Глава III. Ожившие кони
Смог над городом начал стремительно бледнеть — и каждый час на тон светлея, обрел он наконец свой будничный удушающе-серый цвет; то был час покоя, час бездействия: ночные музыканты ещё не отгремели, и трель заунывная сирены не нарушала лязга их.
И в этот час проснулся он, тем самым начав день.
Над ним в утреннем видении плавал, чуть качаясь, задымленный потолок; в стекло напрасно бились свет и симфонии полуночной обрывки. Для него, привычного к оркестру, было вовсе тихо — оттого он лежал в кровати, лелея тишину. В груди теплилось пламя; он руки грел и, по интерьеру пробегая взглядом, размышлял: о людях, об их — и собственной — природе; о жизни и о будущем; о друге сердца, фонарях и снах.
Сны его всегда сопровождались звоном, грохотом, шипеньем труб — не было моментов без звучания совсем; и в эту ночь, в память о прошедшем вечере, сознание его полно было стуком, лязгом бронзовых копыт: в свете аварийных вспышек пылали застывшие глаза, и расплавленный металл срывался с неподвижных губ. То были кони, бронзовые кони, вырвавшиеся из плена постаментов, разгоряченные огнём.
А тот всё так же дрожал в груди и руки жёг слегка; пыльный свет уже закрасил стены, вдалеке раздался зов — зов протяжный, неживой, и огонёк съёжился внутри. Сирена выла, выла, пока ему не стало казаться, будто где-то выл подбитый пёс, — и всё нутро его сжалось от тоски, вдруг охватившей его, черной, как уголь для печей; ему не хотелось вставать, не хотелось идти на завод, не хотелось проходить мимо рядов свинцовых внимательных глаз — но что-то, что было ясней и громче и сирены, и голоса, и звука любого иного, звало и звало его тупым, отчаянным зовом: «Спеши! Спеши!»
Он закрыл лицо руками, ещё горячими, — и живое, поющее не в согласии с городом, но с самим собой, объяло его, и эта песня своею силой сорвала ему голос. А упрямое, жестокое слово звучало, не стихая, в мозгу, сочетая в себе и совет, и приказ, и угрозу, и жизни безумный ритм, — всё громче и громче.
Сирена затихла наконец; он вытер слёзы, встал, собрался — и вышел вон с комком в дымящейся груди.