Пролог. Результаты анализа.
Белый, слишком белый свет клиники «Эдем» отражался в глянцевом полу, сливаясь с запахом антисептика и тихим гудением вентиляции. Эмиль смотрел в окно на дождь, барабанивший по стеклу, и чувствовал себя образцовой лабораторной мышью. Здоровой, ухоженной и совершенно безвольной.
Очередное ежегодное обследование подходило к концу. Рутина, которую его семья блюла с педантичностью, достойной лучшего применения. Маркус и Дэниел считали, что лучшая инвестиция – это инвестиция в здоровье. Эмиль считал, что лучшая инвестиция – это инвестиция в собственный покой, которого сейчас ему решительно не хватало.
— Ну вот, основные показатели в полном порядке, – голос доктора Элиота, ровный и профессиональный, вернул его к действительности. – Гемоглобин в норме, гормональный фон стабилен… Исключительное здоровье, Эмиль. Вашим родителям не на что жаловаться.
Эмиль лишь кивнул, сдерживая едкое замечание о том, что его родители жаловались бы с большим энтузиазмом, если бы результаты были иными. Доктор Элиот был хорошим специалистом, лояльным их семье, но его безмятежная уверенность временами раздражала.
Врач пролистывал результаты на своем планшете, и его безупречное профессиональное выражение лица на мгновение дрогнуло. Легкая тень любопытства промелькнула в его глазах.
— Хм, – он произнес скорее для себя, увеличивая какой-то график. – А вам никогда не проводили полный панельный анализ на рецепторную чувствительность? По старому протоколу?
Эмиль перевел взгляд с дождя на врача. Внутри что-то насторожилось – не страх, а то самое звериное чутьё, что включалась у него при виде нестыковки в данных или странной аномалии в финансовом отчете.
— Не думаю, – ответил он, голос намеренно оставался ровным. – Это что-то критичное?
— О, нет! Ни в коем случае! – Доктор поспешно покачал головой, осознав, что мог посеять панику. – С вашим здоровьем всё идеально. Просто… вот этот специфический маркер. Он встречается очень редко. Считается атавизмом.
Он повернул планшет, показывая Эмилю хаотичное переплетение линий и цифр. Для непосвященного это был просто набор данных. Для Эмиля – головоломка, в которой он сразу уловил аномальный пик.
— И что это означает на человеческом языке, доктор? – спросил Эмиль, чувствуя, как ледяная спокойная тяжесть опускается ему в живот. Он ненавидел неопределенность.
Доктор Элиот слегка замялся, подбирая слова, как будто говоря о чем-то слегка неприличном.
— В упрощенном виде… ваша репродуктивная система обладает высочайшей избирательностью. Для успешного зачатия вам потребуется генетический материал двух разных альф. Исторически таких, как вы, называли «королевскими». – Он произнес это слово с легкой неловкостью, как будто цитируя пыльный фолиант по истории медицины.
Тишина в кабинете стала густой, звенящей. Даже гул вентиляции казался приглушенным.
— «Королевскими»? – повторил Эмиль, и его собственный голос прозвучал отчужденно. Острый ум, который обычно работал с обезоруживающей скоростью, на секунду застыл, пораженный прямым попаданием. А потом рванул вперед, выстраивая логические цепочки с пугающей, безжалостной четкостью.
Королевский. Не титул. Не привилегия. Клеймо. Приговор. Два альфы. Ему потребуются двое. Его тело будет саботировать любую попытку зачатия, пока не получит то, что нужно его уникальной генетике. Его будущий брак – уже не просто «выгодная партия» или неприятная необходимость. Это станет политической сделкой самого высокого порядка. Его не просто выдадут за альфу из влиятельного клана. Его превратят в инкубатор для общего наследника двух кланов. Его уникальность сделает его самым желанным и самым беззащитным трофеем в играх старой элиты. Он станет не супругом, а общим достоянием. Вещью.
Не страх. Изначально не страх. Его захлестнула волна абсолютной, всепоглощающей ярости. Ярости от осознания, что его собственное тело, эта сложная биологическая машина, только что предало его, вынеся ему пожизненный приговор без права на апелляцию. Его отточенный, острый как бритва интеллект, его главное оружие и щит, оказался бесполезен против генетического кода.
Он механически кивнул доктору Элиоту, встал. Его движения были выверенными, спокойными. Лицо – идеальной маской безразличия. Он поблагодарил, вышел в коридор, прошел мимо улыбающихся администраторов.
Но внутри бушевал ураган. Хаос из гнева, отвращения и леденящего душу расчета.
Именно в этот момент, под бесстрастными взглядами дорогих картин в коридоре «Эдема», сквозь призму холодного ливня за окном, и родился Зародыш Плана. Еще смутный, еще без деталей.
Если уж его судьба – быть разменной монетой в союзе двух альф, то этими альфами будут те, кого выберет он сам. Он не будет жертвой системы. Он изучит ее, поймет ее правила и использует их, чтобы нанести ответный удар.
Его особенность, только что казавшаяся проклятием, внезапно обернулась единственным козырем в его руке. И он был готов пойти ва-банк.
Дождь за окном усиливался, смывая привычные очертания мира. Для Эмиля он уже никогда не будет прежним.