4
— Мистер Джей! — донёсся до меня хриплый, старческий зов. Граф Эвран, восседая в повозке, медленно приближался к замку. Где же он пропадал в этой проклятой деревне? Я его совершенно не видел. Колёса повозки сияли чистотой, словно насмехаясь над грязью, в то время как его сапоги были предательски мокрыми.
Кучер остановил лошадей, и граф пригласил меня в повозку.
— Благодарю вас, граф.
— Вы так беспечны, — прозвучал его усталый голос. — Несмотря на вашу зонтошляпу, прогулки под дождём небезопасны, особенно в наше смутное время.
— Много ли крестьян погибает от рук рыцарей? — спросил я, чувствуя, как внутри нарастает тревога.
— Не так много, — ответил граф, его взгляд был полон горечи. — Они суеверны, берегут себя. Лишний раз носа не покажут в поле.
— Но ведь им приходится работать под дождём, разве нет? — удивился я, пытаясь понять его слова.
— Под дождём они не работают, — пояснил граф, его голос был полон усталости. — Но несчастные случаи неизбежны, увы.
— Чудо, что вы не теряете людей в таких условиях, особенно сейчас, когда рождаемость так упала, — заметил я.
— Вы говорите как типичный придворный, — усмехнулся граф, в его глазах мелькнула искорка презрения. — Неужели вы действительно верите, что у нас недостаток населения? Разве вы не видите очевидного? Мы перенаселены. В таком крошечном мире рост численности приведёт к голоду и катастрофе.
Я сглотнул, ощущая тревогу от его крамольных мыслей. В Патренуме свято верили в то, что нам нужно больше людей для работ в тех же полях и вообще для продолжения рода, но один за одним новые беды и катаклизмы уносили тысячи жизней. Последняя такая напасть — холод. Где-то год назад ввели строгий запрет на использование магии холода. При особом навыке и произнесении слова «холод» можно на тридцать секунд овладеть волшебством, но если такой сеанс продлится чуть дольше, человека как бы замерзает, его душа и разум покидает тело или что-то такое, никто точно не знает, и всё, остается лишь тело, не гниет, не тлеет, просто замерзшее тело.
В связи с тем, что множество людей злоупотребляло этим способом медитации ради пустяковых целей, это было запрещено и каралось каторгой, иногда смертью. Разрешение на использование холода было только у очень редких людей: судей, полиции, и то не всей, короля, конечно, и его придворных, доверенных лиц и жрецов Патренума.
В основном гибли от холода бедолаги, желающие наколдовать себе еды, денег и прочих таких вещей. Кто-то просто не мог справиться, кто-то хотел всё больше и больше. В итоге появилось два города, заполненных трупами. Их называют «холодные города». Там прятались повстанцы. Когда-то опасное течение, восставшее против власти короля и культа Ученого Бога. Теперь же одно отребье.
— Разве это не очевидно? — наигранно удивился я. — Эпидемия Холода унесла столько жизней. От Холода люди гибнут чаще, чем от рыцарей, к сожалению.
— Это всё повстанцы, — отрезал граф, его лицо исказилось от гнева. — Они толкают людей к безумному желанию овладеть магией, чтобы свергнуть правительство.
— Вы осуждаете их, верно? — спросил я, вглядываясь в его лицо, пытаясь понять его истинные намерения.
— Конечно, — ответил граф. — Разве я дал вам повод думать иначе?
— Повстанцы — миф, — возразил я. — Ничтожные маргиналы, мечтатели, не способные ни на что.
Граф молча согласился, его взгляд был устремлён куда-то вдаль.
— В мечтах нет ничего дурного, — тихо произнёс Эвран. — Хотя вы так небрежно окрестили повстанцев мечтателями.
— Что хорошего в иллюзиях? — спросил я, чувствуя, как внутри меня нарастает раздражение.
— Иллюзии и мечты — не одно и то же, — ответил он, его голос был полон мудрости. — Из мечтателей рождаются учёные.
— Учёные? — я изобразил насмешку, одновременно изучая графа, пытаясь разгадать его мысли.
— Да, — подтвердил Эвран. — Разве вам не кажется, что нам нужны учёные, а не больше крестьян и рост рождаемости? Для начала хотя бы пытливые умы, люди, чьи интересы не сводятся к удовлетворению низменных инстинктов. Те, кто не готов посвятить себя лишь плотским утехам, а кто горит идеей. Самайя унаследует всё. Я не выдам её замуж. Она продолжит моё дело. Она, как никто другой, понимает, что нам нужны агрономы, инженеры, исследователи.
— Многие знания утеряны, мы собираем лишь осколки, — невнятно оправдался я, чувствуя себя неловко под его проницательным взглядом.
— Уже достаточно времени прошло, чтобы восстановить хоть что-то, — возразил он строго. — Мы живём хуже, чем средневековые люди Земли. Они были детьми на планете, росли и развивались. А мы — деградировавшие останки некогда великой и здоровой системы.
— Здоровой системы? — усмехнулся я. — Земляне уничтожили всё: свои достижения, людей, планету, войнами и оружием.
— И вы считаете это жалкое существование, которое мы влачим, лучше? — спросил старик с горечью. — Все погрязли в разврате, болезнях, убийствах.
— Вы нигилист, граф, — заметил я, чувствуя, как нарастает страх. — Почему вы осмеливаетесь говорить мне об этом, не боясь, что я донесу на вас королю?
Он не ответил.
— Вы не верите в Учёного? — тихо спросил я, стараясь скрыть дрожь в голосе.
Граф Эвран горько рассмеялся.
— Вера — роскошь, которую мы не можем себе позволить. Я вижу мир таким, какой он есть: жестоким, несправедливым и переполненным. И Учёный не вмешивается. Он либо слеп, либо его просто нет.
— А я верю... - сказал я глядя на приближающиеся ворота.
Вскоре мы подъехали к воротам. Там мы сошли на досчатый настил и по узкому коридору, минуя двор и оранжерею, пробрались в холл.
— Я очень устал, — сказал я. — Не сочтёте ли за грубость, если я пойду к себе?
Граф с готовностью покинул комнату, а я вновь ощутил прилив бессильной злости. Всё в этом деле шло наперекосяк, и я не знал, как с этим справиться.
Я поднялся в свою комнату, чувствуя себя выжатым лимоном. Слова графа Эврана, словно ядовитые змеи, клубились в моей голове, отравляя спокойствие. Нигилист, мечтатель, ученый... Кем он себя возомнил? И почему я, королевский посланник, вынужден выслушивать эту крамолу?
Сбросив мокрую зонтошляпу на стол, я подошел к окну. Свинцовое небо давило на землю, обещая новый поток дождя. Замок графа, мрачный и неприступный, казался символом его мятежного духа. Но я не позволю ему сбить меня с толку. Моя задача – выведать его истинные намерения, а не вступать в философские споры о судьбе Патренума.
Нужно было действовать хитрее. Завтра я попытаюсь сблизиться с Самайей. Говорят, она унаследовала от отца не только ум, но и своенравие. Возможно, через нее удастся выйти на слабые места графа
Вдруг я услышал осторожный скрип двери и резко вскочил на ноги, ожидая чего угодно. Нащупав пистолет, я приготовился к нападению.
Но внезапно из темноты появилась стройная и грациозная фигура Мореллы. Она шла ко мне. В комнате царил такой густой сумрак, что я с трудом различал её очертания. Она приблизилась, не издавая ни звука. Её рука в белой сорочке легко, но настойчиво толкнула меня в грудь, и я упал на спину, беспомощно раскинув руки.
Она забралась на постель и села рядом со мной. Теперь я мог видеть её лицо. Она смотрела на меня, казалось, без каких-либо эмоций, но в следующий миг, наклонившись, нежно поцеловала.
Я, конечно, ответил на её поцелуй. Но, преодолев свои желания, отстранился.
— Морелла, — сказал я, — как вы себя чувствуете?
— Мне одиноко, постоянно грустно и тяжело. Я хочу, чтобы вы помогли мне избавиться от этой боли хотя бы на некоторое время, хоть на один сладкий миг.
— А ваш муж? — спросил я. отползая и пятясь от нее как от огня.
— Он ничего не узнает.
Морелла, широко раздвинув ноги, встала надо мной, уперевшись коленями в мягкое одеяло. Моё дыхание участилось, и я прижал руки к простыне, чтобы не позволить себе то, чего мне так хотелось. Она медленно подняла подол платья и оголила бедра, потом лобок. Её половые губы манили меня к себе, она раздвинула их двумя пальчиками.
Не знаю, как моя рука потянулась туда, и я стал ласкать ее. Морелла сразу же стала извиваться, насаживая свою влажную, полную жажды плоть на мои пальцы. Я наслаждался ее конвульсивными движениями, стараясь найти и задержаться на тех точках, которые заставляли ее истекать влагой. Она бесстыдно стонала, глубоко дыша. Левой рукой она расстегнула ворот своего ночного платья, и я, поддавшись порыву, стянул ткань и стал трогать ее соски. Нет, я должен остановить себя. Она прижала мою руку к своей мягкой белой плоти.
— Морелла, я не могу.
— Но я хочу этого.
Я задохнулся от вожделения. Она легла на спину и раздвинула ноги. Я приблизил лицо к ее вагине и стал посасывать ее складочки. Она изогнулась, подергивая тазом. Я понял, что она хочет проникновения. Мой возбужденный член трепетал и ждал мучительного момента, чтобы войти внутрь ее тела. Я лег повыше, стал мять ее мягкую грудь и облизывать соски. Головка моего члена с выступившей белой капелькой тыкалась в ее лобок, и вот-вот я углубился бы внутрь.
Но когда я был готов войти в нее, коридоре раздались шаги и голос ее мужа.
- Он убьет меня, — истерично прошептала Морелла.
- Нет, он не знает, — успокоил ее я. — Делай, что скажу, и никто не узнает.
Я проворно поднялся, взял Мореллу за руку и провёл к двери. Осторожно приоткрыв её, я выглянул наружу. Её муж общался с дворецким в довольно резкой манере. Данав фыркнул и направился прямиком ко мне с каким-то странным выражением — одновременно гневным и насмешливым. Я закрыл дверь и услышал стук.
Морелла стояла не шевелясь, словно статуя. Ее дыхание обжигало мою шею, а сердце колотилось как у пойманной птицы. Я чувствовал, как ее страх передается мне, но старался сохранять хладнокровие. В этот момент главное – не допустить паники и действовать расчетливо.
Я шепнул Морелле на ухо: «Иди в ванную. Быстро». Подтолкнув ее к двери в уборную, я убедился, что она скрылась внутри. Стук становился все настойчивее, и я понял, что времени осталось совсем немного. Глубоко вздохнув, я распахнул дверь.
На пороге стоял Данав, его лицо было искажено гневом. В руках он сжимал небольшой, но явно увесистый подсвечник. Его глаза метали молнии.
— Что вам нужно, как ого черта? – презрительно простонал я, он замялся оглядывая мою комнату.
Я постарался выглядеть максимально невозмутимо.
— Господин Джей , я лишь хотел предать вам что здесь опасно в дождь и посоветовать вам...
— Да пошел ты со своими советами, убирайся, — ответил я тихо, без крика, но с таким наслаждением, какое никогда еще не испытывал. Этот дурак думает, что раз он здоровый и богатый живет здесь, в этой глуши, значит, он может угрожать мне и, конечно, издеваясь над своей женой, ощущает себя самцом. — Никогда больше не смейте стучаться ко мне в комнату, я не разговариваю с провинциалами слишком долго. Ты хоть знаешь, кто я? Прежде чем занимать мое время своими жалкими вонючими речами, потрудись придумать что-то более мене разумное, ничтожество. Одного моего слова королю будет достаточно, чтобы ты пожалел о своей наглости.
Я секунду другую, видя, как тот бледнеет и краснеет постепенно от гнева и обиды.
- Мне известно, — сказал он сквозь зубы, — как вы добились такого влияния и благосклонности короля. Он явно считал, что ударил меня по больному. Но это было его ошибкой. Я просто захлопнул перед ним дверь.
Меня охватила злость, мне хотелось избить его. Но я понимал, что моя злость вызвана отнюдь не справедливостью.
- Что теперь? - спросила она безжизненным тоном выходя как призрак из ванной.
- Ничего. Можешь прямо сейчас идти к себе и сказать, что были у меня и что я вас допрашивал по поводу смерти вашей матери, или соврать что угодно другое.
Морелла резко развернулась, и тут я поймал ее за руку.
— Нет, постой, — произнес я, сам не понимая, почему мой тон стал таким отстранённым. Я смягчил его и добавил в голос больше сердечности и тепла. — Если он обидит тебя... Я... Ему не поздоровится.
Морелла поёжилась, опустив глаза.
- Это не должно вас волновать.
- Зачем ты терпишь этого человека? Я видел, как он обращается с тобой. Он же специально заставил тебя делать это здесь, на лестнице возле моей комнаты.
Она достала платочек и вытерла глаза и нос.
- Ты дочь богатейшего влиятельного графа Эвран, весь мир зависит от благополучия вашего края. На самом деле твой отец довольно-таки крутая фигура при дворе, денег у вас достаточно. Зачем тебе жить с этим извращенцем?
— Всё не так просто и легко, как ты думаешь, — сказала она, заламывая руки.
Я усмехнулся, не скрывая скептицизма.
— Да брось! Кто бы ни пытался тебя запугать, это просто вздор, — я не мог понять, что могло заставить Мореллу подчиняться чьей-то воле.
— Пять лет назад всё было иначе. Мы были на краю гибели.
— Но почему? Что тогда произошло?
— Тина, моя мать настояла на браке. Она сказала, что это ради отца.
— Каменные лорды угрожали ему? — спросил я, не веря своим ушам. — Это же абсурд! Что они могут сделать ему? Почему бы просто не обратиться к королю?
— Мне нужно идти, — сказала Морелла, и на мгновение наши взгляды встретились. Я отпустил её руку, и она выскользнула за дверь.
Я с шумом выдохнул воздух и снова лёг на кровать. Морелла знает какую-то тайну, и я тоже разберусь с этим.
Морелла, Морелла, я провел рукой по простыне, на которой еще остались влажные следы от ее тела. В паху сразу стало горячо, и голова стала побаливать. Мои руки, обхватив член, стали быстро массировать ствол, и я кончил на то место, где так еще совсем недавно сидела эта женщина.