Под небесами

Рим, клуб «Тишина» и окрестности

Тихие комнаты представляются Блейку чем-то стереотипным, похожим на картинку из «Пятидесяти оттенков серого». Однако на самом деле внутри всё иначе. Стены выкрашены в тёплый бежевый, широкая кровать застелена мягким пушистым пледом.

На одной из стен установлено нечто вроде панели, аккуратно прикрытой дверными створками. За ними — столько секс-игрушек, что глаза разбегаются. Но, опять же, на виду — совсем ничего.

— Господи, — Блейк ненадолго стягивает маску, жадно вдыхает прохладный воздух. Вентиляция тут явно отличная, и система охлаждения тоже на высоте. — В этой штуке невозможно дышать.

Лицо у него вспотело, будто после долгой пробежки, волосы прилипли ко лбу и щекам. Блейк не то чтобы очень брезглив — в Поднебесье невозможно остаться брезгливым, — но это ощущение, пожалуй, по-прежнему вызывает у него невыносимое отвращение. В том числе и поэтому его неизменно радует работа где-нибудь в Скандинавии, а от мысли, что придётся лететь, скажем, в Марокко, становится мерзко заранее.

— Дыши глубже, Блейки, пока можешь, — невесело усмехается Гарсия. — И говори тише.

Она прижимается к стене ухом, силясь расслышать хоть что-то из соседней комнаты, где скрылись Сальваторе Инганнаморте и его спутница. Тщетно: не зря их предупреждали о хорошей звукоизоляции.

— Придётся вламываться.

— В любом случае пришлось бы, — пожимает плечами Блейк.

Гарсия, помедлив, стаскивает комбинезон. Тот поддаётся с огромным трудом: носить кожаные вещи в такую жару подобно самоубийству. К тому же под него Гарсия ещё надела топ и шорты — знала, что придёт пора избавиться от маскировки. Она оставляет только кошачью полумаску, чтобы никто не узнал её в лицо. Впрочем, будет ли от этого толк? Блейк очень сомневается.

Сам он с некоторым сожалением скидывает пиджак и жилет. Вещи, бесспорно, чертовски хороши, но если придётся драться, легче делать это в одной рубашке. От ошейника он тоже избавляется — оставляет лишь цепь и наматывает на руку.

— Давай скорее, — Гарсия, нетерпеливая и порывистая, как всегда, стаскивает с него вторую кобуру с пушкой и затягивает на поясе. — Чёрт, без оружия чувствуешь себя голой.

Блейк только фыркает. Её короткие шорты и топ можно назвать одеждой с очень большой натяжкой — скорее уж комплектом нижнего белья. Но шутить на эту тему, особенно после того, как она доверила ему свою историю, как-то нечестно. Тем более что он прекрасно знает: Гарсия ненавидит настолько откровенные вещи. Просто на сей раз у неё нет выбора.

Впрочем, «без оружия» — сильно сказано. Даже под обтягивающим комбинезоном Гарсия умудряется протащить несколько метательных ножей на тонких ремешках. Она перевешивает их поудобнее, и Блейк как завороженный смотрит на чёткие, детальные отпечатки ножей на смуглой коже. Ему как-то доводилось видеть похожую серию фотографий — выглядело чертовски стильно и горячо. Но кожа у той модели была бледная, почти прозрачная. На такой отпечатается что угодно. А вот Гарсия...

Лучше бы не думать об этом.

— Пошли, — кивает она. — Только маску не забудь.

Соседняя комната заперта, но прочной дверь не назовёшь — видимо, в «Тишине» всё-таки не ожидают угрозы. Блейк высаживает её парой мощных ударов, врывается внутрь и едва успевает за руку дёрнуть Гарсию в сторону.

Сальваторе, конечно, не идиот — наверняка он достал пистолет, когда Блейк ударил в первый раз. Пуля чудом не врезается Гарсии в лицо. Хорошо, что реакция у неё воистину кошачья, да и сам Блейк вовремя сориентировался...

— Ах ты мразь, — выдыхает Гарсия.

Блейк едва успевает заметить, как её пальцы касаются ножей — а в следующий миг несколько серебристых молний поочерёдно вспыхивают в бежевой комнате. Цели достигают только две, но для начала хватит и этого. Один нож вонзается Сальваторе в плечо — почти туда же, куда Лоренцо ударил саму Гарсию. Второй попадает в бок. На белоснежной рубашке расплывается пятно, которое при каждом неосторожном движении, кажется, становится только больше. Плохое ранение. Опасное. Лоренцо не спешит вынимать нож, чтобы не сделать хуже, но кровь всё равно течёт.

Гарсия хватается было за пушку, но тут их оглушает визг — истошный, пронзительный, он режет слух так, что становится невмоготу. Визжит, конечно, спутница Сальваторе в розовом боа. Забивается в угол за кроватью, обхватывает себя за плечи, раскачивается из стороны в сторону.

Разумеется, у несчастной истерика — чего тут ожидать...

— Уймись уже, — сквозь зубы цедит Сальваторе.

Он стреляет снова, и визг обрывается.

Не то чтобы Блейк особенно беспокоился насчёт сопутствующего ущерба. Ему доводилось пускать в расход десятки людей, которые никак не относились к делу, и после его не особенно мучили угрызения совести. Но то хладнокровие, с которым Сальваторе пускает пулю в голову влюблённой в него женщины, на миг... нет, не обескураживает — но всё-таки немного удивляет.

С другой стороны, смог бы Лоренцо Инганнаморте забраться столь высоко без таких брата и сестры? Едва ли. Очевидно, они укрепляли позиции семьи не ласковым словом.

Блейк и Гарсия пытаются загнать его в угол, но выходит так себе. Сальваторе отстреливается, а прятаться в комнате особо не за чем — вот и уворачивайся как знаешь, танцуй, пока случайная пуля не отправит тебя в преисподнюю.

Порхай как бабочка, жаль, что ты из Поднебесья.

Наконец движения Сальваторе становятся медленнее, и это нельзя не заметить. Он потерял много крови — почти вся рубашка пропиталась, — но по-прежнему держится на ногах. Однако Блейк уверен: это ненадолго. Похоже, Гарсия так удачно метнула нож, что зацепила что-то из внутренних органов. Человек послабее Сальваторе сдался бы намного раньше, а этот... Что ж, похвально.

Гарсия вдруг оказывается до боли близко — её лоб мог бы коснуться подбородка Блейка, — вскидывает голову, смотрит прямо в глаза. Она улыбается безумно и широко, и от этого почему-то теплеет на душе. Возможно, потому, что именно в такие минуты Блейк как никогда ясно понимает: она в своей стихии, и ей хорошо.

Это правильно. После всего, что с ней произошло, Гарсия больше других заслуживает, чтобы ей было хорошо.

— Добей его, Блейки, — сипло говорит она. — Он твой.

И откуда только подобное великодушие?

Впрочем, об этом он подумает позже; сейчас главное — отправить Сальваторе Инганнаморте на тот свет.

— Быстрее, — торопит Гарсия. — У нас там зрители.

Блейк оборачивается: и правда, зрители. Визг спутницы Сальваторе привлёк ненужное внимание. К ним никто не решается подойти — явно опасаются попасть под пули, — но время от времени в пустом дверном проёме нет-нет да и мелькает любопытное лицо.

Удивительно, что даже охрана не пытается вмешаться. Или не особо и удивительно? Скорее второе: едва ли Сальваторе набрал в свой клуб таких же убийц, как он сам. Должно быть, считал, что никто не посягнёт на его жизнь здесь, в стенах «Тишины».

Или был уверен, что после того, как семья Инганнаморте поладила с другими семьями, враги у них перевелись. Большая ошибка.

Сальваторе наводит на Блейка пушку, жмёт на спусковой крючок раз, другой — и его лицо искажает гримаса отчаяния. Магазин безнадёжно пуст. Он отбрасывает пистолет, принимает боевую стойку. В руке у него будто по мановению волшебной палочки появляется нож, чем-то похожий на любимый нож самого Блейка.

Что ж, тем интереснее.

Сказать по правде, Блейк успел затосковать по хорошему ножевому бою. Гарсия никогда не отказывалась драться с ним, просто чтобы выпустить пар, однако... Когда ты работаешь на Поднебесье и привык, что любой поединок заканчивается летально, самое сложное — не доводить дело до трагичного финала.

К сожалению, здесь Сальваторе оказывается... не новичком, нет — но недостаточно хорошим бойцом. Блейк предугадывает каждое его движение, и это так просто, что даже раздражает. Пару раз он делает вид, что не понимает, как собирается действовать Сальваторе, подпускает его слишком близко — а потом в последний момент парирует удар.

Как там говорят? С паршивой овцы хоть шерсти клок.

— Я дам вам денег, — говорит Сальваторе, понимая, что загнан в угол. — Сколько вам нужно? Миллион, два? У меня есть, правда, я...

— Нам нужен только твой брат, — Гарсия облокачивается на стену, рассматривает его, точно бабочку, пришпиленную булавкой к ткани. — Где его найти?

— Лоренцо сам вас найдёт.

— Лжёшь, — фыркает она. — Будь это так, Лоренцо уже прибежал бы сюда с кучей вооружённых ублюдков. Что-то я тут никого не вижу.

Блейк наклоняется к нему. Сальваторе, в момент растерявший весь свой лоск, кажется сейчас обычным офисным клерком — с той лишь поправкой, что рубашка и брюки на нём дороже, чем годовая зарплата любого такого клерка. Глаза у него бегают, верхняя губа дрожит, обнажая слишком крупные передние резцы. Надо же, столько бабок — а зубами заняться и не подумал... Издали они выглядели светлее и ровнее.

— Хорошо, хорошо... — выплёвывает вдруг Сальваторе. — Я скажу! Валле-д'Аоста, чёрт подери, вот куда он поехал!

— Барская крепость?

— Вам туда никогда не попасть, уёбки, поганые чудовища, чтоб вам...

Речь Сальваторе переходит в неразборчивое бульканье, когда Блейк привычным движением перерезает ему горло. Тело, из которого вытекает жизнь, оседает на пол. Сказать по правде, Блейк представлял этот момент совсем иначе — они с Гарсией привыкли работать по-другому. Вкладывать всю душу в процесс, как говорится.

Непрошеное воспоминание вспыхивает в сознании почти сразу: вот они вдвоём смешиваются с толпой зевак, чтобы со стороны взглянуть на результат своих трудов. К заграждению из колючей проволоки подвешен мужчина — сейчас Блейк и не помнит, как его звали. Поза убитого отсылает к распятому Христу.

А вот Блейк и Гарсия подходят ближе, копы теснят их в сторону с гневными окриками, но он всё-таки успевает услышать, как прибывший на место преступления детектив бормочет: «Библейская, блядь, картина». Слышит и Гарсия — и нехотя вталкивает в кулак Блейка мятую двадцатку. Именно на эту фразу они и спорили.

Отличное было время. Если бы не Эдриенн с её проклятым Рембрандтом...

Когда они выходят из комнаты, «Тишина» кажется мёртвой — ну и ирония, в самом-то деле. Кое-кто из посетителей сбежал, другие явно попрятались. Не видно и охранников. На входе Блейк насчитал всего двоих, и они наверняка решили не связываться с двумя чужаками, которые пришли сюда с весьма конкретной целью.

Но нашёлся всё-таки храбрец, который вызвал полицию: стоит оказаться за пределами клуба — и Блейк тут же слышит вой сирен. Машина — и не факт, что одна — довольно близко, поэтому он ускоряет шаг, и Гарсия следует его примеру.

Остаётся лишь порадоваться, что весь Рим состоит из нескольких широких светлых улиц, так любимых туристами, и многочисленных тёмных улочек, будто бы предназначенных для того, чтобы скрываться там от любопытных глаз. Блейк быстро косится на Гарсию: даже перейдя на бег, она дышит ровно, размеренно, и от недавней безумной улыбки нет и следа.

Это умение в любой момент предельно сосредоточиться, даже если ещё минуту назад она заливалась хохотом за столом, сплошь уставленным выпивкой, восхищает до невозможности.

Наконец вой сирен стихает — значит, клуб «Тишина» достаточно далеко и им ничто не угрожает. По крайней мере, сейчас. О том, что ждёт совсем скоро, лучше даже не задумываться.

— Барская крепость, — задумчиво произносит Гарсия снова. — Там же вроде какая-то туристическая хрень?

— Да, два музея. Полно других развлечений.

— Сомневаюсь, что этот мудак просто решил смешаться с толпой.

— Я тоже. Наверное, сунул администрации денег, чтобы они прикрыли лавочку на какое-то время, — пожимает плечами Блейк. — С его средствами это не так чтобы сложно.

— В этом есть стиль.

Последнее Гарсия произносит где-то на грани восхищения и раздражения. Восхищения — потому что ей нравятся красивые жесты, эпатажные выходки. Не применимо к ней, упаси бог. Но это как смотреть на дом, объятый пламенем: зрелище жуткое, однако взгляд отвести не получается.

Раздражения — потому что им снова придётся куда-то ехать. Блейк достаёт телефон, быстро вбивает маршрут.

— Семь часов на машине, — говорит он. — Выедем с утра. Сейчас надо найти Мишеля с Анорой и... Да, пожалуй, отдохнуть и поесть.

— Мы только что ужинали.

И правда. Но Блейк после всего, что произошло в «Тишине» чувствует себя опустошённым — и морально, и физически. Почему-то смерть Сальваторе Инганнаморте не приносит ему удовлетворения. Это неприятно: за столько лет работа на Поднебесье не превратилась для него в рутину, а здесь... Здесь всё вышло совсем иначе.

Впрочем, чёрт бы с ним — остаётся Лоренцо, а он, пусть и слабее брата и сестры, явно более изворотлив. Уже смылся в горы, смотри-ка ты. Барская крепость — надёжное сооружение, да ещё и стоит прямо на скале. Пройти к ней можно только по узкому мосту. Хороший снайпер снимет их ещё на подлёте.

Интересно, хороший ли снайпер из Лоренцо? Как минимум неплохой, иначе бы он так долго не прожил.

Хотя после того, какой посредственностью в бою на ножах оказался Сальваторе, лучше быть готовым к чему угодно. В том числе и к разочарованию.

— Знаешь, — говорит вдруг Гарсия, — я думала, что всё будет по-другому. Сейчас как-то... не так, что ли.

Если бы её не существовало — стоило бы придумать. Такая воображаемая подруга заткнёт за пояс любого призрака собственноручно убитого отца. Но Блейку, к счастью, не пришлось лишний раз напрягаться.

Оно и к лучшему. Всё же галлюцинации — явный признак того, что с башкой у тебя не всё в порядке.

— Не так, — соглашается он. — Ну и ладно. Разберёмся с Лоренцо — и это дерьмо закончится. Всё будет нормально, Венди.

Гарсия ничего не отвечает.

***

Деревня Бар, Валле-д'Аоста

Новость о смерти Сальваторе Инганнаморте немного поднимает Мишелю настроение. Немного — потому что он тоже обязан поделиться новостями, а это значит, что придётся рассказать охуительную историю, которую ему поведала Анора. Сказочку про Оливию Беккер и то, как она, оказывается, всё это время растила маленькую машину для убийств.

Впрочем, от необходимости открывать рот лишний раз Анора его избавляет. Заплаканная, с покрасневшими глазами и опухшим носом, она тем не менее выкладывает Блейку и Венди правду — но всё-таки съёживается под двумя внимательными взглядами, полными, с одной стороны, понимания, с другой — гнева.

— Пиздец, — только и говорит Блейк.

— Пиздец, — вторит Венди.

Она не столь сдержанна, как напарник — успевает шагнуть в сторону Аноры, занести руку для удара... Лишь в последний момент Блейк перехватывает её запястье.

— Ты мне нравилась! — лицо у Венди искажается гримасой неприязни и к Аноре, и к самой себе. — Mierda, ты мне правда нравилась! Нельзя же так радостно глотать любую брехню, которую тебе выдают!

— Я была ребёнком, ты же...

— Да насрать! Критическое мышление, слыхала о таком, chiquita?!

— Венди, — вмешивается Мишель. — Пожалуйста, прекрати. Важно не то, что было тогда. Важно, что мы сейчас будем с этим делать.

Она хмурится и кивает.

Да, вот уж что действительно чертовски важно. Анора, может быть, и его подопечная — но после рассказанного ею оставлять её в их маленькой компании никак нельзя. Во-первых, Мишель не может быть уверенным, что вбитые Оливией принципы не перевесят здравый смысл и Анора не подставит кого-то из них. Во-вторых, кодекс есть кодекс.

Плевать, что сейчас они и сами его нарушают. Дело-то совсем не в этом. Они втроём работают на Поднебесье столько лет, что можно со счёта сбиться. Знают правила так, что разбуди посреди ночи — как на духу выложат, что в их организации строжайше запрещено.

Пригревать змею на груди опасно — пусть она ещё совсем маленькая, эта змейка, и будто бы совсем не ядовитая.

— Мы дадим тебе день форы, — наконец говорит Мишель.

Он бросает быстрый взгляд на Блейка и Венди; те, задумавшись на миг, всё-таки поддерживают его кивками.

— День форы? — не понимает Анора.

— Прямо сейчас ты проверишь, что денег у тебя достаточно, чтобы немедленно покинуть Рим, а потом — поедешь в аэропорт. Куда полетишь после, нас не касается. Считай, что следующие двадцать четыре часа с этой самой минуты ты в безопасности.

— А... а дальше?

— Дальше любой из нас убьёт тебя, если увидит, — Мишель надеется, что звучит достаточно безразлично. — Вряд ли нам удастся выпутаться из этой заварушки, но в случае успеха... Что ж, в случае успеха твоё имя наверняка окажется в алом списке. Мы обязаны рассказать всё Небожителям.

Анора рассматривает их троих с таким видом, будто ждёт, что они вот-вот рассмеются, что Венди крикнет: «Ты что, купилась, дурочка? Шутка!»

Но никто не смеётся. Какие уж тут шутки.

— Но я... Мы...

Кажется, что она вот-вот снова расплачется, но этого, к счастью, не происходит. Блейк смотрит на Анору с явным сожалением, Венди — с нескрываемой яростью, которая не выплёскивается наружу лишь потому, что её сдерживают из последних сил. Минувшая ночь была абсолютно, невыносимо поганой для всех и каждого из них, и лучше бы ей наконец закончиться.

Проблема в том, что вот он, рассвет — брезжит над крышами, розовеет, как щёки студенток Оксфорда, которые когда-то провожали Мишеля заинтересованными взглядами, путая его с профессором. Что он забыл в Оксфорде? Как и всегда — работу. Не самую приятную, но чертовски денежную.

Да, вот он, рассвет. Но это ничего не меняет. Пиздец вокруг всё тот же.

— Я понимаю, — после невыносимо долгой паузы роняет Анора. По выражению её лица предельно ясно: ни хрена она не понимает, — но это уже не забота Мишеля. — Мне... Мне жаль, что так получилось.

— И вот ещё что, — Блейк на мгновение меняется в лице. — Я знаю, ты веришь в абсолютный иммунитет... Но, когда Небожителям станет известно о вашем с Оливией маленьком плане, об этом можно будет забыть. За вами отправят всех, кто носит облако. Я не преувеличиваю: всех.

— Тогда что мне делать?

Это звучит совсем по-детски, и Мишель дарит ей улыбку — вымученную и, как хочет верить он сам, вроде бы даже сочувствующую.

— Просто беги. День форы — это много. Мы с Венди сутки спустя уже были бы где-то в самой заднице Африки.

— А... Оливия?

— Это уже как сама решишь.

Больше Блейк не говорит ничего, но слова и не требуются. Анора кивает, закидывает на плечо рюкзак — и быстро, будто бы боится передумать, удаляется от них. Лишь перед тем, как исчезнуть за углом, глядит на Мишеля из-за плеча, чуть развернувшись.

Невероятным усилием воли он заставляет себя не поднять руку и не помахать ей на прощание. Такой жест будет выглядеть как издёвка — нечего добивать девочку, она и так получила сильнее некуда.

— Она неплохо держится, — говорит Венди. — Если учесть, что эта дрянь ссала ей в уши годами, а сейчас у неё весь мир рухнул.

— Она поехала к Оливии.

Блейк не предполагает — утверждает.

— С чего ты взял?

— Представь себя на её месте, Венди. И скажи, что не захотела бы выпустить кишки человеку, который с тобой так обошёлся.

— У неё нет ни шанса.

Скорее всего, Венди права. Оливия Беккер давно отошла от дел, но Мишель помнит, какие ходили о ней слухи — один неприятнее другого. Даже с тем учётом, что она не любит пускать кровь... Да, у Аноры и впрямь нет ни единого шанса против собственной тёти, какой бы гнев ни вёл её на эту битву.

Мишель даже себе с трудом признаётся, что больше всего хотел бы видеть Анору живой. Она совершила огромную ошибку, но он устал терять людей. У него, по сути, и не осталось никого, кроме Катрин. С Анорой можно было бы хорошо сработаться. Девчонка схватывала на лету и могла далеко пойти, а теперь... Теперь её путь лежит прямиком на кладбище.

— Да и плевать, — Венди упрямо поджимает губы. — Не Оливия, так я сама бы её прикончила.

Никто не отвечает. Пользуясь тем, что на рассвете улицы пусты, Блейк привычно вскрывает очередную машину, садится за руль. Глядя на него, Мишель задумывается: не предложить ли выспаться в каком-нибудь мотеле? — но оставаться в Риме слишком опасно. Усталость усталостью, однако после того, что они тут устроили, собраться в городе по их души может вся оставшаяся семья Инганнаморте.

Впрочем, сколько их теперь, этих Инганнаморте?.. Мишель отворачивается, пряча усмешку. То, что он сделал на виа Джулия, по-прежнему вызывает желание забраться под холодную воду и скрести кожу жёсткой мочалкой, пока не выступит кровь — но сейчас, спустя несколько часов, Мишель хотя бы в состоянии признать, что получилось эффективно.

И эффектно, чёрт подери — но это его никогда не интересовало.

Семь часов пути до области Валле-д'Аоста они проводят в таком напряжённом молчании, что даже Венди, которую Мишель обычно видел прямо-таки бессовестно довольной, заметно приунывает. На середине дороги она даже соглашается поменяться с ним местами, послушно перебирается на заднее сиденье. Спустя десять минут оттуда доносится только тихое посапывание, и Блейк, бросив взгляд в зеркало заднего вида, чуть приподнимает уголки губ в намёке на улыбку.

— Ну хоть кто-то из нас отдохнёт, — говорит он негромко.

— И то правда. Кстати... Вы обсудили всё, что хотели?

Блейк даже не успевает скрыть удивление.

— Да брось, — добавляет Мишель. — У вас на лицах обычно всё написано. То есть, конечно, незнакомца вы обведёте вокруг пальца, но меня — вряд ли. И, честно говоря, я рад тому, что вижу.

— Почему?

— Блейк Олдридж, который не строит из себя терракотового солдатика, лишённого чувств — это дорогого стоит.

— Эй! — Блейк посмеивается. — Не то чтобы я правда был терракотовым солдатиком...

— О, правда?

— Иди к чёрту!

Больше всего Мишеля радует, что меньше всего на свете это похоже на беседу двух наёмных убийц с невероятным стажем — скорее на ни к чему не обязывающую болтовню старых друзей. Такие моменты редки и потому особенно ценны. Какая дружба — с их-то послужными списками...

Потеря Аноры — свежая рана, но этот разговор, пожалуй, заполняет дыру сукровицей.

Когда они прибывают в деревню Бар, над которой возвышается та самая крепость, Мишель выходит из машины и на миг замирает, удивлённый. Это место крошечное. Куда меньше, чем он ожидал — и, надо сказать, куда чище.

— Сколько же тут людей... — произносит он растерянно.

— Сто пятьдесят максимум, — Венди выбирается с заднего сиденья с телефоном в руке. — Охренеть!

А с виду и не скажешь, что жителей в деревеньке всего ничего: дома каменные, крепкие, улочки тоже вымощены камнем, причём умело. Обычно в подобных дырах остаются только старики, которые уже не могут работать — здесь же всё явно отстроили не так давно.

Похоже, превращение Барской крепости в туристическую точку принесло плоды. Часть строения отведена под отель, в который уж точно заезжают чаще раза-двух в год. Да и открыть тут музейные экспозиции — идея хорошая. В этой области есть на что взглянуть. Крепость жмётся к Альпам, а история у них чертовски богатая.

— Дальше пешком, — кивает Блейк вперёд. — А потом... Фуникулёр должен работать. Не мог же Лоренцо закрыть вообще всю крепость, да и вряд ли он захочет подниматься на своих двоих...

Да уж, это верно. Каменную тропу наверх, огромную, изгибающуюся, Мишель видит издалека. Даже человек в отличной физической форме взвоет от такого развлечения — что говорить о нём самом... Безусловно, он по-прежнему отлично двигается и способен парой быстрых и точных движений отправить человека на тот свет. Но с возрастом неизбежно чувствуешь, как по капле твоё тело покидают сила и выносливость. Особенно вторая.

Вдоль главной — и, кажется, единственной — улицы они идут тихо, с любопытством глядят по сторонам. Кое-где за шторами мелькают и тут же скрываются такие же любопытные лица. Туристы бывают в деревне Бар слишком часто, но Мишель не сомневается: чем-то они трое всё-таки отличаются от большинства приезжих.

Впрочем, неудивительно. Выглядят они колоритно, особенно Венди в крошечном спортивном комплекте из топа и шорт, которые обтягивают её точно вторая кожа. Хотя сексуального в этом, как ни странно, нет ни на грош. Венди не выглядит героиней порновидео в спортзале — только самой собой, крепко сбитой невысокой женщиной с тяжёлым взглядом и парой десятков шрамов. Под смуглой кожей при каждом движении перекатываются мышцы. В свободной одежде, которую предпочитает Венди, она кажется куда более хрупкой — и, надо полагать, умело этим пользуется. Мишель слышал, что раньше её часто недооценивали.

Хотя она довольно быстро приобрела репутацию больной суки, которой только дай пустить кому-нибудь кровь — а своему или чужому, не суть важно. Пусть Венди, справедливости ради, никогда не переходила черту, за которой Небожители отправили бы её в алый список, некоторые её подвиги хорошо запомнились. Достаточно хорошо, чтобы не любить Венди так же сильно, как Блейка.

Чёрт, эти двое предназначены друг другу судьбой, не иначе.

Когда они проходят по мосту, не сговариваясь, ненадолго останавливаются у каменных перил. Венди чуть наклоняется вперёд, чтобы посмотреть на воду, и присвистывает:

— Ого! А мощное тут течение.

— Как называется эта река? — спрашивает Блейк без особого интереса.

— Дора-Бальтеа. Да и вообще, Блейки, я тебе что, Википедия?

— Ну ты же искала что-то о деревне.

— А ты прокладывал путь! Мог бы заранее навести справки.

Собачатся они по привычке — ну точно супруги, женатые тридцать лет, — и в голосах Мишель не различает ни злости, ни даже раздражения. В другой ситуации это вызвало бы у него умиление, но сейчас в голове только одно: как бы выжить, дьявол побери, как бы вернуться из этой итальянской жопы в целости и сохранности, а после — не угодить под нож Небожителям.

Мишель вглядывается в мутную воду, но Дора-Бальтеа молчит. Она последняя, кого могли бы волновать его проблемы.

Мысль подняться на фуникулёре они с сожалением отбрасывают. Если Лоренцо усилил охрану крепости, взяв своих людей, наверняка всех на входе тщательно проверяют. А их фотографии, естественно, уже лежат в папке с изображениями у каждого, кто работает на семью Инганнаморте. Лучше уж попыхтеть на каменной тропе, чем угодить под обстрел в крошечной кабинке. Выпрыгнуть из неё получится только на камни.

— Как не хочется переться пешком, — вздыхает Венди.

Она выглядит совсем выжатой, пусть и поспала в машине, и на миг Мишелю хочется махнуть рукой, сказать: «Да хер с ним, с этим Лоренцо, давайте где-нибудь отдохнём, а уже потом пойдём за ним».

Но так нельзя.

— Лучше бы утопилась.

Венди по-прежнему ворчит, но ступает на каменную извилистую тропу, ведущую к крепости, первой. В пальцах у неё будто ниоткуда появляется револьвер. Аккуратная штучка, явно дорогая и не то чтобы особенно полезная, когда речь идёт о дальности и точности. Значит, ещё и дорогая как память.

До Венди явно дошло, что она может навсегда остаться здесь, под стенами Барской крепости — иначе она не взялась бы за что-то столь ценное. Интересно, откуда у неё эта миниатюрная пушка? То есть понятно: подарок, но чей?

Судя по быстрому взгляду, который бросает на револьвер Блейк, не его.

Честно говоря, гораздо больше Мишеля сейчас волнует другой вопрос — он даже звучит как нелепая шутка, а обстановка к шуткам совсем не располагает. Но всё-таки слова срываются с губ:

— Венди, боюсь спросить. А где он всё это время лежал?

Блейк громко фыркает. Наверняка думал о том же самом — ведь одежды-то на Венди всего ничего.

— Стоит только на миг подумать, что ты джентльмен, — говорит она, не меняясь в лице, — как ты тут же доказываешь, что обыкновенный мудила.

— Ну извини.

— Думаю, я даже буду скучать по тебе.

По голосу Венди совсем не ясно, пытается она пошутить в ответ или говорить серьёзно. Так или иначе, Мишелю не смешно.

Он тоже будет по ней скучать.