Власть Теней

Мне неизвестно, как долго я бежала по лесу, стараясь смотреть и вперед, чтобы не рассечь лицо ветками, и под ноги, чтобы не споткнуться и не упасть. Но бежать дальше среди ночи было уже бессмысленно: мне не найти дороги назад, а в темноте я не смогу увидеть приближающуюся опасность. В вещах, что я должна была взять с собой, я оставила однажды украденный защитный свиток, который мог бы мне подсобить, но, к сожалению, все прошло далеко не так, как планировалось. 

Перейдя на шаг, я медленно брела по лесной чаще, пытаясь отыскать какое-нибудь укрытие. Но ни углубления в земле, ни холмика, в котором я готова была ногтями вырыть нору, ни чего-то еще более удобного мне не попадалось. Тем временем холодало. Пусть дни еще были теплые, ночи уже во всю пели о наступившем Тримльяре. Деревья вокруг становились выше, их ряды сгущались, а тяжелые ветви нависали над головой, в проступающем сквозь кроны лунном свете изображая на земле монстров с вытянутыми лапами. 

Выжить. Дожить до утра, и я смогу отыскать себе пропитание. В детстве я не один день провела на хлебе и ягодном соке, от которых у меня болел живот, и которыми меня кормили в наказание за непослушание. Я часто не хотела выполнять порученную мне работу, и старшая горничная либо порола меня, либо лишала нормальной еды. Не голодом морила — уже хорошо. В общем-то, слуг не морят голодом, иначе они не смогут работать. 

К середине ночи, когда руки и ноги достаточно промерзли, и тело охватила назойливая дрожь, я усомнилась в своем поступке. Так ли плохо мне жилось в поместье?

Нет. Прекрати, нельзя так думать. 

Аксар не сделал из меня рабыню, это правда, хотя такая практика встречалась мне на жизненном пути. Если человеческий слуга не устраивает своего господина, его могут понизить в должности, а от рабского клейма избавиться невозможно. Оно выжигается на теле и остается болезненным воспоминанием — ноющим шрамом, сшитым из нитей горькой судьбы. 

И все же, я была лишена всего, что когда-либо было мне дорого. Злая ирония заключалась в том, что и получить что-то новое взамен я не могла: ни имущества, ни личных вещей, ни свободы воли и действий. Лишь имя, данное мне матерью и служившее последним воспоминанием о ней. Некогда и расположения Аксара, вдруг так переменившегося, я была лишена. Во всяком случае, так мне казалось. Когда я сетовала на работу, взваленную на мои плечи, я сердилась не напрасно. Не из одного желания быть кем-то больше, чем слугой, но и из-за того, что личным служанкам не дозволено было уметь половину из того, что умею я. Сей факт не делает меня особенной, исключительной или более значимой, поскольку эти умения мне вряд ли пригодятся где-нибудь, кроме поместья моего господина.

Семь лет назад. Латэя. 

— Сила нечистая тебя ведет, не ты сама идешь! Неблагодарная девчонка, либо ты приступаешь к работе, либо я выпорю тебя, как непослушную собаку! 

Старшая горничная пригрозила накрепко перевязанными прутьями. Стоило коже встретиться с ними, как она тут же омоется кровью. 

— Да иду я, иду! — с вызовом ответила я и отвернулась, высунув язык и представляя, что показываю его старшей. 

— Еще разок огрызнись, если хватит духу! Живого места на тебе не оставлю! 

На душе стало очень тоскливо. Я знала, что старшая выпорет меня, как обещала, и рука ее не дрогнет при виде детского лица и покрасневших глаз. Ничто не способно было ее разжалобить, возможно, именно поэтому Аксар некогда ее нанял. Не буду юлить, порой хотелось подложить ей ядовитый цветок. С другой стороны, иногда меня пробирала жалость к себе. У меня не было родных, и меня некому было защитить. Девочка тринадцати лет и взрослая, сильная женщина — стоит одной из них совершить попытку дать отпор, как исход ее поступка станет очевиден. 

В глазах помутнело от слез, которые никак не хотели скатываться вниз, чтобы дать мне увидеть дорогу. Но и рукой смахнуть я их не могла, ведь старшая все еще смотрела мне в спину. Если она увидит, что я плачу, еще долго будет измываться надо мной. 

Желание разрыдаться не уходило. Я перешла на бег и бежала по коридорам, пока не почувствовала сильный толчок и не упала наземь. 

— Ай! 

— Хм? Не помню, чтобы разрешал слугам держать в моем доме диких зверей. 

Я протерла глаза и увидела герцога Аксара.

Жуткий типчик. 

Так я о нем думала.

— Простите, ваше величество, — сказала я, вспоминая уроки старшей, и тут же стукнула себя по лбу. — Ваша светлость. 

— Зверек обучается манерам? Похвально. 

Злость охватила меня, и кулаки словно сами по себе сжались. Это не ускользнуло от внимания герцога. 

— Разве ты не зверек? — насмешливо улыбнулся он. — Носишься туда-сюда без дела, как дикарка. Жаль, твоя мать не успела обучить тебя твоим обязанностям.

— Моя мама!... — как же хотелось высказать ему все, что было на сердце. Хотелось крикнуть о том, что он не смеет упоминать маму, он не позаботился о ней после смерти, не дал с ней попрощаться и сам не сказал на прощание ни слова, а ведь она была его няней. 

— Твоя мать была приемлемой служанкой. Тебе стоит равняться на нее. 

— Да как ты смеешь! 

Тишина. За несколько секунд, что герцог хранил молчание, у меня перед глазами пролетела вся жизнь. Рождение, тринадцать лет жизни и вот она, смерть. 

— Вот ты где, паршивка! — старшая горничная подлетела ко мне и схватила под руку. Она бросила взгляд на герцога и в ужасе принялась ему кланяться. — Прошу прощения, господин! Умоляю меня простить, я сейчас же научу девчонку манерам! Выпорю ее, чтобы она знала, кому служит. 

— Уйди. 

— Ваша светлость? 

— А ты, — Аксар указал на меня пальцем, — следуй за мной. 

Проследовав за герцогом, я оказалась в каком-то мрачном кабинете. Он принадлежал не ему, и такой комнаты прежде я не видела. Внутри было слабое освещение, стол, два стула и письменные принадлежности. Выглядело довольно обыденно, если не смотреть на многочисленные царапины на стенах. В углах комнаты скопилась пыль — очевидно, никто не убирался в ней. Это могло означать лишь то, что в комнату никого не допускали, ведь прислуга Аксара ежедневно начищала поместье до блеска, не позволяя упасть ни одной пылинке. 

— Бери в руки перо и пиши. 

— Что писать? 

— Ваша светлость. 

Недоуменно взглянув на герцога, я ожидала каких-то более точных указаний. Аксар устало вздохнул, явно раздраженный.

 — Тебе следует запомнить, как обращаться к своему господину. Перед тобой двадцать чистых листов, которые ты должна заполнить словами «Да, ваша светлость». 

— Н-но я ведь не умею писать, — я смутилась, стыдливо пряча руки за спиной. Как служанку, меня не обучали письму и чтению. Тогда я еще не знала, что стану личной служанкой герцога, и это будут необходимые для меня навыки. 

— Тогда возьми вот эту книгу и переписывай весь текст, пока не кончатся страницы. 

Он передал мне небольшую книжку, больше похожую на записную, и ушел. А меня ждали долгие увлекательные часы в агонии и жалких попытках не переписать, а, скорее, перерисовать написанное.

Три года назад. Латэя. 

— Служанка, приготовь мне закуски и налей вина, я желаю отдохнуть. 

Как же меня раздражало, что он обращался к прочим слугам по имени, а меня называл просто «служанка», хотя точно знал, как меня зовут. 

— Слушаюсь, ваша светлость. 

— И еще. Видишь вон ту книгу? — рукой он небрежно махнул в сторону читального кресла в углу. Я кивнула. — Прочти ее и перескажи мне. Подробно.

 Если бы глаза могли вылезти, раскрой я их пошире, в тот момент они точно бы выпали из глазниц и покатились по полу. Книга, на которую указал герцог, была толще, чем моя ладонь! Мне потребуется как минимум месяц, чтобы прочесть ее и не забыть про основную работу. 

— Да, ваша светлость. Я постараюсь прочесть ее как можно скорее. 

— Три дня. 

— Простите, ваша светлость? 

— Прощение придется вымаливать, если не уложишься в три дня. Но, уверен, ты справишься. Книга написана человеческим ученым, называется «Истоки магии. Законы энергии и их различие с законами нематериального плана». 

Книга о науке, о магии, которую я обязана осилить за три дня. Быть может, есть вариант проще? Совсем недавно я где-то видела достаточно прочную веревку, вот только бы вспомнить, где. 

— Ваша светлость, не будет ли лучше, если вы сами ее прочтете? Я могу что-то неверно пересказать. 

— Латэя, я похож на того, у кого много свободного времени? 

— Нет, ваша светлость. 

— Тогда следует приступить к чтению сразу, как только выполнишь все дела, иначе тебе не успеть. Я и так слишком великодушен и дал тебе книгу с рисунками. Схемами и прочим.

 «Схемы и прочее» он называет рисунками?! Ученая книга со схемами еще хуже! 

— Позвольте немедленно приступить к своим обязанностям, ваша светлость.

Два года назад. Латэя. 

Даже день рождения не повод отдыхать — вот он, один из множества негласных законов прислуги. С раннего утра я бегала по поручениям герцога, который и на сей раз, вопреки моим надеждам, уснул не вечным сном, а обычным, вполне недолгим. 

— Латэя, ты принесла чай позже, чем обычно. Теперь тебе требуется дополнительное время?«Да» было неверным ответом, я хорошо это знала. 

— Нет, ваша светлость. Прошу меня простить. 

— Скоро я отправлюсь к королю, поэтому необходимо подготовить подарки. Напиши список и передай советнику Валорну, пусть он этим займется.

 — Что велите написать в списке? 

Аксар убрал от лица ладонь, на которую до этой минуты опирался, и посмотрел на меня. Его бровь изогнулась, а в лице читалась усталость. 

— Может, мне за тебя и ковры почистить? Обед себе приготовить? В спальне прибрать?

Было бы замечательно. 

Я не стала и заикаться о том, что писать списки подарков не моя ответственность. 

— Ваша светлость, я только боюсь, что укажу подарок, который придется не по душе получателю. 

— Это подарок, Латэя. Мне нет дела, понравится он им или нет, это лишь формальная вежливость.

 — Поняла, ваша светлость.Не успевала я доделать одно занятие, как герцог тут же придумывал мне следующее. 

— Латэя, на обед мне подали мясо, которое дурно пахло. Узнай, кто его готовил, и скажи этому человеку, что он более мне не служит, а потом приготовь рыбу. 

— Латэя, прочти мне труды Лирнатила. Нет, не о воинском деле, а о красноречии. 

— Латэя, замени чернила и цветы в вазе. 

— Латэя... 

— Латэя... 

— Да провались ты к гномам и сжарься в их печах! — раздалось в пустой, одинокой комнате. Дать волю чувствам я могла лишь здесь, в своем уголке, освещенном несколькими догорающими свечами, и встречающем каждого гостя ароматами лаванды и мяты. Всякий раз, когда мне выпадал шанс отправиться в город или оказаться во дворе поместья со стороны главного входа, а не входа, которым пользовались слуги, я не упускала его и срывала эти дивные травы. Их аромат успокаивал меня и дарил ощущение уюта. 

В комнате, наедине с собой, я решила провести пару свободных минут и потратить их на проклятия, которыми мне хотелось осыпать Аксара. Могло ли так случиться, что в прошлой жизни я сильно обидела его, и теперь он мне мстит? 

— Сию секунду, мой герцог! — сложив ладони и приставив руки к лицу в трогательном жесте, восклицала я, представляя, как отвечаю на его реплики. — Конечно, мой герцог! Переписать всю вашу библиотеку, мой герцог? Ха-ха, вы знаете, как угодить даме, мой герцог! Сделать то же, что я сделала уже тридцать раз, в тридцать первый? Да, да, мой герцог, с радостью! 

Разыгранная трагикомедия встретила своего невидимого зрителя вторым актом, исполненным ненавистью главной героини и ее великой жаждой возмездия. 

— Самодовольный, напыщенный, глупый... баран! — мне не хотелось обижать животных, но ничего более обидного, как назло, после столь загруженного дня в голову не пришло. 

Раздался стук в дверь. 

— Да кто еще?! — распахнув ее, я замерла, поскольку перед глазами возникла мужская грудь, облаченная в черную нательную рубашку. 

Третий акт. Смерть главной героини. 

— Ваша светлость, вам что-нибудь нужно? — в надежде, что Аксар не слышал ни слова из моей тирады, тонким, скорее, даже осипшим голосом спросила я. 

— Держи, — он протянул мне темно-красную бархатную коробку, повязанную лентой, — на день рождения. 

Коробка оказалась чудесной музыкальной шкатулкой, под крышкой которой скрывалась маленькая танцующая леди с причудливой прической, тонкими ручками и длинным платьем. Выглядела она совсем как человек, но по ее позе можно было судить, что исполняет она эльфийский танец: левая нога едва согнута и поставлена на носок чуть дальше правой, одна рука обхватывает талию, а вторая поднята над головой, с опущенной кистью, указывающей на макушку. Мелодия, лившаяся, стоило открыть шкатулку, тоже принадлежала эльфам. Ее можно было описать такими словами, которые не подошли бы обычной музыке: кристально-чистая, тонкая, как нить, нежная, как прикосновение возлюбленной, и трогательная, как долгожданная встреча со старым другом. 

Почему Аксар подарил мне столь дорогой подарок? Мне не встречались дешевые музыкальные шкатулки, а эта... Она была словно выполнена умелым мастером, возможно, даже эльфом, что приумножало ее ценность. Я надеялась, что это не так, иначе мне пришлось бы тщательно прятать ее от любопытных глаз. 

— Ваша светлость, зачем? — только и смогла вымолвить я. Герцог нахмурился, разглядывая шкатулку у меня в руках. Он потянулся к ней, но не коснулся. Брови расслабились, он поднял глаза и теперь изучал меня, мое лицо, и было в его взгляде нечто темное, всепоглощающее, что Аксар тщательно пытался скрыть. Что же происходило в голове этого эльфа? Он злился? Подумал, что подарок пришелся мне не по душе? 

— Я слышал, — наконец, сказал он, — что, если слушать на ночь музыку, с утра будешь расторопнее. Для тебя это будет полезно. 

В этот раз отчего-то слова герцога меня не укололи, хотя, безусловно, по-прежнему хотелось пролить для него свет на его скверный характер. 

— Спасибо, ваша светлость, — запоздало, но я поблагодарила его за подарок. — Никто не дарил мне ничего прекраснее. 

Точнее, вообще ничего не дарил, но мне не хотелось принижать значимость и красоту музыкальной шкатулки. 

— Пользуйся, — Аксар развернулся, собираясь уйти. Взглянув через плечо, он усмехнулся и добавил. — «Мой герцог» пришлось мне по нраву. Отныне обращайся ко мне так.

Так он слышал?! 

Жизнь, что в очередной раз осталась при мне, и дух, не покинувший бренное дело, стали для меня еще одним дорогим подарком в тот день.

Настоящее время. Латэя. 

Ноги устали, но ходьба разгоняла кровь, что было необходимо для выживания ночью в лесу. В руках я держала длинную ветвь, предварительно обломав на ней более маленькие веточки, и сделав ее своим оружием, хотя, в большей степени, это было утешением. Глаза слабо видели очертания деревьев в лунном свете, но разум додумывал страшные образы, таящиеся в тенях, и сердце намеревалось выскочить из груди каждый раз, когда я слышала хруст веток или шелест листьев. Лес, как ему и следовало, был полон звуков, но днем они казались веселой льющейся музыкой природы, а ночью — предвестниками зла. 

Я взглянула на луну, и мне вспомнились глаза Аксара. Его вечно любопытный взгляд, жаждущий вывернуть душу наизнанку и изучить ее. Не сразу опомнившись, я постаралась прогнать наваждение и сосредоточиться на другом. Я уже выбрала свой путь, и сойти с него было теперь невозможно. Стоит мне вернуться, как меня казнят за побег. Да и хотела ли я возвращаться? 

Вновь позади меня хрустнула ветка. Я прикрыла глаза, не переставая идти, и сконцентрировалась на дыхании, чтобы успокоиться. Когда не видно ничего дальше вытянутой руки, слух обостряется, именно благодаря этому в следующую секунду я услышала легкую поступь. Ужас, проникнувший под кожу, заставил меня замереть. 

Ни слова, Латэя. Я не должна была произнести ни звука. Если это зверь, возможно, он не нападет, пока я недвижима. Если это лесной эльф, мне ничего не поможет. 

— Кто ты и что делаешь в этом лесу? 

К сожалению, то был не зверь. 

— Брожу в поисках убежища, господин. 

Не было видно, кто стоял за моей спиной, но человеком он быть не мог. Соответственно, голос должен был принадлежать лесному эльфу, к которому я отнеслась так же, как отнеслась бы к горному, как должно было отнестись к любому эльфу. 

— Отчего зовешь меня господином? 

— Ведь вы — эльф, господин. А я человек. 

— Но ты не знаешь меня. 

— Какое обращение вам будет угодно слышать? 

— Перестань говорить со мной, как рабыня, — лесной эльф обошел меня так, чтобы я смогла его рассмотреть. — Ты дрожишь, как лист на ветру. Идем, я помогу тебе согреться. 

Фраза, прозвучавшая доброжелательно, скрывала в себе совсем противоположный смысл. При мне не было ничего лучше ветви, поэтому я выставила ее в предупреждающем жесте. 

— Не смей меня трогать! 

— О чем ты говоришь, умалишенная? Ты согреешься у костра, здесь неподалеку мой дом. 

Лесной эльф рассмеялся. Его враждебность и грязные помыслы, которые я себе вообразила, развеялись вместе со звучным, заразительным, глубоким смехом.

 Этот эльф был непохож на Аксара, да и в целом выглядел иначе, чем горные. Он был ниже ростом, хорошо слажен. Крепкое тело, натренированное, вероятно, самой жизнью в лесной чаще, было покрыто подвязанной в руках и поясе туникой, штанами и прочной, но мягкой обувью с заостренным носком, в который, как позже я увидела возле огня, было что-то набито. Волосы лесного эльфа, цвета песка, были распущены, только тонкие передние пряди заплетены в тугие косы, наверное, чтобы не лезли в лицо; озорной взгляд зеленых глаз, сливающихся с насыщенной зеленью леса, располагал к себе, но был внимательным. Незнакомец изучал меня, высматривал во мне возможного врага и оставался настороже — я это чувствовала. Все же, его доброжелательность не была похожа на фальшивую. 

— Я, кстати, Лиам. 

— Латэя.