Под небесами

Рим, квартира на виа Джулия

— Ни за что, — говорит Гарсия мрачно. — Я в это дерьмо не полезу. Честно, Блейки, я много всякого перевидала, но... Идите с Мишелем.

Анора всё не возвращается с долгой прогулки по виа Джулия, и они приходят к выводу, что сейчас можно сделать только одно — прикончить Сальваторе Инганнаморте, прежде чем Франческа столкнётся с Анорой. В том, что это произойдёт, никто не сомневается. Девчонке не хватает опыта, и наверняка в слежке она — полный ноль.

Не то чтобы Блейк до конца понимает, зачем Мишель отправил Анору за опытной убийцей.

— Ты же знаешь, он нужен здесь.

— А мне насрать!

Гарсия расхаживает из угла в угол, будто загнанная в клетку хищная кошка. Щека у неё дёргается, уголок рта то и дело нервно приподнимается вверх. В миг, когда она протягивает руку за стаканом воды, Блейк замечает, как дрожат пальцы.

Она и впрямь перевидала много всякого, тут не поспоришь — но всё, что связано с телесностью и сексом, пугает её до трясучки. Поэтому предложение наведаться в клуб Сальваторе выводит Гарсию из себя, и она моментально вспыхивает, будто облитая бензином.

Что с ней произошло, Блейк понятия не имеет — но догадывается, и от этого к горлу подступает тошнота. Он привык считать себя крепким орешком, однако... Чёрт, с Гарсией всё не так, как обычно, и жить с этим он пока не научился.

— Я пройдусь, — деликатно сообщает Мишель.

Всё-таки жизненный опыт не пропьёшь, хотя он, скорее всего, пытался в те годы, когда был свободным человеком. Семь лет, для кого-то бесконечно короткие, Блейку кажутся целой вечностью. Носить облако, но при этом не быть должным Поднебесью, так долго?

Он и представить не может, как это.

Когда за Мишелем закрывается дверь, Гарсия со вздохом садится за стол, прячет лицо в ладонях. Как ни странно, она не плачет: когда несколько минут спустя руки опускаются на столешницу, лицо совсем сухое.

— Венди, — негромко зовёт Блейк. — Мы можем поговорить?

— Не очень-то хочется. Но давай, конечно.

Он осторожно усаживается напротив. В воцарившейся тишине всякий звук, от скрежета отодвигаемого стула до шумного выдоха, кажется оглушающим. Гарсия напряжена до предела. Одно неверное слово — и взрыв неизбежен. Блейк слишком хорошо знает, на что она способна, и противостоять ей не хочется. Безусловно, она не убьёт его — слишком сильно они друг друга ценят.

Но он подозревает, что это «ценят» подразумевает слишком разные чувства для каждого из них.

— Ты читал моё досье.

Она не спрашивает, а утверждает, и это хорошо: любая ложь, которую он позволяет в разговоре с Гарсией, ощущается на редкость мерзко, будто по самую шею погружаешься в бассейн, полный выпотрошенных тел. Сизые внутренности колышутся на поверхности воды, вокруг разносится непрерывное жужжание мух. Вонь, конечно, стоит невыносимая.

— Читал.

— Там написано что-нибудь о том... О том, что было до?

— Я бы так не сказал, — качает он головой. — Упоминается, что ты убила своих. Что какой-то ублюдок изнасиловал тебя. На этом всё.

В этот проклятый момент, будто разговора недостаточно, Блейк бросает взгляд на прихожую и обмирает. Суматоха последних дней не давала ему погрузиться в воспоминания, но сейчас...

Старик стоит в дверном проёме и приветственно машет ему культёй в гниющих лохмотьях. Изъеденные, истончившиеся губы непрерывно шевелятся, и Блейк понимает: призрак что-то пережёвывает. Наконец из прорехи на щеке показывается жирная белая личинка, падает, задевая рубашку.

Блейк готов поклясться, что слышит жадное чавканье.

— Твою мать, — бормочет он едва слышно, но от Гарсии это не укрывается.

— Это он? Снова?

Прежде чем Блейк успевает ответить, она переводит взгляд прямо на Старика. Конечно, Гарсия не может его увидеть — и тем лучше. Она не робкого десятка, однако некоторые зрелища наверняка покажутся мерзкими даже ей.

— Блейки, мне это не нравится, — заявляет она. — Даже не верится, что это говорю, но... Когда всё закончится, давай ты где-нибудь полечишь башку.

— Что?..

На миг кажется, что он ослышался. Подобное ожидаешь получить от Мишеля, но никак не от Гарсии — женщины, которая являет собой такое количество травм, что можно сойти с ума, пока их перечисляешь.

— Ну, я хотела бы и дальше работать с тобой, hijo de puta, уж пойми правильно, — слова даются ей тяжело, будто застревают в горле. — А этот урод... Нехорошо видеть кого-то, кто невидим для других, врубаешься?

Для неё сказать: «Я хотела бы и дальше работать с тобой», — должно быть, подобно признанию в любви. Блейк впервые видит Гарсию такой, когда ей сложно говорить не потому, что собеседник раздражает до трясущихся рук или захлёстывает гнев. Это, пожалуй, даже льстит, хотя слово едва ли верное с учётом сложившейся ситуации.

До того, как они стали напарниками, Блейк особо не жаловался на отсутствие женского внимания. Возможность открыть кому-то своё сердце — непозволительная роскошь для людей Поднебесья. Некоторые платили за секс, другие, в том числе и сам Блейк, находили его в барах и различных туристических местах, когда оставалось время после работы. Кое-кто просто переставал им заниматься. Этих людей Блейк тоже отлично понимал: секс — последнее, о чём ты думаешь, когда твоя жизнь каждый раз висит на волоске.

С появлением Гарсии что-то внутри Блейка хрустнуло. Ещё не сломалось, но дало трещину.

В первый год их совместной работы он понял, что в свои тридцать четыре понятия не имеет, как охарактеризовать эту дрянь, плотно обосновавшуюся под рёбрами. Особенно с учётом того, что Гарсия, безусловно, тоже начала к нему привязываться, но едва ли это было одно и то же.

Они быстро стали друзьями — насколько дружба вообще возможна в Поднебесье. Дальше... Переступать черту Блейк не рисковал. Он слишком хорошо знал, на что способны люди, отмеченные облаком, и догадывался: мужененавистницей Гарсию называют не просто так. Месяца два-три она напрягалась и отшатывалась, стоило ему подойти вплотную, и в глазах горел недобрый огонёк.

И эти её жесты... Впервые, когда Гарсия отвернулась к стене и подтянула к груди колени, он не удержался и спросил:

— Мои напарники вроде как долго не жили. Не страшно поворачиваться спиной?

Она, помедлив, взглянула на него. В широко распахнутых глазах плескался ужас, но было там и что-то ещё — и, чёрт подери, ровно в этот миг Блейк понял, что больше никогда не станет задавать Гарсии такие глупые вопросы.

Наверное, это было безумие.

— Нет, — сказала она ровно и снова уставилась в стену.

...дзынь!

Блейк вскидывается: резкий звук выдёргивает его из омута непрошеных воспоминаний, и, вернувшись в реальность, первым делом он видит разбитый стакан на полу.

— Ты на себя не похож, — с хмурым видом сообщает Гарсия. — Ну так что, мы договорились?

— Дьявол, Венди.

— Договорились или нет?!

— Хорошо, хорошо, — Блейку и самому не верится, но он всё-таки сдаётся. — Когда разберёмся с Лоренцо и его чокнутой семейкой, придумаю, что с этим можно сделать.

Старик в прихожей скалится так широко, что даже отсюда виден зеленоватый налёт на его немногочисленных уцелевших зубах.

— Но я бы хотел, чтобы ты рассказала, — Блейк подбирает слова аккуратно, будто резко брошенная фраза может её убить, — почему не хочешь пойти со мной в «Тишину».

Так называется клуб Сальваторе Инганнаморте — «Тишина». Звучит чертовски иронично, если учесть, кто там собирается и что наверняка происходит за его закрытыми дверями.

Впрочем, наверное, в этом и суть — что бы ни творилось внутри, за пределами клуба с губ его гостей не слетит ни звука о пережитом.

Гарсия поднимается из-за стола, неспешно собирает осколки разбитого бокала. За каждым её движением Блейк следит настолько внимательно, словно в любой момент она может перехватить осколок побольше и полоснуть его по горлу.

Наконец она садится обратно. Проходит минута-другая, но по ощущениям — целая вечность.

— Ты сказал, что знаешь про, — Гарсия шумно сглатывает, — изнасилование.

— Да, это внесено в досье. Но я не...

— Мне было восемь.

Эти слова прибивают Блейка к полу надгробной плитой, легко ломая позвоночник, и впервые за долгое время он ощущает себя беспомощным. И боится предположить, насколько беспомощной чувствовала себя она — маленькая девочка, которая, наверное, просто поздно возвращалась домой, когда какой-то ублюдок поймал её.

— Альфонсо, — добавляет она. — Когда он сделал матери предложение, она нарадоваться не могла. Но я видела, как этот мудак смотрит. Видела, просто ни хрена не понимала. А потом он переехал к нам. Нандо, мой брат — тот был без ума от него. Наконец-то получил папашу, о котором всегда мечтал.

Гарсия бормочет что-то на испанском, и Блейк даже не пытается вслушаться — должно быть, костерит брата.

— Со временем стало только хуже, — выплёвывает она. — Они много пили, Альфонсо и мать... Всё меньше понимали, что делают.

— Почему она тебя не защитила?

Блейк силится представить, каким предательством было для Гарсии наплевательское отношение матери — и не может. Его матушка была по-настоящему хорошим человеком, добросердечным и отзывчивым. Не прикончи её Старик, возможно, Блейк и не попал бы в Поднебесье.

— Угадай, Блейки.

— Альфонсо убил её?

— О нет, — Гарсия нехорошо усмехается. — Чёрта с два эта basura сдохла бы так просто. Я сама убила её, но потом. А Альфонсо... ну, он умел запугивать. Она, понимаешь, до трясучки боялась ему возражать. Поэтому соглашалась держать меня, когда я начинала кричать и брыкаться.

Меньше всего Блейк ожидает от собственного организма именно этого — но в итоге едва успевает добежать до уборной, и недавно съеденные сэндвич и кофе выплёскиваются наружу. Он многое видел, многое пережил — в конце концов, и сам делал столько, что святым его назвал бы только идиот, — но картина, описанная Гарсией, предстаёт перед глазами так ярко, что становится хуже некуда.

— Извини, — едва хрипит он, отплёвывается. — Я сейчас вернусь.

Блейк не особо надеется, что Гарсия из комнаты слышит его, но получает короткий ответ и возможность выдохнуть. Наскоро чистит зубы, плещет в лицо холодной водой. Горло горит, будто расцарапанное изнутри.

Когда он возвращается, Гарсия сидит на прежнем месте со скучающим лицом.

— Если тебе тяжело это слышать, — предлагает она, — я могу заткнуться.

— Нет, Венди. То есть тяжело, да... Но я хочу услышать.

— Без проблем.

В безразличие в её голосе поверит лишь тот, кто совсем её не знает — но Гарсия всё-таки откидывается на спинку стула и продолжает говорить. Она рассказывает, как Нандо исполнилось пятнадцать, и ублюдок Альфонсо решил, что мальчишка должен стать взрослым. Как он не придумал ничего лучше, чем привести Нандо к Венди и заставить проделать с ней всё, что тот пожелает. Как мать включала музыку настолько громко, что порой дрожали стены — лишь бы не слышать её криков.

От этого тошно до невозможности, но Блейк не перебивает.

— Когда ты сказал, что наша совместная работа для тебя — что-то личное, — вдруг добавляет Гарсия, и он вздрагивает, — я испугалась. Хотя и знаю, что ты никогда не причинишь мне вреда. Ну да неважно. Так вот, у Альфонсо была пушка... Он прятал её, чтобы я или Нандо не стянули. Но как-то раз бросил на тумбочке.

Блейк чертыхается про себя. Какой же он дурак! Сраный кретин, не способный держать язык за зубами. Хорошо, что Гарсия понимает — он не враг ей... Но пугать её не хотелось бы даже под страхом смерти.

— Мне тогда было дерьмово. Всё болело, и я... В общем, взяла её и перестреляла их к чертям. Нандо было даже немножко жалко. Я считала его крутым старшим братом, пока Альфонсо не начал ссать ему в уши.

— Ты всё сделала правильно.

— О, Блейки, — на её губах появляется тень улыбки, — я в курсе. Естественно, я всё сделала правильно. Когда тебя предают те, кто должен быть на твоей стороне несмотря ни на что, только дура или святоша позволит им жить. А мать ещё успела что-то сказать про семью, знаешь... Мол, мы же одной крови! Что ж, в ней этой самой крови точно поубавилось.

Она кашляет, стремясь прочистить горло, и Блейк поспешно наполняет водой другой, уцелевший стакан. Гарсия хлебает воду с такой жадностью, что она течёт на подбородок и ниже, на светлую футболку с надписью «Сила киски».

Эта футболка почему-то становится для Блейка последней каплей.

— Что? — Гарсия отодвигает стакан, замечает, куда он смотрит. — А, это... Сам понимаешь, моя пизда и правда сильна. Из-за неё сдохли три человека.

Она выдавливает нервный смешок, но взгляд остаётся мёртвым, непроницаемым. Больше всего Блейку хочется обнять Гарсию и пообещать, что никто и никогда в этом проклятом мире теперь не посмеет прикоснуться к ней без разрешения, но наверняка знает лишь одно: тянуть в её сторону руки сейчас смерти подобно.

— Я... Мне... — она неожиданно запинается. — Скажем так, мне на тебя тоже не наплевать. Честное слово. Но ты понимаешь...

— Понимаю.

Больше Гарсия не говорит ничего, но и без того предельно ясно: после этой невыносимо жуткой истории она просит его оставить всё как есть. По крайней мере, сейчас.

— Хочу немного побыть одна, — после долгой паузы сообщает Гарсия. — А потом разберёмся, что делать с этим ебаным клубом. Я правда не хочу идти куда-то, где все вокруг трахаются, но ты прав, Блейки. Мишель не впишется.

— Ты не должна.

— Должна. Лучше так, чем остаться в Риме навсегда. Где-нибудь на дне реки или там, чёрт знает, в саду Лоренцо.

— Не думаю, что у Лоренцо есть сад.

— Да ты свихнулся! — Гарсия фыркает. — Он же грёбаный богач. Конечно, у него есть сад. И особняк рядом с этим садом. И, может, даже лошади. Много лошадей.

Блейк через силу улыбается ей. Признавать, что слова Гарсии чертовски логичны, на этот раз особенно непросто.

***

Рим, клуб «Тишина»

Сказать по правде, от тематического клуба Блейк ожидает чего угодно, однако внутри оказывается просторно и довольно-таки уютно. Основное помещение грамотно разбито на зоны: слева вдоль стены расставлены столы с мягкими диванчиками, напротив, справа — небольшой бар, отгороженный стойкой. Парень в белоснежной рубашке с закатанными рукавами как раз смешивает коктейль, и Блейк на миг замирает, любуясь отточенными движениями.

Из мальчишки — вряд ли он старше двадцати — получился бы отличный убийца. Реакция у него на месте.

По центру установлена небольшая сцена. И не сцена толком, а так, хорошо освещённый подиум. Вокруг царит приятный полумрак, и потому единственный источник света привлекает внимание.

В потолок вбит огромный крюк, который, конечно, сразу ассоциируется у Блейка с мясницким, но на сей раз никаких кровоточащих туш здесь нет. Будто пойманная в сети русалка, на крюке покачивается в западне разноцветных верёвок хрупкая светловолосая женщина. Фигура у неё девичья, но умело накрашенное лицо выдаёт истинный возраст. Сорок, быть может, сорок пять.

— Красивая штука всё-таки это шибари, — бормочет Гарсия неподалёку.

— Согласен.

Кожаная собачья маска не даёт полный обзор, и Блейк раздражённо вертит головой, чтобы охватить всё. Одно из главных условий визита в клуб Сальваторе — закрыть лица: Блейк и Гарсия давно работают на Поднебесье, а значит, наверняка известны мафии.

Зато после недолгих раздумий им удаётся выбрать наряд для Гарсии, который надёжно защищал бы её от чужих сальных взглядов и тем более попыток завязать знакомство. Она одета в глухой кожаный комбинезон, застёгнутый до самого подбородка, и кошачью полумаску. Волосы аккуратно уложены, на бедре покоится хлыст — Блейк помогает ей придумать образ наслаждающейся отдыхом, но вместе с тем недоступной мистресс.

Идея сыграть на образах кошки и пса веселит их обоих. Блейк, не считая маски, выбирает костюм-тройку с иголочки, ошейник с длинной серебристой цепью. На последнюю Гарсия смотрит с долей отвращения, но всё-таки наматывает на руку.

— Только пообещай не метить углы, — хмыкает она почти бесшумно. — Солидное всё-таки заведение.

— Гав.

— Блейки, иди к чёрту.

Присутствие Блейка явно успокаивает её и отвлекает от происходящего — но, вопреки опасениям Гарсии, никто здесь не занимается любовью вповалку прямо на полах клуба. Гости чинно сидят за столами, наслаждаясь ужином и напитками, некоторые подошли поближе к подиуму, рассматривая работу мастера шибари. В момент, когда Блейк вновь оборачивается, тот как раз высвобождает свою «русалку» из сети.

К ним подлетает улыбчивая девушка. На ней бордовое платье-футляр, бейдж «Мария» на груди.

— Рада приветствовать вас в клубе «Тишина», — говорит она негромко, но чётко. Обращается при этом строго к Гарсии. — Мы всегда рады новым лицам.

— Как вы поняли, что мы здесь впервые?

— Похоже, пока вы не знаете, куда идти... — Мария улыбается ещё шире. — Рекомендую занять места за свободным столиком: сегодняшнее меню выше всяких похвал! Если пожелаете уединиться, — она быстро показывает на тёмную занавеску в углу, которую Блейк сперва не заметил, — тихие комнаты за шторой.

— Тихие? — Гарсия не удерживается от короткого смешка. — Ну-ну.

— Они названы так потому, что звукоизоляция у нас на высшем уровне. Чем бы вы ни захотели заняться, достоянием общественности это не станет. Строжайшая приватность.

— Звучит... отлично, спасибо.

— Сегодня с нами мастер Джованни, — Мария кивает в сторону подиума. — Вы как раз успели на шоу. Как только демонстрационная часть подойдёт к концу, сможете повторить то, что понравилось, под руководством мастера. Он — превосходный специалист.

Наконец она оставляет их в покое. Гарсия, внимательно наблюдая за тем, чтобы цепь не натягивалась слишком сильно, подводит Блейка к свободному столу. В любой иной ситуации он умер бы от желания прикоснуться к ней, но после того, о чём они говорили днём, думать получается лишь о том, насколько хорошо Гарсия себя чувствует в такой обстановке.

— Я бы поела, — признаётся она. — Сэндвичи уже поперёк горла, а тут такое меню...

— Но без алкоголя.

— За кого ты меня принимаешь, — Гарсия шипит совсем по-кошачьи. Неудивительно, что ей так подошёл костюм. — Мы тут за башкой Сальваторе. Положим его — и вот тогда я не откажусь пропустить коктейльчик-другой. Только не здесь.

— Да, в «Тишине» нам после такого вряд ли обрадуются, — кивает Блейк со всей серьёзностью. Смех так и рвётся из него, но в последний момент получается сохранить лицо. Помогает маска: когда собеседник не видит, какую рожу ты корчишь, стараясь не расхохотаться, справиться как-то легче.

Приходиться прождать совсем недолго, прежде чем им приносят ужин. Гарсия берёт пасту с креветками, и размер порции заставляет её восхищённо присвистнуть. Блейк, помедлив, склоняется над рыбным филе с гарниром из овощей.

Готовят в клубе Сальваторе Инганнаморте просто восхитительно, и на полчаса за столом воцаряется молчание, нарушаемое лишь звоном приборов. Свежевыжатый апельсиновый сок со льдом, быть может, и не очень-то подходит под выбранные ими блюда, но ничего не поделаешь. И Блейк, и Гарсия не опьянеют от пары бокалов вина и отлично это знают, однако туманить разум хоть на толику всё равно не тянет.

Слишком многое сегодня на кону.

Они спокойно доедают, когда Блейк получает сообщение от Мишеля. Анора каким-то образом ухитрилась связаться с ним под носом Франчески — и полученные от неё новости не очень-то радуют.

— Какого чёрта?! — Гарсия порывается вскочить из-за стола, прочитав сообщение, и лишь в последний момент останавливается. — Она что, правда считает, что эта дешёвая игра в предательницу прокатит?

— Похоже, пока прокатывает.

— Ага. Непонятно только, что Мишелито будет с этим делать. Если Франческа соберёт людей...

Гарсия замолкает, не договорив.

Ей не нужно объяснять. Блейк и сам отлично осознаёт, что дело дрянь. Итак, малышка Анора, попавшись в ловушку Франчески, не придумала ничего лучше, кроме как солгать, что мечтает разрушить Поднебесье, и сдать их убежище. Восхитительно.

Телефон вибрирует снова.

— Франческа знала, как мы выглядим, — говорит Блейк негромко, — а значит, Сальваторе тоже в курсе. Они нас ждали.

— Ну пиздец.

— Да брось, Венди. Не говори, что не подумала об этом.

— Допустим, подумала. Но ведь... — на миг она замирает, — он там один сейчас. Не то чтобы мне было дело до Мишелито, однако умирать ему рановато.

— Я позвоню ему.

Никому из отдыхающих Блейк и Гарсия не интересны, а потому он даже из зала не выходит — звонит прямо так, и Мишель тут же снимает трубку. Голос у него озабоченный, но Блейк сказал бы, что в меру. Похоже, кое-кто уже придумал, как быть с блестящей идеей Аноры.

— Наши вещи я унёс, — сообщает Мишель. — И успел кое-куда съездить.

— Ты не говорил, что у тебя в Риме есть знакомые.

— Знакомых особо и нет. Но Поднебесье одно время держало на окраине города не то чтобы склад... Скажем так, тайничок.

— Что ты оттуда забрал? — любопытствует Блейк.

— Не хочу раскрывать сюрприз раньше времени. Скажу только, что сегодняшнюю ночь Франческа вряд ли переживёт.

Остаётся надеяться, что сюрприз Мишеля сработает как надо — и что в грядущей заварушке уцелеет и он сам, и Анора. Наверняка Франческа не отпустит её после того, как та покажет дорогу. В семье Инганнаморте, судя по всему, глупцов нет. Но, если Анора сказала, что хочет разрушить Поднебесье...

Блейк неожиданно ловит себя на том, что его волнует, правда ли это. Честно говоря, он нередко задумывался, почему исчезла Дагмар Гесс — и не стоят ли за её пропажей свои. Только Поднебесье может избавиться от человека так, чтобы никто не озаботился его поисками. Может, Аноре известно что-то, о чём другие не подозревают?

Может, она явилась сюда только ради мести за мать?

В таком случае девчонке можно поаплодировать. Это сложная и долгая игра, и вряд ли Анора выйдет из неё победительницей, но пока попытка достойная. Подозрений она до сегодняшнего сообщения Мишеля не вызывала. Скорее всего, после смерти Инганнаморте с этим придётся что-то делать. Если потребуется, из уважения к Аноре Блейк убьёт её быстро и безболезненно — высшая честь, которую можно оказать человеку Поднебесья. Особенно с тем учётом, что на ней ещё и татуировки-то нет.

— Я знаю, о чём ты думаешь, — голос Гарсии, как и всегда, возвращает его с небес на землю. — Вспомнил про Дагмар?

— Верно.

— Это не наше дело, Блейки, — она хмурится. — Если Анора мстит за неё, пусть делает что хочет. Попадёт в алый список — разберёмся.

Можно и поспорить, потому что достойный слуга Поднебесья убил бы Анору ещё до того, как она станет проблемой для Небожителей, но Блейк только кивает. Он привык считать себя достойным. Привык отдавать работе всего себя, зная, что со временем это поможет вскарабкаться повыше. Когда кто-то из Небожителей решит покинуть свой пост, Блейк станет одним из первых кандидатов на его место.

Неудивительно, что они с Гарсией так хорошо сработались. Насколько он знал, она собиралась превзойти всех носителей облака без исключения — и, пусть пока ей не хватало где-то выдержки, а где-то способности отступить, Гарсия шла к своей цели со всем упорством.

— Что Мишель хочет от нас?

— Ничего особенного, — пожимает плечами Блейк. — Чтобы мы не путались под ногами до завтрашнего утра. Он думает, что Франческа явится в квартиру совсем скоро, и кое-что для неё приготовил.

— Что?..

— Не сказал. Но упомянул какой-то старый тайник Поднебесья.

— Я слышала о нём! — в прорезях маски видно, как широко Гарсия распахивает глаза. — Скорее всего, там пушки или нечто в этом роде.

Ну что ж. Если в тайнике и правда пушки, Мишелю они вряд ли помогут — один он против людей, которых наверняка притащит Франческа, не выстоит. Тогда почему он так упрямо просил Блейка и Гарсию держаться подальше? Любопытно, чертовски любопытно.

Будь Блейк юнцом, который провёл в Поднебесье всего пару-тройку лет, он наплевал бы на просьбу Мишеля и заявился на виа Джулия как можно скорее, чтобы увидеть его сюрприз собственными глазами. Но Блейк давно не мальчишка — и хорошо помнит, как важно порой уважать просьбы коллег.

Особенно если речь именно о просьбе, а не о приказе.

Присутствующие вдруг поднимаются со своих мест, а те, что стояли у подиума, разворачиваются к входу и приветствуют вошедшего мужчину будто по команде. Кто-то вежливо хлопает, кто-то ограничивается полупоклоном. Блейк и Гарсия поспешно склоняют головы — среди гостей и сотрудников «Тишины» нет никого, кто проигнорировал бы появление мужчины, и не стоит выбиваться из общей картины.

Такой фурор может произвести лишь Сальваторе Инганнаморте собственной персоной.

Блейк видел его и Франческу на снимках, присланных в числе прочего Эдом, однако вживую Сальваторе, как и его брат Лоренцо, будто сияет изнутри. Впрочем, это единственное, что их объединяет. В остальном Сальваторе похож скорее на сестру: тёмные волосы, лежащие так, будто он только что встал с постели, кожа светлее, чем у Лоренцо. Галстук повязан так небрежно, что болтается на шее.

Встретив его на улице, Блейк не почуял бы угрозы и прошёл мимо.

Ненавязчивая музыка стихает. Даже мастер шибари и его модель отрываются от своего занятия, чтобы с любопытством воззриться на Сальваторе.

— Мои дорогие! — он широко разводит руки, точно намеревается обнять всех присутствующих. — Рад видеть вас в «Тишине». Кто-то давно стал завсегдатаем этого места, кто-то, — Сальваторе быстро скользит взглядом по Блейку и Гарсии и тут же отворачивается, — наверняка посетил нас впервые. Но и тех, и других объединяет одно: сюда непременно возвращаются! Уж я-то знаю точно: мы здесь можем противостоять всему, кроме искушения.

Сальваторе подмигивает женщине в ярко-розовом страусином боа; та хихикает и прижимает ладонь ко рту. Пользуясь тем, что все взгляды прикованы к нему, Гарсия изображает, что её тошнит в опустевшую тарелку.

Очень по-взрослому, ничего не скажешь. Гарсия любит такое, и после того, что Блейку довелось сегодня услышать, он подозревает: всё дело в том, что у неё не было детства. Пока её выходки безобидны и не мешают работе, переживать не о чем.

Впрочем, Блейк не уверен, что стал бы останавливать Гарсию, даже если её выходки мешали бы работе.

— Напоминаю, что наши тихие комнаты всегда ждут посетителей, — добавляет Сальваторе. — Ни в чём себе не отказывайте! Хорошего вечера... и прекрасной ночи.

Под чужими внимательными взглядами он отвешивает гостям поклон и проходит к барной стойке, где его уже ждёт полный бокал — судя по всему, старая добрая «Текила санрайз».

Остальные понемногу возвращаются к тому, чем были заняты, но Блейк всё ещё наблюдает за Сальваторе. Тот смакует коктейль, когда к нему подходит та самая женщина в розовом боа. Она хватает его за рукав, горячо втолковывает что-то.

— Похоже, дамочка влюблена в него, — говорит Гарсия с едва уловимым сочувствием.

Она права. Женщина в боа смотрит на Сальваторе так умоляюще, что надо обладать каменным сердцем, чтобы отказать ей, однако у него самого на лице написана откровенная скука. Однако он всё же принимает её предложение — а это, судя по всему, было именно предложение.

Пустой бокал возвращается на стойку, и Сальваторе подхватывает женщину под локоть, увлекая её к занавеске, за которой ждут тихие комнаты. Похоже, всё-таки решил бросить голодной собаке кость — охарактеризовать это по-другому, глядя на них обоих, Блейк не может.

Но тем лучше.

— Думаю, — произносит Гарсия мрачно, — нам тоже пора посетить эту хвалёную комнату.

Её губы изгибаются в улыбке, которая не имеет ничего общего ни с радостью, ни с предвкушением удовольствия. Впрочем, смотря что считать удовольствием. Уж убивать Гарсия точно любит по-настоящему.

И сегодня никто не помешает ей осуществить задуманное.