Ангел
Пробившись сквозь пелену жизни, наружу вы-
ходят сны. Ты просыпаешься мальчишкой пятнад-
цати лет, идешь к ручью и наблюдаешь за рыбами
и ящерицами: рыбы греются на мелководье, яще-
рицы — на камнях. В глубоком синем небе кру-
жатся два сарыча. Мальчик замирает, глядя вверх,
и видит паутинку, волнующуюся на ветру. Она ло-
вит солнечный свет. Где-то высоко — выше дере-
вьев, но ниже сарычей — летит бабочка. На горах
вдали лежит снег.
Мальчик слышит приближающиеся шаги. Он
скрывается в прибрежных зарослях и припадает
к земле, испещренной птичьими и звериными
следами. Перед его лицом синеют ягоды жимолос-
ти, и он срывает их губами, пачкая рот и язык
темно-красным соком. К ручью выходит темново-
лосая женщина. Она снимает босоножки и заходит
в воду по щиколотку. Мальчик вспоминает холод
воды, и у него ломит мышцы ног. Женщина ступа-
ет обратно на теплый песок и стягивает короткие
шорты. Под ними нет нижнего белья. На ногах,
чуть ниже ягодиц, видна полоса загара. Женщина
тянет через голову футболку. Ее груди освобожда-
ются от ограничений ткани и обвисают, немного
переспелые.
Мальчик останавливает мгновение, чувствует
пульс на шее, в кончиках пальцев, в ладонях. Он
весь становится звериной похотью и перестает за-
мечать происходящее вокруг.
По камням пробегает ящерица, налетает порыв
ветра, рябь идет по поверхности ручья, лес шумит
листьями и ветвями.
Женщина исчезает, и снова ручей тонет в сол-
нечной игре.
Мальчик переворачивается на спину и яростно
мастурбирует, пока сперма не брызжет ему на жи-
вот и грудь, и он замирает, глядя в небо, где плы-
вут облака. Через годы он забывает о ручье и жен-
щине и выглядит как хрупкая тихая птица. Свет-
лые глаза тихи и спокойны. Он готовится встать
на новую ступень развития. Тайна в нем, а на
вид — обычный мужчина, без семьи, детей и де-
нег, этакий проигравший в жизненную монопо-
лию, но выигравший в другой реальности, по от-
ношению к которой жизнь — всего лишь игра.
И мальчик у ручья, и Даня Нараян, и Лара Ратча-
демноен — призрачные, эфемерные фигуры, не
реальнее, чем любой другой литературный персо-
наж, помогающий проявиться чему-то огромному,
древнему и безымянному. В этом заключается ко-
лоссальное творческое усилие: найти недостаю-
щее звучание слов, уникальную мелодию, в кото-
рой зашифрован код жизни, ее скрытый смысл, и,
познав его напрямую, умереть на месте, отправив-
шись в другое качественное состояние, и уже ни-
когда не грезить о половых губах, клиторах и гру-
дях — всех этих естественных вещах, чья власть
для многих мужчин неоспорима.
А потом ты спускаешься с гор в пещеру уже
в преддверии тьмы. В синевато-серебряном полу-
мраке акация, зверобой, аканит, очитки, ящерицы
и королевы змей замирают и размываются.
По осыпающейся тропе осторожными шагами
ты пробираешься в темное лоно пещеры, где во
тьме капает вода, звучит гулкое эхо и движутся
очертания. Там отдыхает у своего походного кост-
ра архангел Гавриил — странник, — босой и ни-
щий, крылья прикрыты ветошью. Его не видно,
только чувствуешь, что он там. Тьма облепляет те-
бя, как глина, потом бессознательное прокатыва-
ется волной обжигающего огня, и сосуд готов.
Глина-тьма с душой-вином внутри. Остается толь-
ко обернуться к проходу, залитому серыми сумер-
ками, и почувствовать спиной, как из-под сырых
камней поднимаются тени — чернее темноты —
от крыльев ангела. Он как порыв ветра — очень
сильного, но совершенно бесплотного — обнима-
ет тебя, подхватывает, растворяется в твоем серд-
це, расправляет за твоей спиной исполинские кры-
лья, подталкивает вперед. Волны времени спада-
ют, личность твоя спадает, тело спадает, и ты
лежишь в траве, тихий и благословенный, видишь,
как загораются первые звезды и темные ветви гла-
дят темнеющее небо, волнуются.
Ангел спускается к тебе (их обычно изобража-
ют как человека, но ангелы не люди). Он открыва-
ет твое тело, оставляет его лежать тяжелым и хо-
лодным камнем, сброшенной змеиной кожей, пус-
тым хитиновым панцирем, берет тебя за плечи,
обнимает, и его странное лицо — не женщина, не
мужчина, и в то же время и женщина, и мужчи-
на — становится близким и как бы самоозарен-
ным. Он воспаряет и возносит тебя, не отпуская,
не разжимая объятий, и ты чувствуешь себя как
глупый избалованный ребенок в бумажной коро-
не на дне именинника — немного глуповато и са-
мозабвенно хорошо. И все это чем-то напоминает
секс с любимым человеком, но только без разделе-
ния полов, без имен, тел и, собственно, самого
секса — одна тончайшая прекрасная любовь, ко-
торая никогда не перестает.