Иллюзия Выбора

Сквозь огромные, от пола до потолка, сквозь окна зала лился не свет, а сияние. Оно играло в гранях хрустальных люстр, весомых и молчаливых, как слезы ангелов, отражалось в золотой инкрустации на стенах и в темной глади полированного паркета. Воздух был густым и сладким, словно сотканным из ароматов выдержанного шампанского, дорогих духов и белых цветов, расставленных в изысканных вазах. Музыка — томный, живой джаз — не звучала, а струилась, обволакивая гостей, шепча им о богатстве, власти и недоступных для простых смертных наслаждениях.

Джессика парила в этом море роскоши, как странная, экзотическая птица, залетевшая не в свой вольер. Ее стройная фигура в элегантном, но простом черном платье, которое, казалась инородным телом, но от этого лишь более завораживающей. Она несла поднос с бокалами, и ее пальцы, обычно сжимавшиеся в кулаки от гнева или страха, сейчас были изящны и легки. Внутри нее вибрировала легкая, почти пьянящая дрожь — не от страха, а от осознания. Она, девушка из гетто, чьи стопы знали каждый выбоин на своем тротуаре, сейчас ходила по ковру, стоимость которого равнялась годовому доходу ее семьи.

Гости, разодетые в шелка и кашемир, смеялись, вели светские беседы, их жесты были плавными и уверенными. Джессика ловила их взгляды — оценивающие, заинтересованные, иногда снисходительные — и отвечала им отработанной, безупречной улыбкой. Каждый поданный бокал, каждое вовремя произнесенное «безусловно, сэр» приносило ей щедрые, свернутые в трубочку купюры. Они приятно утяжеляли маленькую сумочку у ее пояса, а вместе с ними прибывало и странное, новое чувство — сила. Она чувствовала себя не жертвой обстоятельств, а игроком. Пусть и на чужом поле, но игроком.

— Джессика, смотри на них! — прошипела Кристина, проносясь мимо с подносом канапе. Ее глаза блестели от азарта. — Ты рождена для этого! Они сходят по тебе с ума. Видела, как тот седой дяденька на тебя смотрит?

Джессика улыбнулась в ответ, но за этой улыбкой скрывалась буря. Она понимала всю фальшь своего положения, всю временность этого блеска. Но впервые за долгие месяцы она позволила себе примерить на себя другую жизнь. Жизнь, где можно быть не выживальщицей, а женщиной. Красивой. Желанной. Пусть на одну ночь.

Каждое ее движение было выверено, как ход в шахматах. Наклон головы, чтобы обнажить шею. Прищур глаз, когда она смеялась. Легкое, едва уловимое касание пальцами, когда передавала бокал. Она видела, как мужчины задерживали на ней взгляд дольше положенного, как их пальцы при передаче чаевых намеренно задерживались на ее ладони. Она видела, как женщины за ними оценивали ее, их взгляды — то любопытные, то ревнивые. И этот немой диалог, эта игра, в которой она неожиданно стала королевой, опьяняла сильнее любого шампанского. Деньги были осязаемым доказательством ее власти, ее контроля над этой ситуацией, над этими людьми.

— Пожалуйста, еще один бокал шампанского, дорогая, — произнес у ее уха бархатный голос. Пожилой господин с пронзительно голубыми глазами протянул ей свернутую банкноту столь крупного достоинства, что у нее на мгновение перехватило дыхание.

— Конечно, сэр, — ее голос прозвучал соблазнительно-невинно. Она взяла купюру, и их пальцы встретились. В этот миг мир роскоши, который до этого казался декорацией, вдруг стал пугающе осязаемым. Он был так близко, что до него можно было дотронуться.

Но среди этой разноголосой толпы был один человек, для которого весь этот блеск и шум были лишь фоном. Эрик стоял в тени массивной колонны, неподвижный, как сама тень. Его темный костюм сливался с полумраком, и только огонек сигареты в его руке время от времени вспыхивал, освещая на мгновение высокие скулы и жесткую линию рта.

Он наблюдал за ней с самого начала. С того момента, как она вошла в зал, прямая и немного напряженная, словно дикая лань, попавшая в клетку. И видел, как клетка эта постепенно переставала быть для ней чужой. Он видел, как скованность в ее плечах сменилась грацией, как настороженность в глазах растворилась в блеске азарта. Он видел каждую ее улыбку, каждый взгляд, брошенный из-под длинных ресниц, каждый изгиб ее тела, когда она наклонялась.И это зрелище вызвало в нем странное, почти болезненное смятение. 

До этого Джессика была для него переменной в уравнении. Полезной, перспективной, но переменной. Ему нравился ее огонь, ее упорство — это делало процесс подчинения интереснее. Но сейчас он смотрел не на инструмент. Он смотрел на женщину. Женщину, которая в этой неестественной для нее среде вдруг расцвела, став воплощением той самой жизни и страсти, что были начисто вытравлены из его собственного, выстроенного по лекалам власти, существования.

«Интересно… — мысль пронеслась в его голове острой, режущей сталью. — Никогда не видел ее такой… свободной».И в этом осознании было что-то, что задело его за живое. Он, который покупал и продавал лояльность, который держал людей на коротком поводке страха, вдруг увидел нечто, что нельзя было купить. Ее смех, когда она на секунду забылась, откинув голову, обнажив белую, уязвимую линию горла, прозвучал для него как вызов. Этот смех был настоящим. И он принадлежал не ему. Он рождался из ее собственной, неподконтрольной ему радости.

В его груди, там, где обычно была лишь ледяная пустота, что-то екнуло. Не просто любопытство хищника к новой, блестящей игрушке. Нечто более глубокое и опасное. Смесь досады, что эта часть ее ему не принадлежит, и жгучего, внезапного желания… чтобы принадлежала. Не как вещь, а как нечто иное. Чтобы этот смех был обращен к нему. Чтобы эта улыбка была для него.

Джессика, увлеченная своей игрой, не замечала этого пристального, пожирающего взгляда. Она чувствовала себя счастливой и сильной, не подозревая, что стала объектом не просто наблюдения, а настоящей, глубокой одержимости.

В конце вечера, когда зал опустел и музыка сменилась тишиной, Эрик все еще стоял на своем посту. Его взгляд был прикован к Джессике, которая, смеясь, что-то рассказывала Кристине. В ее глазах еще плескались отблески недавнего триумфа. Она была прекрасна. Жива. И абсолютно не подозревала, что только что пересекла некую невидимую черту в его сознании.

Он сделал шаг вперед, импульс подтолкнул его подойти, заговорить, провести по ее коже пальцем и стереть с нее улыбку, вызванную кем-то другим. Но он остановился. Нарушить эту иллюзию ее свободы сейчас было бы… не стратегично. Слишком просто.

Он наблюдал, как она уходит, унося с собой частичку того света, что на мгновение озарил и его мрак.

— Эта девушка… — его шепот был тише скольжения шелка по паркету, но в нем звучала стальная решимость. — Теперь ты не просто долг. Ты… станешь моим новым увлечением. Моей самой ценной добычей.

Именно в этот момент, среди угасающего блеска и тишины, в сердце, которое он считал навеки окаменевшим, упало семя. Маленькое, темное, опасное семя одержимости. Оно только начало прорастать, но Эрик уже знал — он не успокоится, пока не сорвет этот цветок, вдыхая его аромат, владея им полностью. Игра только что перешла на новый, гораздо более личный и опасный уровень.