Глава 12
Корабль «Слёзы Элайзы» скрипел, будто старый сундук, набитый костями. Его мокрые борта, покрытые слоями ракушек и водорослей, отливали чернотой грозовых туч, нависших над гаванью. Ли, запрокинув голову, впитывала каждый звук: крики чаек, хлопанье канатов о мачты, приглушенную ругань матросов, перетаскивающих бочки с рыбой и крупами. Палуба под ногами пружинила, словно живая, а ветер трепал ее каштановые волосы, смешивая океанический запах с ароматом досок.
— Никогда не думала, что паруса такие... огромные, — прошептала она, касаясь рукой грубой ткани паруса, которая напоминала кожу древнего дракона. — В книгах они казались меньше.
Уильям, протирая ладони, произнес на выдохе:
— В книжках всё преуменьшают. А еще имей ввиду, даже в шторм бывалые моряки...
— ...теряют обеды за бортом, — прервала его девушка. Её голос прозвучал сухо, но в уголке рта дрогнула усмешка. — Эварт мне рассказывал...
Капитан поджидал их у штурвала, опираясь на небольшую бочку позади. Его лицо напоминало старую карту — шрамы вели от виска к подбородку, пересекаясь у пустой глазной впадины, где мерцало стеклянное яблоко. Второй глаз, острый как гарпун, впился в Ли:
— На моем судне болтают только волны да ветер, — прорычал он, ударив кулаком по карте, приколотой к бочке кривым кинжалом. — Поняли? Топот — только на палубе, руки — на виду, языки — за зубами.
Ли, вопреки угрозам, шагнула ближе, ее пальцы дрожали от любопытства:
— А это правда, что под парусом чувствуешь, будто летишь?
Капитан замер, его стеклянный глаз внезапно вспыхнул голубоватым отсветом, словно в нем отразилась далекая молния. Даже матросы замерли, перестали перебрасывать тюки сена.
— Летишь прямиком в ад, — проворчал он, но вдруг угол его рта дернулся. — Мой первый заплыв... мы неслись так, что волосы практически срывало с головы. А потом нас настиг шторм. Пол-экипажа — за борт, включая моего брата.
— Но вы продолжили плавать, — не отступала Ли, забыв о страхе.
— Море не прощает слабости, — капитан повернулся к штурвалу, его стеклянный глаз теперь смотрел в туманную даль. — Но и не даст забыть, кто ты есть. Запомни, девочка: паруса — не для восторгов. Они для того, чтобы бежать... от себя или к себе. Решай сама.
— Почему вы так назвали корабль? — Без страха спросила Ли, проводя рукой по деревянной оградке.
Капитан смерил её гневным взглядом, а после рассмеялся:
— Была у меня когда-то дама... Элайза, если изволите. Так эта девка ушла от меня, проклиная за нищету. А я вот, корабль отстроил, торгую теперь, важным человеком стал!
Девушка слегка улыбнулась, принимая небольшую историю.
Уильям потянул Ли за рукав, шепча:
— Может, хватит провоцировать человека со стеклом вместо глаза?
— Брось, он же романтик! — прошептала она в ответ, глаза сверкали. — Слышал, как он о Элайзе? Будто бы за этим гневом есть что-то... романтичное.
— Ты слишком романтизируешь душевные раны других, — произнес кузнец, целуя девушку в висок.
Кайрот, наблюдавший за этим молча, сдвинул брови. Его тело непроизвольно дёрнулось, вспомнив о шраме на рёбрах — старого «подарка» от морской твари из его мира. Он оставался невидим для чужих глаз. Даже для Ли и Уильяма.
Тигр медленно оттаивал к девушке. Сначала он лишь наблюдал за девушкой из-за зарослей папоротника, чьи листья серебрились под луной. Затем медленно, но верно она искала встречи и общения с ним, а он не был против.
Ему было странно чувствовать тепло другого существа. Слишком долго его миром были только вой ветра в расщелинах скал и шепот Корневиков, чьи голоса ползли из чащи по ночам, как дым от костра. Эти древние чудовища, похожие на ожившие коряги, светились в темноте сотнями фосфорных глаз. Они стучали корнями по земле, имитируя шаги заблудившихся путников, а когда жертва подходила ближе — хватали её «ветвями», покрытыми шипами-крючьями. Кайрот видел, как они тащили в свои подземные норы ещё живых людей. Слышал, как те кричали, пока Корневики медленно высасывали из них жизнь, оставляя лишь оболочки, которыми они лакомились ещё какое-то время.
Именно поэтому он выбрал эти леса —здесь воздух вечно влажен от туманов, а земля пропитана страхом. Здесь не ступала нога человека. По крайней мере, так он думал.
Но спокойствие длилось недолго. Люди из деревни нашли растерзанные тела. Не зная о Корневиках, они указали на Кайрота — огромного зверя с глазами цвета льда.
— Это он! — кричали старейшины, тыча пальцами в следы, оставленные у жертв. — Демон в облике животного!
Он рычал, разрывая когтями камень. Разве они не понимали? Он защищал эти леса. Отгонял Корневиков, когда те подбирались слишком близко к деревне. А теперь его шкуру обещали повесить как трофей.
Тем временем, море внизу пенилось, как гигантский котёл, готовящий бульон. Где-то там, под волнами, мерцали чешуёй небольшие рыбки, и Ли подумала, что видит их отсвет в глубине стеклянного глаза капитана.
«Слёзы Элайзы» отчалил, разрезая воду носом. Солнце, спрятанное за пеленой грозовых туч, отбрасывало на волны мертвенно-серые блики. Путь продолжался несколько часов прежде, чем капитан собрал всех на корме, где гудел ветер.
— Путь лежит через Мёртвый Залив, — его голос прозвучал, как скрежет якоря по дну. Грязный ноготь врезался в карту, указывая на зону, испещренную крестами и полосками. — Там вода сначала шепчет, потом воет. Ветра — как ножи, режут паруса в клочья. А волны...
Он замолчал, обведя взглядом команду. Над головой чайки кричали, словно насмехаясь.
— Волны там не воды, а слюны морского дьявола. Глотают корабли, даже косточек не выплевывают.
Уильям скрестил руки на груди. Его пальцы всего на секунду дрогнули, но после он взял себя в руки.
— А если... — он проглотил комок, вызванный неподдельным волнением, — обойти Мёртвый Залив? Востоком, например?
Капитан расхохотался, и его золотой зуб блеснул, как лезвие в темноте.
— На востоке — пираты. Говорят, их корабли — из костей китов, паруса — из кожи пленников. Выбирай: быть проданным в рабство с клеймом на лбу или попытаться пройти сквозь воды Мёртвого Залива.
Ли, прислонившись к облезлой балюстраде, вглядывалась в горизонт. Залив уже маячил вдали — полоса воды, темнее ночи, где волны крутились воронками, словно в гигантской ванне, которую спустили демоны. Воздух над этим местом колыхался, как над раскаленным железом, а запах... Сладковато-гнилостный, как тысяча покойников под распалённым солнцем.
— Почему они черные? — спросила она, не отрывая взгляда от зловещей полосы.
Капитан выдохнул, и его дыхание пахло ромом и гнилыми зубами:
— Говорят, там, на дне обитают существа, что брызжут своей чёрной слюной, растворяя дерево кораблей, как кислота.
Ветер внезапно стих, и паруса обвисли, как мертвые крылья. Только шепот волн у борта напоминал: «Вы уже на нашей территории».
Белый туман настиг их внезапно — будто небо разорвало гигантскую подушку, набитую ледяной ватой. Он обволок корабль липкими нитями, цепляясь за кожу, как паутина призрака. Воздух наполнился сладковатым запахом гниющих лилий, от которого першило в горле.
— Не смотрите в воду! — проревел капитан, вцепившись в штурвал. Его стеклянный глаз засветился ядовито-голубым, отражая вспышки чего-то огромного, мелькавшего под волнами. — Заткните уши! Это не туман, это...
Голос его потонул в пении.
Оно началось как шепот — нежный, как колыбельная матери. Потом переросло в многоголосый хор, проникавший в кости, в мозг, в каждую клетку. Ли, схватившись за мачту, почувствовала, как пальцы сами разжимаются. Ноги сами поволокли к борту, где матросы, улыбаясь пустым улыбками, шагали в пучину.
— Уильям! — она впилась ногтями в ладонь, пытаясь болью вернуть контроль. — Это сирены! Не слушай!
Кузнец стоял на коленях у люка. Он дрожащими руками рылся в сумке, вытаскивая заготовленный отвар против завлекающего пения.
—Должно... сработать— бормотал он, откупоривая крышку и вливая в себя содержимое.
Пение на миг стихло, сменившись шипением, будто раскаленный металл опустили в воду.
— Работает! — Уильям протянул ей пузырёк. —Ли, пей!
Он не успел договорить. Из тумана вынырнула тень с лицом его сестры.
— Вендая? — прошептал он.
Ли, стиснув зубы, ударила его коленом в бедро. Уильям вскрикнул, и иллюзия рассеялась.
— Очнись! Она дома с Мисс Бэ-Бэ, травы собирает! — она втолкнула ему в рот вторую порцию зелья. — Теперь моя очередь!
Сирены сменили тактику. Теперь голос звучал как Эварт — низкий, похожий на рычание:
— Ли... помоги... я тону...
Сердце её сжалось, но она намеренно наступила на осколок разбитой склянки. Боль, острая и ясная, пронзила ступню.
— Не надейся, стерва! — прошипела она, хромая к Уильяму, который уже связывал верёвкой ноги капитана. Старик стоял как статуя, глаза закатились, а из уголка рта текла кровь.
В ту же секунду в судно из-под воды ударила энергия, и корабль с грохотом треснул пополам. Кайрот, до сих пор молча боровшийся с желанием показаться во всей красе, вцепился когтями в Ли и Уильяма.
Они упали в воду, которая горела, как кислота. Сирены кружили вокруг, их настоящие обличья мелькали сквозь пену: чешуйчатые тела с перепончатыми пальцами, лица — постоянно меняющиеся маски любимых и потерянных.
— Не смотри на них! — Ли, стиснув зубы, гребла одной рукой.
— Я пытаюсь! — прокричал в ответ Уильям.
Кайрот помог обоим добраться до берега невредимыми.
Берег возник из тумана внезапно — полоса песка, усеянная обломками корабельных досок и ржавыми гвоздями, блестевшими, как чешуя рыбы. Кайрот вынес их на мелководье, его мощные лапы цеплялись за скользкие валуны, покрытые сине-зелеными водорослями. Кровь, смешиваясь с соленой водой, стекала по его шерсти ручьями, оставляя на камнях узоры.
Ли, выплюнув песок, поползла к сухому участку берега. Уильям полз следом.
— Черт бы побрал этих сирен...
На песке уже лежали пятеро выживших. Юнга лет двенадцати, на лице которого отображался истинный ужас. Кок, огромный бородач с татуировкой якоря на лбу, сжимал в кулаке кривой нож, бормоча что-то о «русалках с когтями». Трое матросов сидели, уставившись в пустоту — их зрачки расширились до чудовищных размеров, будто в глубине глаз все еще танцевали сирены.
— Ваши... уши... — закашлявшись, произнес коренастый мужчина в рваной тельняшке, указывая на Ли. Из ее ушей сочилась кровь.
Она шлепнулась на песок, откинув мокрые волосы:
— Зато мозги на месте. Почти.
Кайрот, шатаясь, выполз из воды чуть поодаль. Его белая шерсть, обычно сияющая как снег, была испещрена кровавыми разводами. Глубокие раны на боках уже затягивались. Его плоть пульсировала, будто невидимый молот ковал новую кожу взамен порванной. Он уже утратил свою невидимость, но выжившие не обратили на него никакого внимания, занятые своими мыслями.
— Быстрее, — Ли толкнула Уильяма в плечо, утаскивая за собой к Кайроту.
Они хромым бегом направились в небольшую пещерку, что виднелась в соляных скалах.
Тигр, припадая на переднюю лапу, пополз за ними. Его шерсть, тяжелая от воды, оставляла на песке борозды. Уильям, спотыкаясь о ракушки, не мог оторвать взгляда:
— Глянь-ка! Раны заживают... И следа не остаётся!
Рык Кайрота заставил кузнеца попятиться. Тигр оскалился, обнажив клыки, между которыми все еще болтались водоросли.
Спрятавшись в пещере, Кайрот рухнул на каменный выступ. Его шерсть дымилась, будто после закалки в масле. Уильям, забыв об осторожности, присел рядом, изучая затягивающиеся раны:
— Так не бывает... Это чудо...
Тигр легонько ткнул его лапой в грудь, заставив упасть к стене. Ли рассмеялась, выжимая воду из плаща:
— Не зли его, Уильям.
Кайрот фыркнул, вылизывая рану. Его голубые глаза скользнули к выходу — там, на берегу, матросы начинали шевелиться. Скоро они придут в себя. Скоро начнутся вопросы. Тигр медленно поднялся и глянул на друзей.
— Эй, — обеспокоенно сказала Ли. — Ты куда?
Зверь фыркнул, подошел к девушке и лизнул её в щёку своим шершавым языком. А затем спешно удалился.
— Кажется, он не хочет, чтобы его нашли... — Тихо проговорил Уильям, обнимая девушку сзади.
— Я надеюсь, с ним всё будет в порядке. Он нам жизнь спас...
— Да, спас. Невероятное создание, — прошептал Уильям, мягко подталкивая Ли к выходу из пещеры.
Ли вышла из пещеры, и дыхание перехватило от открывшегося зрелища. Берег, усыпанный белоснежным песком, искрился под лучами заката, будто миллионы алмазных крошек рассыпались под ногами. Из земли росли соляные кристаллы — одни напоминали застывшие волны с острыми гребнями, другие вытягивались в хрупкие шпили, словно башни замков, возведенные призрачными архитекторами. Они переливались розовыми, лиловыми и золотыми оттенками, отражая огонь солнца, тонущего в океане.
Джунгли за пляжем казались выдумкой безумного художника. Деревья с корой цвета ржавчины были увенчаны кронами из изумрудных листьев, чьи края отливали синевой. Рядом росли гигантские папоротники с желтыми прожилками, а между стволов мелькали розовые орхидеи размером с голову ребенка, источавшие дурманящий сладковатый аромат. Воздух дрожал от жужжания насекомых с крыльями, как витражное стекло, и трелей птиц, чьи перья сверкали, словно чешуя.
К обломкам корабля уже спешили островитяне. Их плащи, сшитые из переливчатой ткани, развевались на ветру, как паруса. Женщины неслись впереди, их волосы, заплетенные в косы с жемчужными ракушками и кораллами, звенели при каждом шаге. Мужчины, чьи лица покрывали татуировки в виде спиралей и тонких линий, шли следом, держа в руках посохи. На шеях у них болтались амулеты — засушенные морские звезды и зубы акул.
Природа здесь будто спорила сама с собой. Ослепительно белые соляные скалы, похожие на брюха касаток, сталкивались с грубыми валунами, покрытыми мхом-хамелеоном, который менял цвет от серого до кроваво-красного при малейшем движении. Волны, накатывающие на берег, облизывали границу между солью и камнем, оставляя пену, похожую на кружево. А вдали, за мысом, возвышались пещеры, чьи входы напоминали раскрытые пасти — из них тянулись сизые дымы, смешиваясь с туманом.
— Красиво, словно рай... — пробормотала Ли, подбирая с песка кристалл, который рассыпался у нее в пальцах, как сахар.
К группе приблизилась островитянка с лицом, украшенным узором из лунных фаз. Она протянула руки, помогая матросам подняться.
— Приветствую вас, и сразу прошу простить за столь нерадушный приём от наших вод, — проговорила женщина, и ее голос звучал как шелест волн о песок.
А где-то в глубине леса, в такт ее словам, закричала невидимая птица — долго и тоскливо, будто оплакивая тех, кого море не захотело вернуть.
***
Выживших разместили в «Устрице» — местном трактире, стены которого были сделаны из камня. Глава города, женщина с седыми волосами, заплетенными в сеть из ракушечных бусин, хлопнула в ладоши, и служанки повели гостей по витиеватой лестнице:
— Завтра обсудим ваше возвращение. Сегодня спите — море выпило ваши силы до капли.
Комната оказалась крохотной, но сухой. Луна светила в круглое окно-иллюминатор, рисуя на полу кружевные тени от ажурных занавесок. Ли плюхнулась на пол у кровати, прислонившись к резным ножкам, покрытым ракушками вместо орнамента. Уильям, скинув сапог, из которого хлынула мутная вода, скривился:
— Черт... Я пропах, как гнилой ил. Хоть бы таз дали.
Его руки потянулись к пряжке ремня, и Ли невольно замерла. Мокрую рубаху он сбросил одним движением, обнажив плечи, покрытые шрамами от ожогов. Мускулы играли под кожей, как тени от пламени, и девушка почувствовала, как жар поднимается к щекам.
— Эй, кузнец... — она кашлянула, отводя взгляд к трещине на потолке, где летала какая-то мошка. — Рядом с тобой ведьма. Не забыл?
Уильям обернулся, капля воды скатилась по груди вниз:
— Ты что, и отмыть магией можешь?
Ее пальцы складывались в сложном жесте, словно руки рвут невидимые паутинки. Шепот заклинания наполнил комнату:
— Purificatio... Purificatio...
Сперва задымилась его рубаха — грязь собралась в изумрудные спирали, рассыпавшись в воздухе белёсой дымкой. Потом волны тепла окутали его тело, смывая соль и тину. Уильям фыркнул, когда магия добралась до сапог — из дырки на носке вылетела крошечная крабовая клешня, исчезая вслед за спиралью.
— Неудобно как-то... — он потер грудь, где кожа теперь пахла морским бризом. — Будто меня языком вылизал гигантский кот.
Ли уже колдовала над собой. Зеленоватый туман сгустился вокруг ее растрепанной косы, вытягивая из волос песок и тину. Когда дымка рассеялась, она поймала его взгляд — Уильям наблюдал, затаив дыхание.
— Спать, — резко сказала она, указывая на одеяло, брошенное им на пол. — Кровать моя.
Он свернулся калачиком на грубой циновке, подложив под голову подушку. Ли, укрывшись тёплым покрывалом, долго ворочалась, слушая, как Уильям мирно сопит.
Перед рассветом, когда свет в иллюминаторе стал цвета молочного опала, она нашла его одеяло, наброшенное на ее замерзшие ноги.