Под небесами

Рим, виа Джулия, лавка «Чудеса со всего света»

Порой Аноре кажется, что всё-таки стоило отступить и вернуться к обычной жизни ещё после Парижа, когда пришлось убить Кристофа Невё. Вопросов нет, подонок получил по заслугам — но с того дня эта самая жизнь превратилась в безумную круговерть, где есть место лишь насилию.

Поэтому-то она и соглашается на предложение Мишеля подобраться ближе к Франческе Инганнаморте. На первый взгляд в этом даже нет ничего опасного. Знай себе прогуливайся по виа Джулия, время от времени заходи в антикварные лавочки, обзаводись новыми знакомыми. Денег, конечно, ей тоже предусмотрительно дают: если привлечёт излишнее внимание, надо будет купить что-то недорогое — так ни у кого не останется сомнений, что старинные вещицы и впрямь могут интересовать девушку, которой нет и двадцати.

Венди подкидывает ей несколько тысяч долларов, и это удивляет куда сильнее, чем неожиданная щедрость Блейка по отношению к Мишелю. В первую очередь — потому, что слухами земля полнится, и среди этих слухов особенно выделяется один: «Вендетта Гарсия — скряга каких поискать».

Это закономерно: Анора слышала, что Венди жила в жуткой нищете, прежде чем попасть в Поднебесье, и рано осиротела. После такого невозможно не трястись от одной только мысли, что когда-нибудь снова начнёшь голодать.

Но, видимо, широкие жесты — их общая с Блейком черта. По крайней мере, когда речь идёт о выживании.

На ум вдруг приходит дурацкая поговорка «увидеть Париж и умереть». Анора, верно, счастливица: увидела далеко не самую привлекательную сторону Парижа, но почему-то осталась в живых. Только как не думать о том, что с Римом всё может выйти совсем по-другому?

Разумеется, ей приходится с бешеной скоростью впитывать новую информацию: если кто-то настолько юный устраивает тур по антикварным лавкам, значит, у неё должен быть специальный интерес. Вчетвером они сходятся на украшениях: это выглядит правдоподобнее всего. Живопись отметают сразу — после проклятого Рембрандта об этом и думать не хочется. Литературу — тем более. Не стоит пытаться переиграть Франческу на её поле. А что до старинных предметов интерьера наподобие посуды... Нет, слишком уж нереалистично. Двадцатилетняя девчонка не будет превращать квартиру в музей.

Следующим утром Венди ведёт Анору по магазинам.

— Подруга, ты только не обижайся, — разводит руками она, — но выглядишь как оборванка. Никто не поверит, что тебе хватает бабла на винтажные цацки.

Обижаться тут не на что. У Аноры не было ни сил, ни времени привести себя в порядок — по крайней мере, чтобы соответствовать своим друзьям по несчастью. Они проводят годы в дороге и постоянно рискуют жизнями, но выглядят холёно. Всё-таки деньги меняют многое.

Конечно, никто не стремится превратить её в модель. Вдвоём с Венди они выбирают дорогую, но минималистичную одежду — тот случай, когда крой и качество ткани должны объяснить понимающему собеседнику абсолютно всё. Добавляют к этим вещам, невыносимо роскошным по меркам Аноры, несколько футболок и кроссовки из масс-маркета. Теперь она выглядит как скучающая дочка богатеев, которая следует родительским правилам, но всё-таки порой надевает что-то, способное вызвать у мамочки и папочки гримасу отвращения.

Заканчивают в салоне. Венди недрогнувшей рукой оплачивает комплекс по уходу за лицом и, закрывая глаза, позволяет сотрудницам колдовать над ней. Вот уж кто явно в своей тарелке. Сейчас по Венди и не скажешь, что она не терпит чужих прикосновений — впрочем, если Анора правильно поняла, это распространяется только на мужчин.

— Уже решила, чего желаешь, дорогая? — спрашивает улыбчивая мастерица. По-английски она говорит с мелодичным итальянским акцентом, и Анора кивает, завороженная чужим голосом.

Прежде ей казалось, что прямые волосы — это как-то скучно. Но мастерица по имени Далия творит чудеса. Острейшие ножницы так и порхают в её руках, и невольно Анора задумывается: стой сейчас за спиной не женщина из салона красоты, а противник, пришлось бы нелегко.

Впрочем, выход из положения есть: успеть развернуться до того, как ножницы вонзятся в плоть Аноры, перехватить их, быстро вбить в чужую глазницу.

От этой мысли её передёргивает. Какого чёрта?..

— Ну так что, ещё немного короче?

— Да, спасибо.

Анора глубоко вдыхает и выдыхает. Хочется сорваться с места и бежать, пока сил не останется совсем. Поднебесье уже пустило в ней корни, заразило своим ядом. Впрочем, может быть, он тёк по её венам с рождения? «Чего ожидать от дочери Дагмар Гесс» — так они все говорят.

Меньше всего хочется думать, что теперь она будет видеть врага в любом человеке, который подошёл достаточно близко.

— Кажется, всё. Что скажешь?

Анора поднимается из кресла, быстро оглядывает себя в зеркале. Аккуратное каре ей к лицу. К тому же за короткие волосы тяжелее ухватить, если дело доходит до рукопашной схватки.

Опять. Чёрт, опять.

— Просто потрясающе, — с трудом выдавливает она. Губы не слушаются, будто Аноре довелось побывать не в салоне красоты, а у стоматолога.

Расплатившись и не дожидаясь Венди, Анора покидает прохладный салон, где пахнет цветами и кремом, и выскакивает на улицу. Кругом духота, солнце печёт так, что подстриженные и аккуратно уложенные волосы тут же липнут к взмокшему лицу. Она забыла очки в квартире — и щурится, почти ослеплённая, пока наконец не привыкает. Свет слишком яркий, толпа слишком громкая, солнце безжалостно — но с этим, в конце концов, можно жить.

Что до Венди, Анора объяснит ей всё чуть позже. Сейчас главное — дело.

Если она и знает что-то наверняка, то лишь одно: работа лучше прочего прочищает голову. Значит, самое время отправиться на поиски Франчески Инганнаморте.

По антикварным магазинчикам Анора прогуливается неспешно, заходит то в один, то в другой, подолгу любуется вещицами, выставленными на витринах и стеллажах. Кто-то из владельцев встречает её настороженно, другие, напротив, приветствуют с неподдельным радушием. В одной из лавочек — «Сокровищнице Лу» — она, не удержавшись, покупает миниатюрные гвоздики. Натуральный жемчуг и оправа из потемневшего от времени золота, быть может, не особо вписываются в стиль Аноры Мирзалиевой, которая ещё даже не стала человеком Поднебесья, но зато отлично подходят туристке-богачке.

Гуляет Анора долго, пока наконец её внимание не привлекает ещё одна вывеска. Надпись «Чудеса со всего света» выгорела на солнце, да и на витрине нет ровным счётом ничего. Окна занавешены тяжёлыми бархатными шторами. Страшно представить, как жарко внутри.

Колокольчик интуиции звенит в голове Аноры всё настойчивее. Ей нужно именно туда.

Помещение оказывается куда более просторным, чем она думала. В магазине царят полумрак и почти такая же прохлада, как в салоне, только пахнет не дорогой косметикой, а пылью.

За прилавком читает газету седовласый мужчина. Навскидку ему можно дать лет шестьдесят, никак не меньше.

— Очаровательная гостья! — оторвавшись от чтения, он всплёскивает руками. — Признаться, вы меня удивили. Летом покупатели редко заходят ко мне раньше пяти. Сами понимаете, жара дикая.

— Ещё бы. Простите, если отвлекла...

— Чепуха! Старина Валентино — кстати, это я! — всегда рад гостям.

— В таком случае очень приятно, — Анора приседает в подобии шуточного реверанса, и седой Валентино расплывается в улыбке. — Натали.

— Красивое имя красивой девушки. Отдыхаете в Италии или недавно переехали?

— К сожалению, только отдыхаю. Но, может быть, смогу убедить родителей, что Рим — идеальный город для самостоятельной жизни. Они просто... Скажем так, очень заботятся обо мне.

Валентино кивает, неспешно выбирается из-за прилавка. Он невысокий и крепко сбитый, прихрамывает на левую ногу, но глаза блестят задорно, совсем как у мальчишки. За время прогулки у Аноры сложилось впечатление, что люди в Италии даже не собираются стареть, и этот мужчина — лучшее тому доказательство.

— Интересуетесь вещами с историей, значит? — спрашивает Валентино, помедлив.

— Немного. Люблю старинные украшения, они такие... особенные.

— Точно подмечено! Безусловно, особенные. Кстати, — он вдруг щурится и присматривается к Аноре, — думаю, не ошибусь, если скажу, что эти очаровательные серёжки вы приобрели у Луизы. Она любит жемчуг.

Анора вскидывает руки: мол, виновна — и негромко смеётся. Почему-то здесь оглушающе тихо, и даже с улицы не доносится ни единого звука, будто виа Джулия вымерла, стоило Аноре переступить порог «Чудес со всего света». Странно. В такие моменты хочешь не хочешь, а поверишь в волшебные магазины, существующие в другом измерении.

— У каждого из нас свои любимчики, — добавляет Валентино, переводит мечтательный взгляд куда-то ей за спину. Там вдоль стены выстроились книжные шкафы, массивные, с толстыми стёклами. — Луиза ищет по всему миру редкие украшения, а потом пристраивает в лучшие руки. Маттео предпочитает стекло. Порой даже спасает витражи из домов под снос, а потом... Вам стоит к нему заглянуть. Его магазин всего минутах в десяти, до конца улицы и направо. Ну да это после... Так вот, любимчики.

— Давно вы занимаетесь старыми книгами?

— Пожалуй, лет тридцать. Раньше сам повсюду выискивал их для покупателей, теперь лишь распродаю то, с чем готов расстаться, да иногда пополняю своё собрание. В частности, — он понижает голос до заговорщицкого шёпота, — мне тут обещали достать пару документов, принадлежащих некогда самому Шекспиру.

— Я бы на вашем месте боялась, — в этот миг Анора готова бесконечно благодарить мёртвых родителей за привитую любовь к чтению. По крайней мере, она в состоянии поддержать разговор, пусть и не на уровне старика. — Вдруг будет точно как в «Лондонских сочинителях»?

Короткий роман Акройда об Уильяме Айрлэнде, подделавшем рукописи Шекспира, она хорошо помнит и сейчас. И, судя по широкой улыбке Валентино, попадает в точку.

— Скажу прямо, поначалу я очень этого опасался. Но, видите ли, синьора, которая взялась за мой непростой заказ... Она никогда не лжёт. И, насколько мне известно, ей тоже предпочитают говорить правду.

— Звучит так, будто она опасна.

— Что вы, что вы! — Валентино машет руками. Улыбка у него по-прежнему довольная, но глаза бегают, а на лбу выступают капли пота. Понял, видно, что сболтнул лишнего. — Просто умеет договариваться, ничего такого. Понимаете, Натали, все мы тут, на виа Джулия — в первую очередь хорошие дипломаты. Иначе своё дело не открыть. Особенно если речь идёт о вещах, которые представляют интерес для коллекционеров.

Анора спешит убедить старика в том, что ничего особенного не имела в виду, и, кажется, ей это удаётся. Помедлив, Валентино возвращается за прилавок, и беспокойство испаряется из его взгляда, будто никогда и не существовало. Он расслабляется, снова тянется к газете.

— Если вы не против, я поброжу немного, — Анора обводит широким жестом магазин. — Здесь столько всего... Хочется присмотреться.

— Конечно, дорогая, о чём речь.

Она приоткрывает крайний слева шкаф, и запах старых книг щекочет ноздри. Содержимое полок аккуратно рассортировано по жанрам. На самой верхней — исторические романы, чуть ниже — любовные. С интересом и благоговением Анора перелистывает одно из первых изданий «Любовника леди Чаттерлей», замечает дарственную надпись:

«Чези, обещаю, ты от души посмеёшься над этим чтивом. Моё сердце всегда с тобой».

Даритель не подписался, но не надо быть гением, чтобы догадаться: «Чези» — уменьшительно-ласкательная форма имени «Франческа». Выходит, сестра Лоренцо не просто бывает здесь и привозит Валентино книги — она ещё и часть собственной библиотеки пожертвовала. Странно. Если то, что сказал о Франческе и её брате Эд Карпентер, правда, удивительно, что подарок Сальваторе Инганнаморте оказался здесь. Впрочем, вполне возможно, что Франческа и впрямь сочла книгу смехотворной.

Однако сейчас важно совсем не это. Важно то, что Валентино боится её до чёртиков — а ведь с книготорговцами Франческа наверняка дружелюбна или, по крайней мере, вежлива настолько, что здесь с ней легко заключают сделки. Едва ли она будет продавливать кого-то на виа Джулия силой. Торговцы антиквариатом — не мафия и тем более не люди Поднебесья.

Тогда вдвойне любопытно, что Франческа представляет собой. Анора ни за что не признает этого перед кем-то другим, но теперь страх почти нежно обнимает за плечи и её саму, ведёт ледяными пальцами вдоль позвоночника.

От мыслей о Франческе почти удаётся отвлечься благодаря многочисленным книгам. За одной следует другая, за той — третья... Многие издания пожелтели от времени, а страницы у них такие хрупкие, что Анора даже не решается перелистывать — почти сразу закрывает и ставит обратно на полку.

Наконец ей попадается маленький карманный томик стихов Лорки, и глаза вдруг щиплет. Из той, прежней и счастливой жизни Анора помнит не так уж и много, но любовь отца к Лорке не забыть, сколько бы лет ни прошло.

Она уже поворачивается к прилавку, готова оплатить томик, когда колокольчик над дверью издаёт мелодичную трель.

Горячий воздух, ворвавшийся с улицы внутрь, кажется обжигающим. Порыв ветра врезается Аноре прямо в лицо, и на миг она замирает — будто человек, которого встречаешь впервые за долгое время, вместо объятия приветствует тебя звонкой оплеухой.

Франческа Инганнаморте не выглядит угрожающе. У неё тонкие запястья и влажный взгляд оленя, застывшего в свете фар — но в миг, когда с её губ срывается первое слово, всё меняется до неузнаваемости.

Хочется развернуться и броситься на выход. Однако Анора заставляет себя смотреть Франческе в глаза, растягивает в улыбке губы. Она точно знает: женщина перед ней — убийца. Вероятно, одна из лучших в Риме.

— Ciao, Tino.

Ей хорошо если тридцать, а значит, она вдвое моложе Валентино — но позволяет себе столь вольное обращение, не сомневаясь ни секунды. Франческа держится с достоинством, которое Анора, как бы ни хотелось подобрать другое слово, может назвать лишь королевским.

И от её присутствия мороз по коже.

***

— Синьора Инганнаморте, — Валентино склоняет голову, и Франческа кивает в ответ. — Не ждал вас раньше следующей пятницы.

Из уважения к Аноре он говорит по-английски, однако Франческа, едва покосившись на неё, и не думает следовать его примеру. Обычно итальянский кажется мягким, обволакивающим, как мёд, но сейчас каждая фраза звучит совсем иначе. Голос у Франчески тихий, невыразительный, будто бы вовсе не таящий в себе угрозу — и всё-таки в нём слышится что-то зловещее, потустороннее. Не будь Анора скептиком — решила бы, что перед ней не человек.

К сожалению, итальянский она почти не знает. Так, может разобрать общие фразы, поддержать короткий диалог о погоде, но на этом всё. Франческа явно понимает это по одному только выражению её лица — и спокойно продолжает говорить.

На прилавок перед Валентино ложится небольшой свёрток. Коричневая бумага, аккуратно завязанная бечёвка. Судя по форме, это очередная книга — и явно не в лучшем состоянии, раз её нельзя просто положить в сумку.

— Похоже, это не то, о чём мы беседовали в прошлый раз, — Валентино не спрашивает. Свёрток он поднимает с трепетом, с каким касаются возлюбленных, и прячет куда-то вниз. — Но, не сомневаюсь, находка интересная.

— Я бы сказала, дьявольски.

Последняя фраза почему-то произносится на английском — и, что примечательно, без намёка на акцент. Возможно, Франческа уже сказала Валентино всё, что считала личным, а остальное её не заботит вовсе. Возможно, это уловка и она прекрасно поняла, что Анора — человек Поднебесья.

Хотя вопрос, конечно, спорный. У неё ведь даже татуировки нет — а теперь, если их перебьют в Риме, и не будет.

— Добро пожаловать в Италию, — холёная тонкая рука Франчески ложится на плечо Аноры, и та вздрагивает. — Уверена, Тино вас очаровал.

— О... Да, спасибо.

— Не удивляйтесь, пожалуйста. Туристов видно по выражению лица. Сочетание восторга и растерянности ни с чем не спутаешь.

Франческа Инганнаморте одета в лёгкий чёрный сарафан, и её открытые плечи и ключицы кажутся на удивление хрупкими. И это человек, которого считают опаснее Лоренцо? Однако Анора уже усвоила, что судить книгу по обложке — себе дороже, особенно если речь идёт о мире за границами закона.

— Остановились где-то неподалёку? — продолжает светскую беседу Франческа. В её глазах нет ни намёка на интерес.

— Да, совсем рядом. Сняла небольшую квартирку.

— Правильное решение. Отели Рима, безусловно, стоят внимания, но впечатления будут совсем не те.

— Согласна. Моя семья... ну, мы любим путешествовать. Всегда выбираем съёмное жильё вместо гостиниц и пока ни разу не пожалели.

— Вот как, — Франческа склоняет голову набок, всматривается в её лицо. На миг Аноре кажется, будто в глубине зрачков, за завесой безразличия, видится что-то другое. — А на сей раз прилетели одна?

— Да, одна. Хотелось вздохнуть свободно. Кстати, я Натали. Натали Браун.

— Приятно познакомиться, Натали. Франческа.

Фамилию она опускает. Нарочно или?.. Впрочем, Анора быстро вспоминает, что Валентино назвал её синьорой Инганнаморте при встрече.

Разговор получается безобидный — особенно если не знать, зачем Анора прилетела в Рим на самом деле, и не задумываться, что представляет собой её собеседница. При других обстоятельствах она бы уже расслабилась и позволила себе и дальше болтать ни о чём, но сейчас внутренности будто сворачиваются в тугой узел. Какой бы хрупкой ни казалась Франческа, верить этому не надо.

— Мне тоже очень приятно, — кивает Анора, поворачивается к Валентино. — А вам спасибо, что уделили так много времени. Пора бежать, ещё столько всего не видела... Если посоветуете какую-нибудь джелатерию, буду благодарна!

Остаётся надеяться, что всё не выглядит так, словно Анора сбегает.

— Хм... Лучшее джелато — в кафе «Матильда» на соседней улице, — Франческа чуть приподнимает уголки губ в подобии улыбки. — Обязательно попробуйте с грецким орехом, а потом, если в желудке найдётся место, возьмите порцию лавандового.

На улице невыносимое пекло, которое ощущается особенно тяжело после «Чудес со всего света», но Анора всё равно чувствует огромное облегчение, когда Франческа остаётся за тяжёлой деревянной дверью. Насколько же сложно находиться рядом с человеком, производящим такое гнетущее впечатление... Возможно, Валентино даже не замечает этого — старику едва ли известно, чем занимается семья Инганнаморте.

Ему можно позавидовать.

Анора заворачивает за угол, какое-то время сидит на лавочке, пока сердце не перестаёт колотиться как бешеное. Искушение отправиться в кафе «Матильда» и от души наесться ледяного джелато куда сильнее, чем она предполагала, но расслабляться рано. Сейчас стоит дождаться, когда Франческа выйдет из магазина, и проследить за ней.

Мишель просил её не рисковать попусту, но это и не попусту, ведь так?

Проходит, кажется, не меньше получаса, прежде чем Анора наконец видит знакомую фигурку в чёрном сарафане. Франческа не глядит по сторонам — спокойно идёт с настолько прямой спиной, будто проглотила стальной прут. Из-под длинного подола то и дело показываются узкие носы алых лаковых балеток.

Сочетание чёрного и красного всегда вызывало у Аноры усмешку: слишком пафосное, драматичное, способное любого человека превратить в киношного злодея, если ошибиться с оттенком. Но Франческе оно к лицу. Впрочем, с такой внешностью — ничего удивительного. На удивление светлая для итальянки кожа, глубокий взгляд... К тому же она вся словно состоит из острых углов: заденешь ненароком — и порежешься.

Анора лавирует между прохожими, неспешно следуя за Франческой. Можно не опасаться, что потеряешь её из виду: на такой жаре подавляющее большинство горожан отказалось от чёрных вещей. Франческа — едва ли не единственное тёмное пятно среди многоцветья.

Запомнить дорогу на первый взгляд вроде бы несложно, однако вскоре Анора заворачивает в узкий, тонущий в тени проулок, затем ныряет в арку, чтобы оказаться точно в таком же проулке... Над головой у неё колышется на ветру и шелестит бельё — здесь его сушат на верёвках, которые протягивают прямо между домами.

Франческа не сбавляет шаг, и в какой-то миг это почти обращается проблемой. Но только почти: Анора всё ещё успевает следовать за ней, пусть дыхание и становится частым и неровным. Со лба льётся пот, футболка липнет к телу, и даже представлять не хочется, во что превратилась новая причёска.

Одно хорошо: во время слежки наконец удаётся не думать о том, что так волновало её в салоне. Даже если Анора и впрямь меняется под влиянием Поднебесья — что ж, пусть так. Она научится жить с этим.

Узкая мрачная улочка сменяется другой — почти такой же внушительной, как виа Джулия, и столь же щедро залитой солнцем. Контраст до того резкий, что на несколько томительных секунд Анора теряется.

Этого достаточно, чтобы кто-то схватил её за руку и втащил в ближайший дом. Прежде чем Анора успевает оглядеться, хлёсткая оплеуха, сравнимая с хорошим ударом кулака, валит её на пол. Подняться не получается: что-то давит на грудную клетку так, что больно дышать.

— Глупо думать, что я не замечу слежку, — доносится до неё будто сквозь подушку невыразительный голос Франчески. — А ещё глупее — надеяться, что Лоренцо ничего не рассказал о вас.

Боль мешает сконцентрироваться, голова кружится. И всё-таки Аноре удаётся прийти в себя и увидеть нависающую над ней Франческу. Теперь ясно, что упирается прямо в грудину: нога, обутая в алую лакированную балетку с заострённым носом. Франческа давит сильнее, и на мгновение Аноре кажется, что она слышит хруст ломающейся кости.

Но нет, конечно. Страх не даёт ей мыслить ясно, выкручивает худшее на максимум — вот и всё.

— Вам стоило сразу поехать за моим братом, — добавляет Франческа будто бы с сочувствием. — Это был хороший шанс прикончить его, не дать подготовиться к следующей встрече. Не дать ему рассказать нам, в конце концов.

Помедлив, она всё же убирает ногу, однако Анора не спешит подниматься. Чутьё подсказывает, что делать этого не следует: если Франческа решит, что она решила дать отпор, без кровопролития не обойдётся.

— Да, — хрипло выдавливает она. — Надо было убить твоего брата ещё в Мадриде. Не такой уж он и сильный, как мне говорили.

— Если ты...

— К счастью, я здесь не за этим.

Идея приходит в голову спонтанно — так молния бьёт в дерево, и мгновением позже оно уже полыхает, объятое пламенем. Возможно, то, что собирается сделать Анора, не очень-то честно — но это её единственная возможность выбраться отсюда живой и более-менее невредимой.

— Неужели? — Франческа приподнимает брови, но и только. Непохоже, что она удивлена. — Скажешь мне хоть что-нибудь, чего я не знаю?

— Да.

Удостоверившись, что новых ударов не последует — Франческа отступает на пару шагов, будто даёт понять, что пока настроена мирно, — Анора всё же встаёт с пола и быстро осматривается.

Просторная светлая комната с мягким диваном глубокого зелёного цвета может быть только гостиной. Здесь много места, негромко гудит кондиционер, а вдоль стен высятся многочисленные книжные шкафы. При взгляде на Франческу можно было предположить, что её дом — а они наверняка в её доме — окажется совсем другим. Анора ожидала больше тёмных тонов. Однако здесь ничуть не мрачно и чертовски уютно.

— Меня зовут Анора Мирзалиева, — говорит она. — Хотя ты, наверное, уже в курсе. Я ещё не стала членом Поднебесья, но, возможно, стану, если мы сможем убить тебя и твоих братьев.

— Это вряд ли.

Франческа не угрожает — просто констатирует факт.

— Я тоже так считаю. Более того, мне оно на хрен не нужно. Честно.

— Верится с трудом. Но, допустим, я тебя выслушаю.

Если бы ещё вчера кто-то сказал Аноре, что она будет сидеть на широком и, надо сказать, очень удобном диване в доме Франчески Инганнаморте и спокойно беседовать с ней, она бы рассмеялась говорившему в лицо. Но факт остаётся фактом — разговор получается довольно безобидным.

Хотя для того, чтобы он и впрямь был безобидным, стоило выбрать другой предмет обсуждения.

— Поправь, если я ошибаюсь, но между семьёй Инганнаморте и Поднебесьем что-то вроде холодного нейтралитета? Взаимовыгодное сотрудничество и прочие бонусы?

— Вроде того, — легко кивает Франческа. — Но про сотрудничество ты, конечно, загнула. Здесь, в Италии, к Поднебесью относятся настороженно. Причин у нас достаточно. Вы перебили многих наших людей. Вмешивались во внутренние распри.

— С какой стати Поднебесью лезть в дела мафии?

— Спроси у Небожителей сама, если хочешь.

Ясно. Значит, взаимная неприязнь копилась не один год — возможно, даже не один десяток лет. Если они всё-таки сумеют убить Лоренцо, а заодно и его брата и сестру, и случайный свидетель разнесёт эту весть по всей Италии, начнётся полномасштабная война.

Может быть, легче допустить это. Позволить Поднебесью и мафии перегрызть друг другу глотки, чтобы уцелели единицы. Но беда в том, что в таком случае сама Анора тоже едва ли переживёт подобную заварушку, а ей чертовски хотелось бы покинуть Италию живой. Прикончить Небожителей самостоятельно.

— Так для чего ты следила за мной на самом деле? — спрашивает Франческа, и в её голосе Аноре чудится нотка нетерпения.

— Ты знаешь Дагмар Гесс?

Вопрос срывается с губ раньше, чем она успевает обдумать хоть что-то.

— Все знают. Она была умной женщиной. И сильной. Здесь её многие боялись, хотя, насколько помню, Дагмар прилетала в Рим буквально пару раз. Я застала только слухи о ней. К тому моменту, как приступила к делам семьи, она уже исчезла со всех радаров. Превратилась в страшную сказку.

— Она мертва. Её убило Поднебесье.

Удивительно: прошло столько лет, а говорить об этом спокойно не выходит. Голос предательски надламывается, и Анора втягивает голову в плечи, сама не понимая, стыдится она или закипает от ярости.

— Вот как... Свои же, — Франческа поджимает губы. — Дерьмово. Но тебе-то что?

— Дагмар Гесс была моей матерью.

— О.

Одного краткого даже не возгласа — подобия вздоха — хватает, чтобы понять: Франческа прекрасно знает, что значит терять членов семьи. И сочувствует ей, девчонке из организации, которую наверняка с удовольствием вырезала бы под корень, появись возможность.

— Теперь ясно, — добавляет Франческа. — Ты что, присоединилась к Поднебесью, чтобы отомстить? Хочешь разрушить империю изнутри? Амбициозно, ничего не скажешь.

Насмешки в её тоне, тем не менее, нет.

— Для начала я хочу помешать людям Поднебесья убить Лоренцо. И вас с Сальваторе, если уж на то пошло.

— Тебе от этого никакой выгоды. Подозрительный альтруизм, Анора.

— Никакой? Я бы так не сказала.

Франческа смотрит на неё вопросительно, ожидающе — продолжай, мол. От былого безразличия не осталось и следа. Судя по её выражению лица, в голове Франчески безостановочно крутятся шестерёнки: она пытается и понять Анору, и прикинуть, что делать дальше, и просчитать, чем всё происходящее грозит семье Инганнаморте.

Что ж, это победа. Она заинтересована.

— Я не хочу войны между мафией и Поднебесьем. Моя месть — только моя и ничья больше. И не думаю, что вы готовы терять людей в бессмысленной бойне, — Анора старается говорить спокойно и чётко, но чувствует, что захлёбывается словами. — Ты... ты только представь, что начнётся, если те, с кем я приехала, убьют кого-то из вас, и это станет известно всем.

— Начнётся настоящий ад на земле.

— Именно! А так... вы просто тихо избавитесь от них, вот и всё.

— Мне нравится эта идея, — отвечает Франческа. — Хоть и звучишь ты подозрительно. Но ничто не даётся просто так, правда?

Вот оно. Купилась, как и следовало ожидать.

— Мне нужно совсем немного, — Анора позволяет себе улыбнуться. — Ты поддержишь меня, когда придёт время мстить. Тайно или явно — как пожелаешь. Скорее тайно, конечно, чтобы это не закончилось побоищем... И да, я собираюсь перебить Небожителей лично, однако для того, чтобы до них добраться, потребуются люди.

Пауза длится так долго, что становится не по себе, но Франческа всё-таки неохотно роняет:

— Они у тебя будут.

Когда минутой позже она разливает по бокалам вино, Анора не отказывается. Грешно не выпить за грядущий триумф.