Глава 10
Я с трудом смогла разлепить свои веки, и первое, что я ощутила, — это нестерпимая боль в боку. Резкая волна дискомфорта заставила меня вздохнуть, и в этот момент на моей щеке появилась влажная дорожка.
— Не шевелись. Швы совсем свежие, — произнес знакомый голос, и в сердце у меня возникло странное чувство облегчения.
Прямо в моих ногах на краю кровати сидел мой брат Каллум. Его прическа была уложена, а лицо обрамляли привычные волны каштановых волос. Как хорошо, что он не оставил прошлую прическу и мне не пришлось смеяться, как раньше — иначе швы пришлось бы накладывать заново.
— Как только тебе пришло в голову исследовать улицы в одиночку? — спросил он, и его голос стал резким.
Теперь он больше не казался заботливым. Сложив руки на груди, он сильно хмурил брови, и в его глазах читалось недовольство. Я уже хотела ответить, но в горле стало так сухо, будто мне насыпали песка.
— Воды, — почти шепотом потребовала я, ощущая, как сухость расползается по губам.
Каллум встал с кровати и подошел к столику, который стоял в углу моей комнаты. На нем стоял стеклянный графин и один стакан, отражая свет свечей. Он налил воду и осторожно подошел ко мне. Осторожно держа мою голову, помог мне сделать пару глотков.
Закончив пить я снова откинулась на подушку:
— Меня удивляет твоя забота, — вымолвила я с легкой усмешкой. Это было все, что я могла сказать в данный момент. Честно говоря, я была готова увидеть в своей комнате кого угодно — даже отца. Но не Каллума. Последний раз, когда он проявлял свою заботу, было в детстве. Тогда ему было двадцать пять, а мне всего девять. Я помнила тот день, когда меня наказали за очередное непослушание. Я решила спуститься с балкона третьего этажа на улицу — глупое решение для девочки того возраста.
Я старалась делать все осторожно; мне даже удавалось ловко наступать на выступы замка, но нога не вовремя соскользнула. Я упала и впервые сломала ногу. Слез было целая море — я не могла остановиться плакать. И меня закрыли в комнате на месяц. В детстве я была очень капризна; не каждая служанка могла спокойно реагировать на мои просьбы и переменчивое настроение. Слоун тогда являлась моей няней; ей удавалось сдерживать мой пыл. А вот когда она уходила, тогда доставалось всем вокруг. Они жаловались отцу, но тот ничего не мог со мной поделать.
И вот тогда, приходил Каллум. Он помогал мне вставать с постели, и мы осторожно садились на ковер, где он читал мне книжки или рассказывал о том, что с ним происходило в течение дня. Но теперь все изменилось.
Я посмотрела на него и заметила тень тревоги на его лице. В его глазах читалось не только недовольство, но и страх — страх за меня. И в этот момент мне вдруг стало ясно: несмотря на все наши разногласия и расстояние между нами за эти годы, он все еще был рядом.
— Ты же знаешь, я всегда готов быть рядом, — Каллум слегка улыбнулся.
Это, конечно, все прекрасно, но вся эта идиллия настораживала. Я знала своего брата слишком хорошо и всегда была готова к тому, что он разобьет мое сердце снова. Как стеклянную игрушку, оставленную на краю стола. И вот как всегда, я решаю все испортить.
— Да, ты всегда оказываешься рядом, — на моем лице расползалась злорадная усмешка. — Особенно когда хочешь окунуть меня лицом в грязь или когда собираешься сказать, что я никчемная слабачка.
Каллум нахмурил брови, на его лице появилось изумление. Он не ожидал услышать от меня это. Но я получила ранение, а не потеряла свой мозг. Внутри меня бушевали чувства, и я понимала что его забота продлится ровно столько, сколько он посчитает нужным. Его доброта могла внезапно смениться на жестокость. Я вспомнила все те моменты, когда он был рядом — он поддерживал меня когда мне было плохо. Но также я помнила и то как его слова резали, как острое лезвие. Я не могла позволить себе снова оказаться в ловушке его милосердия.
— Знаешь, Каллум, — произнесла я с холодной решимостью, — иногда помощь выглядит иначе. Иногда она не требует присутствия.
Казалось, после моих слов глаза Каллума зло вспыхнули. Его лицо исказилось, и я почувствовала, как напряжение в комнате стало почти осязаемым.
— Хорошо, — произнес он спокойно, но в его голосе звучала угроза, скрытая под слоем вежливости. — Но пока ты лежишь здесь, я пытался быть хорошим братом. Но так как ты решила снова строить из себя вечно непонятую стерву, спешу сообщить, что отец не обрадовался твоему ранению. Он ждет, что к сегодняшнему вечеру ты зайдешь в тренировочный зал, и он преподаст тебе урок, как правильно пользоваться оружием.
— Спасибо за то, что отлично выполняешь роль секретаря нашего отца, — недовольно прошипела я, сжав кулаки так сильно, что ногти впились в ладони. — Я передам Крейвену, что в его услугах Клан больше не нуждается.
Каллума это задело. Его лицо на мгновение побледнело, а потом на нем появилась маска раздражения. Он наклонился ко мне, и я почувствовала как от него исходит гнев.
— Когда-нибудь, — сказал он сквозь зубы, его голос был полон презрения. — Я буду единственным, к кому ты придешь, когда окажешься в западне. А я просто рассмеюсь тебе в лицо, потому что снова оказался прав.
Я не боялась его слов; вместо этого они разожгли во мне огонь. Я почувствовала, как злость накатывает на меня, как волна, готовая смыть все на своем пути. Я подхватила его настроение, и сжав кулаки, зло произнесла:
— Выметайся из моей комнаты, неуравновешенный придурок! — эти слова вырвались из меня так резко, что я чуть не выплюнула их ему в лицо.
Он лишь усмехнулся, отступил на шаг и затем вышел, оставив меня наедине с моими эмоциями. Дверь захлопнулась с глухим звуком, и я почувствовала, как гнев наполняет каждую клеточку моего тела. Словно в поисках выхода для своей ярости, я начала лупить руками по одеялу. Мой взгляд упал на стакан, из которого брат поил меня водой. Схватив его, я со всей силы швырнула его в дверь. Стакан разбился на мелкие кусочки, и звук разлетевшегося стекла отозвался в моем сердце, как эхо моих собственных разочарований. Я продолжала злиться — на брата, на отца, на себя за то, что стала козлом отпущения.
Я пол века терплю к себе такое ужасное отношения с двух сторон, и самое обидное что я даже не могу покинуть свою семью. Другой Клан примет меня, если я приеду к ним в качестве невесты. А люди и вовсе не принимают нас, словно мы были чумой, ведь Тени являются порождением тьмы, и мы поклонялись богине Смерти. А вот люди принимают только ее сестру, богиню Жизни Ардиган. Это так странно, богиня Смерти дает своим детям бессмертие, а вот богиня Жизни каждый раз наблюдает как люди не прожив даже века умирают. Собравшись с духом, я встала с кровати и начала собираться на воспитательную тренировку к отцу.
Каллум шел по темным коридорам замка, и каждый его шаг отдавался глухим эхом в тишине. Вечернее солнце уже скрылось за горизонтом, оставив за собой лишь бледные отблески на стенах, обитых старым камнем. К счастью, жители замка были поглощены своими делами, и их голоса не нарушали гнетущую атмосферу. Иначе — если бы кто-то встретился ему на пути — он не сдержится. Гнев, как черная волна, поднимался в его груди, готовый вырваться наружу.
Чужая магия, что жила в его венах, словно ядовитая лиана, сжимала его сознание, искажая мысли и заставляя реагировать на мир вокруг с яростью и безумством. Последние годы Каллум часто жалел о том решении, которое принял под давлением отца — забрать магию сестры себе. Каждый день он ощущал на себе тяжесть этого выбора, как будто невидимые цепи сковывали его душу.
Ему нужно было прийти в себя, и он знал, что для этого необходимо сделать. Передумав идти в свои покои — где он снова сломает что-то из мебели в приступе ярости — он решил направиться в тренировочный зал. Дойдя до массивных дверей, украшенных резьбой с изображениями древних битв, он дотронулся до них. Двери открылись и с легким скрипом, словно приветствуя его в этом святилище силы и мужества.
Зал был пуст, и это было странно. Обычно здесь царила атмосфера напряженной энергии: мужчины и женщины оттачивали свои навыки, их клинки звенели при столкновении, а крики воодушевления раздавались в воздухе. Но сейчас — лишь оглушительная тишина. Каллум пожал плечами: «Так даже лучше». Ему требовалась помощь отца, но сейчас он должен был справиться самостоятельно.
Оружие было выставлено вдоль стен: мечи с изогнутыми лезвиями, копья с блестящими наконечниками и щиты. Каллум подошел к одному из мечей, его рука легла на холодную рукоять. Он закрыл глаза пытаясь сосредоточиться. Он выхватил меч из ножен и начал размашисто махать им в воздухе, словно пытаясь разбить невидимые оковы, которые связывали его. Каждый удар отражал его внутреннюю борьбу: гнев на себя за слабость, ненависть к отцу, который заставил взять ношу на себя.
Вдруг он услышал легкие шорох за спиной — звук, который заставил его сердце замереть. Не заставляя его долго ждать, из тени вышла Слоун. Ее фигура, обрамленная полумраком, казалась почти призрачной, было странно не видеть на ней доспехов, которые всегда придавали ей вид бесстрашной воительницы. Синяя свободная рубашка струилась по ее фигуре, подчеркивая каждую линию, а кожаные штаны обтягивали ее бедра, словно вторая кожа, акцентируя их изящную форму. Каллум ненадолго задержал взгляд на ее длинных волнистых волосах, которые сейчас были распущены, и от которых исходил восхитительный запах барбариса. Он даже не был удивлен — это была ее странная привычка: стоять в тени и наблюдать за чужими тренировками. При том что она всегда тренировалась в одиночку, Каллум помнил, как в юности Трейнор предоставил ей отдельного учителя, с которым она познавала искусство боя. Это были долгие часы упорных тренировок и строгих уроков. Слоун всегда стремилась к совершенству, и ее стремление было одновременно завораживающим и пугающим.
Она стояла и молчала, ее взгляд был холоден и непроницаем, как поверхность замерзшего озера. Каллум чувствовал, что за маской скрывается множество эмоций, но разгадать их ему не удавалось. Прошло несколько долгих минут, прежде чем она наконец спросила с легкой издевкой:
— Снова пытаешься демонстрировать мастерство, которого нет?
Каллум слегка улыбнулся:
— Увы, но демонстрировать мое мастерство совсем некому. — Его голос звучал устало.
Слоун наклонила голову, словно оценивая его слова. В этот миг Каллум почувствовал, как между ними возникла невидимая преграда — тонкая нить недопонимания и разочарования. Он понимал, что ее издевка была не только насмешкой, но и призывом: она хотела увидеть в нем ту искру, которая когда-то горела ярко и неугасимо.
— Может быть, ты просто не ищешь нужного зрителя? — произнесла она, чуть приподняв уголок губ. В ее голосе сквозила доля вызова. — Или ты боишься показать, на что способен?
Каллум почувствовал, как в груди закипает старое желание — желание доказать себе и ей, что он не просто тень на фоне ее блестящих достижений. Внутри него разгорелся огонь, и он решительно ответил:
— Возможно, пришло время это изменить.
Каллум указал на стойку с оружием, тем самым дав первой сделать выбор Слоун. Она лишь махнула головой, указывая на клинок, который был прикреплен к ее бедру.
— Предпочитаю свое оружие, — произнесла она с легкой усмешкой.
— Ну как знаешь, — ответил он с недовольством, хотя в глубине души его это подстегивало. Он всегда знал, что Слоун — не тот противник, которого можно недооценивать.
Когда они вышли на середину арены, Каллум задержался, оглядываясь вокруг. Гладкий пол был усеян следами предыдущих поединков. Он думал, что первой нападать будет Слоун, но она играла с ним, обходя по кругу, как хищник, выжидающий момент.
Каллум крепко обхватил рукоять меча, ощущая знакомое тепло металла в своей руке. Он решил бить в ноги, надеясь сбить ее с толку. Но Слоун легко отскочила в сторону, коварно улыбаясь так, словно знала его каждый шаг.
— Ты как всегда повторяешься. То же самое ты сделал неделю назад, — произнесла она, и ее смех раздался в тишине зала.
Каллум почувствовал прилив адреналина. Он не собирался давать ей возможность насмехаться над собой. Взяв себя в руки, он изменил тактику. Вместо того чтобы снова атаковать, он начал двигаться в сторону, создавая пространство между ними. Он знал, что Слоун жаждет его ошибки, и именно в этом заключалась ее сила.
— Может быть, я просто люблю старые добрые приемы? — Ответил он с ухмылкой.
Слоун прищурилась и сделала шаг вперед.
— Так и будешь играть, словно ты ребенок? Я хочу, чтобы ты атаковал меня! — В ее голосе звучал вызов, как громкий удар в тишине. Она была полна уверенности, и это подстегивало Каллума.
Каллум не стал долго ждать. Сосредоточив все свои мысли, он сделал резкий выпад в ее сторону. Меч свистнул в воздухе, и он почувствовал, как адреналин наполняет его тело. Но Слоун оказалась быстрее, чем он ожидал. Она ловко отбила его удар, и в тот же миг сделала стремительный разворот. Ее клинок пролетел всего в нескольких сантиметрах от его лица, оставляя за собой шлейф холодного воздуха.
— Давай, Каллум! Я же знаю, ты можешь быть лучше! — издевалась она, ее слова были как ядовитые стрелы, проникающие в его уверенность. Она смеялась, а ее голос звучал как музыка, полная насмешки и провокации.
Каллум почувствовал, как пламя злости разгорается внутри него. Он не собирался поддаваться ее играм. Стиснув зубы, он собрался с силами и начал действовать. В этот раз он решил не атаковать напрямую, а использовать свою скорость и ловкость. Он резко изменил направление, уходя от ее следующего удара, и в тот же миг атаковал с другой стороны.
Слоун не успела среагировать. Ее глаза расширились от неожиданности, когда его меч вновь оказался рядом с ней. Но она быстро включилась в бой, и их клинки встретились с гремящем звуком, как два молота, ударяющихся друг о друга.
— Вот это уже интереснее! — Ее голос звучал так, будто она наслаждалась каждым мгновением схватки.
Каллуму нравилось восторженное лицо Слоун. Он не думал останавливаться, и она тоже. Ослабив давление меча, он резко отскочил в сторону, а девушка приняла резкую боевую стойку, сосредоточенно наблюдая за ним, как всегда пытаясь предугадать его следующее движение. Но в это раз Каллум решил действовать не по правилам боя. Он усмехнулся, глядя на нее с азартом, и подняв меч одной рукой, держал его на уровне лица Слоун, готовясь отбить ее возможную атаку. В то время как кончики пальцев его свободной руки уже начали искриться раскаленной пульсацией темной магии.
Не дождавшись, когда Слоун сделает первый шаг, он резко швырнул магический сгусток ей в лицо. Ее глаза расширились от изумления, и с невероятной скоростью она увернулась.
— Ну ты и кретин! — прошипела она сквозь зубы, гневно сверкнув красными глазами, и бросилась на него с мечом.
Но вместо того чтобы продолжить бой, лишь расхохотался, бросив меч на пол, он сделал шаг навстречу Слоун, но не для того чтобы уклониться от удара. Она оказалась совсем рядом, и теперь ее лицо выражало замешательство. В этот момент он действовал быстро, чтобы она не успела опомниться.
Каллум взял ее нежное лицо в руки, его пальцы скользнули по ее щеке, и он крепко поцеловал ее. Слоун пыталась сопротивляться, но в глубине души она знала, что это будет неизбежно. Вспомнив о тех мгновениях, когда они были ближе друг к другу, она сдалась и ответила на его поцелуй так же страстно, как когда-то.
Каллум продолжал углублять поцелуй, и Слоун ему в этом поддавалась. Его руки скользнули по ее спине, нежно растягивая ткань рубашки, как вдруг она резко отпрянула от него. Из его груди вырвался разочарованный стон, как будто он потерял что-то важное.
— Твой отец идет сюда, — произнесла она, поправляя свои волосы и стараясь вернуть на лице прежнюю уверенность.
— Совсем забыл, — вздохнул он, его голос был полон сожаления. В этот момент он вспомнил о том, как часто его мир рушился из-за авторитарного присутствия отца, который всегда был рядом, готовый навязать свою волю.
— Снова по твою душу? — Ее бровь поднялась, а в глазах сверкнула искорка недовольства. — Я думала, он перестал тебя избивать.
— Зато это помогает, — ответил Каллум, пытаясь скрыть боль за легкомысленным тоном. Он знал, как скептически она относится к нравоучениям его отца. — Злость отступает, остается только жалость.
Слоун хмыкнула, ее губы искривились в усмешке:
— Заметь, ты больше не злишься. И я тебя даже пальцем не тронула.
Каллум почувствовал, как в груди у него закипает смесь эмоций — облегчение и недоумение. Он смотрел на нее, как будто впервые осознавая всю глубину их связи. Слоун была для него не просто соперницей или другом; она стала его защитой от мрака.
Он уже хотел как всегда отшутиться, но ему помешал звук открывающихся дверей в тренировочный зал. На пороге стоял, как всегда, уверенный и хмурый Трейнор Норт, его отец. Седые волосы были аккуратно уложены, а синие глаза сверкали недовольством, будто он только что отошел от приступа ярости. Его кожаные доспехи обтягивали мускулистую фигуру, придавая ему вид неприступной скалы. Только фиолетового плаща не хватало, чтобы завершить его образ.
— Как странно видеть вас вдвоем здесь, — произнес он с легким презрением, словно это было чем-то недопустимым.
Слоун учтиво поклонилась.
— Думаю, двум командирам не помешает тренироваться вместе, — спокойно ответила она, но в ее голосе проскользнула нотка дерзости.
Трейнор, казалось, не оценил ее упрек. Он перевел взгляд на Каллума, а затем снова посмотрел на Слоун чуть дольше, как будто искал в ней слабость.
— Это даже хорошо, что я вас встретил здесь, — произнес он с холодной улыбкой. — Дом Кровавого Сердца почтит нас своим приездом на этой неделе в честь праздника Кровавой Луны. Думаю, ты будешь рада встретиться с братом.
— С братом? — Слоун была слегка ошарашена. В ее голосе проскользнула нотка тревоги. — Но ведь сюда всегда приезжает мой отец.
Трейнор пожал плечами с таким видом, как будто это было неважно.
— Славий написал, что ваш отец не сможет приехать, и от его лица будет присутствовать он.
Лицо девушки стремительно побледнело, а губы сжались в тонкую линию. Она не произнесла ни слова, просто стояла там, будто погруженная в мрачные мысли. Каллум удивленно смотрел на нее; они не общались с чуть больше века, и он не понимал, почему ее так тревожит приезд брата. В ее глазах читалась не просто настороженность — там была тень страха.
Трейнор снова обратился к ним:
— Можете идти. И если увидите Рианнон, поторопите ее. Не люблю ждать, — сказал он и прошел мимо них к стойке с оружием, где его руки ловко перебирали клинки и щиты.
Каллум кивнул и одобрительно сжал плечо Слоун. Они направились к выходу, но напряжение между ними оставалось.
— Надеюсь, он ей не навредит. Она и так после ранения, — тихо прошептала Слоун, ее голос дрожал от беспокойства.
— Думаю, ее регенерация уже прошла, и она чувствует себя лучше, — попытался успокоить ее Каллум. — Вот ядом плеваться она умеет даже и в плохом состоянии.
Она слегка улыбнулась, но ее глаза все еще отражали тревогу. Они направились в крыло, где находились их комнаты. Каллум чувствовал необходимость сказать что-то еще, но слова застряли у него в горле. Он не стал напрашиваться к ней в комнату, и она тоже не проявила инициативы, оба понимали: сейчас лучше оставить друг друга в покое. Не сказав больше ни слова, они разбрелись по своим спальням.
Я стояла возле зеркала и внимательно разглядывала свой новый шрам. Проведя по нему рукой, я ощутила его ужасные рваные края, но мне было это не страшно, через какое-то время регенерация сделает свое дело, и вместо этой розовой полоски кожа снова станет чистой, без единого изъяна.
Дверь в спальню осторожно открылась, и на пороге появилась Слоун. Она подошла ко мне и слегка улыбнувшись поцеловала меня в щеку.
— Я рада, что с тобой все в порядке, — прошептала она, и в ее голосе звучала искренность.
— А я то как удивлена. Мне пришлось просить помощи у Селестии, по правде говоря, я думала, она оставит меня умирать, — пошутила я.
Слоун как всегда закатила свои глаза:
— Тебя ждет отец, — напомнила она, и я поморщилась. — Я только что с ним виделась. Он сам на себя не похож.
— В каком смысле? — я нахмурила брови. — Забыл тебя похвалить?
Она шутливо ущипнула меня за руку, и я поморщилась от неожиданной боли.
— Мерзавка, — проговорила она с улыбкой, но потом ее лицо стало серьезнее. — Я встретила его в тренировочном зале. Он просто готов метать молнии, и еще он очень сильно чем-то недоволен.
— Он всегда недоволен, особенно мной, — напомнила я подруги с легкой усмешкой.
Слоун стояла, наблюдая за тем, как я натягиваю свою тунику, и в ее глазах читалось что-то большее чем беспокойство. Она словно пыталась разглядеть во мне не только физическую оболочку, но и то что скрыто внутри. Я знала, что она всегда была рядом, готова поддержать меня в любой ситуации, но сейчас ее молчаливый взгляд давил на меня, как тяжелый камень.
— Будь с ним осторожна, — произнесла она наконец. — Кажется тебе придется хорошо попотеть.
Я лишь пожала плечами и направилась к выходу из комнаты. Слоун осталась стоять у зеркала, ее отражение было так же неподвижно, как и она сама.
Вечер окутал замок тенью, и пустота коридоров казалась зловещей. На каждом повороте стояли хмурые стражники с лицами, словно вырезанными из камня. Они не обратили на меня внимания, когда я прошла мимо. Подойдя к дверям тренировочного зала, я коснулась холодной ручки, но на мгновение остановилась. Во мне разгорелось внутреннее сопротивление — мне нужно было надеть маску безразличия. Но когда я вошла в зал и встретила ледяной взгляд отца, эта маска треснула. Он смотрел на меня так, будто хотел прожечь во мне дыру.
Не успев сделать шаг, я ощутила резкий ветер — кинжал пронесся мимо меня со свистом. Успев увернуться, я увидела, как он с легким стуком вонзился в дверь за моей спиной. Сердце забилось быстрее.
— Я рад, что толика ловкости у тебя осталась, — произнес отец ледяным голосом.
— А ты как всегда обходишься без приветствия, — парировала я, стараясь скрыть дрожь в голосе.
Обойдя его, я направилась к стойке с оружием. Выбор был простым, я искала меч который подошел бы мне по весу, и с которым легко справляться. Но отец решил не предоставлять мне выбора.
— Думаю, ты обойдешься без меча. Насколько я помню, ты теперь предпочитаешь кинжалы, — произнес отец язвительным тоном. И от его слов, мой поврежденный бок решил о себя напомнить неприятной болью.
— Мне приятна твоя внимательность ко мне, отец. — В тон ему ответила я, стараясь сохранить спокойствие, несмотря на нарастающее напряжение.
Его синие глаза прищурились:
— Ты меня разочаровала своим поражением, — произнес он с недовольством. — Я тренировал тебя с самого детства, и вот сегодня я узнал, что моя дочь потерпела поражение. И как? Всего лишь каким-то кинжалом!
На последнем слове он перешел на крик. Я лишь недовольно морщилась в ответ, чувствуя, как внутри меня закипает гнев. Да, он тренировал меня с детства, но никогда не мог найти ко мне нужный подход. Я считала его никудышным учителем, и требовала другого. Но он настаивал на том, что своих детей будет тренировать сам.
Снова развернувшись к стойке, я остановила свой выбор на двух удобных кинжалах с очень тонким лезвием. Ни сказав больше ни слова, я приняла боевую стойку. Ни сказав больше ни слова, я приняла боевую стойку. Мое тело расслабилось, а дыхание стало ровным и глубоким. Я чувствовала, как энергия собирается в моих мышцах, готовая вырваться наружу.
Отец с усмешкой взглянул на меня, его губы изогнулись в презрительной улыбке.
— С такой хреновой стойкой я уложу тебя на лопатки за секунду, — произнес он, и в его голосе звучало уверенное превосходство.
— Может быть, ты и уложишь меня на лопатки, — произнесла я с ухмылкой. — Но если ты не забыл, я научилась у тебя не только драться, но и побеждать.
По залу зазвучал громкий смех отца, от этого мои глаза удивленно округлились. Его смех был полон пренебрежения, как будто я произнесла самую глупую шутку на свете.
— О каких победах ты говоришь, Рианнон? О тех, где ты в лесу отрезаешь головы голодным гулям? Ты сегодня была в настоящей схватке и чуть не умерла!
Меня словно окатили холодной водой. Я сжала кулаки пытаясь подавить всплеск ярости. В конце концов, я не могла позволить ему видеть свои слабости.
— Я не поддавалась до последнего! Но во всем виноват кинжал того мужчины, я таких еще не видела. Он был сделан из черного метала, словно саму тьму выковали в оружие! — Я снова пыталась оправдаться перед отцом, хотя в моем возрасте пора бы уже перестать это делать.
После моих слов раздалась тишина. Отец удивленно уставился на меня, его глаза сверкали, будто он вдруг понял что-то важное. Он обдумывал свои следующие слова, и вот их время пришло.
— В таком случае, мне нужно усложнить твои тренировки, — твердо произнес он, и в этот момент воздух вокруг стал напряженным, как натянутая струна. Не сказав больше ни слова, он быстрым шагом с кинжалом наготове понесся ко мне.
Я не успела отскочить. Мои ноги словно приросли к полу, а инстинкты замерли в ожидании. Я попыталась отбиться, но мой клинок соскользнул, и отец порезал мою руку толстым лезвием. Боль была просто невыносимой. Я почувствовала, как горячая кровь струится по запястью, оставляя за собой алую дорожку.
— Ты хочешь меня убить? — выкрикнула я, шокированная и в то же время переполненная гневом.
— Нет! Я пытаюсь научить тебя защищаться! — Его голос был хриплым от напряжения. И в следующую секунду он попытался нанести удар мне под ребро.
Я едва успела увернуться, но его кинжал все же коснулся моего бока, оставив на коже болезненный след. Внутри меня вспыхнуло пламя ярости. Я не могла позволить ему одержать верх. Собравшись с силами, я сделала шаг назад и резко подвернулась, чтобы избежать следующего удара. В этот момент я почувствовала, как адреналин бурлит в моих венах. Я была готова к борьбе.
Я снова приняла боевую стойку, несмотря на то что отец сказал, что она плохая. В воздухе витал запах пота и старого дерева, а свет свечей отбрасывал причудливые тени на стены тренировочного зала. Нужно было просчитать его слабые стороны, но за все годы тренировок у меня это не выходило. Тени живут очень долго, моему отцу было почти двести, и он побывал в нескольких боях, оставив за собой следы побед и поражений. Но у нас хорошая регенерация, и старые раны заживали быстро, словно память о боли не имела права оставаться с нами. Это был подарок Богини Смерти Мориган.
Он начал обходить меня по кругу, наградив еще одной усмешкой, которая заставила мое сердце биться быстрее. В его глазах сверкали огоньки, полные уверенности и пренебрежения. Затем он вытащил второй кинжал. Моя задача усложнилась: нужно было выстоять бой и не получить новых травм. Я знала что он будет атаковать безжалостно, как хищник, который выжидает момент чтобы нанести удар.
— Последнее время ты начала часто меня разочаровывать, — донеслось от него, но я не подавала вида. Я хотела чтобы он напал первым, чтобы попытаться уклониться от атаки. Внутри меня бушевали эмоции: страх, гнев и желание доказать свою силу.
— Если бы Каллум не жаловался на меня так часто, я бы была твоей любимой и послушной дочерью, — ответила я ему с вызовом, стараясь скрыть дрожь в голосе. Мой брат всегда был тем, кто получал одобрение от отца, а я оставалась в тени.
— Поверь, после тебя я тщательно займусь твоим братом, — его голос был наполнен сталью. В его словах звучало обещание и угроза одновременно.
Я почувствовала прилив адреналина. С каждым его движением и я пыталась предугадать его намерения, но он был как ветер — непредсказуемый и стремительный. Я сделала шаг вбок, уклоняясь от его удара. Взгляд отца стал более сосредоточенным и я поняла что он готовится к следующей атаке. Я собрала все свои силы, и использую технику которую знала с детства, бросилась на него с неожиданным выпадом.
Он конечно ожидал нападения, но не такого агрессивного. Я провела кинжалом вбок, пытаясь задеть его руку. Он увернулся, но я почувствовала как его внимание переключилось на меня. Я знала что это был мой шанс.
— Вот это уже интересно! — Произнес он с легкой улыбкой, и в его голосе послышалась искра одобрения. Я не могла позволить себе расслабиться; это могла быть ловушкой.
Я сделала еще один выпад, но на этот раз он был более предсказуемым. Отец легко парировал мой удар и атаковал, метнув кинжал в мою сторону. Я успела увернуться, но осталась открытой для следующей атаки. В этот момент я поняла: мне нужно использовать свою скорость и ловкость, чтобы обойти его защиту.
Я начала двигаться быстрее, как будто танцевала вокруг него, заставляя его терять концентрацию. Отец начал понимать, что я не просто играю в его игру. Я меняла правила.
Внезапно я заметила, что он начинает уставать. Его движения стали менее уверенными, а дыхание — тяжелым. Это был мой шанс. Я собрала все свои силы и сделала решающий прыжок, направив кинжал прямо к нему.
Но он оказался готов. С ловкостью хищника он схватил мое запястье и резко повернул меня к стене, прижимая к ней. Я почувствовала холодный металл кинжала у своей шеи.
— Ты все еще не понимаешь, — произнес он тихо, но с твердостью в голосе. — Бой — это не только физическая сила. Это стратегия и умение предугадать противника.
Собравшись с мыслями, я сделала резкий рывок и освободила свое запястье из его захвата. В тот же миг я развернулась и провела кинжалом по его предплечью. Он отступил назад с удивлением на лице.
Отец опустил взгляд и рассматривал легкую струйку крови, медленно стекающую по его руке. На его губах появилась слабая улыбка, которая казалась прятала в себе нечто большее — смесь гордости и разочарования.
— Может быть, когда-нибудь ты действительно уложишь меня на лопатки, — спокойно проговорил он. — Но к твоему разочарованию, сегодня не тот день.
Не успев взять во внимание его слова, я растерялась, когда отец подошел ко мне и с отмашем ударил меня по лицу. Удар был настолько сильным, что я отлетела на шаг, и на глазах выступили слезы обиды. Я хотела быть равной своей семье, а в итоге валялась у ног своего отца. От боли в скуле начало рябить в глазах, и я стиснуда зубы, чтобы не выдать слабости. Но встать у меня уже не получалось.
— Вчера мне рассказали что твой брат преподал урок Селестии, — произнес он, его голос стал холоднее. — Он говорил что Тени не должны испытывать эмоций и чувств. Но он не сказал, что также Тени не должны испытывать и слабости.
Я была удивлена. Неужели его поведение было из-за Селестии? И неужели он решил защитить ее перед Каллумом и оторваться на мне? Я не задала этого вопроса, лишь сидела и смотрела в пол, пытаясь осознать происходящее. Тем временем отец продолжал свою тираду.
— Ты меня расстраиваешь. Сначала ты устроила скандал из-за мальчишки кузнеца. А теперь и вовсе распустила слюни и валялась в кровати весь день.
— Я была ранена! — прокричала я, не сдерживая порыва злости. Внутри меня бушевали эмоции, как шторм на море. Но отца это не волновало.
— Знаешь, сколько раз я был ранен? Я бы тоже мог валяться в постели и жаловаться, как мне тяжело! Но на мне был целый клан и мои дети.
Услышав его слова я горько усмехнулась. Мой отец действительно был прекрасным воином и выдающимся главой клана, но увы, он не умел быть хорошим отцом. Каллум часто рассказывал, как после смерти его матери, отец не мог даже взглянуть на него, словно тот был живым воспоминанием о потере. Их общение сводилось к тренировкам, где вместо поддержки звучали лишь колкости и критика. Вскоре у отца появилась любовница, которая родила меня. Каллуму тогда было семнадцать, и он успел застать момент когда она умерла спустя несколько дней после родов. Моим воспитанием занимались кормилицы, а отец лишь изредка появлялся в моем детстве, как тень, которая никогда не могла стать светом. Когда мне исполнилось пять, в нашем клане появилась дочь главы Дома Кровавого Сердца — Слоун. Пока отец решал, оставить ли ее в нашем клане или отправить обратно домой, она стала моей няней.
— Нужно избавиться от твоей слабости, я хочу видеть перед собой смелую женщину, а не ребенка, — произнес отец, садясь рядом со мной на пол, его голос был низким и суровым. Он пошарил в кармане и достал склянку с желтой жидкостью, которая мерцала в тусклом свете. Я была удивлена, и немного испугана что он хочет предложить мне это.
— Это тебе поможет, — добавил он, его глаза блестели от напряжения, словно внутри него бушевало море эмоций.
Я смотрела на «Сирлекс» с ужасом. Это был наркотик, который Тени принимали перед боем, чтобы избавиться от лишних мыслей и не испытывать жалости перед убийством. Но я знала и о другой стороне этой жидкости: приняв ее, ты испытываешь как твоя душа вырывается из тела, оставляя за собой лишь пустоту и боль. Именно это мой отец предлагал мне.
И тут в моей голове пронеслись слова Слоун. Она говорила, что отец не похож сам на себя. И я знала почему: он тоже выпил «Сирлекс», и именно поэтому его не заботили чувства окружающих. Внутри меня закипела ярость, и я собрав всю свою волю в кулак отпихнула его руку, надеясь что он выронит склянку и она разобьется.
— Ты опять показываешь свой характер не в нужный момент, — ухмыляясь произнес отец, и в его голосе звучала зловещая насмешка, будто он наслаждался этим моментом.
— Я не буду пить эту гадость! — нахмурив брови, зло выкрикнула я.
— Ну раз не выйдет по-хорошему, то знай: я не хотел поступать по-плохому, ты сама напросилась, — произнес он с угрозой.
В этот момент он грубо схватил меня за волосы, и я почувствовала резкую боль, когда он оттянул мой затылок так, чтобы моя голова запрокинулась назад. На мгновение наши взгляды встретились. Его синие глаза, полные ярости и безумия, на секунду показали проблеск благоразумия. Но это было лишь мгновение — тень, которая тут же исчезла, оставив только холодный огонь безжалостной решимости.
Опустив мои волосы, он сильно схватил мою челюсть, заставляя открыть рот. Я попыталась вырваться но мои попытки были тщетны. Он только сильнее причинял мне боль, сжимая мою челюсть так, что на мои глаза выступили слезы.
Всего одним движением второй руки отец вскрыл склянку с жидкостью. Я почувствовала на языке вкус пепла, горький и едкий, будто я проглотила огарок. Я не могла отодвинуться, не могла закрыть рот — он словно сам открывался, впуская в меня эту ядовитую субстанцию. Отец все так же держал меня, и когда «Сирлекс» попал внутрь, мое горло запылало нестерпимым жаром. Пламя боли разгоралось внутри, будто в меня вселился демон, требующий вырваться наружу.
Внезапно отец отпустил меня, и мое тело как марионетка без нитей рухнуло на пол. Я оказалась в агонии, и мой крик боли раздался так громко, что казалось, его слышали даже за пределами замка. Это был не просто мой вопль — это была моя рвущаяся душа. Ощущение было ужасным — будто с меня сдирали кожу, слой за слоем, оставляя только боль и пустоту. Я чувствовала, как меня разрывает изнутри, как будто в моем теле бушует ураган, сметающий все на своем пути. Агония продолжалась бесконечно — минуты растягивались до часов, и я не могла понять сколько времени прошло. Я не могла встать; мое тело не подчинялось мне, словно оно стало чужим.
Все это время мой отец сидел рядом, поглаживая меня по спине. Говорил что скоро боль отступит, и я скажу ему спасибо. Но вместо этого я лишь чувствовала, как его голос становится более далеким, как эхо в пустом зале. Когда все утихло, он позвал стражника, его голос звучал властно и уверенно, как всегда.
— Доведи ее до покоев, — приказал он, и я почувствовала как в воздухе повисло напряжение.
Я попыталась встать но мои ноги не слушались меня. Коридор казался бесконечным, Коридор казался бесконечным, его стены расплывались в тумане, а свет факелов мерцал, как звезды на небесах. В один момент стражник не удержал меня, и я упала. Громкий звук моего падения раздался в тишине, и я не смогла сдержать горький смех — он вырвался из меня, как будто это был единственный способ справиться.
— Госпожа? — Стражник был сильно взволнован, его лицо исказилось от тревоги. Он бросился ко мне, пытаясь поднять и удержать.
— Я сама дойду до своей комнаты, — процедила я сквозь зубы, чувствуя как моя гордость борется с болью.
— Но ваше состояние... — Продолжал он настаивать. Его забота начинала меня раздражать.
— Ты должен выполнять приказы! Я ведь твоя госпожа! — прорычала я, чувствуя ярость. Стражник потупил свой взгляд. Я могла понять его: ему дали приказ, а я противилась ему. Отец за такое не погладит его по голове.
Собравшись с мыслями, я встала и начала шагать вдоль коридора. Каждый шаг давался с трудом. Стражник продолжал следовать за мной. Наконец мы подошли к моей комнате, он оставил меня в покое у двери. Войдя внутрь я поняла что просто не дойду до кровати. Силы покинули меня окончательно. Я рухнула на пол, и в тот момент когда мои глаза закрылись, мир вокруг исчез. Я отпустила все: боль, страх и гнев отправившись в мир сновидений и умиротворения.