Секунды до грозы Книга #2

Мы шли по пустырю. Ну как «шли»... Камилль двигалась бодро, порой даже вприпрыжку, зябко передёргивая плечами, будто ветер пытался стащить с неё плащ, а она изо всех сил делала вид, что ей плевать. Я же, скорее, топала, причём с унылым шарканьем носами ботинок по пыльной и сухой земле. В голове крутились все мысли сразу, а под ногами попадались камни, которые откровенно нарывались на пинок. Я, щедрая душой, не отказывала. Пусть хоть им будет весело.

Камилль болтала без умолку, как будто её язык питался от какого-то собственного внутреннего костра, в который кто-то щедро подбрасывал дровишек. И даже крошечной паузы между фразами не наблюдалось — то ли дыхание у неё волшебное, то ли просто разговорный запас неиссякаемый, как бочонок эля у трактирщика.

И я терпела это с самого утра, стоило нам позавтракать и отправиться на задание искать крыс. О да, крыс! Причём необычных. Особенных. Вороватых. Эти пушистые мерзавцы ухитрились обчистить местного портного прямо на дороге Лилль – Шатодор, и не просто обчистить, а стащить, страшно сказать, платье, предназначенное для самой фаворитки императора. По меркам сшитое, из тканей, которые, по словам пострадавшего, ткут девственницы раз в столетие под лунным светом.

И если платье не вернём — портному, считай, конец. Император, он, конечно, человек терпеливый, но в делах подарком для своих дам склонен к кровавым решениям.

Меня, признаться честно, вся эта история с крысами и платьем наводила на мысли о дурном зелье, которое не стоило пить перед сном. А вот Камилль не смутилась. Ни вопроса, ни саркастического хмыканья. Либо привыкла к весьма необычным запросам, либо у неё порог абсурда был на недосягаемой высоте.

И вот теперь мы шагали по пустырю, выслеживая следы, которые и правда, похоже, принадлежали крысам. Судя по форме. Если, конечно, крыс размером с мою руку можно было считать крысами, а не жуткими монстрами с хвостами и страстью к высокой моде.

— Осенью, ты только вдумайся — осенью! — верещала моя напарница, почти подпрыгивая от негодования. — Обычно соревновая же происходят зимой, а тут вдруг — осень. Не иначе как злой умысел. И я вот что думаю: не связано ли это с магией? Всё-таки осень — это граница. Переход между теплом и холодом, между светом и тьмой. Порой такие вещи — не просто совпадения.

Её слова скользили хоть и мимо, но всё равно больно цепляли. Мне было плевать и на концепцию самих Ори в этом году, и на время их проведения. Слыша о них, я только лишний раз болезненно вспоминала Рене, которая на моём месте смогла бы ответить на все вопросы Камилль гораздо более полноценно и развёрнуто.

Я мрачно пнула очередной камень... и тот, как назло, совершив торжественный полёт по дуге, впечатался Камилль аккурат пониже спины. Она ойкнула, резко обернулась и уставилась на меня, как надутый злобный воробей. С взлохмаченными кудрями, которые вырывались из-под высокого хвоста, с чёрным плащом, хлопающим по бокам, и ярко-красной, развевающейся, как парус, рубашкой мага огня, Камилль выглядела особенно драматично.

— Это за что?! — возмутилась она, театрально упирая руки в бока и топая ногой так, что даже пыль обиженно взметнулась.

— Пардон, я случайно, — буркнула я, натянув на лицо выражение чистого раскаяния. Ну, по крайней мере, я старалась. Хотя, судя по прищуренным глазам напарницы, убедительности в моих извинениях было, как воды в пустыре, по которому мы шли — нисколечко.

Камилль что-то фыркнула себе под нос и замолчала. И не просто замолчала, а как-то уж слишком вдумчиво. Словно не камнем ей в спину прилетело, а озарением. Ну, или хотя бы лёгким философским прозрением. Странно.

— Ну, выкладывай, — Камилль поравнялась со мной и ловко перехватила ногой камень, который я пнула. Даже не глядя. — О чём это ты так старательно нос хмуришь?

— Да ни о чём, — отмахнулась я, глядя в даль. На самом деле — не потому что не хотела говорить. Скорее не хотела обременять. Люди ведь всё равно обычно либо сочувствовали из вежливости, либо начинали предлагать советы, как будто перед ними просто сломанная игрушка, которую можно починить сладкими речами и тёплым супом.

Исключением из этого жизненного правила, пожалуй, были только маги-телепаты. Они не спрашивали — просто лезли в голову, читали мысли, фыркали. Бесило ли это? Ещё как! Но зато удобно: не надо самой ничего объяснять. А в подарок ещё и не нужно мучаться вопросом: сказала ли я слишком много или слишком мало? Просто... вытащили из головы всё и точка. Оставалось только чувствовать себя слегка опустошённой, оскорблённой и не виноватой.

Но Камилль, похоже, решила, что молчание — это злостный преступник, которого непременно надо сцапать, допросить и упрятать в подвал. А она, само собой, готова была проявить инициативу. Стоило мне перехватить камешек, который напарница ловко гоняла между своих ботинок, как её лицо расплылось в широкой улыбке. Ох, боялась я этой её улыбки. Она означала только одно — Камилль что-то задумала.

— Или ты говоришь, или я начинаю болтать без остановки, — пригрозила она, и в глазах её вспыхнул подозрительно лукавый огонёк. Буквально. То ли от света солнца, то ли от азарта вытащить меня на душевную беседу, но её карие глаза отливали оранжевым, словно там и впрямь кто-то разжёг костёр. — Всё. Наше. Путешествие.

Угрозу я оценила моментально. Маги вообще, по-моему, садисты. И Камилль вполне могла устроить мне пытку словом. При чём ей это будет в удовольствие. Просто бесконечный монолог на любую тему, которая ей ударит в голову.

— Шантаж, — буркнула я.

— Торг, — парировала она невинно и, будто в доказательство своей миролюбивости, приняла от меня камешек и швырнула его в сторону.

— Всё, сдаюсь, — я плотнее закуталась в плащ. Ветер, как всегда, был не на моей стороне: поднял пыль и с необычайным упорством сыпал мне песком в глаза. Пришлось щуриться, словно я вдруг стала мудрецом, смотрящим вдаль, а не уставшей мадемуазель, мечтающей о спокойном вечере дома с семьёй.

— Думаю, — начала я с осторожностью, — о крови шевалье Луи Перро с моей операции.

— Это когда ты сердце запустила? — я смущённо кивнула Камилль. — О, столько разговоров об этом в башне было! Помню-помню!

— Сержио сказал, что у меня кровь «вода», и она может принять в себя любую другую. Вот и задумалась... может, и у шевалье была «вода»? Или у Ружанны — «воздух». Или совпали по другим видам. Только представь, — я прикусила губу, — как, несмотря на все возможные комбинации, случай, или, может, сама судьба... уберегли его. Именно нужная кровь оказалась у девушки. Ну, или у него. И я вот гадаю — случай ли это... или такие совпадения вовсе не случайны?

Я вздохнула. Камень под ногой был слишком большой, чтобы пнуть, так что я просто обошла его, как обходят неприятные темы.

— А мне, между прочим, доводилось пришивать конечности, — с досадой вспомнила я свои неудачи. — И знаешь что? Ни один из пациентов не побежал.

— Ничего не поняла, — зевнула Камилль, — но, звучит, как что-то скучное и неинтересное. Меня интересуют вопросы и переживания другого рода.

Напарница лукаво подмигнула. Похоже, она ожидала от меня какого-то конкретного признания. Но какого?

— Знаешь, иногда мне кажется, что у меня в жилах не кровь вовсе, а какая-то странная смесь усталой тоски и постоянного «зачем всё это?». Когда Сержио рассказывал, что моя кровь может впитать в себя что угодно, я думала, что она и правда впитывает всё, но такое ощущение, что действует она выборочно. Предпочитает только боль и усталость.

Ветер снова заиграл с моим плащом, и я нервно сжала его у плеч.

— Боги, Софи, не думала, что ты такая зануда, — бросила Камилль с лёгкой усмешкой, чуть задирая подбородок. — Это у тебя от тренировок с Филиппом такая суровость проявилась? Я-то про дела сердечные говорю, а ты тут будто на совет по вопросам мироздания собираешься.

— Делах сердечных? — в моём голосе смешалось удивление от неожиданной прямоты и лёгкое недоумение. — Ты действительно хочешь говорить об этом здесь и сейчас?

— В самом деле, — она улыбнулась, словно предвкушая скандал. — Здесь и сейчас — самый лучший момент. Когда вокруг пустота, и ты думаешь, что всё рушится, именно сердце напоминает, что ты жив. Неужели тебе не хочется хоть иногда просто... понять, что к чему?

Я вздохнула, устало опустив взгляд на потрескавшуюся землю под ногами.

— Понимать — да. Только иногда это чувство — как нож в спину. Особенно когда все ответы приводят к новым вопросам.

Камилль скрестила руки на груди и чуть наклонила голову, глядя на меня так, будто собиралась взломать мою броню.

— Это ты про Сильвена сейчас? — с игривой улыбкой Камилль крутанулась на месте, разбрасывая руки, будто вызывала весь пустырь на поединок. — Ой, да не смотри на меня так! Конечно в курсе вашей размолвки. Ну давай, я готова перемывать ему косточки и обсуждать, какой он скотина.

— Размолвки не было, и он вовсе не скотина.

Вот бы самой поверить в свои слова.

— Ну да, — пожала плечами Камилль. — Я же не слепая!

— А Сержио, полагаю, не немой.

Не трудно было догадаться, откуда пошла утечка.

— Не стоит переводить тему, — Камилль сдержанно вздохнула, словно, так и быть, прощала мне попытку оградить себя от копаний в моей же душе. — Он вёл себя мерзко. Ему сразу стоило извиниться! А он строит из себя гордеца, когда сам и виноват. Я, знаешь, так и наградила бы его оплеухой... если бы могла поймать.

— Осторожно, — тихо предупредила я, — после оплеухи может прилететь и чего похуже.

И всё же — в словах напарницы звучала искренняя забота, которой мне так не хватало. Камилль может и не пыталась вытащить меня из бездны моих мыслей, но у неё как-то само собой получилось дать мне опору и уверенность в себе.

— Мне не привыкать. И без того издевается надо мной, так что одной пакостью больше, одной меньше — мне ни горячо ни холодно.

Опа, а вот это уже интересно. И насколько же они близки, что наш многоуважаемый телепат снисходит вниманием до Камилль? Наверное, слишком близки, если она так спокойно говорит о его издёвках, которые, мне представить было сложновато. Нет, Сильвен вполне мог выкинуть что-то неприятное, это я на себе ощутила. Но целенаправленно? Возможно, есть что-то, что держало этих двоих вместе?

— Вы с ним близки?

Камилль чуть приподняла бровь и задумчиво улыбнулась, словно взвешивая, стоит ли отвечать на этот вопрос.

— Близки... В своём роде, — ответила она тихо, будто сама пыталась понять, что же это значило. — Наверное, это как старые шрамы — болят, но при этом напоминают, что ты всё ещё жив. Мы с Сильвеном — как тень и свет, которые постоянно сталкиваются и уходят друг от друга, но всегда возвращаются. Он может меня раздражать до безумия, но я знаю — без него что-то в моей жизни потерялось бы.

Её речи звучали, как реплики драматического спектакля — с чувством, с расстановкой, с обязательной паузой перед ключевым словом. И, конечно же, с полным набором жестов: взмахи руками, воздетые к небу глаза, драматичные вздохи. А мне... мне от её слов стало не по себе.

— Понятно.

Тень и свет, значит... Возможно, и я когда-нибудь для кого-нибудь стану светом, который будет сжигать и освещать одновременно, дополнит чью-то тьму или развеет. Но... Как при этом не потерять себя? Не раствориться в чужой тьме, которая то притягивала, словно зыбкое болото, то рвала на части, как острые осколки разбитого стекла? Камилль и Сильвен связаны... А я ведь думала... Ой, Софи, ты в целом имеешь привычку слишком много думать.

Святой Корбо! Да вытащи ты свой мозг из болота своей черепной коробки, проветри его хорошенько и верни на место! Даже не смей думать, что у тебя там где-то затаилось тёплое чувство к этому телепату. Который, между прочим, совсем недавно имел невесту! А теперь вот — связь с Камилль? Да он не просто несносен, он настоящая свинья! А как переживал из-за гибели Алиэтты — задурил голову и сорвал мой поцелуй! А я и рада стараться, благородно раздавая свои чмоки направо и налево. Боги, слава им, что я не дала своим чувствам зайти слишком далеко!

— Софи? Ты меня вообще слушаешь? — Камилль размахивала передо мной руками, будто хотела прогнать назойливую муху, а я только сейчас поняла, что встала как вкопанная и сжала плечи так сильно, будто пыталась себя удержать от расползания по швам.

— Видимо, нет, — протянула она с притворной обидой. — А жаль, потому что, если бы слушала, то услышала бы, что я пошутила!

Она невинно вскинула брови.

— Сильвен — подопечный нашей семьи.

— Что?.. — выдавила я, чувствуя, как мысли начинали лихорадочно скакать, устраивая в голове ярмарку сюрпризов.

— Ой, не могу! — Камилль захохотала так заразительно, что даже пустырь, казалось, откликнулся эхом. — Я и Сильвен? Ты серьёзно? Да я быстрее сожгу собственную тень, чем полезу в такие... эээ, отношения? Беее, даже думать противно! — Она скривилась так, будто только что случайно проглотила слизняка.

— А мне-то что? — я попыталась звучать непринуждённо, но голос предательски дрогнул. Слова Камилль зацепили сильнее, чем я ожидала, а в её признании о шутке нашлось какое-то странное облегчение. — Так ты говоришь, он подопечный вашей семьи? Твой брат что-ли?

В ответ Камилль сначала сморщилась так, словно ей в рот сунули тухлое яйцо, затем с притворным страданием закатила глаза, закрутила в воздухе воображаемую петлю и с трагическим вздохом «повесилась». Пошаталась, будто её душа уже в руках Корбо на пути к богам, сплелась ногами, словно последние судороги одолели, и рухнула на землю с таким звуком, будто ей за это ещё и заплатят. Валялась, высунув язык и подёргивая ногой, как будто даже смерть решила поиграть с ней в прятки.

— О, Великий Корбо, благодарю Тебя, что он мне не брат! — воскликнула Камилль, выдержав трагическую паузу, а затем сложила руки в молитвенном жесте. — Даже страшно представить, каким он был бы, будь мы роднёй по крови. Будучи подопечным, он ещё старается держать лицо — из вежливости к моим родителям, небось. А будь родным братцем, то узнала бы я, что такое истинное мучение с детства!

Смех прорвался сначала у Камилль — звонкий, искренний, с лёгкой хрипотцой, которая появлялась, когда она действительно веселилась. А потом и у меня — сначала сдержанный, чуть удивлённый, будто я не поверила, что умела смеяться вслух, а потом — по-настоящему, от души. Смех сбивал дыхание, скручивал в животе, и всё же был таким лёгким, будто забирал с собой всё напряжение последних дней.

— Вставай, актриса, — фыркнула я, протягивая руку .— А то брошу тебя прямо здесь.

Камилль всхлипнула сквозь смех, схватилась за мою ладонь и, кое-как поднявшись, с важным видом принялась отряхиваться от пыли, хлопая себя по одежде так, будто за одно представление успела прокатиться по всему пустырю.

— Ужас! Где же мой слуга с серебряной щёткой? — театрально упрекнула она непонятно кого, вытряхивая песок из рукавов. — Дорогой папа́ не одобрил бы мой видок.

— И как же мне следует тебя величать, юная мадемуазель? — с лёгким сарказмом бросила я в ответ, не ожидая, что у Камилль на этот счёт был вполне серьёзный ответ.

— Хм, слуги зовут меня «ваше благородие» или «молодая госпожа», в обществе — Камилль де Лилль, в башне просто Камилль, а вот Сильвен, будь он не ладен, называет меня мартышкой. Так что зови, как все — Камилль.

— Ты серьёзно? — я недоумённо прищурилась, снова прикрываясь от ветра, который, похоже, в этот раз решил вбить в меня всю пыль пустыря сразу. — Признаюсь, иногда не понимаю, где у тебя граница между шуткой и правдой.

Я похлопала себя по плечам и груди, отряхивая песок, что налип даже там, куда свет не добирался. Жёлтая рубашка с чёрными вышивками рун молнии медленно, но уверенно превращалась в нечто песочно-коричневое. Благо, брюки были чёрные и грязь им была нипочём.

— Ну да, — напарница также спасала себя от песка. — А что тут смешного? Мой папа́ — вассал торгового города Лилль.

— Воу, погоди! — я выставила руки вперёд, будто пыталась остановить карету, несущуюся на меня с горы. — Я правильно понимаю: ты — рождена в семье торговца, который, между прочим, вассал, то есть уважаемая знатная особа, и при этом ещё и маг огня?

Я покачала головой, с трудом удерживая завистливо-восторженное хмыканье.

— Ты определённо выиграла у судьбы огромный подарок.

— Судьба ли?.. Может, это просто удача мага огня, — подмигнула Камилль с невинным озорством, от которого у меня в голове начинали разлетаться мысли. — Правда, оттого, что и я, и Сильвен — дочь и подопечный — маги, у папа́ в Совете проблем выше крыши. Он ведь часть Великого Совета, но слово его всё чаще игнорируют. Мол, не может быть объективен, коли у него на руках подопечный-телепат и дочь с огнём в руках. — Она пожала плечами, будто речь шла не о политических интригах, а о споре за кусок пирога. — Знаешь, я папа́ и мама́ благодарна. Что поддержали, не заперли, не продали за выгодный брак, а отправили учиться. А уж как Сильвен расписал им ужасы необученного мага огня... там и камень бы расплакался. — Камилль хмыкнула, но в её глазах мелькнула искренняя грусть. — Да вот только их доброта и благородство им же боком и выходит. Ну откуда им было знать, что порученный им младенец вырастет и проявит телепатию? А их родная девочка магом огня станет? Это ведь не сразу проявляется. — Она пожала плечами. — А сами они только и делают, что отправляют Сильвена на государственные задания. Я про Совет говорю. Ты же помнишь, он — единственный из всех телепатов, кто ещё не сошёл с ума. Честно говоря, я бы на его месте тоже стала бы злой и сварливой. Представь, сколько скверны ползёт в его голову, когда он ходит по императорскому дворцу?

Мы шли вперёд, и, признаться, я уже не была уверена, что действительно искали несчастных крыс. Камилль говорила — без спешки, без привычной шутливости, и я жадно ловила каждое слово. Не перебивала, только внимала. В её рассказах открывались не только новые грани её самой — упрямой, искренней, свободной девушки — но и того, о ком я до сих пор думала с раздражением и обидой.

— Мне казалось, что никто в империи не знает о магии телепатии, — встряла я, не до конца понимая, как вообще работала система, в которой я варилась.

— Да, кроме обитателей Башни Стихий и Совета, — Камилль вздохнула, и голос её впервые за всё время потускнел. — И я бы солгала, если б сказала, что это не из-за моего папа́. — Она пнула ногой камешек, как будто хотела выбить из земли собственные сомнения. — Знаешь, иногда я думаю, лучше бы он тогда промолчал. Не стал рассказывать всему Совету о магии Сильвена, о его телепатии... Жилось бы ему проще. И нам тоже, — голос Камилль стал тише, серьёзнее. — А тот вроде бы и смиренно служит, но не потому что хочет. Скорее потому, что считает себя обязанным. Но благодарность ли это? Или цепь, выкованная из вины и долга? Он сам её на себя накинул. Папа́ и мама́ твердят ему, что он ничего не должен, что несмотря на его отказ официально войти в семью, мы всё ещё близкие люди... Но он всё равно служит. И ведь мы все понимаем почему. Если он, такой редкий и полезный инструмент для Совета, вдруг перестанет им подчиняться... то карьера моего папа́ рассыплется. Вот Сильвен и пытается на двух стульях усидеть. Ты не подумай, Архимаг, конечно же знает о всей ситуации, ведь силу других телепатов всегдаа старались не раскрывать, ведь тогда она потеряет смысл. Но вот от того папа́ мой, удивлённый новой магии и взболтнул. Но легче от этого не становится.

Сильвен...

От слов Камилль он стал казаться мне многогранным до невозможности — как зеркало, разбитое на тысячи кусочков, каждый из которых отражал нечто своё. И чем больше я слушала, тем отчётливее понимала, что не все из этих отражений — злые или равнодушные. Некоторые были... удивительно человечными.

— Ужасно это признавать, но он, оказывается, не так уж и плох, как мне казалось, — пробормотала я и, не раздумывая, положила ладонь на плечо Камилль. Просто, чтобы быть рядом.

— Знаешь, он хоть и не брат мне, но иногда заботится так, что... аж жутко. И мило. Правда, делает всё это, словно шпион. Среди магов делает вид, что впервые меня видит, а если и узнаёт, то только как «мартышку». — Камилль закатила глаза с таким драматизмом, что любой актёр бы позавидовал. — Но ты же знаешь, маги огня... мы хоть вспыльчивы и удачливы, но с телом у нас беда. Болезни липнут, как прилипалы, слабость — вечная спутница. — Она замолчала на миг, подбирая слова, и голос её стал глуше. — У меня всё обострилось, как только магия проснулась. Я худела прямо на глазах. Ела за троих, а вес только убывал. Пламя... оно будто выжигало меня изнутри. Как паразит. Горело в ладонях, жгло тело, жрало силу физическую. И я уже не я была. Просто кости, обтянутые кожей. В какой-то момент... я стала похожа на скелет. Слабый, обозлённый скелет, который ненавидел весь мир. Так вот угадай, кто тогда приносил мне супчики? Правильно. Сильвен. Просто сидел рядом, если слышал, что совсем плохо, или оставлял еду, если я не хотела его видеть. Знал, когда надо быть, а когда — уйти. Тогда то я и поняла, что его колкости и шутки, пусть и жестокие временами, это такая у него изощрённая форма проявления привязанности.

Камилль посмотрела куда-то мимо меня — в прошлое, в пустую даль.

— Может, ты поговоришь с ним? — осторожно выдохнула она, и в её голосе прозвучало нечто, похожее на надежду. Я бы назвала это заботой. Но отчего-то мне казалось, что не обо мне. — Я ведь знаю, он тебя «белкой» прозвал. А это, между прочим, у него почти признание. Он так шутит только про тех, кого... ну, скажем, не хочет убить взглядом.

— Вы что, сплетничали обо мне? — прищурилась я, но без особой злости.

— Сплетничали? Да ты с ума сошла! — Камилль закатила глаза. — Представь: он такой входит в мои покои, садится, закладывает ногу на ногу и доверительно начинает: «Камилль, я хочу поговорить о чувствах». Да такое даже во сне не приснится! Я услышала прозвище, когда подслушивала его с Сержио за разговором в столовой. — Она пожала плечами, как будто это самое обычное дело. — Они твою болезнь обсуждали, после той истории с зельеварами. И Сильвен так ненавязчиво бросал: «белка эта неугомонная как себя чувствует»? А ты помнишь, что он и сам прекрасно знал ответ на свой вопрос, ведь он телепат? Ему не нужно спрашивать!

— Он... говорил об этом?

Камилль кивнула, уже без улыбки.

— Не просто говорил. Волновался. Ну, по-своему, конечно. Как он умеет — с каменной физиономией и тоном, как у палача. Но... волновался.

Кажется, даже земля под ногами вздрогнула от тяжести слов напарницы. Они упали на меня тонкой сетью, в которой запутывались мои мысли и чувства. Он обсуждал... мою болезнь? С Сержио? Что ещё они успели обсудить за моей спиной?

— Софи... — Камилль на мгновение остановилась, заметив, как эти слова отразились удивлением на моём лице. — Он ведь просто беспокоится.

— Знаешь, — я выдохнула через силу, — он так много беспокоится... что забывает сказать хотя бы пару слов мне самой.

Или не показалось. Земля действительно дрогнула.

Что-то было не так...

Хрясь! — словно кто-то хлестнул гигантским кнутом между мной и Камилль.

Почва под ногами сжалась в судороге и треснула, распахиваясь внезапно — словно пасть чудовища, решившего проглотить нас целиком.

— Осторожно! — вскрикнула я, бросаясь в сторону. Ветер, взметнувшийся из чрева земли, хлестнул по лицу так, будто пытался наказать за все грехи разом, а пыль мгновенно набилась в рот и нос. Камилль закрутилась на месте, махая руками, словно собиралась взлететь, и лишь чудом устояла на ногах. Разлом проявился между нами, оставив напарницу на другой стороне — целую, но растерянную.

А вот мне повезло меньше.

Трещина в земле росла, да ещё и ветвилась, как злобный корень старого дерева, которому вдруг вздумалось поиграть в салочки. Причём исключительно со мной. Как будто земля решила устроить тест на выживание и посмотреть, насколько у меня хорошая координация.

Пришлось скакать — влево, вправо, по диагонали и обратно, как бешеная белка по веткам. Белка... Ну почему белка?!! Под ногами хрустели мелкие камешки, трещины тянулись, шипели, как змеи, и захлопывались, почти хватая меня за пятки.

Камилль, всё это время, стояла как вкопанная и хлопала глазами, явно пытаясь решить, стоит ли паниковать или уже поздно.

Я споткнулась о корень, которого, по идее, там и не должно было быть, и с глухим треском плюхнулась на копчик. Какого Святого Корбо творилось? Трещины в земле тянулись ко мне, будто сама природа вываливала на мои ноги всю свою злобу. В панике я поползла назад, хватаясь руками за шершавую почву, когда вдруг уткнулась в что-то твёрдое — камень прямо за спиной. Запечённый жабий хвост под медовым соусом, что делать!

— Камилль! — вырвалось у меня от отчаяния и страха. Ещё миг — и земля проглотила бы меня, а затем раздавила!

Но тут моя напарница, словно играя на невидимой арфе, взмахнула руками и создала три огненных шара, метнув их в сутулого мужика, которого я и вовсе не заметила за своими прыжками. Правда, шары так и не достигли цели — перед ними выросла земляная стена, принявшая удар на себя.

В тот момент, глядя на Камилль, я вдруг вспомнила — она не просто шестнадцатилетняя мадемуазель с горой нарядов и почётом семьи. Нет, она — опытная магичка, воспитанная с детства в искусстве управления стихией, закалённая и готовая к бою в любой миг, в отличие от меня, которая сидела на земле, поддерживаемая камнем за спиной, но не собственной силой духа.

А что за враг вообще на нас напал? Маг земли? Да разве такое возможно?

Камилль стояла в боевой стойке, руки уверенно вытянуты вперёд, готовая в любой момент ринуться в атаку. Её магия — это не только огонь, но и непоколебимая воля, которую невозможно сломать. Да, я видела это в ней сейчас: в силе её тела, которое быстро собралось и устойчиво стояло на непокорной нам земле, во взгляде, что, как ястреб, следил за каждым движением противника. И в моём сердце тихо, но непреклонно вспыхнула уверенность: с такой напарницей даже смерть — всего лишь очередное испытание.

Шух.

— Камилль! — вновь закричала я, бросаясь к ней.

Мага огня смыло земляным цунами — вот так просто гигантская волна, поднявшись за доли секунды, накрыла её и поглотила. Ни шанса, ни капли надежды на спасение.

А я стояла, словно зачарованная, наблюдая, как сутулый мужчина в зелёном балахоне, хромая и бормоча себе под нос что-то непонятное, направил руки в мою сторону. Камни под ногами зашевелились, задрожали, и я ощутила знакомое, гнетущее чувство — опасность.

Шаг за шагом я отступала, отпрыгивая в случайные стороны, лишь бы не стоять на месте, наблюдая, как из земли вырастали каменные цепи и тянулись ко мне, пытаясь схватить. Это была та же самая ловушка, что Филипп однажды применил ко мне, когда я сорвалась в кабинете гранд-мажа. Возможно, именно этот опыт и интуиция помогали мне не попадаться. До поры до времени.

В пальцах взорвалась молния — хрупкая, но жизненно необходимая сейчас. Времени сомневаться не было, и я неловко, но решительно направила её в цепи, пытаясь сдержать их рост.

Но мысли неотступно возвращались к Камилль — она была погребена под землёй, и каждая секунда промедления могла стать для неё роковой.

— Кто ты такой? Зачем нападаешь? — голос дрожал от ужаса и непонимания.

Почему маг земли, один из наших, вдруг стал врагом? Разве это нормально — когда свои обращали магию против своих? И почему именно я оказалась мишенью его гнева?

Ответов не было. Мужчина в капюшоне сделал широкий взмах рукой — и каменные цепи посыпались на меня со всех сторон. Две я отбросила, но остальные шесть сжались вокруг меня, обездвиживая и обезоруживая.

Противник медленно пошёл ко мне, а я отчаянно пыталась собрать в ладонях молнию — тщетно. Земля уже обвила руки и ноги, перекрывая доступ к силе. Единственное, чего я могла добиться своими попытками, так это взрыва изнутри от перенапряжения.

— Что тебе нужно? — взвыла я, яростно дёргаясь и осознавая безысходность положения. Мужчина остановился в шаге от меня, голос его прозвучал твёрдо и ровно:

— Не бойся. Больно не будет.

Да как же! Обычно после таких слов начинается настоящее пекло. Он протянул руку — и земля вокруг меня стала ползти вверх, создавая кокон, плотный и непробиваемый. И вот уже я по талию была окутана камнями, песком, грязью.

— Что тебе нужно? Почему так? — в глазах моих не было ни капли слёз, вместо этого во мне вспыхнула злость. Хотелось бороться, но как?

Вспышка. Удар. Запах горелой ткани.

Мужчина с глухим гулом рухнул в сторону, сбитый с ног.

А Камилль стояла посреди вдруг возникшего кратера, тяжело дыша. Черный дым клубился вокруг неё чёрным, угрожающим облаком. Она что, порывом огня сорвала собственную ловушку? Вот уж действительно — с головой у неё явно не всё в порядке!

Напарница не собиралась на этом останавливаться. Вынырнув из пепельной дыры, она глубоко вдохнула, наполнила лёгкие воздухом и с диким рыком выпустила пламя — словно настоящий дракон, изрыгающий смертоносное дыхание на врага. Это было одновременно и завораживающе, и пугающе — огонь взмывал в небо, освещая всё вокруг мертвенным светом.

Маг, отвлечённый внезапной атакой Камилль, потерял контроль над своими земляными путами. Каменные блоки рассыпались под моими дёрганьями, открывая путь к свободе. И когда огненный порыв Камилль стал стихать, я, чтобы не терять преимущества, заняла мага земли напором своих молний.

Я помнила уроки Филиппа и советы Шаржеля: маленькие, но меткие разряды, как стрелы невидимого лука, рвались вперёд. Я не пыталась попасть в цель с первого раза — моя задача была ошеломить, запугать, лишить противника возможности действовать и выиграть время.

Маг земли упорно защищался своими каменными барьерами. Он не шел вперёд, но и не осмеливался нападать. Игра превратилась в изматывающую борьбу выносливости — каждый из нас уставал, но никто не сдавался.

Тем временем Камилль стремительно плела новые узлы магии — пальцы её двигались с поразительной скоростью: первый, второй, третий. Но рядом с ней ничего не появлялось. Зато над магом земли кружилась стайка огненных птиц — маленьких, но яростных и злобных, готовых в любой момент броситься на противника.

Но в самый решающий миг враг поймал волну и резко сместился в сторону, заставляя меня целиться в движущуюся цель. Его движения были быстрыми и точными, словно он телепортировался, а не двигался с землёй. Но это ещё полбеды. Из-под ног мага вырвались длинные, тяжёлые земляные щупальца. Эти массивные руки хлестали по земле с грохотом, пытаясь раздавить нас.

Враг явно был куда опытнее нас обеих вместе взятых. Ловко балансировал на своих земляных волнах, словно наши атаки были лишь назойливым чихом, да ещё и умудрился перейти в атаку, загоняя нас в угол. А поняли мы это, когда столкнулись спиной к спине и вдруг осознали, что пустырь вокруг нас кишит щупальцами, и куда бы мы не рванули, нас раздавят.

Нам его не победить. Тогда что делать?

Каждое движение мага сотрясало землю, разрывая почву на клочья, взращивая всё новые и новые щупальца, разбрасывая вокруг десятки острых осколков камня, которые впивались в наши тела. Я прикрыла лицо, стиснула зубы, но боль прорвалась криком из моего горла. Камилль, судя по дрожащей спине, не была в лучшем положении.

Тень над нами сгущалась, и пришлось таки заглушить боль, собрать остатки сил и оттолкнуть Камилль в сторону, а самой отскочить назад. Щупальце, поджидавшее меня за спиной, я отбила резким разрядом молнии. Казалось, уже можно было помочь напарнице, но осколки камня, вонзившиеся в ноги и живот, начали медленно, но верно проникать глубже, жгуче впиваясь в плоть.

Мне пришлось отвлечься и с усилием выдернуть осколки, иначе они разорвали бы меня изнутри. К счастью, живот пострадал не сильно, а вот нога требовала немедленной заботы. Но даже в этот момент на меня уже обрушилась новая порция цепей.

Вниз!

Я успела увернуться, потеряв из виду Камилль. Когда же снова встретила её взгляд, глаза её пылали безумием, а вокруг вновь кружились огненные птицы. Она была словно ожившее нутро самой земли, дышащее жаром и клубящимся дымом.

Молнии в моих пальцах тоже пульсировали, ревели, хотели вырваться наружу и жаждали отомстить. Они словно чувствовали настрой напарницы и стремились присоединиться к ней в борьбе. Я не стала сопротивляться. Доверилась себе и магии в моих руках. Не целилась. Просто метала хаотичные заряды, заставляя стены из земли трещать под натиском моего гнева. Камилль рванулась вперёд, выпуская своих маленьких огненных хищников, жаждущих крови.

Маг земли взревел и вонзил кулак в почву — мгновенно взметнулась волна камней и песка, снова раздирая наши тела на части. Только непробиваемая сила воли, которую я по крупицам собрала со всего тела, не позволяла мне рухнуть без боя.

Кровь — моя, Камилль, мага земли — всё смешалось в этом безумном танце разрушения, оставляя на сердце горький привкус бессилия. Я не знала, о чём думала Камилль, и уж тем более не понимала, что происходило со мной, когда в порыве отчаяния она выпустила очередную стаю огненных птиц на врага, а я, вместо того чтобы поддержать её, метила прямо в этих созданий.

Что может огонь и молния против каменной стены земли? Ничего, если не действовать вместе, если не слиться в единое пламя и гром, чтобы сломать эту неприступную твердыню. Только объединив силы, мы могли надеяться на победу.

Камилль замерла, вцепившись руками в обожженную землю, не отрывая глаз от этого небесного зрелища. Моя молния — тонкая, как игла, быстрая, как змея — не срезала огненных птиц, как я ожидала, а проникли в них, словно в пустые сосуды, и тогда птицы вспыхнули изнутри.

Яркое, зловещее жёлтое ядро забилось в груди каждой, набирая силу и ярость. Птичье щебетание, созданной треском молний в них, перешло в оглушающий, почти человеческий визг. Всё произошло за одно короткое, но мучительно долгое мгновение — и я знала, этот момент останется в памяти навсегда.

Птицы взмыли в небо, слившись в ураган света и гнева, который с грохотом обрушился на земляную стену мага. Земля задрожала и сразу же треснула. Преграда развалилась, закружив вокруг мага клубы пыли. Птицы исчезли, но на месте каждой ещё оставались взрывные сердцевины молний, которые ослепляли противника. А затем, взрываясь от перенапряжения одна за одной, ударной волной отбросили врага назад.

И сейчас... сейчас был наш шанс.

— Софи!

Я уловила зов напарницы и сразу поняла, что делать. Без лишних раздумий Камилль начала плести огненный шар — яростный, пылающий, созданный лишь для того, чтобы жечь и разрушать всё на своём пути. Шар рос с каждым её движением, становясь всё больше — скоро его размеры превзошли наши собственные.

В этот момент я выпустила в самое сердце этого огненного безумия свою молнию — маленькое, но свирепое ядро, мгновенно разожгло взрывную мощь пламени.

Но маг, этот проклятый земляной змей, не растерялся. Пока мы создавали оружее невиданной мне мощи, враг погрузил себя в землю.

И всё же, вряд ли это способно было его спасти.

— А теперь что?! — взвизгнула Камилль, пытаясь удержать эту огненную... вещь. Эдакую магическую штуку на грани срыва, которую теперь пришлось удерживать, чтобы она не зажарила нас же первыми. Шар пульсировал, дрожал, трещал и угрожающе посвистывал — настоящая огненно-молниеносный котелок, крышку с которого вот-вот сорвёт.

Внутри огненной стихии молния билась в неистовстве, рвалась наружу, разбрызгивая разряды в разные стороны. Дикая, необузданная буря, яростное и непокорное чудовище сожжёт нас обеих заживо.

— Не удержу! — прошептала Камилль сквозь стиснутые зубы, и в этот миг я поняла — держаться бессмысленно.

— На счёт три? — хрипло предложила я. Когда не знаешь, что делать — считай до трёх.

— Раз! — вырвалось из неё с болью и решимостью.

— Два! — выдохнула я, чувствуя, как от напряжения волосы стали дыбом, а мозг медленно сполз в пятки.

— ТРИ!!!

И мы рванули. Со всех ног и с полным отсутствием достоинства. За спиной раздавался хрипящий вой шара, словно он негодовал, что его оставили одного. А мы прыгали, спотыкались, цеплялись за всё, что могло отдалить нас от опасности, которая ещё сдерживалась, но недолго — ровно столько, сколько нужно было судьбе, чтобы посмеяться над нами.

Взрыв мог бы услышать весь Шатодор — мощный, ревущий, словно сам гнев небес сорвался на землю. Волна пламени и молний догнала нас в прыжке, сбила с ног, отбросила, как тряпичные куклы. Удар был оглушающим: всё сразу стало белым, потом чёрным, потом — пустота. В ушах стоял звон, а в носу — запах палёной кожи.

Я не сразу поняла, что лежала на спине. Небо над головой дрожало, как будто и само не вынесло того, что произошло.

— Камилль...? — попыталась я позвать, но из горла вырвался только сип.

Резкий вдох пыли. А дальше — тьма.