Поворот на закат
Когда так долго стремишься потерять форму (но
не ту, которая в спортзале поддерживается) и это
наконец происходит, оно как-то даже не по себе.
И ты день за днем лежишь, свернувшись от холода
на тростниковой циновке в тростниковой хижине
на берегу реки, на границе самой большой и суро-
вой пустыни в мире. Почему так? Как можно было
искалечить человека, что он перестал верить людям
и вообще во что-либо, остался один, и перед ним за-
хлопнулись последние двери, а за окнами война,
и люди убивают за идею, ненавидят за идею, гото-
вы на любую подлость за ту же самую идею!
Сумбур и хаос — что вообще происходит?
Старый бродяга, полуослепший от катаракты,
призывает ангелов господних и бодхисатв — хоть
кого-нибудь, — чтобы поскорее захрустели его
кости и навсегда расхотелось есть, спать и тра-
хаться. Господи! Помоги! Не могу без тебя. Eli eli
lamma lamma sabacthani.
И вот ты просыпаешься утром, а вокруг никого.
Небо пасмурное, дома пустые, детские площадки
тихи, и ветер несет вдаль бумажные стаканчики
из-под кофе и целлофановые пакеты. А тебе сни-
лось, что ангелы сделали из твоего черепа чашу
и пировали — пили вино победы и любви.
Проснувшись, ты не чистишь зубы и кофе не
пьешь. Если были у тебя дом и семья, они как бы
тоже тебе приснились, и дом приснился, и друзья,
которые собираются вместе, чтобы не так страш-
но было по отдельности, и домашние животные,
вроде рыбок и черепах, все пропали, и кот сдох
в твоем сне, а утром ты не можешь его отыскать.
Ты как будто в параллельной вселенной тотально-
го одиночества и всю жизнь там провел, за исклю-
чением одного сияющего дня, когда удалось под-
ключиться к необъятной вселенной и даже не кри-
чать, хотя очень хотелось, но стать невидимым,
с черными сияющими провалами глаз, стоя перед
зеркалом в гостиничном номере, когда ты видишь
потусторонний мир и из него приходят великие
видения и духи. Вечная неприкаянная душа осоз-
нала свою вечность и нашла Дом — на одно мгно-
вение полного и окончательного просветления,
которое длилось одно мгновение вне времени.
День. Восемь часов. Бог моргнул, переключил-
ся, вспыхнул нервной системой отдельного чело-
века и оставил его в темноте снова на тысячу лет,
до следующего вневременного континуума, вол-
шебного окна в стене, в которое видно звезды.
А потом внезапно после потока образов и остер-
венелого метания — спокойствие. Жизнь идет
сквозь тебя, череп и кости, нижняя челюсть зате-
рялись в золотой прошлогодней траве, остатки
стен торчат из земли глиняными бесформенными
големами, маленькая птичка с оранжевой грудкой
села на обломок стены, взмахнула хвостиком, чи-
рикнула, защебетала, спрыгнула-слетела в траву —
такая кроха, что удержалась на тоненьком стебель-
ке. Ветер подул, стебелек качнуло, птичка пере-
прыгнула на череп, чирикнула, заглянула в пустую
глазницу и скрылась в ней.
Луна светит в окно, полная и серебряная, как
серебряная монета, затерявшаяся среди развалин,
фундаментов и глиняных стен. Луна за луной, ме-
сяц за месяцем приводят за собой солнце, и сумер-
ки все свежее и пьянее, и столько запахов — чере-
муха цветет или табаком пахнет. Ты вдыхаешь
дым, и язык немного немеет, будто от холода. Это
молодые люди курят и выпивают под деревьями
в темноте (под деревьями темнота еще гуще —
почти непроглядная). Только огоньки сигарет пля-
шут, как волшебные болотные огни, которые за-
влекают усталых путников своей пляской, и алко-
голем пахнет, и похотью, и страхом. Этакий
коктейль «отрочество — юность — аборт — алко-
голизм — преждевременное старение — ссоры —
насилие — вопль боли и отчаяния», а сейчас так
волнительно черемуха зацвела. Волнительно вды-
хать дым, жадно припивая из бутылки-титьки два
литра девять градусов поворот на закат, лево руля,
и еще белого дыма из ракеты — год за годом, по-
коление за поколением. Шприцы в лесу сложены
кучкой, где трава примята, где сидели на кортах
и ловили волны азиатских радиостанций, гор Аф-
ганистана и оазисов Великого шелкового пути.
Ловили дым из кальянных, где пахнет мятным ча-
ем и еще чем-то едва уловимым, может быть, ве-
ликой Империей и геополитическими успехами,
солдатской жизнью и фантомными болями.
Сегодня ты император, а завтра твой сын при-
сел на корточки в лесу с подарком из незавоеван-
ной Азии.
На улицах, в лабиринте дувалов и глиняных
стен, среди разноцветных ставен и фонариков
с цветными стеклами красавица приподнимает
паранджу для молодого человека, и оба понима-
ют — наказание неизбежно. Оба поплатятся. Она
поднимает черное покрывало в темной подворот-
не, где пахнет мочой, страхом и сыростью, и ее
груди и живот белеют в неполной темноте. Он не
успевает коснуться ее, только вдохнуть ее полузве-
риный запах, увидеть темный кружевной рисунок
росписи хной или татуировки (в потемках не раз-
берешь), услышать вздох и заметить боковым зре-
нием блеск ятагана.