Сады Ябоневни

Даня Нараян смотрит на Лару Ратчадемноен,

и столько нежности в нем, что он почти развопло-

тился, и даже мрак подземного царства превра-

тился для него в новогоднюю ночь с гирляндами,

елкой и подарками под елкой. Как будто весь мир

подчинен волнительному ожиданию, когда бо-

решься со сном, чтобы дождаться полуночи, но, не

дождавшись, засыпаешь на руках у мамы, и тебе

снится, что она гладит тебя по голове, и снег идет

в разноцветной, расцвеченной огоньками предно-

вогодней темноте.

Этих маленьких чудес из детства хватает на всю

жизнь, чтобы сохранить ощущение волшебства

и продержаться до того момента, пока ты сам не

создашь новое чудо, которое поддержит тебя

и всех вокруг тебя. И когда ты будешь спускаться

под землю с обсидиановым ножом в побелевшей

от напряжения руке и в черной обезьяньей коро-

не, то созданные тобой чудеса сильно тебе приго-

дятся, чтобы не пропасть.

Даня говорит с Ларой, как говорят с впавшими

в кому больными, которые лежат уже несколько

лет, не просыпаясь. Говорит с любовью и безна-

дежностью.

— Помнишь ту китаянку из Чиангмая, которая

продавала сигареты и выпивку в своем маленьком

магазинчике? Ну, ту, которая еще никогда не улы-

балась и всем своим видом показывала, что глав-

ная ее задача — смотреть телевизор, а торговать

она будет только в качестве большого одолжения.

Я любил эту грубую китаянку, потому что она на-

поминала мне продавщиц из детства. В тот вечер

я зашел в ее крохотный магазин, взял пару связо-

чек сигарет, продававшихся здесь как бы поштуч-

но, протянул хозяйке деньги, поглядывая в телеви-

зор, получил сдачу и вышел на улицу. На сердце

немного потеплело.

Ты ждала меня, сидя на лавочке рядом с поли-

цейским участком. Ночь была тихой, и вокруг не

было никого. Ты пила кофе и курила принесенные

мной сигареты, а я чувствовал присутствие анге-

лов, которые нас оберегают, и сказал тебе об этом.

Ты смешно фыркнула — дескать, ангелов не су-

ществует, — и тогда я рассказал о той новогодней

ночи, когда мне было, кажется, пятнадцать, и я

вернулся под утро из гостей немного пьяный от

любви, и у меня на голове был светящийся фос-

форным светом бледно-синий обруч, как нимб,

который сполз немного набок. И отец уже спал, а я

подумал, глядя на него, что он такой одинокий

после смерти мамы и такой родной.

Знаешь, иногда я делаю опасные, глупые вещи,

а на самом деле просто хочу попасть в детство,

в семью, где все хорошо. Представь, что папа лю-

бит маму всегда и безмерно, а мама носит тебя

внутри, и папа целует как бы вас обоих, и мама

любит папу, и через эту любовь ты растешь в ма-

мином животе, как василек прорастает из семеч-

ка, и эта любовь поведет тебя по жизни, даже если

вокруг будут только темные поля, где застыли бе-

лые, звенящие от мороза цветы асфоделей, утонув-

шие в вязком воздухе-спирте.