играющий ветровой колокольчик. Она медленно поворачивалась на месте, впитывая каждую деталь. Воздух здесь был густым, пропитанный запахом вековой сырости и горьковатой полыни. Стены пещеры, испещренные трещинами, напоминали кожу древнего дракона. Между каменными складками пробивались серебристые корни, светящиеся мягким жемчужным сиянием, будто подземные жилы самой земли.
Уильям, до этого молчавший, шагнул ближе. Его тень заплясала на стене, сливаясь с причудливыми узорами из лишайников, мерцающих, как рассыпанная по камням изумрудная пыль.
— Ли, ты побледнела... Точно все хорошо? — он коснулся ее руки, но та уже отстранилась, завороженная входом в пещеру.
В проеме, обрамленном сталактитами, стоял белый тигр. Его шерсть переливалась на солнце, а голубые глаза — горели тихим пониманием. Зверь не шевелился, лишь легкий взмах хвоста, будто маятник, выдавал его живое дыхание.
«Я рядом» — прошелестело в сознании Ли, и ком в горле начал таять.
Она подняла взгляд, и сердце ее замерло. Свод пещеры был усеян самоцветами — аметистами, сапфирами, аквамаринами. Они мерцали, как созвездия, сплетенные в узоры, знакомые с детства: там, в вышине, угадывался Пояс Ориона — три звезды, которые мать показывала им с Мириэль лежа на траве теплой летней ночью. Между камнями вились гирлянды люминесцентного плюща: его листья, похожие на изумрудные сердца, пульсировали нежным зелено-голубым светом, будто повторяя ритм ее дыхания.
— Здесь невероятно... — Ли заговорила громче, и в тот же миг самоцветы погасли, словно обидевшись на нарушение тишины. Темнота обрушилась, холодная, как вода в глубинах океана. Где-то капнуло, эхо разнеслось по пещере стальным звоном.
Все застыли. Лишь Айка, улыбаясь, подняла палец к губам. Ее шепот, похожий на шорох крыльев мотылька, коснулся стен:
— Тсс... Слушайте тишину.
Самоцветы зажглись вновь — не все сразу, а как бы перешептываясь друг с другом. Сперва вспыхнул один, затем два, потом десятки, пока весь купол не засиял, отражаясь в подземном озере, что чернело у их ног. В воде мерцали двойники звезд, создавая иллюзию бесконечности.
— Поэтому это место зовется «Купол Шёпота», — голос Айки растворился в воздухе, едва нарушая тишину. — Камни здесь — живые. Они гаснут, если услышат суету, но расцветают, когда душа говорит с миром без слов. — Она провела ладонью по стене, и свет плюща усилился, обнажив древние фрески: полустертые изображения женщин в плащах, склонившихся над чашами. — Здесь мысли становятся осязаемыми. Попробуйте...
Ли прикрыла глаза. Внезапно ей почудился смех Мириэль — звонкий, как перезвон хрустальных бокалов. Где-то в глубине пещеры зашуршали листья, будто невидимые пальцы перебирали страницы гигантской книги. Даже тигр, теперь лежавший у входа, казался частью этого диалога — немого, но наполненного смыслом, как мамины колыбельные, что звучали в тишине долгих зимних ночей.
Уильям стоял, запрокинув голову к мерцающему куполу, но взгляд его был устремлен куда-то далеко — сквозь время, сквозь слои памяти. Глаза светились теплым янтарем, словно в них отражалось пламя старой печи. Ли замерла, наблюдая, как его обычно напряженные черты смягчились, превратившись в детские щеки, которые когда-то, наверное, пылали от жара раскаленных углей. Он улыбался так легко, будто годы тяжести с плеч сбросил невидимый ветер.
— О ком ты думаешь? — шепнула Ли, касаясь его запястья. Под кожей пульсировал ритм, напоминающий стук деревянной ложки о глиняную миску — ровный, убаюкивающий.
Он вздрогнул, словно возвращаясь из другого измерения, и повернулся к ней. В его глазах танцевали блики самоцветов, но Ли ясно увидела там другое: низкий потолок уютной кухни, запотевшее окно, за которым метель вырисовывала узоры на стекле.
— О том, как мама пекла хлеб, — голос Уильяма звучал глухо, будто сквозь толщу лет. — Мука висела в воздухе, как пыль. Она всегда добавляла в тесто веточку розмарина... Говорила, что это чтобы душа не забывала запах дома. — Он провел ладонью по лицу, словно стирая невидимую пелену. — Я стоял на табурете, а она давала мне лепить из обрезков теста фигурки. Потом засовывала их в печь рядом с буханкой... Мои «воины» всегда обгорали.
Ли почувствовала, как в горле застрял комок. Ее пальцы непроизвольно сжали его рукав.
— А моя... — голос ее дрогнул, вырывая признание, о котором она не планировала говорить, — мама клала в тесто анис. Говорила, что его аромат отпугивает ночные кошмары. — Она засмеялась, но звук получился хрупким, как ледок на весенней луже. — Однажды мы с Мириэль подсыпали его так много, что хлеб горчил, как полынь. Мама ела, не моргнув глазом...
Самоцветы над ними замигали, реагируя на дрожь ее шепота. Уильям повернулся к Ли, и в его взгляде появилась глубина, которой она раньше не замечала — трещина в броне, сквозь которую проглядывало что-то бесконечно нежное.
— Они умеют это делать, — прошептал он, осторожно касаясь ее ладони. — Матери. Превращать даже неудачи в... священные ритуалы.
Тигр у входа тихо заворчал, и эхо разнесло звук по пещере, смешав его с далеким плеском подземных вод. Айка, наблюдая за парой, провела пальцем по стене, будто вспоминая давно ушедшее время.
— Иногда, — Ли наклонилась ближе, и их тени слились в одну на мерцающей стене, — мне кажется, я до сих пор чувствую ее руки. Шершавые от трав, но теплые... Такие теплые, что даже в самый холодный день...
— Они остаются, — перебил Уильям, и в его голосе впервые зазвучала неуверенность, словно он признавался в чем-то запретном. — Даже когда ты забываешь их голос. Даже когда... — Он замолчал, резко выдохнув, будто сбросив груз.
Плющ на сводах вспыхнул ярче, окрашивая их лица в бирюзовые блики. Где-то в глубине пещеры, будто в ответ, зазвенел хрустальный перезвон — словно невидимые дети смеялись, лепя тестяных драконов.
Волшебство мгновения рассыпалось, когда Айка резко повернула голову к входу. Ее пальцы сжали складки кофты — едва слышный шорох ткани прозвучал громче грома в натянутой тишине пещеры. Ли обернулась следом и застыла в непонимании. Тигр лежал, поджав лапы.
Он никогда не открывается добровольно...
Кайрот напрягся, будто почувствовал тяжесть их взглядов. Каждая мышца под белоснежной шкурой играла, как натянутая тетива, а усы дрожали, улавливая малейшее движение воздуха. Айка не шевелилась, но ее глаза сузились, будто она читала в звере раскрытую книгу.
— Кажется, ваш друг там в одиночестве... — ее шепот пронесся по пещере, а рука плавно описала дугу в сторону тигра, словно рисуя в воздухе древний символ примирения.
Уильям инстинктивно шагнул вперед, заслоняя Ли, но та уже чувствовала ледяную волну, подкатившую к вискам. Кровь отхлынула от лица, оставив на щеках лишь мертвенную бледность — так бывает, когда понимаешь, что совершил ошибку, которую уже не исправить. Кайрот рывком вскочил, отбросив в сторону облако пыли. Его когти с глухим стуком впились в камень, высекая искры, а низкое рычание заставило содрогнуться даже самоцветы на своде — их свет задрожал, будто испугавшись.
— Нет, нет, стой! — шепот Айки прозвучал быстро. Она вытянула ладонь вперед, и в жесте было нечто гипнотическое — словно невидимые нити потянулись от ее пальцев к зверю. — Не убегай. Лучше... присоединяйся.
Тигр замер, уши прижаты к голове. Его глаза метались между Айкой и темным провалом леса за спиной. В них читалась ярость дикого зверя, загнанного в угол, но что-то еще — тревожная искра, почти человеческая. Ли внезапно осознала: Айка видит сквозь его магический камуфляж.
Фыркнув, Кайрот рванул в сторону, как стрела, выпущенная из тугого лука. Его белая шкура мелькнула в воздухе, сливаясь с серебристыми корнями на стенах пещеры, а затем растворилась в чаще. Ветви сомкнулись за ним, словно занавес, скрывающий тайну. Где-то вдалеке хрустнула ветка, потом еще одна — звуки удалялись, пока не слились с шепотом леса.
Айка опустила руку, и свет самоцветов вернулся, но уже не тот — приглушенный, словно пещера вздохнула с облегчением.
— Он вернется, — сказала проводница, больше глядя в пустоту, чем на спутников. — Не переживайте.
Первым пришел в себя Уильям:
— Но как вы его увидели? — Уильям выдохнул первым, сжимая рукоять ножа за спиной. Его голос звучал грубо, будто раскалывая хрустальную хрупкость момента.
Айка отступила на шаг, спиной касаясь стены пещеры, где розовые прожилки кварца потухли из-за голоса кузнеца. Тень скользнула по ее лицу, превращая обычные черты в маску.
— Давайте выйдем, — она провела ладонью по воздуху, и свет плюща начал меркнуть, будто пещера вздыхала в предчувствии исповеди. — Здесь даже камни... слишком любопытны.
Они вышли под кроны деревьев. Айка подняла лицо к облакам, словно ища среди них то, что когда-то была свидетелем ее тайн.
— Когда я была совсем малышкой, — начала она, перебирая в пальцах сухой лист магнолии, — к нашему причалу причалила лодка. В ней стоял мужчина в плаще. Его глаза... — она зажмурилась, вспоминая, — были как два бездонных колодца, но когда он смеялся, в них появлялись золотые искры.
Ли почувствовала, как Уильям напрягся рядом.
— Он исцелил сад вдовы Юрены, — Айка продолжила, рисуя в воздухе спираль — знак роста. — Я пряталась за бочкой, когда он коснулся увядшего гибискуса. Из его пальцев выползли искорки, и бутоны распустились вновь. В ту секунду я поняла — он не просто странник.
— Он жил в разрушенной хижине в горах, — голос Айки стал глуше. — Там, где когда-то жили его предки. Путь к хижине не близкий, поэтому мы встречались с ним в лесу, я приносила ему лепешки с инжиром... Боялась, но возвращалась снова. Он учил меня читать облака и слушать корни деревьев. Говорил, что моя магия — как искра в вакууме: теплится, но не разгорится.
Солнце вышло из-за облаков, осветив слезу, скользнувшую по щеке Айки. Ли невольно протянула руку, сжимая ее плечо.
— Теперь я вижу только отголоски, — Айка сжала кулаки, будто пытаясь удержать ускользающую силу. — Как туман над болотом, что кажется живым, пока не коснешься. Ваше существо... — она посмотрела прямо на Ли, — он будто снег среди зелени. Не отсюда. Но... — ее губы дрогнули в подобии улыбки, — он защищает вас, как те цветы гибискуса защищали вдову от зноя.
Ли шагнула вперед, и тень от ее мантии накрыла Айку, словно щитом.
— Его зовут Кайрот, — прозвучало резко, с вызовом. — И он не «существо».
— Вы можете не переживать насчет своей тайны. Она умрет со мной. А моя исповедь уйдет с вами.
Уильям вдруг засмеялся — горько, с надрывом.
— Значит, колдуны...
Уильям прислонился к стволу древнего кипариса, чья кора напоминала чешую мифического змея. Его плечи, обычно напряженные, будто несущие невидимый груз, наконец опустились. Он толкнул Ли в плечо — легонько, по-дружески, — и та чуть не уронила сумку. Ее улыбка, сначала робкая, расцвела, как ночной ирис под лунным светом.
— Я сразу поняла, что ты ведьма, — Айка напрягла взгляд и увидела, как над головой Ли заплясали изумрудные блики. — Твоя аура... она светится, как трава. Зеленая...
Ли вздохнула и посмотрела на Уильяма. Его глаза теперь отражали лишь доверие, словно он превратился в того мальчика, что лепил тестяных воинов у печи.
— Да, — выдохнула Ли, и слово повисло в воздухе, как дым от костра. — Мы здесь не случайно.
Она заговорила тихо, будто боялась разбудить спящие камни. Рассказала о зверствах в Скайноке, о демоне, чье имя заставляет дрожать даже ветер, о Ведьмином камне, которому нельзя попасть в чужие руки. Уильям согласно кивал, подтверждая то, что говорит ведьма.
Айка слушала, перебирая в руках нить из бисера, а когда Ли упомянула колдуна, о котором ей рассказал Уильям, женщина замерла.
— Вальтер... мой друг, — она произнесла имя так, будто это был пароль в запретную комнату, — часто говорил о прадеде. Тот исчез в день, когда на остров обрушился сильный шторм. — Ее голос дрогнул, будто задев невидимую струну. — Его звали Алрик.
Ли и Уильям вновь переглянулись. Ветер внезапно стих, и в тишине зазвучало далекое эхо — то ли рык, то ли грохот волн о скалы.
— Я расскажу, как добраться до его хижины, — Айка встала, в ее взгляде читалась уверенность. — Но там... Я не думаю, что вы там что-то найдете.
— Любая информация будет полезна, — мягко произнесла девушка. — Нам нужна даже пыль от его знаний.
— Тогда возвращайтесь в деревню. Я дам вам карту, начерчу на ней путь до примерного местоположения дома. — Она обернулась к лесу, где мелькнул белый хвост. — И извинитесь перед Кайротом. Я... видела его глаза. В них был страх, знакомый мне слишком хорошо.
Уильям хмыкнул.
— Думаю, что он не из тех, кто боится.