Глава 5: Залог
Дождь ещё не успел высохнуть на серых улицах, оставив после себя мир, вымытый до состояния щемящей, уязвимой чистоты, когда раздался стук в дверь. Не просящий, а властный. Удар, от которого сердце Джессики ушло в пятки, замерло, а потом забилось в бешеной панике. Она поднялась с дивана, где укрывшись старым одеялом сидела Лиззи, и медленно, как во сне, подошла к двери, сжимая руки в кулаки, чтобы скрыть дрожь.
— Полиция, — прозвучал за дверью ровный, лишенный эмоций голос.Она открыла. На пороге стояли двое офицеров. Их униформа казалась инородным телом в этом мире выцветших обоев и скрипучих полов. Лица — маски из служебного долга и легкого презрения.— Нам нужен доступ к квартире. Обыск, — сказал тот, что был старше, не глядя ей в глаза, а демонстрируя бумагу с печатью. Документ пах офисной пылью и чужой властью.Внутри квартиры воцарилась гробовая тишина, нарушаемая лишь прерывистым дыханием Лиззи. Девушка прижалась к стене, глаза ее, огромные от страха, были прикованы к сестре. Джессика глубоко вдохнула, пытаясь вдохнуть в себя сталь, пытаясь стать щитом, за которым можно укрыться.
— Что… что случилось с Нэйтом? — выдохнула Лиззи, и ее голос сорвался на шепот, граничащий со слезами.— Ваш брат задержан. Он обвиняется в угоне автомобиля, — ответил второй офицер. Его голос был сухим и плоским, как бетонный пол в их подъезде. Каждое слово падало, как камень.Джессика почувствовала, как всё вокруг сжимается: знакомые стены, потрескавшийся потолок, воздух, которым она дышала. Вся ее жизнь, весь ее хрупкий контроль, выстроенный с таким трудом, рассыпался в прах за одно мгновение.
Она думала, что всё держит в руках. Но теперь контроль выскользнул из ее пальцев, оставив лишь леденящий, беспомощный страх.— Мы сделаем всё, чтобы он был освобождён… — сказала Джессика, и это прозвучало как клятва, брошенная в лицо безразличному миру, хотя сама она еще не знала, как ее сдержать.
Офицеры начали свой медленный, унизительный танец. Они перебирали их скромные пожитки, открывали шкафы, заглядывали в коробки. Каждое движение было напоминанием — здесь нет ничего святого, нет ничего личного.
Лиззи, тихо сползшая на пол, схватила свой блокнот, сжимая его так, будто в ней была заключена последняя защита от хаоса, что ворвался в их жизнь.Когда они ушли, захлопнув дверь с финальным щелчком, в квартире повисла пустота, более громкая, чем любой шум.
Джессика и Лиззи молча сели за кухонный стол, заваленный счетами и школьными учебниками. В руках Джессики дрожала чашка с остывшим кофе, но она пыталась сосредоточиться, найти точку опоры в этом крушении.
— Мы должны найти способ залога… — пробормотала она, обводя глазами убогую кухню. — Иначе ему грозит суд и… тюрьма.— А если мы не успеем? — тихо, словно боясь услышать ответ, спросила Лиззи. — Мама же… она… — Она замолчала, и обе они знали правду: Моника сейчас в своем тумане, в очередном притоне, и ей нет дела до сына.— Тогда придётся действовать самой, — твердо сказала Джессика, и в ее голосе зазвучали ноты, которых Лиззи раньше не слышала. Ноты отчаяния, переплавляемого в решимость. — Мы найдем деньги. Займем, одолжим… продадим душу, если придется.
Они просидели несколько часов, перебирая все возможные варианты, все унизительные просьбы, все старые долги. Лиззи записывала каждую мысль на клочке бумаги, а Джессика сжимала зубы до боли, думая только о том, как защитить брата и не дать семье рассыпаться окончательно.
И тут, без стука, без предупреждения, дверь тихо открылась.В проеме, залитый тусклым светом из коридора, стоял он.
Эрик.
Он вошел бесшумно, как тень, заполнив собой все пространство крошечной прихожей. Высокий, в темном пальто, с лицом, которое было бы красивым, не будь оно высечено изо льда и гранита. Его глаза, холодные и пронзительные, медленно обвели комнату, скользнули по перепуганной Лиззи и намертво впились в Джессику. В них читалась не угроза, а непоколебимая власть, спокойная уверенность хищника, знающего, что добыча уже в ловушке.
— Джессика, — его голос был низким, ровным, и он прозвучал как ласка, если бы ласка могла быть отлита из стали. — Я знаю, что твой брат в беде.Он сделал шаг вперед, и воздух в комнате сгустился, стал тяжелым, трудным для дыхания.— Я могу вытащить его. Сегодня же. Но есть условие. — Он остановился в двух шагах от нее, и Джессика почувствовала исходящее от него тепло и опасность. — Ты должна отработать его долг.
Джессика вскочила, сжимая кулаки. Страх и яростный гнев смешались в ней с чем-то еще — с щемящим, запретным любопытством. Лиззи инстинктивно прижалась к ее боку, дрожащая рука вцепилась в ее футболку.— Что значит «отработать долг»? — спросила Джессика, и ее голос, к ее собственному ужасу, дрогнул не только от страха, но и от нахлынувшего адреналина.
Эрик внимательно смотрел на нее, будто видел насквозь — ее отчаянную храбрость, ее усталость, ее готовность на все. Его взгляд скользнул по ее сжатым кулакам, по напряженной линии губ, задержался на глазах.
— Всё просто, — сказал он тихо, почти интимно, и в его голосе вдруг прозвучала обманчивая мягкость. — Но опасно. Ты будешь работать на меня. Делать то, что я скажу. Когда я скажу. Без вопросов. Взамен твой брат будет свободен. Чист.
Он снова сделал шаг, сократив дистанцию до минимума. Теперь она чувствовала легкий, терпкий запах его одеколона, смешанный с холодом улицы.— Это не просто работа, Джессика, — продолжил он, и его слова были обращены только к ней, будто Лиззи и не существовало. — Это доверие. А доверие, однажды данное, нельзя нарушить. Последствия будут… необратимы.
Слова повисли в воздухе, тяжелые и сладкие, как яд. Джессика понимала: это не просто выбор между свободой брата и рабством. Это выбор между той жизнью, которую она знала, и погружением в пучину, на дне которой ждал он. Этот человек, одновременно отталкивающий и невероятно притягательный, предлагал не просто сделку. Он предлагал ей войти в его мир. Темный, опасный мир, где он был королем.
Лиззи, не выдержав, тихо прошептала, ее голос был полон слез и безоговорочной веры:— Делай что надо, Джесс. Ради брата. Ради нас.
Джессика сжала кулаки так, что побелели костяшки. Она выдохнула, и в этом выдохе было прощание с той девушкой, которой она была минуту назад. Она посмотрела в глаза Эрику — в эти бездонные, холодные глаза, в которых вдруг, как ей показалось, на мгновение мелькнула искра чего-то, кроме расчета. Интереса? Вызова?И впервые она почувствовала, как по спине бежит не только холодок страха, но и странное, пьянящее чувство неизбежности.
Она знала: путь, который он предлагал, будет болезненным, унизительным, смертельно опасным. Но он также будет дорогой к нему. К человеку, в чьих руках была теперь не только судьба ее брата, но, как ей начинало казаться, и ее собственная.
— Хорошо, — сказала она, и ее голос прозвучал тихо, но четко, не оставляя места для отступления. — Я согласна.И в этот момент, глядя в его победный, леденящий душу взгляд, она поняла, что Нэйт был лишь разменной монетой в игре, правила которой она еще не знала, но в которой уже была главной фигурой.
Игра только начиналась.