Глава 6.
Ночь тянулась, как заевшая пластинка. Я лежала на продавленном диване, пялясь в потолок, где трещины складывались в узоры, похожие на карту из вен. Сон не шёл, он просто сгорел, как лампочка от скачка напряжения. В голове крутился голос Лео — низкий, с лёгкой хрипотцой, и его слова: «Я твоё личное море». От этих мыслей по коже пробегал резкий ток, и я не знала, чего в них больше — страха или странного, почти болезненного притяжения.
Меня разрывало. Не могла понять, что это: отчаянный голод по чему-то настоящему или паника перед неизбежным крахом. Он прав, я гнила от этой скуки, годами молясь, чтобы меня заметили... и вот. Услышал монстр. Рада ли? Чёрт, нет, я напугана до тошноты, но это лучше, чем ничего. Я чувствую себя персонажем, сорвавшимся с цепи. Я ворочалась, пока за окном не посветлело, и будильник не заорал, напоминая, что ущербный мир не остановится, даже если в твоей квартире побывал монстр.
Утро навалилось запахом сырости и вчерашнего пепла. Кофе я даже не стала варить — всё равно что пить кипяток: безвкусная имитация. Я натянула джинсы, застиранную толстовку и, накинув рюкзак, вывалилась из квартиры.
Троллейбус уже ждал на остановке, скрежещущий, как плохо смазанный механизм. Я втиснулась внутрь, чувствуя, как чей-то локоть с силой впивается мне в бок. Запах пота, кислого парфюма и влажной одежды сдавливал, как липкая паутина. Люди вокруг пялились — кто украдкой, кто с прищуром, кто открыто. Старуха в углу косилась на мои потрёпанные кеды, а парень с наушниками ухмылялся, будто знал обо мне что-то унизительное. Я отвернулась к окну, прижавшись лбом к холодному стеклу, чтобы хоть на секунду ощутить чистый, недышащий холод.
Город за окном был мертвенно-серым, как и мои мысли. Обшарпанные дома, вылинявшие вывески, лужи, в которых отражалось такое же мутное небо. Всё раздражало: скрип троллейбуса, сухой кашель какого-то деда за спиной, даже собственное отражение в стекле — бледное, с тёмными кругами под глазами. Именно так выглядит неудача. Я выглядела, как призрак, и, может, так оно и было. Призрак, который не может уйти.
Мысли о Лео вспыхивали в голове, как короткое замыкание. Его глаза, синие, как осколки льда, его клыки, его руки с пятнами крови. «Я пришёл позаботиться о тебе». От этих слов внутри всё становилось металлическим, и я не могла понять: хочу ли я, чтобы он вернулся, или умоляю вселенную, чтобы он исчез.
Колледж встретил меня привычной духотой и въедливым запахом жира из кухни, где практиковались второкурсники. Я пробралась в аудиторию, стараясь просочиться сквозь стену их равнодушия. Их шёпот за спиной был как комариный писк — раздражающий, но уже привычный.
«Зачуханка», «фрикушка», «тихоня».
Я села в дальний угол, уткнувшись в тетрадь, хотя знала, что не запомню ни слова из лекции, которая не имела никакого значения. Всё, что я хотела, — это чтобы день закончился, чтобы эта пытка закончилась... А Лео, вдруг он просто глюк? Чёрт, Кайя, хватит строить из себя жертву!
На перемене я сидела на подоконнике, бессмысленно листая телефон, когда почувствовала, как кто-то остановился рядом. Подняла глаза — и наткнулась на взгляд девушки, которую я раньше не замечала. Новенькая. Лиза, кажется. Ещё один повод для сплетен. Она поступила пару недель назад из какого-то другого города, и слухи о ней уже гуляли по колледжу: кто-то говорил, что её выгнали из прежнего места за драку, кто-то — что она сбежала от богатых родителей. Её одежда была дорогой — кожаная куртка, джинсы с вышивкой, — но была так затаскана, будто она носила её годами, не снимая. Тёмные волосы спадали на плечи, а в карих глазах было что-то острое, как битое стекло, но прикрытое лёгкой улыбкой.
— Ты всегда такая мрачная, Кайя? — спросила она, привалившись к стене рядом со мной. Её голос был низким и осипшим, будто она прокурила его до хрипа. — Или это просто твоя фишка?
Я фыркнула, пряча телефон в карман. «Нет, это не фишка. Это защита», подумала я.
— А ты всегда такая… навязчивая? — ответила я, но без злобы. Что-то в ней было обезоруживающе искренним, как будто она знала, как пробить мою броню.
Она рассмеялась, и её смех был резким, но тёплым, живым, в отличие от всего в этом чёртовом месте. Она присела на подоконник рядом, так близко, что я почувствовала запах её духов — что-то сладкое, с ноткой малины.
— Навязчивая? Назови это попыткой разобраться, — сказала она, наклоняясь чуть ближе. — Ты же, блин, как затворница какая-то— сидишь в углу, играешь, а потом исчезаешь. Я решила, что пора тебя вытащить в реальный мир.
— Реальный мир? — я подняла бровь, чувствуя, как внутри вскипает привычное раздражение. — Это тот, где все ржут надо мной за спиной, а потом пытаются подружиться?
Её улыбка чуть дрогнула, будто от удара, но она быстро оправилась.
— Не все, — сказала она, и её пальцы случайно коснулись моей руки, лежащей на подоконнике. Я вздрогнула — не от страха, а от того, как неожиданно обжигающе тёплой была её кожа. — Давай, Кайя, пойдём после пар в кафешку. Я угощаю. Расскажешь, почему ты такая… — она сделала паузу, подбирая слово, — сломанная.
Я хотела сказать «нет». Мой инстинкт кричал: она хочет что-то получить. Но её глаза, тёмные, с золотыми искрами, смотрели так, будто она и правда хотела знать. Или это самый сложный трюк, который я видела? Я не умела доверять. Мне никогда не давали повода. Люди всегда предавали — отец, мать, даже те, кто казался добрым. Я недавно встретила что-то нечеловеческое. Может, это шанс встретить хотя бы одного адекватного человека? Нет, слишком много счастья для моего проклятого везения.
— Ладно, — буркнула я, чувствуя, как щёки начинают гореть. — Только без дурацких расспросов, договорились?
Лиза ухмыльнулась:
— Договорились. Может, возьмёшь с собой скрипку? Сыграешь мне что-нибудь интересное...
Я закатила глаза, но уголки губ предательски дрогнули. Это было похоже на старую, ржавую улыбку, которую забыла как использовать. Впервые за долгое время кто-то говорил о моей музыке без насмешки. Может, Лиза и правда нормальная? Или это просто новый уровень лицемерия?
Остаток дня прошёл в тумане. Лекции, духота, шёпот за спиной — всё слилось в привычный тошнотворный гул, который я научилась игнорировать.
После пар я решила сбежать от Лизы и похода в кафе. Не потому, что передумала, а потому, что не могла больше выносить саму себя в этот день. Я хотела домой, к своей скрипке, к тишине, где меня никто не достанет. Троллейбус обратно был таким же мерзким, как утром, но теперь я не замечала ни запахов, ни взглядов. Всё, что я хотела, — это чтобы он оказался рядом. Я думала о Лео. О десятке вопросов, которые я хочу задать, и о том, что не задам ни одного.
Когда я открыла дверь квартиры, запах соли и чего-то слишком чистого ударил в нос, как пощёчина. Он был здесь. Сидел на моём диване, будто это его дом, а не мой. И, наверное, теперь так оно и было. Его длинные пальцы лениво перебирали струны моей скрипки, лежащей рядом, и от каждого прикосновения по телу пробегала странная, пугающая вибрация. Его светлые волосы падали на лоб, а глаза — те самые, пронзительно-синие, как глубокий разряд электричества — смотрели прямо на меня. В них было что-то новое: не только забота, но и откровенная тень раздражения.
— Ты опоздала, — сказал он, и его голос был мягким, но с холодным подтекстом, как удар стальной проволокой. — Я ждал.
Я замерла в дверях, сжимая лямку рюкзака. Мой дом однозначно больше не казался моим. Он был захвачен им — его запахом, его присутствием, его силой. И всё же, глядя на него, я чувствовала, как страх перетекает в безумное любопытство.
— Ты… как ты вообще сюда попал? — выдохнула я, хотя знала, что ответ не будет иметь смысла. Нельзя спрашивать о том, что не вмещается в твой мир.
Лео улыбнулся в своей манере, медленно, оголяя клыки. Его пальцы замерли на струнах, и тишина стала такой абсолютной, что я едва могла дышать.
— Ты не рада меня видеть? Твоя нерешительность оскорбляет.
— Я… — начала я, но голос предательски дрогнул. — Честно? Да, рада. Я надеялась, что ты будешь здесь. Просто... это перебор для моего обычного вторника.
— Перебор, — повторил он, и в его голосе была лёгкая усмешка. — Что ж, пора привыкать. Потому что я больше не намерен уходить.
Он шагнул ближе, и я почувствовала, как воздух вокруг меня сгущается, становится холоднее. Его рука поднялась, словно он хотел коснуться меня, но остановилась в миллиметре от моей щеки. Я чувствовала мороз, исходящий от его кожи, и одновременно — лихорадочный жар, который он каким-то образом вызывал во мне.
— Сыграй для меня, как раньше, — сказал он тихо, и это была не просьба, а что-то среднее между приказом и мольбой. — Я хочу услышать твою музыку снова. Ту, что несёшь в себе.
Я сглотнула, чувствуя, как его присутствие заполняет всё пространство. Моя рука потянулась к скрипке, но в голове бился только один вопрос: что будет, если я откажусь?
— Почему-то в последнее время всем как-то вдруг стало интересно, как я играю, — промямлила я, вспомнив о Лизе.
— Мне всегда было интересно, Кайя. По-настоящему, в отличие от других. Не забывай об этом. — он посмотрел на меня так многозначительно, что мне показалось, что он следил за мной сегодня. Или это уже паранойя?