История 2. Back From The Dead
Джон вернулся в комнату бабушки на взводе. Адреналин по-прежнему пел в крови, отдаваясь в висках ритмом только что спетой песни. «Whispers in the Dark» засела в голове мёртвой хваткой, как это часто бывало после концертов. Перед сном он вставил наушники и на последних процентах заряда того самого iPod прокрутил её ещё раз, засыпая под вокал Джона Купера.
Кошмар пришёл не как сон, а как удар по голове. Одно мгновение — и его сознание провалилось в холодную черноту. Он не видел лица, только смутный силуэт человека в чёрном, растворяющийся в тенях. Голос был не звуком, а скрежетом металла по стеклу, вдалбливаемым прямо в мозг.
«...особая связь... твой дар... музыка... способность...»
Обрывки фраз, лишённые смысла, кружились в вихре. Холод металлической поверхности впивался в запястья. Где-то вдали, сквозь толщу непонятного видения, пробивался знакомый рифф — тяжёлый, навязчивый, как сердцебиение самого кошмара.
«...back... from the dead...»
Джон вскочил, пытаясь вырваться, и проснулся. Он сидел на кровати, в холодному поту, сердце колотилось где-то в горле. Серый утренний свет злорадно подсвечивал цветочные обои в его комнате. Во рту пересохло, а в висках стучало: Back. From. The. Dead.
«Что за дурацкий сон? — с отвращением подумал он, вставая и чувствуя, как по спине бегут мурашки. Слишком реалистично. Слишком... громко. — Способность? Способность влипать в истории — вот что у меня есть».
Он списал это на стресс после драки, выступления и общей адаптации к этой глуши. Но тревожное ощущение застряло глубоко внутри, как заноза.
Спускаясь к завтраку, он надеялся на тишину. Вместо этого его встретило ледяное молчание бабушки Эвелин. Она поставила перед ним тарелку с яичницей, и тот самый взгляд, которым, наверное, сверлили гвозди до изобретения молотка, уставился на него.
— Местные сплетни, как сороки, всё разносят, — без предисловия начала она, не глядя на внука. — Выяснила, что ты не только концерты устраиваешь, но и подрался с Джекоби Мэдисоном. Это так?
— Он первый начал, — буркнул он. — А концерт... Скотти сам предложил мне выступить, — солгал Джон, надеясь, что это прокатит.
— Я не интересуюсь, кто начинал, — её голос оставался ровным, как линолеум на полу. — Меня интересует, когда это закончится. Твой отец отправил тебя сюда, чтобы ты остепенился. Не чтобы ты продолжил тут свои... концерты. С сегодняшнего дня — никаких вечерних прогулок. Никакого бара. После шести — здесь. Уяснил?
Джон отложил вилку, испуганно посмотрев на бабушку.
— Что я, под домашним арестом? Но... но я же должен выступать в баре!.. Я обещал Скотти!
— Мне абсолютно всё равно, кому и что ты там пообещал, — голос бабушки прозвучал сталью, не оставляя места для споров. — Твои обещания закончатся там же, где и прогулки после шести — за этой калиткой. А чтобы дурные мысли не лезли в голову, займёшься полезным делом. Во дворе лежит груда дров. К вечеру я хочу видеть её аккуратно сложенной у сарая.
«Домашний арест. Прекрасно», — мысленно вздохнул Джон, сжав зубы. Он с неохотой поднялся, отнёс свою тарелку к раковине и под пристальным вниманием бабушки тщательно её вымыл и поставил на сушилку. Каждое движение отдавалось унижением. Бабушка молча наблюдала за ним, скрестив руки на груди, — живое воплощение непоколебимого порядка.
Не говоря больше ни слова, он вышел во двор и отчаянно взглянул на груду неколотых дров. Солнце уже припекало. С яростью, на какую он способен, парень схватил топор и обрушил его на первое полено. Топор оказался на удивление тяжёлым. Каждому удару по полену он отдавал раздражение.
Через пару часов спина уже гудела от непривычной работы, а не от грифа гитары в руках. Он ожесточённо вгонял топор в полено, представляя на его месте лицо Джекоби. В такт ударам в голове снова застучал тот самый навязчивый ритм из сна.
B-b-b-b-b-back-back-back!
Солнце припекало спину сквозь чёрную футболку с логотипом Skillet, мозоли натирали ладони. Он уже вошёл в какой-то злой, монотонный ритм, когда услышал знакомый голос.
— Эй! Городской!
Он обернулся. По улице, запыхавшись, бежала Энни. Её рыжие волосы, обычно безупречно уложенные, сейчас напоминали настоящий «петушиный хохолк». Увидев его за работой, она резко замедлилась, и её лицо застыло в едкой усмешке.
— Ну надо же! — выдохнула она, подбегая к калитке и хватая ртом воздух. — Нашёл новую работу? Признаю, эта брутальность тебе идёт куда больше, чем твой рок в баре.
Джон устало облокотился на топор, смотря на неё исподлобья. Пот стекал по виску.
— Ты закончила? Что там у тебя такого, что заставило прибежать именно ко мне? — он мотнул головой в сторону поленницы. — Как видишь, я немного занят. Отбываю тюремный срок. Местная программа по реабилитации трудных подростков.
Энни перевела дух, и её насмешливое выражение сменилось на тревожное.
— У меня дома... творится какая-то чертовщина. Вещи сами падают, двери хлопают. А ты... — она замолчала, не в силах подобрать слово. — Я позвонила отцу, но он не берёт трубку, у них там это совещание... А вчера вечером дед умер, дядя решает вопрос с похоронами...
Джон едко хмыкнул и вытер пот тыльной стороной ладони:
— Классика: «Ой, у меня полтергейст, помогите!». Я тебе что, охотник за привидениями? Вызови копов, если что-то серьёзное.
Энни завопила почти с диким ужасом, её глаза расширились:
— Ты думаешь, я не пробовала?! — она почти сорвалась на визг. — Я звонила в участок! Дежурный сказал, что «если нет признаков взлома», а просто упала ваза, то им не до этого. Я звонила отцу, — выдохнула она, — он сказал, что у них перерыв пять минут, и что я не ребёнок, чтобы бояться каждого шороха. Сказал, что дядя Артур чудак, но безобидный, и чтобы я не драматизировала... — девушка опустила руки от бессилия. — А дежурный... он лучший друг Джекоби. Если я ему позвоню, через пять минут об этом будет знать весь город, а папа приедет и убьёт меня за то, что я опозорила его имя перед съездом. Ты же не понимаешь... тут все друг за друга, а я... я для них просто маленькая дочь шерифа, которая опять закатила истерику.
— Похороны деда? — Пробежавшись по её растрёпанным волосам, он мрачно отшутился. — Мои соболезнования твоей чёлке. И деду, конечно.
Энни закатила глаза, и в них мелькнула знакомая искра гнева, смешанная теперь с отчаянием.
— Вот так герой, как с Джекоби драться, так первый, как девушке помочь, он на домашнем аресте. Очень по-рокерски, очень героически...
Эти слова задели его за живое, перевесив усталость и обиду на бабушку. Он молча воткнул топор в пень с таким чувством, словно это был его личный враг.
— Почему бы тебе не обратиться к своему обожателю, Джекоби? — язвительно фыркнул он. — Он-то уж точно не под домашним арестом.
— Он тупой болван! — выкрикнула Энни, и в её голосе послышались слёзы. — Когда я закричала, он просто пятками засверкал!
— Ладно, петушиная чёлка, — сдался он. — Но, если это окажется шуткой, ты идёшь к моей бабке и лично объясняешь ей, почему я сбежал с каторги. И покупаешь мне самый дорогой коктейль у Скотти, если меня не запрут дома до конца лета.
Она не стала снова комментировать своё прозвище, лишь резко кивнула, её черты исказила гримаса облегчения и неподдельного страха.
— По рукам. Только пойдём уже.
Джон на секунду задержался, оглянувшись на окно кухни. Занавеска не шелохнулась. С чувством, что он совершает либо огромную ошибку, либо единственно верный в жизни поступок, он толкнул калитку и вышел на пыльную дорогу, нарушив свой домашний арест.
Они шли по улицам, и Джон впервые разглядел её дом. Дорога прошла в напряжённом молчании. Дом шерифа действительно выделялся на фоне других — большой, двухэтажный, с ухоженным газоном и белой оградой. Он кричал о порядке и благополучии, что делало происходящее внутри ещё более неестественным.
Энни открыла входную дверь, и Джон шагнул внутрь. Резкий контраст с внешним видом сразу стал очевиден. Если снаружи дом лучился порядком, то внутри царил хаос, приправленный тишиной. В прихожей с дорогими обоями с негостеприимной пустотой смотрел портрет предка в униформе. Прямо напротив входа зияла дверь в какую-то комнату, где Джон мельком увидел перевёрнутое кресло и беспорядочно разбросанные книги. Воздух пахнет пылью, старой мебелью и едва уловимым запахом страха.
Не успел он сделать и двух шагов, как из-за угла коридора появилась высокая, сутулая фигура. Это был тот самый дядя, Артур. Его лицо, испещрённое морщинами, пыталось изобразить приветливую улыбку, но получалось это у него неестественно и напряжённо. Длинные пальцы нервно теребили край жилетки.
— Энни, дорогая, я уже начал волноваться, — он прозвучал сипло и слишком сладко, как вдруг Джон попал в фокус его безмолвного, пристального наблюдения. — А это кто у нас? Неужто тот самый герой, о котором весь городок говорит? Джон, верно?
Джон молча кивнул, чувствуя, как по спине пробегают мурашки. От этого человека исходила какая-то затаённая, скользкая энергия.
— Наслышан, наслышан о твоих... подвигах, — продолжил Артур, делая ударение на слове, превращая его в лёгкую насмешку. — Джекоби — тот ещё шедевр. Приятно видеть парня с характером. Проходи, проходи, не стой на пороге. Чай предложить могу?
Он сделал широкий жест в сторону кухни, и улыбка стала ещё шире, но до глаз так и не дошла. Они оставались холодными и пустыми.
Энни, ёжась от каждого шороха в доме, смотрела на дядю с немым вопросом.
— Дядя Артур... — она произнесла тихо, почти шёпотом, прерывая его любезности. — Ты уже... решил все вопросы с похоронами? С полицией? Папа звонил?
Артур замер на мгновение, и его неестественная улыбка наконец сползла с лица, сменившись на мгновение гримасой раздражения, которую он тут же попытался скрыть.
— Всё под контролем, солнышко, не терзай себя, — он потянулся, чтобы похлопать её по плечу, но Энни инстинктивно отступила на шаг. Его рука повисла в воздухе. — Не время для грустных мыслей. Давай лучше познакомимся с твоим... новым другом.
Его взгляд снова вернулся к Джону, и в нём читалось уже откровенное любопытство, смешанное с подозрением.
— Так что привело тебя в нашу скромную обитель, юный защитник? Кроме внезапного интереса к моей очаровательной племяннице и рок-музыке.
Джон почувствовал, как сжимаются кулаки. Этот слащавый тон, острое, будто игла, внимание — всё в этом человеке кричало о фальши. И дом, обычно, наверное, пахнущий пирогами и чистотой, сейчас казался склепом, где что-то невидимое и злое готово выпрыгнуть из-за каждой двери.
После натянутого отказа от чая Артур даже не пытался скрыть удовлетворения. Его пальцы нервно барабанили по косяку, а сосредоточенность не отпускала их. В распахнутую дверь гостиной шагнул настороженный Джон, а племянница последовала за ним.
Комната предстала в идеальном порядке. Дорогая мебель, аккуратно разложенные на полках книги, ковёр без единой складки. Ни намёка на хаос, который он мельком увидел из прихожей.
— Ну-ну, приведение, выходи, поговорим, — пробурчал он, осматривая гостиную с преувеличенной театральностью. — Слушай, может, это твой дядя на кухне шумел? А тебе со страху показалось?
Энни, всё ещё бледная, лишь покачала головой и развела руками. Внезапный импульс заставил её обернуться к лестнице, ведущей на второй этаж.
— Нет... Он был наверху. Я точно слышала...
Наверху раздался оглушительный грохот, словно опрокинули что-то тяжёлое и массивное. Звон разбитого стекла пронзил звенящую тишину. Энни взвизгнула, ухватившись за Джона в рукав косухи.
Джон вырвался из её хватки и в два прыжка взлетел по лестнице, сердце колотилось где-то в горле. Верхний этаж погрузился в лёгкий полумрак. Распахнутая настежь первая дверь в коридоре выпускала лёгкий пыльный дымок.
Он рванул внутрь. Массивный дубовый стол, заваленный бумагами, тяжёлые книжные шкафы. И посреди комнаты — опрокинутая этажерка, утыканная осколками хрустальных пепельниц и статуэток. Стекло хрустело под ботинками.
— Это чей-то кабинет? — спросил Джон, заглядывая за дверь, в тёмный угол. Никого.
— Деда... — прошептала Энни, застывшая на пороге. Её глаза блестели ужасом. — Его кабинет. Никто сюда не заходил с... со вчерашнего дня.
Джон медленно выпрямился, и вдруг его лицо исказила гримаса. Парень дёрнул головой, будто отгоняя назойливую муху.
— А это уже странно... — пробормотал он, не глядя на неё.
Он неожиданно заметил семейную фотографию на камине. Старик Генри застыл в вечном суровом молчании. И в памяти вдруг сам собой, навязчиво и чётко, всплыл рифф. А за ним — строчки. Рокер поморщился, пытаясь отогнать навязчивый мотив. Жутковатое совпадение.
Вдруг дверь в кабинет с грохотом захлопнулась, точно её захлопнула невидимая рука. Джон рванул на себя ручку — она не поддалась, издав лишь глухой стук засова, щёлкнувшего с другой стороны.
— Что?.. — Энни отшатнулась, её глаза снова округлились от паники. Она потянула ручку, безуспешно дёрнула её. — Он запер нас! Я же говорила! Чёрт, чёрт, чёрт!
В ответ из-за двери донёсся приглушённый, сладковатый голос:
— Ох, ребята, кажется, старый замок самопроизвольно сработал! Весь дом немного перекосило после... ну, вы знаете. Не волнуйтесь, я сейчас поищу ключ. Отдыхайте, знакомьтесь друг с другом поближе!
— Эй, эй, петушиная чёлка, выдыхай, — Джон, сам с сердцем, колотящимся как барабан на соло-партии, упёрся руками в дверь. — Криками мы ничего не добьёмся. Твой дядя-призрак просто нас вывел.
Он подошёл к массивному столу и начал методично открывать ящики.
— Что ты делаешь? — удивлённо спросила Энни.
— А что делают все крутые детективы, когда их запирают в комнате с уликами? — Джон обернулся к ней, и в его глазах вспыхнул знакомый огонёк — смесь упрямства и азарта. — Они их ищут. Пока мы ждём вечера, давай займёмся делом. Твой дед пытается что-то сказать. Где его бумаги? Дневники, старые счета, что угодно.
Его деловая хватка заставила Энни поутихнуть. Она кивнула и робко начала просматривать полки с книгами. Напряжённая тишина снова повисла в комнате, на этот раз прерываемая лишь шуршанием бумаг.
Джон рылся в нижних ящиках массивного стола, выуживая папки с завязками и старые ссчета. Девушка дрожащими руками перебирала книги на полках, встряхивая их в надежде найти засунутые между страниц записки.
— Дед... он всегда ворчал на дядю Артура, — тихо начала Энни, листая старый фотоальбом. — Говорил, что у него «руки загребущие и совести ни на грош». Они постоянно ссорились из-за денег, из-за наследства бабушки...
— Классика, — пробурчал Джон, выдвигая ящик стола. — Из-за бабла семьи разваливаются. Мой отец, к примеру, захотел сдать меня сюда, лишь бы я не портил ему репутацию своими «дьявольскими» концертами. Кажется, у всех взрослых один и тот же болезненный пунктик. Может, это просто сильный ветер, врунишка? — предположил он, но Энни сразу же отрицательно покачала головой.
— Нет, я чувствую, здесь что-то необычное, — пролепетала она, дрожа от страха. — Тут словно мамай прошёл, кто-то перерыл весь дом!
— Не смешите меня, леди. Зловещее ей тут привиделось, тут был обычный вор. Кстати, а где твои родители?
— Они уехали в город на съезд шерифов на пару дней, им политика дороже меня. Частенько оставляют меня одну дома, но такого никогда не было...
Джон рылся в нижних ящиках стола, выуживая папки с завязками и старые счета. Вдруг он наткнулся на смятый клочок бумаги. В нём таился обрывок письма или черновика, где корявым, торопливым почерком нацарапано: «...не отдам тебе ни цента, Артур. Моё золото ляжет со мной в могилу, прежде чем достанется такому...». Остальное не сохранилось.
— Эй, посмотри на это, — он протянул ей бумажку. — Твой дядя не просто сумасшедший. Он что-то ищет. И я почти уверен, что ищет он это не здесь, — он задумался. — Твой дед... Где он похоронен?
— На кладбище, возле реки, — тяжело дыша, отозвалась девушка. — Что ты задумал, городской?
— Нам надо выбираться отсюда, петушиная чёлка, — его взгляд упал на старый письменный набор на столе, где среди прочего лежала ржавая булавка для бумаг.
— Да ты... — она снова сжала кулаки от злости. — Не мог кличку получше придумать?!
— Дай-ка сюда это, — пробормотал парень, подхватывая крепкую металлическую скрепку из комплекта документов на столе. — Идеально.
Он согнул скрепку в импровизированную отмычку, его пальцы, привыкшие к тонкой работе со струнами и медиаторами, двигались уверенно, но замок дышал старостью и никак не поддавался. Прошло несколько долгих минут, наполненных тихим скрежетом металла. Джон уже начал терять надежду, как вдруг внутри механизма с глухим и таким желанным стуком щёлкнуло что-то тяжёлое.
— Как ты... и это... умеешь? — глаза Энни округлились от изумления, сменив панику на любопытство.
— Когда твоя группа постоянно ищет, где бы репетировать, чтобы родители не слышали, узнаёшь много полезного, — ухмыльнулся Джон, приоткрывая дверь и заглядывая в пустой коридор. — Гараж с кривым замком — наше всё. А теперь пошли, тихо.
Выбравшись из дома, они не помчались сломя голову. Подобная неосторожность привела бы их к опасности. Укрывшись в старом сарае на окраине усадьбы Энни, они дождались, пока не стемнеет и не стихнет суета вокруг дома шерифа. Всё это время Джон шепотом напевал навязчивый рифф, а Энни сидела неподвижно, обхватив колени. С наступлением ночи они, как тени, выскользнули из укрытия и двинулись к реке.
Идея посетить кладбище перед выступлением в баре показалась ему внезапно не такой уж и плохой. Они шли к месту назначения в полной темноте. Лишь изредка некоторые фонари появлялись внезапно на дороге. Джон напевал под нос, отбивая ритм пальцами по бедру:
«Cause you all try to keep me down
How it feels to be forgotten,
But you'll never forget me now...»
— Ты что это бормочешь? — спросила Энни, кутаясь в куртку.
— Skillet. «Back from the Dead». Самое то для вечерней прогулки, да? — он продолжил, уже громче: — «Enemies clawing at my eyes, I scratch and bleed, just to stay alive, yeah... The zombies come out at night...»
Она настояла на том, чтобы идти с ним. «Это моя семья. Я имею право знать». И потому что она знает дорогу, для Джона это были весомые аргументы.
Когда они пришли, кладбище покрывал лёгкий туман, надгробия стояли, как немые стражи. И у свежевыкопанной могилы Генри... копошилась единственная фигура. Артур. Он что-то яростно рыл лопатой, его спина напряглась, слышался его яростный и жадный храп.
— Что он... — не успела договорить Энни.
Артур услышал их. Он резко обернулся. Безумие и испуг покинули его глаза. На смену им пришёл лишь холодный, животный ужас, что его раскрыли. Однако он моментально подумал о том, как можно использовать ситуацию в свою сторону.
— Эй, дядя! — крикнул Джон. — Грабить могилы — это не по-семейному.
Тот вздрогнул, обернулся. Его глаза заблестели безумием.
— Малыш... Ты не понимаешь. Он украл моё будущее! Оно должно было быть моим! — в каждом слове сквозила не жадность, а какая-то старая, изъевшая душу обида. — Я просто забираю своё!
Мужчина ринулся к ним, не как сумасшедший, а как загнанный в угол и смертельно опасный зверь. Он отшвырнул Джона в сторону — тот оступился и с глухим стуком полетел вниз, в открытую могилу. Боль пронзила спину.
— Энни, — его голос прозвучал тихо, но от этого стал только страшнее. — Ты не умеешь слушаться. Как и твой дед. Всегда лезете не в своё дело!
— Дядя Артур, пожалуйста, не надо! — с каждым словом она отходила всё дальше и дальше, пока не соприкоснулась с деревом. По телу прошёл озноб, какой бывает при выходе зимой на улицу из тёплого дома.
Скованная страхом, Энни зажмурилась. Преступник обыскал карман и остал старую, потрёпанную когда-то белую тряпку. Энни зажмурилась, парализованная ужасом. Каждое прикосновение свисавших ветвей ивы казалось ей цепенящими руками, впивающимися в платье острыми концами.
— Оставь её в покое! — упорно доносилось из разрытой могилы.
— Заткнись, парень, — прозвучало не угрозой, а констатацией факта. — Не заставляй меня делать то, о чём мы оба потом пожалеем. Ты просто немного поспишь, солнышко, — прошептал он, обращаясь к девушке, и его шёпот приобрёл что-то ужасно отеческое. — Пока мы с твоим другом... не придём к соглашению.
— Джон! — собрав весь страх в кучу, успела прокричать она, как на губы опустилась ужасно пахнущая ткань, замкнувшаяся в крепкий узел где-то у выпирающей части черепа.
Джон, лежа на дне ямы, видел всё краем глаза. Паника из кошмара накрыла его с новой силой. Слишком высоко, чтобы выбраться. Он беспомощен. Но тут же в висках застучал набат: No, you'll never be alone... Он судорожно запустил руку в карман. Телефон. Чудом не разбился при падении. Слепым движением он набрал 911, поднёс к уху и закричал в сторону улицы: «Кладбище у реки! Могила Генри! Он убьёт её!»
Где-то вдалеке, ещё до их прихода на кладбище, кто-то из соседей уже вызывал полицию, пожаловавшись на подозрительные огни и шум среди могил. Поэтому патрульные уже прибыли на место и услышали его крик. Этот звук отвлёк Артура на секунду. Этого хватило. С дальнего конца аллеи уже бежали полицейские...
Потом его взгляд упал на лопату, брошенную Артуром на краю ямы. Enemies clawing at my eyes. I scratch and bleed, just to stay alive, yeah. Он из последних сил подтянулся, ухватился за черенок и со всей силы рванул на себя. Лопата с грохотом свалилась в могилу, упав рядом.
Всё завертелось как в тумане: крики, наручники, защёлкивающиеся на запястьях Артура, его безумные вопли о «сокровищах». Джона и Энни завернули в алюминиевые пледы и усадили в машину. Они молча смотрели вперёд, а Энни вся дрожала.
— Спасибо, — тихо сказала она, не глядя на него. — Ты... ты не сбежал.
— Да ладно, — он сделал попытку улыбнуться, но получилось кисло. — Просто не люблю, когда мою публику пугают.
Процесс задержания Артура затянулся. Пришлось давать показания до полуночи, а на следующий день — снова ехать в участок в соседнем городке для оформления всех бумаг. Родители Энни, бросив всё, примчались к утру. Её отец, могучий мужчина с уставшим лицом, лично поблагодарил Джона, сжав его руку так, что кости затрещали:
— Дочь говорит, ты повёл себя как настоящий мужчина. За это тебе спасибо. Но если застукаю с Энни — кожу сдеру с обоих. Ясно?
Джон смог только кивнуть, понимая, что это высшая форма одобрения, на которую способен шериф.
Домашний арест, конечно, никто не отменял. Бабушка Эвелин молча наблюдала за всей этой суетой, не выражая никаких эмоций. Но когда наступил вечер следующего дня — вечер того самого концерта, — она, к его удивлению, не стала запирать дверь на ключ. Она просто посмотрела на него поверх очков и сухо бросила:
— Шериф звонил. Сказал, что ты чуть ли не герой. Раз герой — иди, геройствуй. Но чтобы к одиннадцати был дома.
Сердце Джона ёкнуло от неожиданного облегчения. Он кивнул и выскочил за дверь, не веря своему счастью.
Вечером бар забит до отказа. Слух о ночной схватке на кладбище и поимке маньяка облетел весь городок быстрее, чем лесной пожар. Скотти радовался большому количеству молодёжи в своей забегаловке. В воздухе висело густое, почти осязаемое ожидание.
Джон вышел на сцену навстречу тому самому «шансу». Рёбра до сих пор ныли от падения в могилу, а на скуле красовался свежий синяк — трофей встречи с черенком лопаты. Но адреналин уже бил ключом. В толпе он наткнулся Энни, сидевшую за стойкой бара рядом со Скотти. На смену привычной снисходительной усмешке у неё пришёл открытый, предвкушающий интерес. Поймав его взгляд, она смущённо улыбнулась и быстро отвела глаза, сделав вид, что увлечена разговором со Скотти. Этот коротка встреча глаз заставила сердце биться чаще.
— Внимание, официальное объявление от руководства: ваши барабанные перепонки в течение следующих трёх минут могут подать на меня в суд. Но оно того стоит.
И он начал, опустив первый тяжёлый гитарный риф на публику. Кто-то вздрогнул от неожиданности, а кто-то уже наслышан о городском рокере и пришёл поглазеть. Не каждый день здесь такие выступают.
B-ba-b-b-b-ba-ba-back
B-ba-b-b-b-ba-ba-back
Cold and black inside this coffin
Cause you all try to keep me down
How it feels to be forgotten
But you'll never forget me now
Enemies clawing at my eyes
I scratch and bleed, just to stay alive, yeah
The zombies come out at night
They'll never catch me
They'll never catch me
Он видел и Джекоби, который стоял в углу с парнями и смотрел на него уже не с ненавистью, а с настороженным, вынужденным уважением. Видел Скотти, который одобрительно поднимал в его сторону бокал.
Break the skin, you spread like poison
Dying slow when we all attack
How it feels to be the broken
You took a piece, now I'm biting back
И вдруг он заметил фигуру в дверном проёме. Бабушка Эвелин. Она стояла чуть в стороне от толпы, в своей неизменном клетчатой кофте, скрестив руки на груди. Ритм, отточенный и яростный, споткнулся на ровном месте. Песня не прервалась, но в её мощное течение ворвалась фальшивая, дрожащая нота — звук внезапного испуга.
Enemies clawing at my eyes, I
Scratch and bleed, just to stay alive, yeah
The zombies come out at night
They'll never catch me
They'll never catch me
B-ba-b-b-b-ba-ba-back
B-ba-b-b-b-ba-ba-back
«Прервать концерт... сейчас... при всех...» — эта мысль ударила громче ударной тарелки. Он закашлялся, пытаясь вернуть дыхание в лёгкие, и на секунду его голос ослаб. Но затем он увидел, что она стоит на месте, просто наблюдает. И это молчаливое наблюдение стало для него новым вызовом. Он вгрызся в микрофон, словно в спасательный круг, и продолжил, голос снова набирая силу, но теперь в нём слышалась не только ярость, но и вызов, обращённый лично к ней — смотри, смотри на того, кого ты хотела сломать.
Break the skin, spread like poison
Dying slow when we all attack
How it feels to be the broken
You took a piece now I'm biting back
Enemies clawing at my eyes
I scratch and bleed, just to stay alive, yeah
The zombies come out at night
They'll never catch me
They'll never catch me
Воздух словно выстрелил. Джон ударил по струнам, и родился не просто аккорд, вместивший в себя всю ярость, весь страх, всю адреналиновую дрожь последних дней. Он пел «Back from the Dead», и это не просто исполнение. Это было заявление. Воскрешение. Его собственное. Он вкладывал в каждую ноту боль от ударов, горечь несправедливости, ярость борьбы и упрямую радость того, кто снова сумел подняться.
Light it up, light it up, now I'm burning
Feel the rush, feel the rush of adrenaline
We are young, we are strong, we will rise
Cause I'm back, back, back from the dead tonight
To the floor, to the floor, hit the red line
Flying high, flying high at the speed of light
Full of love, full of light, full of fight
Cause I'm back, back, back from the dead tonight
Back, back, back from the dead tonight
Публика взревела в ответ, превратившись в единый, безумствующий организм. Джон ловил дыхание между куплетами и видел, как Энни, забыв про свою колу, кричит и аплодирует вместе со всеми с широкой и искренней улыбкой. Он видел, как Скотти довольно хлопает по стойке ладонью.
А потом его взгляд снова нашёл бабушку. И он увидел, как её скрещенные руки медленно опустились. Как суровые складки у рта смягчились. Она не аплодировала, не улыбалась. Она просто смотрела. Но в её глазах, обычно холодных и оценивающих, Джон увидел нечто новое — скупое, редкое, но настоящее одобрение. И может быть, самую малость — гордость.
И тот самый вопрос, наконец, оформился у него в голове, заглушая грохот аплодисментов: Холод металла... Человек в чёрном... «Особая сила»... Эта песня, которая пришла именно тогда... Может, это и правда был не просто сон...