Глава 7. Новое начало
Я нашла Миру в скромном доме на окраине города — покосившиеся стены, запах трав и сырости. Она насторожилась, увидев меня, её тёмные глаза сузились, но я подняла руки, показывая пустые ладони.
— Мне нужна твоя помощь, — сказала я без предисловий. — Кай идёт за Зальцманами. Я должна его остановить. Ты можешь сделать голема или что-то вроде того — его копию. Я слышала, такое возможно. Пусть он проживёт сутки, и все решат, что это Кай. Они должны поверить, что загнали его в темницу или убили. А мы сбежим.
Мира смотрела с недоверием, её пальцы нервно сжали край стола, но она кивнула.
— Это сложная магия, — её голос был тихим, почти шёпот. — Мне нужно что-то его: кровь, волосы... И жертва.
Я замерла.
— Жертва? — переспросила я, голос дрогнул.
— Да, человеческая, — ответила Мира, её взгляд стал твёрже. — Это тёмная магия. За неё платят кровью.
Холод пробежал по спине, я отвернулась к окну, за которым темнел лес. На весах лежали наши жизни с Каем, жизни детей Зальцмана и чья-то ещё — незнакомца. Готова ли я? Это спасёт нас, но какой ценой? Сомнения раздирали меня, но я подняла взгляд на Миру, слова вырвались сами:
— У тебя есть ночь. Я принесу всё.
Я вернулась в мотель, нашла старую рубашку Кая с пятнами крови — он оставил её после той схватки с охотниками. Потом вышла в ночь, выследила бездомного наркомана — тощего, с трясущимися руками. Его глаза были мутными, жизнь в нём едва теплилась. Я решила, что он и так долго не протянет, что наши жизни с Каем ценнее. Ненависть к себе захлестнула меня — за этот выбор, за то, кем я становлюсь, за то, что ради Кая я готова на такое. Я оглушила его одним ударом, кровь текла по его виску, пока я тащила тело к Мире.
Моя жизнь перевернулась с ног на голову, стала эфемерной, и я не успевала к ней приспособиться. И, к моему удивлению, безумие Кая, его непредсказуемость стали в ней константой — я привыкала к этому хаосу, как к дыханию.
К утру Мира закончила. Передо мной стоял голем — точная копия Кая: та же ухмылка, растрёпанные волосы, тёмный взгляд. Он двигался, говорил, даже пах, как Кай — смесь крови и бурбона. Но это была пустышка, марионетка, что исчезнет через сутки. Я провела рукой по его лицу — холодному, гладкому. Он посмотрел на меня, спокойный, без той искры безумия. Это было странно — видеть его таким... пустым.
Кай не знал о моём плане. Я сказала, что передумала и помогу с близняшками. Он ухмыльнулся, довольный, и мы поехали в Мистик-Фоллс, к школе Сальваторе, где учились Лиззи и Джоззи. Сердце — или его остатки — колотилось от страха и вины. Всё должно быть идеально.
Мы ворвались в школу ночью. Кай швырял заклинания — двери трещали, мебель вспыхивала, запах гари заполнял воздух. Я держалась рядом, изображая союзницу, но внутри всё сжималось.
Сестры Зальцман появились быстро: Лиззи с яростным взглядом, Джоззи с холодной решимостью. А за ними — Хоуп Майклсон. Её глаза горели золотом, аура трибрида давила, как гроза.
— Ты пожалеешь, что вернулся, — бросила Хоуп, голос резал, как сталь. Она рванула к Каю с вампирской скоростью, кол в её руке сверкнул.
Кай рассмеялся, отшвырнув её магией, но Лиззи и Джоззи начали заклинание, вытягивая силу из стен школы. Воздух дрожал, их магия сливалась, барьер Кая трещал. Хоуп вскочила, кол вонзила ему в плечо — он зашипел, но ударил заклинанием, впечатав её в стену. Хаос захлестнул это место: близняшки метали огненные шары, Хоуп рычала, когти рвали пол, Кай отвечал волнами магии, лицо искажённое яростью.
— Давай, Даша! — крикнул он. Я метнула нож в Лиззи, нарочно промахнувшись. Они должны верить, что я с ним.
Джоззи направила руку на меня — голова взорвалась болью, будто сосуды лопались один за другим. Я рухнула на колени, зажмурившись, а силы Кая таяли — он не справлялся. Пора было заканчивать. Я подала сигнал Мире, ждавшей снаружи. Взрыв сотряс крыльцо, дым заполнил зал, дверь вылетела — хаос отвлёк всех. Я схватила Кая, пока он озирался, и затащила на кухню. Голем шагнул из дыма — копия Кая, в той же одежде, с кровью на рубашке, с той же безумной ухмылкой. Кай замер, но я сжала его руку и шепнула:
— Доверься мне. Бежим.
Он дёрнулся возразить, но Хоуп уже вонзила кол в грудь голему. Лиззи и Джоззи направили ладони — его тело загорелось, серое и безжизненное. Они думали, это он. Мы выскользнули через чёрный ход, пока школа гудела от магии и криков.
Мы бежали всю ночь, угнали машину и гнали до аэропорта. Я купила билеты в Южную Америку — туда, где нас не найдут. В машине Кай наконец заговорил:
— Что это, чёрт возьми, было? — в его голосе смешались злость и восхищение.
— Я спасла нас, — ответила я, глядя на дорогу. — Ты хотел их убить, но я не дала тебе переступить черту. Они думают, ты мёртв. Мы свободны.
— Они должны умереть, ты лишь оттянула неизбежное, — бросил он небрежно.
— Чёрт, Кай! Они бы нас прикончили! — я ударила по рулю, прибавив газу. Он ослаб, магии не хватило бы против них — я видела это.
Он замолчал, потом взял мою руку, сжал. Пальцы были холодными, но в этом жесте было тепло.
— Ты хитрее, чем я думал, — сказал он наконец. — Может, это и к лучшему.
Я посмотрела на него. Ненависть всё ещё жила во мне — за то, что он сделал, за то, кем он был. Но любовь — или что-то похожее — казалась странной, неправильной, но я не могла её отрицать. Мы могли начать новую жизнь — не в тени прошлого, а вдали от него.
Южная Америка стала убежищем на время. Несколько месяцев мы прятались в джунглях, в крохотных поселениях, питались кровью путешественников, грелись под жарким солнцем. Но Кай не мог долго сидеть на месте. Однажды ночью, лёжа в гамаке под звёздами, он повернулся ко мне:
— А что, если Франция? Париж, вино, магия... Там будет весело.
Я рассмеялась — впервые за долгое время искренне.
— Признайся, ты просто хочешь круассаны, — поддразнила я.
Он ухмыльнулся, притянул меня и поцеловал — грубо, но с теплом.
— И тебя в кружевном белье, — добавил он. Я закатила глаза, но внутри всё затрепетало.
Через неделю мы были в Париже.
Франция встретила нас шумом улиц, запахом выпечки и мелодиями уличных музыкантов. Мы сняли квартирку в Монмартре — с кривыми ставнями, видом на крыши и крохотным балконом, где едва помещались двое. Жизнь была хаотичной, но стабильной — странный баланс, что нам подходил.
Днём мы притворялись туристами. Кай обожал Лувр — не ради искусства, а чтобы шептать мне пошлости про статуи. Я оттачивала вампирские навыки: двигалась быстрее, скользила в толпе бесшумно, училась гипнотизировать лучше. Однажды заставила художника нарисовать Кая голым, как статую — он злился, а потом смеялся до слёз.
Ночью мы охотились. Туристы, пьяные от вина и Парижа, не замечали, как мы подкрадывались в переулках. Я кусала аккуратно, не убивая, стирала им память — моё правило, чтобы не переступать черту. Кай не всегда следовал ему — он оставался собой, хоть и стал немного мягче. Жизни случайных людей для него ничего не значили.
Кай увлёкся магией сильнее прежнего. Он нашёл гримуары своего клана, пробовал разные заклинания — зажигал свечи одним взглядом, поднимал книги в воздух, пока я не начинала ругаться на бардак. Его сила росла, и я видела, как он наслаждается этим — не только ради хаоса, но ради процесса. Иногда я повторяла за ним слова — вампиры не колдуют, и он звал меня "бесполезной ведьмой", а я кидала в него подушкой.
Страсть между нами пылала. Утром он тянул меня в постель, губы на моей шее, руки под майкой. Днём мы запирались в ванной — вода текла по телам, зеркало запотевало. Ночью, после охоты, мы падали на кровать — или на пол, если не успевали дойти. Это было яростно и нежно: он сжимал мои запястья, оставляя синяки, что тут же сходили, я кусала его плечо, чувствуя, как он дрожит. Мы смеялись, шептались в темноте — это был наш способ забыть прошлое.
Я надеялась, что он забыл про близняшек. До их слияния оставалось два года, но я знала: он помнит. Он выжидает, готовится, становится сильнее. Эта мысль тревожила — наша хрупкая стабильность могла рухнуть, когда он решит закончить начатое.
Однажды вечером мы сидели на балконе, глядя на огни Парижа. Я пила вино, он — кровь с бурбоном, его любимый коктейль. Мои ноги лежали у него на коленях, его рука гладила их. Ветер трепал волосы, и Кай аккуратно убрал прядь с моего лица.
— Знаешь, — сказал он тихо, — я почти поверил, что это может быть навсегда.
Его лицо было мягким, без маски безумия. Я хотела съязвить, но не стала.
— Может, и может, — ответила я. — Если мы сами всё не испортим.
Он хмыкнул, рисуя узор на моём колене, и мы сидели так, притворяясь, что наша жизнь идеальна. Без охотников, темниц, прошлого. Просто еретик и вампир, потерянные, но вместе.