Глава 3
Рассвет только начал разрывать серую пелену над деревней, но рынок уже жил своей дрожащей жизнью. Воздух гудел от запахов перезрелой смородины, квашеной капусты и влажной земли. Стояли летние деньки. Ли, завернувшись в потертый плед поверх мантии, пробиралась между гружеными телегами. Её главной целью на сегодня было продать как можно больше товара и заработать достаточно, чтобы хватило на одежду и табак для Эварта. Он же и провожал к месту торговли, зарекаясь, что уйдет сразу, как они доберутся. Но путь преградила группа старух у рыбного ряда, где ведра с карасями пахли тиной и смертью.
Рынок напоминал растревоженный улей: крики торговцев сливались с мычанием коров за забором. Но здесь, у старых бочек с селедкой, царила островковая тишина. Даже мухи на рыбе замерли. Лучи солнца, пробиваясь сквозь дыры в брезенте, освещали лишь рты старух - беззубые, шепчущие, словно жующие невидимые кости.
Женщины, похожие на стаю ворон в черных платках, сбились в круг.
- ...А вчера еще одного прибрали, - голос первой бабки дрожал, будто лист на ветру. Она прикрыла глаза, вжимая в грудь корявые пальцы, словно пытаясь выдавить из памяти увиденное. - Говорят, от головы... пядь осталась. Кости обглоданы чисто, будто ножом скоблили. А на груди... клеймо - она резко выдохнула, тыча веткой в воздух, будто рисуя невидимый узор вырезан. - Да не простое - края, как когтями, изодраны. Что ж за напасть такая?
- Замолчи, дура! - вторая бабка вцепилась в подол соседки, ее голос стал тише, но острее, словно лезвие, протащенное по льду. Глаза метнулись к зарослям лопухов за рынком, где шевелились тени от ветра. - Здесь не место... Меж людей ходят те, кто слушает.
Третья, до этого молчавшая, резко сплюнула через левое плечо - от сглаза. Ее башмак, стершийся на пятке, ударил по камню, отправив его катиться к моим ногам. Когда она заговорила, губы едва шевелились, будто боялись выпустить слова на волю:
- Не люди это... - она обхватила себя руками, будто внезапно замерзла. - Аника моя, дурочка, ночью за забор вышла... Да как завизжит! Говорит, тени шли - высокие, будто дымы, а вместо голов... пустота. К озеру их тянуло, словно вода зовет. А за ними... - она резко обернулась, глядя прямо на то место, где Ли стояла, - земля кровью пропиталась.
От неожиданного оборота женщины, девушка попятилась назад, но, не совладав со своей ловкостью, задела ведро с водой. Оно упало, и мутная лужа растеклась по земле, казалось бы, повторяя узор морщин старухи.
- Неуклюжая... - пробормотала бабка.
- Простите, - машинально отчеканила она, оборачиваясь на Эварта, который уже вытащил добрую часть товаров, совершенно не обращая внимания на разговоры поблизости.
Так, здесь явно что-то происходит. И желательно выяснить это до того, как убийца найдет свою вторую жертву.
Нет, информация о трупах и «море» крови её ничуть не напугала, наоборот, вызвала неподдельный интерес.
А тем временем на рынок пришли первые покупатели, набежали, как муравьи на сладкое. Они плыли мимо, как река. Первой к Ли подошла женщина средних лет - купила творог, бросив медяк так небрежно, будто подавала милостыню. Потом мальчишка выменял кусок сыра на горсть лесных орехов - она кивнула, не зная, правильно ли это.
К полудню помог совет соседа-рыбака:
- Кричи громче, девка! Рынок любит наглость.
Пришлось моментально вживаться в роль, которую подобрал для неё Эварт: теперь она его двоюродная племянница. Приехала помогать старику, а то «руки совсем уж не те стали».
Заставляя себя улыбаться, Ли начала зазывать горожанок:
- Сыр от Мисс Бэ-Бэ - мягче перины короля!
Голос звучал чужим, но монеты зазвенели в кошеле. Даже суровый стражник взял немного творога.
Когда тени вытянулись, как ножи, ведьма считала выручку – тринадцать медяков, два серебряка и орехи. Успех? Но мысли возвращались к трупу.
Что если убийца здесь, среди этих лиц? Смогу ли я постоять за себя без использования магии? Мне нельзя выделяться. Я стану обычной. Заведу новую жизнь с чистого листа.
На выходе с рынка, Ли зашла в лавку, где продавался табак. Продавец охотно продал табак и трубку, которую девушка выбирала для Эварта с особой щепетильностью. Она была скромной, как осенний лист, подаренный ветром, - выточена из корявого сучка вишни, который плотник подобрал у окраины леса. Головка, чуть асимметричная, напоминала примятый колосок: никакой резьбы, лишь пара неровных колец у основания - след от ножа нетерпеливого мастера.
Мундштук, короткий и прямой, был сделан из бычьего рога, вываренного в травяном отваре до мягкого молочного оттенка. Стык между деревом и рогом обмотан грубой льняной нитью - не для красоты, а чтобы трещина не росла.
По дороге домой ведьма размышляла о своих дальнейших действиях в Скайноке. Удовольствие от первых заработанных монет смешивалось с небольшим страхом. Деревня теперь казалась лабиринтом, где за каждым углом таилась тень с окровавленными руками. На неё упала первая капля теплого летнего дождя, отвлекая от скудных мыслей. Вскоре пара капель разразились ливнем.
Девушка приоткрыла скрипучую дверь, впуская запах дождя. Монеты в холщовом мешочке глухо позвякивали, быстренько сунув сверток с трубкой в кувшин на окне, щелкнула кресалом о камень – и спустя время дрожащий свет свечи заполнил комнату. За её спиной послышался знакомый хрипловатый голос:
- Ты сегодня звенишь, как свадебный колокольчик. Или это мыши твои сбережения в зубах таскают?
Ли вздрогнула, обернувшись. Эварт стоял на пороге, по его плащу капли стекали прямо на порог. В руках - связка сушеной рыбы. Глаза, узкие и светлые, как щели в ставнях, изучали лицо.
- Мыши бы позорно сбежали, узнав, сколько здесь меди. Хочешь, покажу? Первый день, а уже...
На эмоциях девушка даже не заметила, как они со стариком перешли на "ты". Да и по его реакции - он не был против.
- Не надо. Ты улыбаешься, как заблудившийся путник у костра разбойников. Что случилось?
Эварт бросил рыбу на стол, сел на табурет, вытянув ноги к очагу. Ли прикусила губу, доставая сверток. Рука дрогнула, разворачивая ткань.
- Купила тебе... это. Не смогла пройти мимо. Смотри - мундштук из рога, а вишневое дерево... оно будто живое. Мастер, наверное, торопился, но...
Старик взял трубку, повертел в пальцах, щурясь:
- Торопился, говоришь? – он провел пальцем по грубой нити у стыка. - Или просто знал, что красота - это когда вещь помнит руки, что ее сделали.
Эварт тут же засиял, сыпанул табаку и закурил, довольно улыбаясь. Но по мрачному лицу девушки считал:
- А теперь скажи, что еще.
- Все думаю о трупе. Я размышляла, это походит на жертвоприношение, боязно, - мягко опустившись на пол, она вздохнула. - Эх, увидеть бы вырезанный знак. Но я пока не так сильна, чтобы это провернуть.
- А, вот оно. Думаешь, убийца уже точит нож за нашей дверью?
- Нет, просто странно все это. Подозрительно. Я чувствую, что что-то назревает. Что-то очень плохое.
Эварт мягко, по-отечески, взял её за плечи.
- Слушай. В Скайноке каждый камень помнит кровь. Но если бежать от каждой тени — сгинешь быстрее, чем догорит эта свеча. Завтра отведу тебя к тому озеру, где безглавые гуляли. Разумеется, не просто так.
Глаза ведьмы округлились от неожиданного предложения.
- Что? Я старик практичный. И платой тебе будет... - старик постучал указательным пальцем по губе, притворно задумавшись. - Рассказ. Ты поделишься тем, что тебя так тревожит. Глядишь, старый дед и отвлечет тебя.
Ли тяжело вздохнула, но чувство интриги от предстоящего «увлекательного» кровавого путешествия немного развязал язык.
- Медовуху дома держишь?
- Ли, ты говоришь с семидесятилетним одиноким старикашкой... - на секунду, она смутилась: вдруг здоровье у него не в порядке? Все же возраст. – Конечно, держу!
Мягко улыбнувшись, девушка принялась ждать своего напитка, что бы поведать ему свою историю.
Эварт опустился на свой излюбленный табурет, держа в руках две чашки с медовухой. Одну протянул собеседнице и, усевшись поудобнее стал выжидающе смотреть. А она не торопилась с рассказом. Просто не знала с чего начать, потому что слишком много произошло за эти семь месяцев. Наконец, собравшись с силами, Ли тихо начала:
- Мы с сестрой выросли в старом доме на краю леса. Мама учила нас языку трав, звезд и доброй магии, – сделав большой глоток из кружки, она улыбнулась воспоминаниям. - Детство было наполнено смехом, но Мириэль всегда стремилась к большему - ее манил шепот древних гримуаров, которые мама прятала в подвале. Я же находила магию в простом - в шелесте листьев, в тепле солнечного света. Но все изменилось, когда мать погибла, лихорадка, что б ее Авдий покарал, - Нахмурившись, девушка продолжила, - Мириэль, охваченная горем и гневом, начала искать силы, способные вернуть маму.
Эварт свел брови к переносице, задумавшись.
- Что было потом?
- Когда мама ушла, я была еще юна, но годы спустя Мириэль увлеклась темными ритуалами, - ведьма всхлипнула, и, подтягивая под себя ноги, смахнула слезу, что готова была скатиться, оставляя за собой соленый след на щеке. - Ее руки, когда-то лечившие раны, теперь рисовали кровавые руны. Я умоляла ее остановиться. Помню, сказала ей, что темная магия не даст ничего, кроме пустоты! Но Мириэль лишь смеялась мне в лицо и говорила: «Ты слишком слаба, чтобы понять. Мир ломает тех, кто боится ломать себя». И вот, однажды ночью я проследила за сестрой вглубь леса и увидела небольшую заброшенную церквушку, где точно поклонялись не тому Богу, к которому привыкли мы, да алтарь. На нем лежал юноша из деревни. Сын простого пекаря! Невинный, чьи глаза были полны ужаса и агонии. Прежде чем я успела крикнуть, кинжал Мириэль опустился...
Эварт, опустив глаза в пол, покачал головой, а затем, осушив стакан одним большим глотком, долил нам медовухи из кувшина под боком. Ли же, заламывая пальцы, продолжила свой рассказ:
- Демон, вызванный измученной жертвой, возник из теней - его голос скрежетал, как камни под землей. Я сидела на коленях, видя, как церковь охватывает пламя. Демон проревел, что сестра получит силу, но цена будет расти. Она, одержимая своей целью, кивнула. Но когда ритуал завершился, демон исчез, увлекая ее за собой в бездну. Я, дрожа, подбежала к алтарю - от Мириэль остался лишь черный шарф, а измученное и обезображенное тело юноши лежало в неестественной позе. Вдали уже слышались крики: охотники шли по ее кровавому следу, ведя за собой небольшую толпу жителей. Я знала, что если охотники найдут следы черной магии, деревню охватит паника, и невинных запросто предадут огню, - задумавшись, глянула на огонь, затем проговорила сухим голосом. – Я стерла руны, но оставила на алтаре свой амулет - серебряную лаванду, подарок матери. Когда пришли охотники, все указывало на меня. Бежать было единственным шансом.
Дедушка посмотрел на неё с искренним непониманием. Вскинув руки, он прохрипел:
- Зачем ты это сделала? Совсем ума лишилась?
- Я понимала, что охотники на ведьм, обнаружив жертвоприношение, не успокоятся, пока не найдут «виновного». Если бы они заподозрили темную магию, под подозрение попали бы все, включая невинных жителей деревни. Оставив амулет – я намеренно направила их гнев на себя, чтобы защитить других и отвести подозрения от сестры. Я все еще наивно верю, что смогу до нее достучаться, когда найду.
- Вот именно, дитя, НАИВНО! – Прикрикнул Эварт, - Что было дальше?
- Теперь я скитаюсь по дорогам, скрывая лицо под плащом. Думаю, охотники верят, что я убила юношу и призвала демона. Но, Эварт, правда гложет меня сильнее погони: Мириэль жива и набирается сил, я это чувствую. Иногда по ночам мне снится сестра - ее глаза горят неестественным красным светом, а голос звучит, и твердит каждый раз одно и то же: «Ты пожалеешь, что не присоединилась ко мне...».
Эварт тяжело вздохнул, потирая переносицу, словно пытаясь стереть нахлынувшую головную боль. Его взгляд, острый как клинок, смягчился, уткнувшись в трещины на полу.
- Ты говоришь, чувствуешь ее... - Он провел ладонью по бороде, задержав пальцы на подбородке. - Значит, кровная связь все еще тянется. Но, дитя, если Мириэль теперь связана с тем, что за гранью... - Он резко поднял глаза, и в них вспыхнул отблеск огня из камина. - Ты понимаешь, с чем можешь столкнуться?
Лигейа сжала кулаки на коленях, ногти впились в ладони. Её голос дрогнул, но не от страха - от ярости, долго копившейся под грузом беспомощности.
- Я не позволю ей стать игрушкой. Если в Мириэль еще есть часть той сестры, что смеялась со мной под дождем... - она резко встала, кружка грохнула о пол, медовуха расплескалась по дереву. - Я вырву эту часть! Даже если придется сжечь себя дотла.
Старик хмыкнул, но в углу его губ дрогнула тень уважения. Поднявшись с табурета, он шагнул к закопченной полке, снял потрепанный кожаный фолиант с обугленными краями.
- Ты ж болтала, мать учила, солнечные зайчики ловила? - Эварт швырнул книгу на стол. Пыль закружилась в луче лунного света, оседая на выцветшие страницы. - Агнесс гримуар свой перед смертью мне всучила. Говорила: «Рано или поздно пригодится».
Девушка шагнула вперед, и вдруг стало тихо - только треск поленьев, да их сбивчивое дыхание.
- Спасибо, - прошептала она, будто боялась, что кто-то их услышит, но старик отвернулся, словно слово обожгло.
Ли прижала фолиант к груди. В осколке медного таза у печи мелькнуло мое лицо - те же упрямые морщинки у глаз, что и у девочки, высматривающей магию в струях ливня.
- Не жди, что старый хрыч тебе спутником станет, - Эварт скривился, будто глотнул уксуса. - Зато знаю парочку... Некоторых. Возможно, помогут.
Дождь, бушевавший у окна, стих - теперь стекло лизала лишь сырая тишина. Старик поднялся, кости затрещали, как ступени в проклятом доме. Шкаф на кухне скрипнул дверцей, открыв арсенал забытого: пузырьки с чем-то мутным, лавровые листья, пахнущие прошлым веком.
- Думаешь, тут только хлам? - хрипло рассмеялся Эварт, выдирая ногтями заднюю стенку. Дерево застонало, открыв потайную нишу со склянками, чьи пробки ссохлись от времени. Рядом лежала книга - кожа покрыта рисунками, словно морозными узорами на окне мертвеца.
- Дневник, - проскрежетал он, сдувая пыль столетий. - Все секреты Агнесс, все её кошмары... Может, твои глаза разглядят то, что мои уже не могут.
Пауза повисла гуще болотного тумана.
- На рассвете пойдём к Ульяму. Травница его сестра, а он на кузне пашет... - Эварт ёрзнул, будто сел на иголки.
- Им можно верить? - Девушка сжала обложку, оставив на коже следы от ногтей.
Старик задумался.
- Дитя, я уже лет тридцать не знаю, кому можно верить. Но иногда... - Он тронул рукав ведьмы. - Иногда надо прыгнуть в пропасть, чтобы найти мост.
За окном завыл ветер, и пламя в камине погасло, оставив их в синей тьме лунного света. Решив оставить разговоры до утра, каждый из них разбрелся по своим комнатам.